Не спрашивать Ральфа, Агата научилась давно. С Вереной у нее таких проблем не было.
Виви, что-то случилось? спросила она. Я знаю, ты была с Ральфом и вижу, что ты едва сдерживаешь слезки Он он сделал тебе больно?
Нет! покачала головой девочка и залилась слезами. Он ничего не сделал! Вообще, ничего!
Опешив от этой внезапной искренности, а еще больше, когда Верена шагнула вперед и опустилась перед ней на колени, Агата заставила себя обнять девочку, и та доверчиво положила голову на ее бедро.
Я некрасивая? рыдала она. Скажи, тетя! Ты долго меня не видела. Скажи мне, я изрослась?
Да ты с ума сошла?! возмутилась Агата. Ты? Некрасивая?!
А что тогда? Ральф все еще любит Джесс? Или, он так зол из-за Фила?
Агата вздохнула.
Если ребята соревновались честно, как пацаны, то девчонки бились насмерть, как женщины. Джессика спала с Ральфом, чтоб причинить боль дочери. И видит бог, она причинила. Застав их с Джессикой, Верена сразу же поняла: все кончено. Принц полюбил Принцессу. Русалочка должна была умереть.
А Ральф, дурак бесчувственный, так и не догадался. Совсем, как его отец!
Ах, Виви, закуковала Агата. Ну, как ты можешь такое спрашивать? Будь здесь Элизабет, она бы стукнула тебя по губам! Ты даже красивее своей матери! Элегантная, как сама графиня!
Себастьян говорит, она вызывает только одно желание: сунуть в печь. Чтобы она хоть немножечко изнутри прогрелась.
Себастьянидиот, как и все мужчины, сказала Агата, подавив непрошеный злой смешок. А семерых детей в горохе нашел.
Верена фыркнула, послушно высморкалась в протянутую салфетку.
Моя ж ты маленькая глупышка, нежно сказала Агата и взъерошила копну ее белых густых волос. Ладно, давай-ка убирать со стола, а то опоздаем в церковь.
В церковь? Я не пойду!
Агата застыла.
Если Ви не придет на мессу, Ральф просто ее убьет. А потом и себя, Агата в этом не сомневалась. Она еще помнила, как Ральф завопил от радости, когда Верена прислала ту СМС.
«Ральф, я глазам не поверила, увидев тебя в новом «Форбсе». Очень за тебя рада! Пи.Эс: говорила же, что тыПринц!»
Она заметила! вопил он. Ты видишь, тетя? Она все знает!
Когда Агата спросила, что он ответит, Ральф затвердел лицом, как его отец.
Я? высокопарно осведомился он. Ничего!
Ничего?!
Естественно! Она со мной не разговаривала шесть лет! Я слова не пророню, пока она все не объяснит и не извинится!
Агата вздохнула, покачав в ответ головой.
А еще говорят, отец не тот, кто родил, а тот, кто воспитывал. К тому времени, как они познакомились, сыну было шестнадцать. И характером он весь уже был в отца: верный долгу, несчастный от всего этого, но все равно, верный.
Сейчас, Ральф наверняка носился по комнате перед кафедрой, повторяя про себя текст. Пробовал слова на язык, пробовал акустику и волновался, как в первый раз.
Конечно, он волновался. Ведь Ви была первой женщиной, которая признала его. Метафорической Прекрасной Дамой, во имя которой Ральф совершал свои социально-финансовые подвиги. А Ви всего-то-навсего хотела его любви.
Агата опять вздохнула.
Ви, дорогая, я не такая умная, как Элизабет. И я ни капельки не смыслю в делах, которые у вас вчера не сложились. Но я кое-что понимаю в Ральфе. Ты веришь мне?..
Верена недоверчиво посмотрела на тетю. Подумала и кивнула.
Он очень застенчивый.
Девочка гомерически рассмеялась.
Серьезно, сказала тетя. У него никогда не было отношений с девочками. Только проститутки и наша Джесс. А Джесси, прости меня, всегда была странненькой. Возможно, Ральф ждал от тебя каких-то сигналов, которых ты не дала. Возможно, решил, что ты пришла как в детстве, испугавшись грозы Не знаю, что там случилось, но что я знаю, так это как ты ему важна. И знаю, насколько важно, чтоб ты увидела его в церкви. Увидела, чего он достиг! Если ты не придешь сегодня, он никогда тебе этого не простит.
Верена вздохнула, потом насупилась, потом поднялась.
