Ты подписала все бумаги, которые дал Шеридан? спрашиваю я, прежде чем взять документы. Страницы брачного договора перемешаны с рутинными документами.
Да. Она видит, что у меня в руках. Он сказал, что здесь будет намного больше.
Прямо в точку, Шеридан.
Все готово и ждет тебя, говорю я ей с дружеской усмешкой. Довольно приличная стопка. В основном переоформление документов для компаний, занимающихся коммунальными услугами, ну, там, электричество, телефон, газ вся эта фигня, в которой нужно сменить имя Джона на твое.
Она тяжело вздыхает и смотрит на стол.
Я беру стопку и ручку. Изо всех сил стараясь, чтобы дальнейшее прозвучало самой скучной и утомительной вещью на свете, я спрашиваю:
Как насчет подписать это прямо сейчас? Займет минут десять, ну, двадцать от силы.
Да, в принципе, почему бы и нет. Она пожимает плечами. Шеридан сказал, что вы поможете мне. Спасибо за заботу. Я даже не подумала о коммунальных услугах, но, да, давайте просто сделаем это.
Я беру пачку, кладу перед ней и протягиваю ручку.
Снова укол вины.
Понятное дело, что все это чертовски неправильно.
Раньше я никогда умышленно не обманывал кого-то подобным образом, и совесть грызет меня с тех пор, как я согласился на эту брачную авантюру.
Но это же исключительно ради ее безопасности, так ведь?
Ладно, согласен, это тупо оправдания. План, разработанный Джоном, включает в себя намного больше, чем просто деньги и кусок земли.
Жизни людей, в том числе жизнь этой молодой девушки, сидящей передо мной.
Для этого нет подходящих слов.
Никто, кроме меня, не сделает этого. А я смогу. Я обещал.
Держа руку поверх стопки, я указываю на место для подписи на первом листе.
Это для телефонной компании. Не знаю, сохранил ли кто-то еще стационарный телефон, но ты же знаешь Джона После того, как она подписывает его, я пролистываю только нижнюю часть страницы. Это для газовой компании.
Мой пульс учащается, когда я переворачиваю следующую страницу, затем другую. Некоторые листы совершенно не нужны, просто необходимы для массовости, чтобы она не захотела их читать.
Я задерживаю дыхание, когда она продолжает подписывать. Я практически не дышу до тех пор, пока на самой последней странице не появляется ее аккуратная округлая подпись.
Спасибо, черт возьми.
Когда она заканчивает, то опускает ручку и вытирает ладонью щеку.
Я замечаю влажный след, и мой желудок сжимается.
Даже мне тяжело. А ей стократ сложнее.
Честно говоря, я на пятьдесят процентов был уверен в том, что встречу в ее лице капризную, испорченную штучку, настолько избалованную, что наверняка захотела бы сбежать через час или два.
Джон всегда настаивал на том, что его Белла была не такой, но, проведя здесь четыре года и зная совершенно точно, что она ни разу не приехала к деду, я не был уверен, что он прав. До сих пор сомневаюсь.
Черт, даже сейчас часть меня хочет сказать, что я перееду обратно в охотничий домик, но тогда потеряю ее из виду, а я не могу этого допустить.
Она мое прикрытие и в то же время единственная драгоценность, которую я должен защищать. Не так уж и отличается от службы в армии, где нельзя было оторвать взгляда ни от того, кто прикрывает спину, ни от мишени в прицеле.
Я собираю пачку документов, похлопывая ею о стол, чтобы подровнять края.
Ну, вот и замечательно. Самое сложное позади. В шкафах куча разной еды, так что угощайся всем, что придется по вкусу, говорю я. Твоя комната наверху ни на йоту не изменилась.
Она моргает несколько раз, словно пытаясь удержать слезы.
Спасибо.
Отодвигаясь от стола, она встает.
Прошу прощения, думаю, действительно, надо распаковать вещи и Глубоко вздохнув, она сжимает губы, и слезы текут из глаз. Глядя, как она трясет головой, я понимаю, что девушка на грани. Она поворачивается и выбегает из комнаты, не сказав больше ни слова.
Ну, здравствуй, чувство вины. Это дерьмо таскалось за мной тенью на протяжении последних нескольких лет, а сейчас, слыша ее приглушенные рыдания, оно наваливается с особой силой.
Твою мать.
Даже не знаю, почему я думал, что это можно провернуть с минимальным ущербом для всех.
