У Дэна с Херин родилась чудесная дочка, и меня попросили быть её крестной. Я согласилась с благодарностью и искренней признательностью, ловя каждую возможность подержать её на руках, понянчиться, полюбоваться крошечным созданием, плодом любви, вокруг которого образовалась двойная порция родителей, потому что нам с Химчаном нужно было сублимировать куда-то. После второго сорвавшегося ЭКО я отказалась продолжать лечение и какие-либо попытки и перестала говорить о том, что хочу детей, что они у нас должны быть. Лето подошло к концу, и наступила осень. За эти месяцы я поняла, что вела себя эгоистично, сокрушаясь по поводу бесплодия. Что бы ни думал на самом деле Химхотел быть отцом или нет, - ему приходилось утешать меня, а ведь это касалось и его. Я не имела права перетягивать на себя одеяло. Ему будто и без того трагедий мало, а причина очереднойименно во мне, так почему я выставляю себя жертвой? Я догадывалась, что он часто думает о том, что убил собственного отца, что убивал людей и что вел скверный образ жизни. Это не уходит бесследно и это тоже тяжело носить. С его мнительностью и фатализмом, он мог приписывать моё бесплодие своей судьбе и заслуженному за всё наказанию. Так куда ещё я со своим нытьём и жалобами? Достаточно. Я снова буду той Шиллой, какой была всегда, неважно, хорошо ли мне или плохо, трудно или легкоя живу ради и для Химчана, я живу им, и он моя единственная опора, единственная надежда, так же, как и я у него. Мы должны думать друг о друге. А потомухватит! Вместе с искрящимся золотом сентябрем, я тоже стала солнечнее и ярче, вернув на лицо свою жизнеутверждающую улыбку. Она всегда меня спасала, что бы ни случалось. Если всё, что было до этих пор, не сломило меня, то разве загонит меня в тупик одно неисполнимое желание? Да, я не стану мамой, но ведь не всем людям размножаться Нас на Земле и так много. Стало быть, у меня другое предназначение, другая миссия. Набросившись на Хима с порога в возобновленном любовном порыве, я отключилась от драмы и захлебнулась в нашей любви, брошенной нам жизнью, как спасательный круг. Ничто не могло омрачить моего существования, когда Химчан растерзывал меня на кровати, до боли в ногах закидывая их на свои плечи на долгие-долгие минуты, до припухлости губ зацеловывая их ненасытными поцелуями. Спустя год совместной жизни, в обыденном и простом быту, мы сохраняли страсть первой ночи и волнение о том, что время друг без друга может быть потеряно напрасно. И такими ночами можно было забыть обо всём. Если бы они длились вечно, не возвращая к беспощадным и бестолковым дням
* * *
- Срок опыта работы?уточнила у меня строгая дама, видимо, заместитель директора ресторана, в который я решила попробовать устроиться. Я училась на последнем курсе и собиралась через полгода защищать степень бакалавра, так что достаточно трудиться официанткой, почему бы не замахнуться на администратора зала? Я начала с неплохого заведения, поближе к центру, где бывают иностранцы, и моё образование переводчика было бы как нельзя кстати. Я выписала два объявления о вакансиях, но по первому меня саму ничего не устроило, слишком уж был неважным кафетерий. Даже та бигмачечная, в которой я трудилась сейчас, была лучше.
- Год и четыре месяца, - ответила я. Рост по иерархии в подобном бизнесе был нормальным явлением. Пройдя школу официантки, я была бы превосходным администратором, я была в себе уверена. Стрессоустойчивость и умение располагать к себе клиентовосновные дары, полученные от занятия проституцией.
- Диплома ещё нет, я так понимаю? Совмещать учебу придётся?..
- Я уже совмещаю, и очень успешно, - не теряя оптимизма, заверила я. Мне нужна работа! Более загруженная, чтобы отнимала больше мыслей, чтобы концентрироваться на ней, а не тупо разносить тарелки, и более солидная, потому что я хочу дотянуться до Хима и соответствовать ему, быть немного более «леди». До сих пор я чувствовала себя уличной девочкой рядом с ним, таким взрослым, таким серьёзным, таким умеющим, талантливым и понимающим.Не волнуйтесь, мои занятия никак не отразятся на работе.