Хорошо, сказала она сквозь зубы. Я только быстренько приму душ.
Через час, так и не отыскав повода заговорить о колье, Агата надела свои рубины и сошла вниз. Верена охорашивалась у большого зеркала в холле. На ней было красивое черное платье-футляр, от которого буквально веяло Штрассенбергом.
Клан отдавал каждого второго сына в священники, и эта традиция накладывала отпечаток и на мирян. Штрассенберги-мужчины ходили в церковь в черных костюмах, белых рубашках и галстуках. Женщиныв простых черных платьях и шляпках. Верена была без шляпы, но и платья было достаточно, чтобы вспомнить все.
Агата словно провалилась в кроличью яму.
Увидела графиню фон Штрассенберг, собиравшуюся в церковь. Такую же светлокожую и светловолосую как Верена. Только миниатюрную и плоскую, словно девочка. Девочка с беременным животом. Увидела саму себя, грудастую, широкобедрую, полную, и теплый, ласкающий взгляд графа.
Не одолжишь мне «сверкашки» на шею? озабоченно попросила Ви и Агата дернулась, очнувшись от своих мыслей. Я не подумала взять свои. Я завтра же позвоню домой, но что-то нужно прямо сегодня.
О! Конечно, же! Разумеется, одолжу! БИНГО! К слову, жемчуг Миркаллы все еще здесь.
Жемчуг? Виви поморщилась. Это тетям за тридцать Слушай, а к твоему костюму жемчуг подойдет куда лучше, чем к моему А я бы тогда надела эти рубины. Я очень люблю рубины. На моей коже они буквально горят.
Рубины?
Рубины были красивые, но не чета трем рядам великолепных жемчужин. Тому собранию цена тысяч семьдесят!
Взамен на фамильный жемчуг твоей семьи? стыдясь саму себя, спросила Агата.
Верена перестала «зумить» взглядом рубины и удивленно посмотрела на женщину.
А ты мне кто тогда? Не семья?
Растроганная, Агата прижала ее к себе. Ральф полный кретин, раз ушел сегодня. Как может он быть верен этой этой Свинье?
II Стелла.
Разбитый Волк.
Если бы Стеллу спросили, как все началось, она бы ответила:
Он был разбит. Я собрала его по частям и склеила все, как было
Когда Ральф в первый раз пришел на прием, она глазам своим не поверила. Один из лучших студентов. Красавец, умница по слухам, очень богат. Он казался спокойным, очень в себе уверенным и единственной его придурью, Стелла всегда считала католицизм.
Ральф? Это правда ты? изумленная, она машинально перешла с ним на «ты», хотя обычно никогда себе такого не позволяла.
Ральф поднял голову.
Под красными от недосыпа глазами лежали темные круги.
Хай, док.
Что-то произошло?
Все сразуответил он.
Взяв себя в руки, Стелла взяла блокнот; Ральф начал рассказывать.
Про ссору с лучшим другом, про раздел бизнеса, про расставание с девушкой, того же друга женой.
Я думала, высвященник, вырвалось у нее. Чуть резче, чем следовало бы.
Его профессия буквально выводила ее из себя. И Стелла ничего не могла поделать.
У вас там, вроде, обет безбрачия?..
Ральф резко поднял голову, полоснул ее холодным взглядом, словно хлыстом. И Стелла дернулась, словно под ударом. Дернулась и вдруг завелась.
А у вас, вроде, членство в бдсм-клубе. Материал собирали? Для своей докторской по лечению девиаций.
Она задрожала, чувствуя, как немеет спина. Липкий холодный пот, намертво прилепил ее блузку к коже. Серый Волк сбросил бабушкины одежды и показался во всей своей природной красе.
Чего ты от меня хочешь? прошипела она, стараясь не показать страха.
Я же сказал: помощи, спокойно ответил Ральф. Я знаю, кто я и знаю про свой обет. Но мне нужна помощь, а не ехидство.
Какая помощь?
Мне кажется, у меня психоз. Как раз по твоей профессиональной части.
Его психоз назывался Филипп фон Штрассенберг.
Лучший друг, партнер по бизнесу, идеал, которого Ральф пытался достичь. По мнению Стеллы, Филипп был на редкость пустым и праздным молодым типом, который просто родился в нужной семье. Ральф это отрицал и отрицая, приходил в ярость.
Филипп был светочем. Филипп был гением. Филипп был идеалом мужской красоты и мощи. Филипп был буквально ВСЕМ. Просто они не смогли поделить девчонку. Ральф хотел это изменить.
