В саду змея!
Нет здесь змей.
Влезая между столом и кресло отца, требует полноценного внимания.
Но я же видела, сдвигает газету ниже, ища глазами глаза отца. Папочка Ты же поймаешь ее?
В припадке раздражения Исаеву вдруг хочется смести дочь одним взмахом руки. Просто, чтобы она убралась. Грубо смеется, скрывая за этими звуками злость.
В нашем саду не бывает змей.
Лицо девочки застывает. В глазах появляется разочарование.
Ты мне не веришь?
Нет, Ева. Так что прекращай морочить мне голову.
Кромешная темнота, словно пауза между кадрами кинофильма. Всего несколько секунд Мрак разрывает яркая белесая вспышка, и слышится раскатистый гром. Дождевые капли холодят открытые плечи и пропитывают влагой ткань платья. Но Ева не спешит искать укрытия, запрокидывая голову, с замиранием ждет следующего порыва непогоды.
Ева?
Ева! В дом! Сию же минуту!
Иду, мама, ее выкрик заглушает гром.
Стихия рисует на небе кривую и озаряет двор таинственным светом.
Вау!
Сейчас же! Ева!
Ну, бегу Бегу!
Туфельки утопают в размокшей от влаги земле и с приглушенным чваканьем вырываются из нее, обрызгивая прозрачный капрон и подол платья грязью.
Ева настолько поглощена своими эмоциями, что не замечает этого. С улыбкой проносясь по газону, взбегает вверх по ступенькам.
Ты это видела, мама? Ты видела?
Встречается с Ольгой Владимировной взглядом. Та не улыбается ей в ответ. Поджимает губы, пристально рассматривая девочку.
Почему ты злишься, мамочка? Почему ты злишься на меня? голос дрожит от нахлынувшего волнения.
Ты испачкала платье, Ева. Кругловы приедут с минуты на минуту, а у тебя вид, как у беспризорника.
Я быстро переоденусь. Только не сердись
Ева-Ева Я сержусь, потому что ты, как обычно, пропустила мимо ушей мои указания. Носилась по двору, будто угорелая, наклоняясь, Ольга Владимировна сердито выдыхает. Ну-ка, стой фиксирует плечи девочки руками, не давая ей вертеться. Господи, что это у тебя в волосах? Болото?
Ай!
Несносная девчонка! Попросту чертенок
В груди Евы поднимается горячая волна сопротивления. Она распирает ее грудную клетку, вынуждая дышать часто и шумно.
Не называй меня так!
Вот только маловероятно, что Ольга Владимировна слышит ее сейчас.
Не двигайся. Постой спокойно, хоть минуту Боже Нет, это попросту непоправимо. Поднимайся в свою комнату. Ты наказана, Ева.
Губы девочки начинают дрожать.
Это значит, что я не смогу спуститься, даже если переоденусь.
Именно это и значит. Посиди, подумай.
Но, мама! Пожалуйста
Вопрос решен, Ева. Ступай за Ириной Давидовной.
Скачок времени, будто быстрая перемотка на старом видеоплеере. С помехами и размытым мельканием событий.
Что ты творишь, Ева? Слезай немедленно! окрик отца застает девочку врасплох, и она, теряя равновесие, падает с деревянного бруса вниз.
Приземляясь на спину, не может сделать вдох из-за сильной боли, парализовавшей все ее внутренности.
Я же предупреждал тебя, Ева!
Ей больно и очень обидно, но она делает крохотный вдох. Еще один и следом второй. Старается справиться с болью и слабостью. Приподнимается, прижимая руки к груди, словно это прикосновение способно исцелить.
Почему ты злишься, папа? Я же не специально упала.
Вставай.
Он не пытается ей помочь. Растирая по щекам слезы, Ева сердито смотрит на него.
Если ты будет продолжать кричать, в следующий раз я упаду и умру!
Волна ярости закручивается вокруг девочки, словно спираль. Лицо отца расплывается перед ее глазами. Грудь сжимается, наполняясь тяжелой ношей злости.
Страницы жизни перелистываются и замирают.
Плача, девочка кромсает свой альбом с фотографиями. Вырезая из каждой отца с матерью, оставляет себя одну в этих постановочных воспоминаниях. В грязном нежно-розовом платье, подол которого не ложится из-за пластиковых колец пышного подъюбника, устилает ворсистый персиковый ковер разноцветными обрезками, прерываясь лишь на короткие перемещения к свободному участку.