- Хорошо - изучая моё резюме, женщина поправила очки и подняла на меня взгляд.Вы замужем, да?
- Да, больше года. - Пальцы вцепились в коленки. Почему-то пошел мандраж. Ну почему работодателей всегда волнует личное? Это никак не относится к сфере деятельности, никак!
- А как насчет декрета? Детей планируете?В голове снова раздался треск и я, кажется, обронила улыбку, да так резко, что это заметила дама. Запнувшись, я уговаривала себя не молчать и, в результате, заставила выдать ответ:
- Нет мы хотели - Почему я должна говорить ей это? Чужому человеку. Зачем? Какое её дело? Я хочу просто держать это в себе и не обсуждать больше. Почему вы мучаете меня? Я отсекала в интернете те вакансии, которые требовали заполнения анкеты, ведь в каждой, при указании того, что ты молодая девушка, появлялся вопрос о семье и детях. Не любили, видите ли, принимать тех, кто может едва устроившись, бросить работу из-за материнства.Но у меня проблемы со здоровьем - Я замолчала, выдавив из себя правду. Ведь это я чего-то хочу от этого места, получить хорошую работу, значит, я должна быть откровенной и сказать всё, как есть. Но женщина, к которой я начала испытывать острую ненависть после её вопроса, посмотрела на меня с неприкрытым недоверием. По её мнению я вру, чтобы получить работу?
- Вы ещё молоды, всё может измениться, - с такой уверенностью произнесла она, будто лично решала такие проблемы, причем с легкостью.Вы же можете усыновить детей и захотеть заниматься ими
- Я - открыла я рот, чтобы что-то противопоставить, но поняв, что растеряла свой шарм и задор для получения должности, едва держась, чтобы скрыть возникшую неприязнь, пусть и не совсем справедливую, и не высказать в лицо всё, что подумала, я взяла со стола своё резюме и, поднявшись со стула, тихо сказала: - Простите
Выйдя из кабинета, я поняла, что не смогу ещё пару месяцев ходить на собеседования, зная, что там опять, снова и снова будут спрашивать об этом, и я должна буду открывать свою боль, терзать себя, при этом без какой-либо гарантии, что меня возьмут и примут. С большей вероятностью, увидев, как я бледнею и скисаю при разговоре о детях, меня будут отметать. Я думала, что взяла себя в руки и иду на пути к смирению, но жизнь подставляет неожиданные подножки. Даже если я сама не касаюсь больной темы и обхожу её стороной, найдутся случаи, когда она сама упрется мне в лоб и потребует вспомнить о ней, как будто мои мучениячья-то отрада. Отрада этого общества, более полноценного, более успешного. Потому и успешного, что есть недоделанные, как я, уступающие дорогу. Потому это общество и бывает счастливо, что сравнивает себя с такими, как я, и хлопает в ладоши, что есть кто-то похуже.
Притормозив у побирающегося нищего, не имеющего ног, сидевшего на инвалидном кресле, я достала кошелек и положила ему десять долларов. Эти деньги помогут выжить, но не вернут ему ног. Так и я Зря Химчан верил во всемогущество медицины. А если у меня там что-то вот такое же, как отсутствие ног? Это уже не исправить. А, самое ужасное, этого ведь совершенно не видно, и никто не заметит мой дефект, как ампутированный орган. Если человек не может ходитьсразу видно, никто не задаст глупых вопросов. А когда ты не можешь иметь детей, ты должна говорить об этом, исповедоваться, открываться и кому? Каждому? Но это моё, личное! Это не ваше дело! Не поднимая глаз от асфальта, я добралась до дома. Перед самой дверью я сделала глубокий вдох, улыбнулась и достала ключ.
Химчан читал какую-то книгу, лежа на кровати. У него был выходной. Скинув ботинки, я запрыгнула к нему и поцеловала его в щеку.
- Как собеседование?отложив чтиво, поинтересовался он.
- Неудачно, - передернула я плечами так, будто это ничего не значило.
- А что такое?нахмурился он.Это кто посмел тебя не взять?
- Да нет, скорее взаимно не сошлись в симпатиях, - успокоила его я, положив голову ему на плечо и вздохнув.Ты так посмотрел, как будто собрался застрелить кого-то из-за подобной ерунды.
- Если тебя кто-нибудь обидит, я забуду своё обещание больше не трогать людей, - серьёзно, тепло и заботливо погладил он меня, чмокнув в висок.