Стелла слушала и вздыхала.
Трагедия умнички Ральфа, заключалась в следующем: он хотел не просто дружить с Филиппом фон Штрассенбергом. Он хотел БЫТЬ Филиппом фон Штрассенбергом. И это желание уродовало его собственную личность.
Если тебе так хотелось стать Штрассенбергом, почему ты не пошел в бизнес вне церкви и не женился на этой Ви, взяв ее фамилию.
Ты не понимаешь, коротко отмахнулся Ральф. Я же брюнет
Так Стелла узнала о Штрассенбергах.
Это был древний аристократический род и их традиции вызывали кучу вопросов. Они женились лишь на блондинках. Выдавали редких собственных женщин за мужчин клана и каждый в ком текла штрассенбергская кровь, мог всегда рассчитывать на поддержку семьи. Финансовую, юридическую и фактическую. Взамен от них требовалось однополная и безоговорочная преданность интересам клана.
Ральф вроде как был там принят, но после разрыва с Филиппом, все потерял. Это убивало его, лишая смысла существования.
Стелла по работе сталкивалась с людьми, которые состояли в различных сектах. Так вот, Штрассенберги очень смахивали на секту. У них был граф, был спикер семьи, «заместитель» графа. Были «налоги», членские взносы за право зваться семьей. Штрассенберги мужчины имели право брать женщин со стороны, Штрассенберги-женщины либо выходили замуж за членов рода, либо оставались старыми девами. Неповиновение грозило им изгнанием из семьи.
Штрассенберги владели большим земельным участком, который так и назывался Штрассенберг. Никого к себе особо не допускали, но много и охотно вращались в обществе. Стелла, поневоле заразилась от Ральфа этой странной, тоталитарной семьей.
Одно время, до того, как Ральф стал ее любовником, она шерстила социальные сети Штрассенбергов. Троих даже фоловила.
Графа, который фотографировал исключительно своих лошадей, но часто попадал в объективы камер вместе с женой. Граф был красивый, мужественный блондин, похожий на киноактера. Графиняхуденькой женщиной с тонкими, холодными чертами лица. Ее волосы были светлыми, почти белыми. Макушка едва доставала до плеча мужа.
Их старшего сынаФилиппа, который фотографировал только части тела и ничем кроме своих намасленных мускулов, не блистал. И его женыДжессики.
Она была единственной, кто был зарегистрирован в Инстаграме под вымышленным именем «Цукерпу» Сахарная кукла. Стелла быстро вычислила ее по комментариям в Инстаграме Филиппа и общем фоне на снимках. Какое-то время она отслеживала Джессику, в надежде увидеть и ее дочь, но вскорости перестала.
Джессика была очень светлокожей и светловолосой, как и графиня, но намного красивее. Она выглядела много моложе своих тридцати пяти и особенной глубиной не манила. По большей части она постила лишь свое тело, прикрытое, максимум, руками и волосами. И волнующие готические картинки, явно писаные с нее. Стелла и волновалась, и ревновала.
Рассказы Ральфа о том, что они творили, возбуждали сильнее всех прочитанных книг. Ральф не рассказывал ей подробности, но этого и не требовалось. Стелла прочла достаточно романов, да и собственный опыт в БДСМ у нее был.
Ральф как-то признался ей, что никогда не испытывал такого удовольствия, как вдвоем с Филиппом. Когда они на два члена трахали связанную, визжащую от восторга, Джесс.
Стелла слушала, мысленно улыбаясь: еще бы! Ральф испытал бы гораздо большее удовольствие, выгнав девушку за дверь. Секс с Филиппом излечил бы его психозы. Все. Разом! Но тогда Ральф перестал бы приходить к ней.
И Стелла послушно делала вид, что Ральф гетеросексуален. По крайней мере, месяца три. Она простояла перед ним час, сделала лучший минет, на который была способна и Ральф не выдержал, признал, что она права.
Ремень? улыбнулась Стелла.
Он молча протянул руку. Часть ее мечт исполнилась. Осталась только одна
Стелла вздохнула, пытаясь пересесть поудобнее. Ягодицы горели диким огнем, будто бы прикипая к джинсам. Он постучался к ней в три часа ночи и набросился, прямо в прихожей, повалив ее на паркетный пол.
Да, его член упал, не дойдя до финиша, но Стелла решила, это хороший знак.