Узрев эту картинку, Ирина Давидовна роняет чашку с принесенным молоком.
Звон бьющегося стекла проталкивает время дальше. Ева задыхается от этого толчка и долгое время не может восстановить дыхание.
Будто завороженная, смотрит, как узкая красная струйка шустро бежит по напольному покрытию. Липким слабым теплом лижет детские пальчики и огибает пяточки. Страх, омерзение и полнейшее замешательство искажают миловидное личико Евы. Ее губы дрожат, пока взгляд следует вглубь помещения в поисках источника грязной лужицы.
Сердце с ужасом врезается в грудную клетку, колотится об нее, будто до безумия взбудораженная птица.
Густая алая жидкость скорым ручейком вытекает изо лба распростертого на полу человека. Еву пугают не столько рана и вид крови, сколько неподвижные пустые глаза мужчины.
Что случилось с этим человеком, папочка? взволнованным шепотом спрашивает Ева.
Ничего, выплевывает Исаев и встряхивает дочь, будто тряпичную куклу, насильственно разворачивая ее к себе.
Всматривается в искаженное ужасом детское личико недовольным взглядом.
Этот человек мертв? Ему больно?
Сотрясается. Сопротивляется видению, постанывая и скрипя зубами. От непомерной частоты дыхания подступает тошнота.
Эва, снова эта тяжелая ладонь на запястье.
Сердцебиение и шум в ушах приглушают звуки, всплывающие над девушкой. Но она концентрируется только на одном голосе и теплых импульсах, которые идут от кожи этого человека.
«Ладно»
«Мне страшно».
«Разбуди меня»
«Абракадабра, Эва».
Но волшебство не срабатывает. Дыхание Евы обрывается, и видения снова уводят ее в свои пенаты.
Моргает. Вытирает грязные руки в складках голубого платья. Оно в любом случае слишком объемное, и появившиеся пятна можно скрыть, если сложить его правильным образом.
Вот так.
Довольно выдохнув, бежит к гостям.
Хватая пирожное из серебряного подноса, не успевает поднести его ко рту.
Хватит есть, Ева. Ты себя видела? шипит Ольга Владимировна, наклоняясь к дочери и щипая ее за живот.
Девочка морщится и давит горькую обиду, отстраненно слыша, как кто-то зовет маму по имени.
На лице женщины вспыхивает странное выражение. Широкая улыбка, которая Еве абсолютно не нравится, хоть адресована она и не ей.
Ольга! Какая же у вас все-таки красивая дочь! Только поглядите Изумительная красота!
Спасибо, важно кивает Исаева и напряженно шепчет дочери. Ева, держи спину ровно.
Девочка подчиняется и тут же тянется к матери, жалобно заглядывая в глаза. Ищет там нечто знакомое и родное.
Мамочка, у меня что-то застряло в животе. Очень-очень болит.
На лице Ольги Владимировны отражается шок. Но обусловлен он, как может сначала показаться, не беспокойством, а стыдом за поведение девочки.
Господи! Что за манеры, юная леди?
Но, мамочка
Просто потерпи. Бога ради!
Теплые пальцы мягко раскрывают ее ладонь. Поглаживают линии и холмики. Ева уверена, что эта крепкая рука может причинять боль, но сейчас ее обладатель действует нежно и осторожно.
Кожу ладони покалывает. Мысли в сознании врезаются и распадаются на непонятые фрагменты.
Забывается в их изобилии.
Глава 22
Ехидно улыбаясь, девочка выливает красный соус на блестящее золотое платье Ирины Кругловой.
Ева! восклицает Исаева. Боже, мне так жаль Сейчас же извинись!
Не стану! Никогда не буду! Она плохая!
Еву крайне возмущает, что мама не замечает того, что Круглова над всеми насмехается.
Перестань!
Она плохая. Плохая! Плохая! Плохая!
Перестань немедленно!
Мне не нравится, что вы приходите к нам в гости, запальчиво выдыхает девочка. Никто в этом доме не хочет с вами дружить. Я уж так точно не буду!