- Не надо, я могу за себя постоять, ты же знаешь. - Закинув на него ногу, развернулась я к его лицу лицом и с намеком посмотрела в глаза.Если придется, и за тебя голову отверну кому-нибудь.
- Я в тебе не сомневаюсь, - улыбнулся он и поцеловал меня. Игриво сползя ниже, я задрала его пуловер и приникла губами к плоскому животу, поднимая одежду всё выше и поднимаясь вместе с обнажающимися участками тела поцелуями, пока не дошла до подкаченной груди и, проведя по ней языком, забралась сверху на Хима, завладев его губами. Он приподнял голову с подушки, прижимая меня к себе. К черту работодателей, к черту их бестактность и недалекость, к чёрту всё на свете, всё, что за пределами нашего жилища!
- Я так сильно люблю тебя, - прошептала я ему на ухо, снимая с себя одежду.
- Это взаимно, - с потаённым коварством приподнял он один уголок рта. В такие моменты, приближающиеся к сексу и во время него, в нём снова просыпалось что-то такое, от прежнего убийцы и частично маниакального психопата, который завораживал и удивительным образом сочетался с тем скромным, порядочным и рассудительным Ким Химчаном, которым был всё основное время мой муж. Иногда казалось, что стремление творить какие-нибудь пакости по ночам в нем не уснуло, и когда он уходил по своим делам системного администратора после полуночи (интернет дело такое, в нём нуждаются круглосуточно), я представляла, что он переодевается в костюм супергероя и мочит плохих дядек. Не знаю, расстроило бы меня или обрадовало, окажись, что так и есть?
Новые вечера
Фирма, в которой работал Химчан, обслуживала много чего в Нью-Йорке: производства, офисы, общественные заведения и частных лиц, юридические организации, агентства и даже биржи. Не так как я три года назад, конечно, обслуживала, а по-нормальному, предоставляя интернет-услуги, обеспечивая его бесперебойность и скорость. Среди его клиентов оказался и ресторатор, с которым он познакомился и вошёл в отдаленно приятельские отношения по причине того, что тот был нашим землякомкорейцем. Богатый и достаточно молодой человек, он согласился взять меня администратором к себе, минуя собеседование и веря Химу на слово, что его женаответственный и добропорядочный труженик. Когда я узнала, что за меня уже договорились, то сначала вознегодовала. Желая хоть чего-то добиться самостоятельно, я едва не обиделась на Хима за то, что и здесь он тащит меня на себе, своим умом, своими связями, но когда в ответ по-настоящему обиделся он, не разговаривая со мной целый день за то, что я не хочу принять от него эту помощь, мне пришлось сдаться и устроиться по блату. Ладно, надеюсь, что хотя бы диплом я напишу без чьей-либо помощи.
Так я и оказалась на должности, которой добивалась. Ресторан был восточно-европейский, солидный, постоянно полный туристов и приезжих не самого простого уровня; обедали в залах в основном деловые японцы, китайцы и представители других азиатских наций, которые наведывались в Нью-Йорк по делам, ужинали позже представительные пары, партнерские компании, задержавшиеся коллеги и иногда семьи истеблишмента, по утрам заходили жены бизнесменов с детьми, или сами предприниматели и директоры, по пути в какой-нибудь элитный клуб или фитнес. Знания языков пригождались мне непосредственно, так что появился наглядный стимул учиться ещё и ещё. Я даже стала брать у Херин уроки японского, когда заезжала к ним с Дэниэлом повозиться с Бомми, их дочуркой, обязанности чьей крёстной с любовью и радостью исполняла. Если у меня появлялся свободный вечер, я обязательно освобождала от домашних хлопот Херин и брала на себя роль мамы, чтобы она сама отдохнула.
Начальника своего, эталон вежливости и интеллигентности в лучших устаревающих традициях, Джереми Юнга, я видела редко, но всякий раз, как он появлялся, я ждала, что он сделает мне выговор или останется недоволен чем-то. Во-первых, я искренне верила, что взятые по чьей-то просьбе сотрудники тяготят и на самом деле не соответствуют тому выбору, который сделал бы работодатель без подсказки (хотя господин Юнг ни разу и словом не обмолвился о чем-либо подобном, в этом скорее виновата моя мнительность, что я так думаю). Во-вторых, настолько он был чопорно-приличным, что я ощущала своё полное несоответствие всему тому, что его окружало. Но зато было ясно, почему они нашли общие темы с Химом и общались: оба выглядели жуткими аккуратистами и людьми дела и чести. Такие ценят достойных оппонентов, потому что найти их не так-то просто.