Еще чуть-чуть и они поговорят о ребенке.
Что-то в ней дрогнуло.
Вспомнился миг, наполненный агоническим страхом, когда она забилась от Ральфа в угол, крикнув: «Остановись!» и тут же сгладился Стоило ей сказать, как порка закончилась. Сразу же! Ральф помог ей встать, принять ванну и обработать рубцы. Он был такой ласковый с ней, словно его перезагрузили. И на прощанье даже поцеловал.
В голову.
Стелла улыбнулась своему страху. Надо же было быть такой дурой: забыть, что это игра. Забыть, что он остановится, если ему сказать!.. Она глубоко моргнула, посмотрев на священника и Ральф, одними глазами, улыбнулся в ответ. Казалось, что их любовь кричит и бьется под высокими церковными сводами. Тетушка Ральфа обернулась и строго глянула на нее.
Опомнившись, Стелла заставила себя успокоиться. Попыталась сосредоточиться на его словах. Все было бесполезно. Губы, что их произносили, волновали сильнее слов. Если бы только не его импотенция. Если бы только не безотчетная, ничем не объяснимая ярость, с которой Ральф бьет ее
В те краткие мгновения, когда Стелла могла размышлять разумно, она понимала: эта его любовьстранная. Понимала, что будь она одной из своих клиенток, то посоветовала бы женщине не пускать его на порог.
Клиентке она сказала бы: «Этот человекболен!»
«Очень легко поверить в любовь священника, сказала бы Стелла. Очень легко списать его равнодушие на необходимость хранить все в тайне! Но это, милочка моя, не любовь! То, что он делает с вамиэто агрессия».
Себе она такого не говорила.
Сама она смотрела на кафедру, не в силах оторвать глаз. Цветные блики света, бившего сквозь оконные витражи, танцевали на его белом одеянии. На красивом, мужественном лице. Черные волнистые волосы были зачесаны назад, подбородок слегка оттеняла короткая ухоженная щетина.
Казалось, Ральф читал проповедь, обращаясь лишь к ней одной. И лишь на нее смотрел
Лишь потом, когда проповедь закончилась и все поднялись для благословения, Стелла обратила внимания на девушку, стоявшую рядом с госпожой Дитрих. Простое, но дорогое черное платье. Очень большая для тонкого тела грудь. И белые волосы, гладко зачесанные и собранные в узел.
Джессика?
Стелла замерла.
Книжный клуб.
Приходскому священнику полагался церковный дом, однако Ральф жил в тетушкином. Технически, большая деревянная вилла, изящно-белая, словно яхта, находилась за городом. Фактически Геральтсхофен был очень мал, и путь до центра занял бы минут десять.
Пешком.
Прежний владелец дома, старый богатый тип, женился однажды на юной женщине, ровеснице своих же детей. И дети отреклись от него. Даже когда отец узнал про свой рак, дети остались при своем мнении:
Пусть о тебе заботится твоя вертихвостка!
Вот и славненько! сказала молодая жена. Любимый, мы уезжаем на Побережье. Там у моей семьи пляжный дом, у моря дышится много легче.
И дети в недоумении увидели дом отца в рубрике «Сдается!»
Год, максимум, сказали друг другу дети. Переживем.
И время пошло.
Из Гремица, где теперь жил отец, поступали краткие донесения о его здоровье. И письма, где отец молил о прощении и просил его навестить.
Дети едко молчали.
«Последний» год, тем временем, превратился в три. Дом так и сдавался, а Хорст Валденбергер подружился с сыновьями Элизабет и оставил в покое собственных. Лишь незадолго до его смерти, письма стали приходить вновь. Будущая вдова умоляла пасынков приехать; хотя бы за ее счет. А пасынки писали в ответ: «Все твоескоро будет наше!» Письмами. Они поняли, что наделали, когда увидели эти письма вновь. В суде, где пытались оспорить свое наследство.
Увы, но дом в Геральтсхофене и все остальное имущество их отца, осталось юридически подкованной вдовушке. Потом, много позже, виллу выкупила фрау Агата.
Тяжело дыша от волнения, Стелла вскарабкалась на крыльцо и нажала кнопку. В глубинах большого холла заверещал звонок. Она опустила руку, отступила на шаг и дверь тут же распахнулась. На пороге стояла беловолосая девка из церкви. На ней была простая белая майка и джинсы, которые, казалось, вот-вот спадут. Нижним бельем девица, не утруждалась. Вежливостью, тоже.