Конечно, со свистом выпаливает, пока дрожь, как полноправная хозяйка, курсирует по ее тонкой коже. Извини, если рассчитывал, что я заплачу.
Горло сдавливает ком, заставляя снова взять паузу. Сдержанность и лаконичность никогда не были присущи Исаевой. Но сейчас ей элементарно не хватает дыхания на длинные изящные речи.
Я не хочу, чтобы ты плакала, тихо признается Адам.
Прекрасно.
Только на самом деле Ева не оценивает это заявление серьезно. Она слишком сосредоточена на своем самообладании.
Ее стойкость поражает. Титов всматривается в ее глаза, стараясь отыскать там ее истинные чувства. Потому что впервые за все время их знакомства Исаева не очень убедительна в своей лжи. Или, может быть, ему просто хочется так думать.
А ты доволен?
Взгляд потухший, но она не сдается.
Адам замечает, как дрожание ее коленей приводит в движение лежащие на них сжатые в кулаки руки. Прикрывая веки, совершает глубокий медленный вдох. Запирая в себе проклятое желание обнять и успокоить Еву, крепко сцепляет зубы.
Дышит равномерно, через нос.
Ни длинная пауза, ни фильтрация мыслей, ни разумные убеждения, никакая бл*дская дыхательная фигняничто из этого не срабатывает.
Запоздало осознает, что при любом, и даже самом хр*новом для него раскладе, не хочет, чтобы ей было больно. Протягивает руку к ее щеке, несмело касаясь, задерживает дыхание. Смягчает направленный на девушку взгляд.
«Только ты, Эва»
«Только твой»
«Черт возьми»
Какая тупость! Ему стоит предпринять что-то до того, как он начнет извергать эту дрянь и уже не сможет остановиться.
«Давай! Солги ей, что ты не сломлен, что не изорваны вены, и сердце твоекремень»
Это конец, Ева. Больше никаких заданий. Игра закончена.
[1] Запись из зачетной книги на государственном (украинском) языке, в порядке написания: название предмета, количество учебных часов, ФИО преподавателя, оценка, дата.
Глава 15
В смысле? растерявшись, ненароком ослабляет нити самоконтроля. Почему?
Потому что я не хочу больше.
«Я не хочу больше»
Звучит равносильно фразе «ты мне надоела».
«Ну это очень-очень больно»
Значит, ты спал с ней? последнюю часть предложения произносит совсем тихо, практически шепотом.
Какая теперь разница, Эва? Я выполнил твое задание. В этом суть.
Непрерывный нарастающий гул в голове Евы сменяется частым резким писком. А затемнеизбежный оглушающий взрыв.
Ее прорывает.
Я ненавижу тебя, Адам! Запомни это, мать твою, навсегда! И Оставь для других свои дебильные игры!
Отворачивается к окну. Чтобы Титов не понял по глазам: внутри она умирает.
Распахивая дверь, выходит из салона, в надежде, что холодный воздух остудит и успокоит объятую пламенем кожу. Когда этого не происходит, у нее возникает серьезное желание лечь и прижаться щекой к асфальту. Если бы Адам не смотрел ей вслед, она бы определенно так и сделала.
Бредет к дому, практически не видя дороги. По памяти.
Слезыудел слабаков, Ева.
Я больше не заплачу. Обещаю, папочка! Я больше не заплачу. Только не закрывай меня в этой комнате. Только не здесь
Обещаешь, значит. Я хочу, чтобы ты выросла сильной. А сильные люди не плачут.
Обещаю, папочка.
Но сейчас она плачет. Не справляясь с выжигающей душу болью, льет слезы. Все эти громкие слова о любвисумасшедший бред! И ведь столько дураков нашли в ней что-то недосягаемо прекрасное. Выжили из ума и распространили споры своей болезни по всему миру. Теперь Ева презирала каждого из них! Это самое дерьмовое чувство, которое она когда-либо испытывала. Какое же безумиежелать затеряться в толпе этих слепых дураков!
Сейчас, когда она осознала реальное положение вещей, ей бы выдохнуть и отпустить эту мечту.
Вот только Она не знает, как это сделать.
Любить очень больно. Эту рану нельзя прикрыть. К ней больно даже прикоснуться.
Слышит, как Титов покидает салон и идет за ней следом. Понимает, что он нагонит ее, но уже не может остановить потоки слез. Впрочем, ускорить шаг Ева тоже не может. Едва ноги волочит.