Никакой ошибки в любом случае это будет выглядеть отвратительно. По-другому не выйдет.
Отнеся бумаги на заднее крыльцо, я собираю снаряжение для стрельбы и переношу в свою спальню. Моя комната прямо напротив ее, через коридор боюсь, это максимальное расстояние от Беллы Рид на следующие шесть месяцев.
Черт бы тебя побрал, Джон, бормочу я себе под нос. Надеюсь, ты доволен, где бы ты сейчас ни находился.
III: Доверься приключению
Белла
Лестница, коридор, спальня перед глазами размытые пятна.
Я закрываю глаза и прислоняюсь к только что закрытой двери. Это не помогает сдержать слезы, которые льются сплошным потоком.
Я не могу перестать видеть имя дедушки.
Джон Рид.
Оно было там, напечатано жирными буквами на верхней части первого листа документа, который я подписала. Рада, что мистер Крышесносный названное Шериданом имя вылетело из памяти не попросил прочитать каждую страницу. Я бы никогда не добралась до последней. Это навсегда, и слишком внезапно, и слишком реально.
Деда нет.
Умер.
Его лицо, голос, юмор, все ничего больше нет.
Слезы текут горячие, каждая новая дорожка горячее предыдущей, и у меня ничего не осталось, нет сил, чтобы бороться. Я сдаюсь, скользя вниз по двери прямо на пол. Лоб упирается в колени, и я обнимаю ноги, скрючиваясь в тугой комок, стараясь стать как можно меньше. Боль полностью охватывает меня.
Ох, дед.
Всего два слова. Но так много воспоминаний.
Я, еще совсем маленькая, сижу с ним в седле на Эдисоне. Помню жаркое летнее солнце, запах кожаной куртки деда с намеком на одеколон с ароматом хвои, которым он всегда пользовался.
Иду вниз по лестнице, мне лет одиннадцать или двенадцать, слышу, как он разговаривает по телефону.
Забудь об этом, Молли. Она в порядке. Пока она со мной, она счастлива. Я слышу, как он вешает трубку, и в ту же секунду хмурое лицо освещает улыбка, когда он замечает меня.
Дед обнимает меня так, как только он умел, в последний раз, когда мы вместе уезжаем с его ранчо в аэропорт. Мне только что исполнилось восемнадцать, и я стала для него легкой добычей в новом виде поддразнивания: дед изводит меня вопросами, когда же привезу к нему бойфренда, когда же наконец выйду замуж и подарю ему правнуков.
А теперь теперь он никогда не получит ответов на эти вопросы. Да и я чертовски боюсь, что сама этого никогда не узнаю.
Кажется, что я останусь на полу навсегда, но шум в коридоре заставляет меня поднять голову. Комната все еще плывет перед глазами, но слезы высохли. Глаза печет, как будто в них насыпали горячих угольков.
Больно мигать. Больно дышать. Больно жить. Я убеждаю себя, что просто должна привыкнуть к этому. К боли. И что она не пройдет в ближайшее время.
Из коридора раздается звук закрывающейся двери. Готова поспорить, снова этот мужик.
Встаю с пола, подхожу к большой двуспальной кровати с высоким матрасом. Улыбка растягивает непослушные губы. Мне было четырнадцать лет, когда я впервые заинтересовалась дизайном. Должно быть, я часами смотрела канал «Дом и Сад». Мама не разрешила обставить мою спальню в доме, где мы тогда жили, но летом дед позволил мне переделать комнату на ранчо.
Я сказала, что уже слишком взрослая для односпальной кровати с розовым и белым балдахином, которая стояла тут, сколько я себя помнила. Он предоставил свободу действий, разве что не разрешил делать никаких пристроек. А я заявила, что должна понимать бюджет, чтобы можно было составить реальный проект. Дед согласился. И мне было так весело распечатывать фотографии из интернета и прикреплять их на пробковую доску, показывая ему все! Я, вероятно, накидала около двадцати эскизов, прежде чем остановилась на теме комнаты в стиле рустик. Естественно, его любимый. Мой тоже.
Я очень не хотела уезжать из этой комнаты той осенью в школу в Орегоне.
На самом деле я в принципе ненавидела покидать ранчо.
Глубоко вздохнув, я провожу рукой по пуховому одеялу, радуясь, что комнатка оформлена в том стиле, который мы выбрали. Мне до сих пор он нравится так же сильно, как и в то время.