Эта работа занимала не просто больше времени, чем предыдущая. Она занимала в два-три раза больше времени, потому что теперь нужно было не разносить тарелки (а если приходили важные клиенты, то и это тоже), а следить, как их разносят другие, встречать гостей, распоряжаться залом, наблюдать за порядком в нём, проверять исполнительность уборщиц, бармена, шести-семи (в зависимости от смены) официантов, совершать проверку кассы и запрашивать отчетность с кухни, убеждаться, что с поставщиками алкоголя и продуктов никаких сбоев, нанимать оформителя в зал, когда приближался какой-нибудь праздник, вроде Хэллоуина, сопоставлять качество и стоимость таких услуг, оценивать результат, чтобы он удовлетворил изысканные вкусы кушающих у нас нуворишей. Голова была забита до поздней ночи, и вскоре уже автоматически думала только о ресторане и его нуждах. Я приходила в него около часа дня, к открытию, а уходила из него после часа ночи, когда двери закрывались за последними посетителями. Жизнь швырнула меня в карьерные перипетии, спасая от самой себя и своих проблем. Вспоминать их было некогда и, сердящаяся ранее на Хима за то, что его могут сдернуть из постели ночью и до утра, теперь я получала от него злопамятные ответные упреки. Добираясь домой к двум ночи, я падала спать, а в восемь уже вставала на учебу, и так большую часть недели, день за днем. Выходные уже не пугали скукой и бездельемя ждала их, как спасения и возможности выспаться. А Химчан ждал их, чтобы забрать накопленный супружеский долг, потому что тактично не лишал меня последних сил в течение трудовых будней. Его непредсказуемые дежурства и отправки на вызовы ненадолго выпали из моего поля зрения, потому что от усталости я иногда, к своему стыду, не замечала, когда он ушел, а когда вернулся. Но постепенно я вживалась в новый ритм и приходила в себя, акклиматизируясь и привыкая. Сон стал спокойнее и более чутким, а не беспробудным, без задних ног, и когда по выходным вдруг отсутствовал Хим, я воспринимала это, как личное оскорбление. Особенно после случая, когда как-то вышло так, что мы с нашими графиками не смогли пересечься три дня подряд. Мы только созванивались, и оставляли друг другу записочки на подушках и столе, или стикером на мини-холодильнике или ноуте. Я разрисовывала свои сердечками и поцелуйчиками, сообщая, во сколько вернусь и куда убежала, а он ограничивался текстом ровного каллиграфического почерка без живописи, с дивно органичным сочетанием заостренных вершин букв и витиеватых, округлых низов, но зато содержащим такую милую заботу, что в его чувствах сомнений не возникало. «Не ставь тапочки у порога. Когда ты ночью приходишь, то спотыкаешься и можешь ушибиться». «Убедись, что ничего вокруг не намокло, когда включаешь фентоком ведь ударит!». «Надень шапку! Хватит форситьуже ноябрь!». «Тень я выгулял, обедай не спеша и отдохни». Исполняя его командирские указы, я дождалась своего выходного, но не успела, отдохнувшая и потягивающаяся, открыть утром глаза, как он умчался в свою контору. Позвонив ему днем, я услышала предупреждение, что скорее всего он будет поздно. Вечером его телефон оказался вовсе отключен. А когда он явился далеко за полночь, я уже ненавидела весь мир, переволновавшись и истомившись ожиданием. Вымотанный и чем-то загруженный, Хим тепло поцеловал меня и, умывшись и даже ничего не поев, вырубился спать. Не посмевшая приставать к нему, на первой паре в университете на следующий день я думала о том, что будет, если мой крутой мужчина перестанет изматывающе до меня домогаться и однажды, кто знает, вообще насытится сексом окончательно и потеряет интерес к моему телу? Это было очень глупо, думать о таком в связи с единственным разом, что Хим не воспользовался возможностью заняться любовью, но эта бредовая идея не покидала меня пол-утра.