Адам выступает вперед, перекрывая ей путь. И замирает, теряя искусственно взращенный агрессивный настрой.
Ее коварные глаза и розовые щеки блестят влагой. Она плачет.
Уязвимая. Ошеломленная. Сломленная.
Желудок Адама сжимается, а сердце начинает бешено колотиться, требуя дополнительного воздуха. Но это невозможно. Кто-то выкачал из вселенной весь кислород.
Почему ты плачешь, Ева?
Его голос звучит странно. Просто странно. Возможно, это происходит из-за того, что ему не хватает воздуха. Возможно Причин на самом деле много. Внутренний дискомфорт, который он сейчас испытывает, нельзя описать обычными словами. Хр*н пойми, как это называют нормальные люди. Титов бы сказал, что внутри него произошел ядерный взрыв. Неуправляемое высвобождение большого количества тепловой энергии, имеющей соответствующие негативные последствии на весь его организм.
Покрасневшие от ветра губы Исаевой приоткрываются. Он ждет, но ни одного звука с них так и не сходит.
Эва Скажи мне
Совершив неясный сдвиг плечами, она, черт возьми, пытается улыбнуться.
Не получается.
Чтобы ты не подумал ничего такого впервые ее голос настолько хриплый и слабый. Ты мне не нужен, Титов. Это не любовь. Просто Я просто я
«Я просто умираю»
Не находит возможных разумных объяснений. Куда подевалась ее изобретательность? Ее склонность к сарказму, иронии и едким издевкам?
Когда и как так случилось, что Адам стал главным героем ее жизни? Почему ей нужно, чтобы он был только ее? Как она пришла к этому болезненному ненормальному состоянию?
Остановись, Ева, тихо просит Адам. Перестань.
Нет Нет
Ты же понимаешь, почему тебе больно.
Глаза девушки наполняются диким сопротивлением. Она отчаянно машет головой из стороны в сторону, отстраненно ощущая, как порыв ледяного ветра отбрасывает ее волосы за спину, проносясь по мокрому лицу резким холодом.
Нет. Нет же. Нет!
Руки Титова ложатся на ее щеки. Подушечки больших пальцев мягко стирают влагу с нежной кожи.
Тихо, Эва. Ш-ш Ничего не говори. Хватит лгать.
У Евы слабеют колени. С тихим всхлипом, хватаясь за воротник его куртки и подтягиваясь выше, пытается что-то сказать Адаму.
Потворствуя этому, он приподнимает ее и склоняет к ней лицо. Достаточно близко, чтобы они оба чувствовали тепло кожи друг друга.
Я я бормочет Ева тихим скрипучим голосом, не справляясь со своим дыханием. Я Я ненавижу тебя, практически ласковый шепот.
Нет, Ева. Ты не можешь меня ненавидеть.
Могу! Я могу тебя ненавидеть! Особенно после того что ты сделал
Шумно всхлипывая, ощущает, что воздух в легких обратно заканчивается. Дрожит так сильно, что зубы клацают.
Гори в аду, Адам.
Он прикрывает глаза. Тяжело вздыхает, прежде чем снова взглянуть на нее.
Сгораю.
И это чистая правда. Горит от силы своих чувств.
А Ева, собирая остатки гордости, находит ногами твердую почву и отталкивается от него. Растерев ладонями слезы, сцепляет зубы и выпрямляет спину.
Когда им обоим кажется, что хуже этот день уже не может быть, ворота Исаевской крепости открываются, и на слабо освещенный тротуар высыпается группа вооруженных людей в черных масках. Следом за этими посланниками ада выступает и сам дьяволПавел Исаев. Свечение городского фонаря выхватывает его мрачную ухмылку.
Ева, Ева, Ева Как же я разочарован в тебе.
Папа
Закрой рот и хорошенько подумай, прежде чем еще когда-либо так меня называть.
Три крупных фигуры оттесняют девушку в сторону. В грудь и шею Титова упирается пара крупнокалиберных пистолетов.
Нет, пожалуйста! Отпусти его. Я сделаю все, что угодно.
Улавливая отчаяние в голосе дочери, Исаев смеется. Этот неестественный скрипучий звук пронизывает ее до костей.
Иди в дом, Эва.
Сейчас она благодарна тому, что твердый спокойный голос Адама имеет на нее большую меру воздействия. Придавливает воздух к земле, создавая вокруг вакуум.