Мебель из натурального дерева и красно-зеленый плед. Возможно, не во всех домах это смотрится хорошо, но в нашем подобный дизайн всегда будет выглядеть уютно и современно.
В Орегоне тоже встречались любители стильной простоты, но именно здесь, вдали от других жилых домов, такое оформление смотрелось наиболее уместно.
На следующий год я отремонтировала другие комнаты. И снова дед дал мне полный карт-бланш и определил мой бюджет. Я наслаждалась каждой минутой, проведенной без сна над чертежами и эскизами: охотничьи домики, небольшие коттеджи, даже лоскутные одеяльца, все намного удобнее и практичнее, чем мог бы вообразить в самых смелых мечтах сказочный Пол Баньян.
Мысленно представляю преобразившуюся кухню. У меня пока не было времени, чтобы как следует все там рассмотреть, но на первый взгляд хай-тек и деревенский стиль были невероятно гармонично объединены с помощью царящих в ней землисто-коричневого, черного и золотистого цветов.
Звонок мобильного пугает меня.
Черт, скорее всего, это родители. Прошло уже несколько часов с тех пор, как я в отвратительном настроении уехала из отеля. Нет никакого желания отвечать, но я все же должна как минимум уведомить их, что добралась без приключений.
Я открываю сумочку и достаю телефон. И меня охватывает чувство громадного облегчения, как только вижу высветившееся имя.
Алекса Майби единственный на этой планете человек, понимающий, как много значил для меня дед. Провожу пальцем по сенсорному экрану.
Привет!
Привет, подруга. Ты там жива? Я переживала. Хотела звякнуть еще вчера вечером, но подумала, что ты наверняка занята этими сама знаешь кем. Как ты, держишься там?
От звука ее вечно бодрого голоса я бы разрыдалась, если бы мои глаза не были уже сухими и горячими, как песок в пустыне.
Скорее да, чем нет. Похороны прошли нормально.
Уверена? Что-то ты звучишь не особо.
Я вздыхаю. От нее невозможно что-либо скрыть. Мы были соседками по комнате с первого года обучения в колледже. И лучшими подругами. Она знает меня как свое собственное отражение. Я сажусь на кровать и снова вздыхаю.
Ты и правда хочешь знать? Ладно. Это просто какой-то кошмар.
Я знаю это, Беллочка, говорит Алекса. Я бы очень хотела найти слова или возможность сделать для тебя хоть что-то, чтобы облегчить горе, но
Все хорошо. Никто ничего не может сделать, но мне приятно слышать твой голос. Это очень помогает.
Родители там? Я слышу беспокойство в ее голосе, когда она задает этот вопрос. Понизив голос практически до шепота, Алекса уточняет: Стесняюсь спросить, твоя Мамзилла тоже там?
Слыша дурацкое прозвище, данное подругой моей матери, я впервые за день смеюсь по-настоящему. Алекса не любит моих родителей даже больше, чем они ее.
Мать называет Алексу «недостойной», что бы это ни значило. А отец ему совершенно до лампочки.
Слава богу, не на ранчо. Они остались в городе, в отеле, как понимаешь, в президентском люксе.
Ну и чудненько. Больно они тебе там сейчас нужны со своей хренью.
Ну, дело в том, что эта их хрень мой крест на всю оставшуюся жизнь. Но то, что происходит сейчас, это вообще Я сглатываю ком в горле.
Разумеется, я ее заинтриговала. И она ждет продолжение. А как это объяснить любому нормальному человеку?
Дедушка все оставил мне, выпаливаю я.
Он оставил Ни фига себе заява! Вообще все?! Ты что, шутишь?
Молчание красноречивей любых слов. Она громко покашливает.
Позвольте на секунду заметить, что я была представлена еще до того, как вы стали знаменитостью. И напроситься на вечеринку в Голливуде с каким-нибудь горячим парнем из Инстаграма, за которого вы решите выйти замуж. Хотя на фига тебе парень? Обзаведись целым гаремом!
Лекса-а-а Я изо всех сил стараюсь не рассмеяться.
Она забавная, но сегодня, с учетом всего случившегося, это не к месту.
Ее визг, которому позавидовал бы и «Мак-5», и последовавший легкомысленный смешок такие громкие, что я убираю трубку подальше от уха.
Боже, дамочка, я бы хотела увидеть своими глазами выражение лица твоей мамы в тот момент! Это должно быть бесценно! Отсмеявшись, она продолжает: Прости, я понимаю, что это не совсем прилично Но я уже говорила, что просто не могу поверить в ваше родство.