Почему же? натягивая снисходительную улыбку, спрашивает Ирина Петровна.
Потому что у вас злые глаза и жестокие шутки! Ольга Владимировна грубо дергает дочь за плечо, но девочка вырывается и продолжает высоким подрагивающим голосом. Мои папа и мама рядом с вами ведут себя странно. Я не хочу, чтобы они были такими!
Когда Ева чувствует, что готова заплакать, происходит смена декораций. Новый фрагмент воспоминаний вырван из школьного двора. Тяжелые косы лежат поверх белой плотной блузки. Ветер играет с пышными бантами и подбрасывает мятую ткань школьной юбки.
Девочка откручивает крышку на бутылке с водой, но отпить не успевает. Ее останавливает заявление одноклассницы, которую она мысленно представляла своей новой подругой.
Мой папа сказал, что твой папа бандит. Он сказал, мне лучше с тобой не дружить.
Что-что?.. Что он сказал?
Твой папа бандит, простодушно повторяет Ульяна.
Маленький кулак Исаевой с яростью врезается в скулу Варламовой. Прочесывая ногтями кожу, она зарывает пальцы в ее светлые волосы и тянет их на себя.
Лгунья! Не смей больше так говорить! Никогда! И дружить я сама бы с тобой не стала, никто из детей не пытается ее остановить, напуганные и шокированные внезапной агрессией. Кому захочется дружить с такой врухой? Никому! Слышишь меня?
Все слышали. Не только Ульяна Варламова. Она стала первым сотворенным руками Евы Исаевой изгоем общества.
Толчок. Перемотка.
Пальцы порхают по черно-белым клавишам фортепьяно.
Не так быстро, девочка, останавливает Еву педагог, придерживая за локоть. Торопясь, ты портишь мелодию до неузнаваемости. Пьеса «Грезы»легкая, воздушная и спокойная, подобно человеческим мечтам.
Мои мечты не такие занудные, как у Шумана[1]. Sorry!
Женщина, сохраняя невозмутимую моральную устойчивость к дерзким высказываниям девочки, прижимает перемычку очков вплотную к переносице и решительно кивает.
Давай еще раз. Легко, невесомо
Резкий удар по клавишам. Мелодичный, но стремительный перекат. Идеальная последовательность нот, но абсолютно недопустимое звучание.
Порывистый вздох педагога, бессильно застывшей у фортепьяно.
Абсолютно не то Остановись, девочка.
Только этого и ожидающая, Ева резко обрывает мелодию.
Плавно, легко, неторопливо
Может, вы просто скажете маме, что это не мое?
Женщина смотрит на девочку долгим пристальным взглядом. И Ева практически уверена, что добилась своего, когда та кивает и направляется к двери.
Болтая ногами, считает пальцами клавиши, словно их могло стать меньше или больше, и прислушивается к разговору Тополевой с родителями. Фраз педагога не то, что не разобратьих даже не слышно. А вот ответ отца, выверенный до идеальной тональности, не оставляет сомнений и домыслов.
Не прекращайте репетицию. Она делает это назло. Пусть продолжает, пока не получится так, как нужно, холодно произносит Павел Алексеевич. Меня не остановит даже ее голодный обморок.
Мелькание дней. Обрывки фраз и звуков.
Остановка.
Мучительное давление в груди.
Почему ты не пришла? Ты же обещала! не может сдержать слез.
Господи, Ева Что за претензии? Это же всего один из множества школьных концертов.
Никто не помог мне переодеться. Никто не расчесал меня! Я выглядела как посмешище.
Возникли проблемы с погрузкой Я не смогла вырваться. Но в следующий раз обязательно
Не обещай! Все твои обещания просто ложь. Вы с папой постоянно меня обманываете!
Волна страха заставляет сжаться и попытаться стать невидимой. Запах душицы режет ноздри и тяжелым осадком заполняет легкие.
Выпусти меня, папа! Пожалуйста! Открой эту дверь! Я прошу тебя. Папочка Мама!
Невидимая тень дышит ей в затылок, щекоча дыханием кожу. Мурашки расходятся по коже. Ева оборачивается, надеясь и, в то же время, опасаясь поймать своего мучителя в плен зрительного восприятия.
Папа!
Подбегая к двери, врезается в нее со всей силы. Колотит кулаками, пока физическая боль не становится непереносимой.