На эту короткую фразу, предназначенную только для девушки, неосознанно реагируют все.
Эва?
Этот низкий грубый звук приводит Исаева в полнейшую ярость. А еще его бесит самообладание Титова. Мнит себя, с*ка Что ж, очень скоро предстоит выяснить, сколько требуется времени, чтобы этот гребаный ублюдок попрощался со своим хладнокровием. Когда ему станут ломать кости, одну за другой.
Стремительно расталкивая охрану, Ева с разбегу влетает в грудь Адама. Обхватывая руками, прижимается с безумным отчаянием. Кто-то шарпает ее за куртку назад. Сцепляя пальцы, раздирает ногтями кожу. Но не позволяет себя отлепить.
Аккуратнее, бл*дь, выставляя руки за ее спиной, Титов яростно отталкивает охранника, посмевшего к ней прикоснуться. Оставь ее, мать твою. Дай нам минуту.
Мне так жаль, Адам. Я я все, что я сказаланеправда, ее потерянный взгляд лихорадочно мечется по его лицу.
И Титов перестает дышать. Одно долгое мгновение он полагает, что в его грудь все-таки прошел выстрел.
Но он все еще ощущает сумасшедшее биение сердца. И теплое дыхание Евы по своей холодной коже. Он старается запомнить и сберечь внутри себя каждую черточку ее лица. На большее у них нет времени.
Кровь в его венах превращается в густой сироп. Это не последнее их прощание. Нет, конечно. Адам сделает все, чтобы вырвать Еву из этого ада.
Ну, хватит. Забирайте ее.
Один из самых крупных охранников, бесцеремонно пробираясь между их телами, оборачивает руку вокруг талии девушки. Тянет ее на себя. Выполняя приказ, он, по всей видимости, готов ко всему. При необходимости: оторвать ее по частям.
Осторожнее!
Холодный металл возвращает свое давление, и Адам, сжимая зубы, остается на месте.
Рисуя в своей голове самые ужасающие сценарии дальнейшего развития событий, Ева как никогда остро осознает свое бессилие против безумия отца. Из ее горла вырывается крик, который практически моментально заглушает большая мужская ладонь.
Признаться, я не ожидал подобного. Во всяком случае, не в таких масштабах, выплевывает Исаев с презрением. Не от тебя, Ева.
Жестокое лицо отца в фокусе ее зрительного восприятия становится расплывчатым. Ползет цветными кругами. Теряет форму. Становится безликим пятном.
А после веки Евы тяжелеют, и ее сознание заволакивает абсолютная темнота.
Глава 16
ты говорил, городсила,
а тут слабые все.
© к/ф Брат
День шестьдесят второй.
Под прицелами пистолетов Титова силой усаживают на низкий металлический стул и связывают ему руки за спиной. Слегка склоняя голову вниз, он выжидающе смотрит на Исаева.
Ни следа страха.
Проклятый ублюдок, раздраженно цедит мужчина. Письмо, которое ты мне прислал Значит ли это, что папка у тебя?
Хмыкнув, Адам расплывается в самодовольной ухмылке.
Я прислал тебе фото весьма «любопытных» файлов. Они, вроде как, эксклюзивные, нет?
Павла Алексеевича охватывает ярость. Она обжигает его грудь, как взрывная ударная волна. Ослепляет и затрудняет дыхание.
Конверт с фотографиями принесли вчера поздним вечером. Трудно передать, что развернулось в душе Исаева при осознании того, что компрометирующие его документы оказались в руках этого чертового выродка. Пацаненка, который должен бояться смотреть ему в глаза.
Еще одного гребаного Титова!
Исаев ненавидел его уже за то, что он посмел путаться вокруг Евы. Когда же Адам стал регулярно промывать ей мозги и подталкивать к дурацким выходкамон задумался о его убийстве. А уж когда Павел Алексеевич узнал, что Титов украл у него документы Он просидел в оцепенении несколько часов, запрещая кому-либо входить в кабинет. Такая злость его обуялаон не мог пошевелиться.
Как? Как это могло произойти в его доме?
Подобную возмутительную наглость проявил когда-то другой Титов. Но у Руслана был доступ. Адам же обошел систему безопасности, использовав Еву.
Жизнь научила Исаева расправляться с врагами без каких-либо сожалений. Незамедлительно, по горячим следам. Но следовать этому правилу сложнее, когда один из нихтвой ребенок. Сложнее, чем должно было быть для Павла Алексеевича.