Алекса и правда говорила это много-много раз. Каждый раз, когда мама уходила от нас.
Придется поверить, говорю я. Помнишь? Это из-за меня ей пришлось пройти через операцию. Роды испортили ее идеальное тело. Я стараюсь произнести это со смехом, но мама действительно несколько раз при мне так сказала.
О да, конечно-конечно. Держу пари, что именно поэтому ей пришлось исправлять форму носа.
И я не выдерживаю и все же смеюсь вместе с ней. Вот почему матери никогда не нравилась Алекса. Девушка говорит, что думает, без прикрас. За это я так ее ценю.
Да ладно тебе, ты прекрасно знаешь, что я имела в виду подтяжку живота и груди после родов.
Сколько раз? Хм, я вроде как сбилась со счета, пытаясь вычислить, какую из частей своего тела она еще не подтягивала, продолжает веселиться Алекса.
Она чертовски права, к сожалению. Основная причина, по которой мы переезжали с Западного побережья на восток и обратно, когда я была маленькой, заключалась в том, что мама хотела находиться поближе к самым лучшим клиникам пластической хирургии.
Я скучаю по тебе, Лекса, говорю я, вытирая слезы со щеки. Эти хотя бы от смеха.
Я тоже. Ее голос смягчается. И-и-и надолго ты там? Много забот? Я имею в виду, что процесс вступления в наследство, да еще такое значительное, наверняка связан с кучей проблем? Просто хочется надеяться, что ты там застряла не навсегда.
На мои плечи опускается тяжесть. Мне казалось, самое сложное я ей уже рассказала, но шесть месяцев здесь? С чего, блин, начать?
Ну я даже не знаю, сколько потребуется времени на это. Адвокат вкратце описал мне ситуацию после оглашения завещания, но, если честно, я тебе даже пересказать не смогу. Я была как в тумане.
Ясен пень. У кого угодно мозги вскипели бы. Надеюсь, он это понимает.
Я киваю, хотя знаю, что она меня не видит.
Понимает. Он приятный человек. Сказал, что поможет мне во всем. Завещание было очень специфическим. Дед прописал буквально все, черт побери. Мы встретимся с адвокатом через несколько дней. После того как родители уедут и страсти утихнут. Я окидываю комнату взглядом. Алекса, должна признаться, я понятия не имею, когда вернусь в Калифорнию. Это завещание оно странное. Ты помнишь мои рассказы о дедушке? Он был потрясающим, но иногда немного эксцентричным. По завещанию я должна прожить на ранчо шесть месяцев.
Шесть месяцев? Серьезно? Ее голос меняется, но она не злится. Скорее, тревожится и расстраивается.
Я выдыхаю с облегчением.
Не волнуйся. Я переведу тебе свою долю за аренду квартиры.
Честно говоря, я собираюсь отправить немного больше, но по телефону не буду говорить об этом. Я знаю, что она сто процентов откажется.
Не-а, офигеть! Шесть месяцев. Но лишь бы ты была счастлива, Беллочка, говорит она мне, возвращаясь к своему обычному тону.
Я счастливее, чем ты думаешь. Прошло столько лет, пока я наконец смогла вернуться в этот маленький городок. Я люблю это место, если честно. Всегда буду любить.
Знаю, но, черт возьми, я буду скучать. Так что ты там давай, приезжай, как только сможешь.
Как только так сразу. Мое сердце учащенно бьется в груди.
Я буду безмерно скучать по подруге. Не желая снова разреветься, я говорю:
Короче, как сказала, я все равно буду оплачивать половину арендной платы и ежемесячные счета. Так что ты на этот счет можешь не
Прекрати немедленно! Я не поэтому буду скучать по твоей мордахе, и ты это знаешь.
Она замолкает на мгновение. Я тоже.
Нам сложно выражать чувства, понимаете? Я имею в виду по отношению друг к другу. Никто и ничто не могло помешать нашей дружбе, или нашим попойкам, или задушевным беседам о понравившихся мальчиках. Мы были неразлучны. Но мы никогда не задумывались о будущем нашей дружбы.
Ты моя лучшая подруга, говорит Алекса. Я видела тебя практически каждый день в течение последних шести лет. Ты Моника для моей Рейчел. Я никуда не денусь, и ты тоже, дамочка.