Съезжая на пол, резко хватает воздух. Грудная клетка поднимается и опадает, но легкие, словно потеряв свою целостность, отказываются наполняться.
Не хватает кислорода. Не хватает. Не хватает
Мозг охватывает паника. Не осознавая, что делает себе только хуже, девочка пытается закричать и теряет сознание.
Темнота. Тишина. Относительное умиротворение.
Гомон светской толпы. Духота, охватывающая тело с головы до кончиков пальцев.
Моя мама говорит, что я принц, заявляет Никита, поднося руку к отполированному деревянному макету парусного корабля.
Принц? Какой еще принц? возмущенно фыркает Ева, грубо хлопая его по руке и бережно отодвигая парусник. Мы даже живем не в королевстве!
Япринц, обиженно настаивает мальчик.
Он старше и выше нее, но не решается дать сдачи.
Лягушачий принц, прыскает смехом девочка. А мама твоянастоящая жаба! Холодная и противная!
Вихрь злого удовольствия щекочет Еву изнутри. Зажмуриваясь, она не прекращает смеяться, пока кто-то не дергает ее, едва не вырвав из плечевого сустава руку.
Дрянная девчонка, сердито шипит Ирина Круглова. Только посмей хоть словом обмолвиться о том, что видела
А вы не смейте на меня кричать! Конечно, вам не хочется, чтобы все узнали о том, что с вами делал мэр Это мерзко и гадко, выдыхает с содроганием.
Обнаженные тела, застигнутые ею посреди непонятного процесса в одной из спален в разгар торжественного банкета, все еще застилают ее взгляд.
Закрой свой рот, девочка!
Ева сжимает кулаки, отступая назад. Заставляет себя молчать. Как только суета эмоций укладывается в правильной последовательности, она замечает напряжение и страх в глазах Кругловой.
Я никому не расскажу, произносит она спокойнее.
Улыбается, распознавая мелькнувшее на лице женщины облегчение. И следующими же словами разрушает мнимое перемирие.
Если вы выполните одну мою просьбу.
И думать об этом не смей! Я не собираюсь, знаешь ли
Ирина Петровна резкими движениями разглаживает бордовую юбку, а девочка дает ей на это время, невинно покачивая широким подолом своего нежно-лилового платья.
Когда их взгляды снова встречаются, лицо Евы становится не по возрасту серьезным.
Что тебе нужно?
Чтобы вы прилюдно унизили жену мэра.
Катерину? Зачем тебе это?
Она мне не нравится.
Ах ты Гнусная дрянь! Далеко пойдешь.
Обязательно, улыбается Ева.
Она умалчивает, что неделю назад застала Катерину за поцелуями с отцом. Пыталась убедить себя в том, что это был дружеский порыв, пока не увидела сегодня тот же напор в лобызаниях Кругловой с мэром.
Теперь она не сомневалась: это что-то постыдное и запретное. Об этом Еве, как и о многом другом, придется молчать вечно. Но молчаниене значит отсутствие наказания.
Толчок. Колебание воздуха.
Глядите-ка, морская принцесса! Черная барракуда!
Ева не терпит подобного обращения.
Заткни свой поганый рот, ничтожество!
Толкает парнишку на землю. Бьет везде, куда попадает. Без разбора. Не замечая боли в костяшках, колотит, что есть силы. Входит во вкус, чувствуя, как затасканные переживания, обиды и страхи тонут в жгучем вареве агрессии. Обманчивое наслаждение своим превосходством и нездоровая смелость протаптывают внутри нее дорожки. К которым она готова возвращаться, следовать ими снова и снова, лишь бы избегать тех дорог, которые причиняют страдания.
Бросок. Перемотка. Накрывающая душу темнота.
Подпирая спиной дверь, Ева не замечает того, как трясутся ее ноги, пока не падает на пол. Поджимая руки к губам, шепотом молится о том, чтобы ее голова взорвалась от изобилия звучавших в ней мыслей.
В окно спальни, играя тенями, заглядывает луна. Одна из неровных темных полос ложится на лицо девочки. У нее не осталось сил, чтобы кричать. Шумно дыша, Ева закрывает глаза, позволяя своему сознанию дорисовывать то, чего на самом деле не существует в природе.