В этот раз ему пришлось сломать голову в поисках верного решения. Часы раздумий тянулись нещадно долго. И то, что приходилоне являлось искомым. Это были эмоции. Самые чудовищные из них посетили Исава в самом конце. Стоя у окна своего кабинета, он видел, как Ева спорит с охранником и выходит за ворота.
Не описать словами всю ту горечь, что разлилась у него в груди. За полчаса она разъела ему внутренности.
Как ты ее получил? спрашивает Исаев, игнорируя давление в груди. Это Ева? Она отдала?
Нет, отрицательно двигает подбородком Титов. Более того, Ева не знает, что папка находится у меня.
Ты же не рассчитываешь, что я буду выполнять какие-то твои требования? Я не веду переговоров. Ты ничего не получишь. Я просто отправлю людей к тебе домой
И ни хр*на там не найдешь, перебивая его, снова усмехается Адам. Ты же не рассчитываешь, что я такой дебил? Смотри Если бы это было так, я бы не смог забрать твою чертову папку. Ты можешь продолжать играть роль местного крестного отца, раз тебе это так по душе. Но тебе придется приберечь этот покровительственный самоуверенный тон для оставшегося миллиона жителей этого города. Со мнойне прокатит.
Исаев выдыхает. Склоняет голову немного вбок и агрессивно кривит губы.
Что ж Придется отказаться от этой информации. Если ты будешь мертв, некому будет говорить.
Хр*н тебе, откидываясь на спинку, качается на стуле. Если в течение двадцати четырех часов я не появлюсь дома, нахально играет бровями, вся информация с моего жесткого диска, в том числе фото твоих грязных делишек, будет отправлена журналистам. Я надеюсь, ты понимаешь, настолько я серьезен?
Глаза Исаева сужаются. Дыхание становится тяжелее.
Чего же ты хочешь?
Твою дочь.
За этот честный ответ Титов получает первый удар в лицо.
Что ты, мать твою, себе позволяешь?
Сплевывая кровь, парень смеется.
Мне нужна твоя дочь, негромко повторяет Адам, скрывая напряжение, которое скручивает его внутренности. И так, чтобы ты забыл о ее существовании.
А может, наоборот. Хочешь ее? Отдай документы и забирай. А до этого она не покинет дом и на пять минут.
Это чистой водыблеф. Исаев не собирается идти на поводу у пацана, который возомнил, что может заставить мир вращаться вокруг себя. Титов ничего не получит. Тем более, Еву.
Никто не смеет его шантажировать. Никто не смеет его предавать!
Даже если Ева не вручила Адаму папку собственноручно, именно она стала его проводником. К тому же, трудно игнорировать ее одержимость этим выродком
Никакой Бог им не поможет. Исаев скорее удушит дочь собственными руками, чем позволит им с Титовым быть вместе.
Вот только Адам тоже не собирается идти на попятную. Выдерживая взгляд Исаева, качает головой.
Нет, так не пойдет.
Это все, что он говорит. Не теряя уверенности, дает понять, что торговаться с собой не позволит.
Либо по его, либо никак.
Поджимая губы, Павел Алексеевич делает едва уловимый знак амбалу, застывшему рядом с ним.
Аккуратно, Тимур, инструктирует, не сводя взгляда с Титова. Пока аккуратно.
Адам совершает выдох и напрягает мышцы, насколько это возможно, учитывая, что его весьма удобно разложили, связав запястья за спиной. Каменные кулаки охранника врезаются в его грудь с ошеломляющей силой. Ему, вроде как, следует сделать вдох, но создается ощущение, что его грудную клетку попросту вогнули внутрь.
Лежачих и связанных бьют только г*ндоны, откашливаясь, умудряется шутить.
Отупелое выражение лица амбала не приобретает никаких эмоций.
Если что, я к тебе, дубина, приподнимая бровь, смотрит на охранника. Как только мои руки будут свободны, я вдавлю твои глаза в череп.
Зачем тебе Ева? перехватывает внимание Исаев. Он тянет время, но с каждой пробегающей секундой на него обрушивается понимание того, что Титов загнал его в угол. Что ты пытаешься с ней сделать?
Это уже не твое дело. У тебя в любом случае нет выбора.
Это не то, что Павел Алексеевич привык слышать в свой адрес. Волна гнева, словно раскаленная лава, поднимается в его груди к самому горлу. Сдавливает и душит, заставляя сердце колотиться.