Я идиот! Я в жизни не думал, что у нас столько общего. И я понятия не имею с чего начать. Она ни слова не говорит, а я не знаю, чего она хочет. Не к Филу ведь! Я понимаю, что делолишь во мне лично. Но в чем?! Я должен лечь перед ней на пол и позволить прошагать по себе на шпильках? Я лягу, я уже до ручки дошел!..
Ральф, дорогой? Ты слышал, что я сказала? Ты отказал ей. А когда она попыталась еще разок, не так прямо
Я отказал?! взвизгнул он таким тонким свистящим шепотом, что Стелла на миг оглохла.
Ральф издал какой-то странный звук горлом.
Стелла бессильно прижалась спиной к стене.
Я так поняла, вас было лишь двое.
Да она просто!.. Ральф так понизил голос, что Стелла почти ничего не разобрала. А потом еще в церкви сидела, как будтонеразборчиво. Может, тебе смешно, но у меня не настолько высокая самооценка, как тебе кажется. И Ви прекрасно знает, как меня уязвить!
Ах, да? И как же?
Неуважением!
Видно, ты дал ей повод думать, будто презрениеединственный способ тебя поймать. У Джесс, во всяком случае, получилось инеразборчиво.
Ты мне предлагаешь пойти к ней в палату и трахнуть ее в качестве извинений?
Я предлагаю? Католическому священнику?.. Да ты с ума сошел? Мы с кардиналом это не одобряем.
Ха, ха, сказал Ральф раздельно.
Но ты вполне мог бы извиниться наедине, спросила женщина нежным, невинным тоном.
Стелла зажмурилась. И это говорит бабушка? У этой женщины ничего святого нет! Ее утешало, что Ральф не сможет перед кем-либо «извиниться» без Филиппа фон Штрассенберга с другой стороны.
Может быть, ей нужен ровесник? неуклюже промямлил Ральф.
Ровесники предохраняются через раз. Что мы будем делать с незапланированным ребеночком? Усыпим? После аборта я осталась бесплодной. Слава богу, что это случилось позже, чем я родила своих близнецов. А Вимоя единственная наследница. Я не могу ею рисковать.
Со мной это тоже может случиться! Контрацепция очень часто подводит, прошипел Ральф так тихо, что Стелла едва поняла. Я не кастрирован, в отличие от Филиппа.
Ты нам не чужой.
И такой же светловолосый!..
Думаешь, все Штрассенберги от природы чистые платиновые блондины?
Но если?..
А «если» так пойдет в парикмахерскую! перебила Лизель. Твоего ребенка мы примем. Точка. Если Верена не уследит, то она родит. И я его воспитаю. И сделаю наследником. Себастьян к тебе привязан и все устроит. Твоего сына мы запишем на Ви. И разумеется, его не увезут от тебя, ты сможешь видеться с ним, когда ты захочешь. Онане Джесс.
Ральф промолчал, Стелла затаила дыхание, обратившись в слух.
В чем дело, Ральф? устало вздохнула женщина. У тебя кто-то есть? Или ты решил отобрать игрушку у Фила? Ты, действительно, всего лишь воюешь с ним?
Молчание, Стелла зажала ладонью рот. В оглушительном молчании раздался чуть слышный шепот:
Не надо, дорогой. Вот только не плачь, пожалуйста Что там случилось, Ральфи? Я же не враг тебе. Почему ты просто не объяснишь?.. К чему эти бастионы?..
Пауза. Тихий шепот Ральфа:
В первую ночь, она пришла ко мне в кровать, под предлогом будто ей страшно спать у себя. И в самом деле заснула!..
От счастья вырубилась, что на нейты?
Очень смешно, окрысился Ральф.
Вот именно. Я должна верить, будто кто-то заснул во время секса с тобой?.. Я старая, но все еще не слепая.
У нас не было секса! Она просто приперлась ко мне в постель, легла, как в детстве и все. Уснула.
А ты что делал?
Я ничего не делал! Лежал и ждал! Это она пришла ко мне! Я так взбесился, что ничего уже не соображал. До меня лишь на второй день дошло, что она просто надо мной посмеялась. Пришла ко мне в койку и не дала!.. И я напился. Сперва хотел просто заглушить боль, потом хотел унизить ее, сделать ей, как можно больнее Когда я это рассказываю, все словно не всерьез. Не знаю, что с чего началось Я просто запутался, но понял это чересчур поздно.
А-а, протянула Лизель. Вот оно, значит, как.
Он, видимо, отшатнулся. Громко всосались в пол подошвы кроссовок.
Я рад, что тебе смешно! Вот почему я и не хотел рассказывать.
Что о тебе подумал бы твой старый друг-граф? Он мало вас двоих таскал по борделям?
Я думал, если она пришла сама, то как-то сама все сделает. Или хоть намекнет! Она только посмеялась надо мной и заснула!
Ральф, Ральф! перебила женщина. Успокойся. Не знаю, как это происходит у вас, в семинарии, но у нас в девичьем интернате все просто: если залезла к подружке под одеяло, а та не хватает тебя за сиськи, то спи. Вы просто друзья!
IX Верена.
Тайный внутренний мир приходских священников
О мужчине можно многое рассказать по его вещам. Машина, в которой он ездит. Дом, в котором он обитает. Кабинет, в котором он решает деловые вопросы.
Если кабинета у него нетэто не твой мужчина, сказала мне Лизель, когда я была еще совсем маленькой. Я вышвырну тебя вместе с ним из дома!..
Она врала: когда я притащила в дом Ральфа, у него не было кабинета, но Лизель сразу же его приняла. И папа, и даже граф, не говоря уже о Филиппе, которого никто другой не мог столько выносить.
Они не ошиблись.
Теперь, у Ральфа был кабинет. Большой и светлый. С темной, добротной мебелью, кожаными креслами и дипломами в серебряных рамках. Они висели вокруг стола, как капельки росы в паутине. И влажно поблескивали тщательно отполированным стеклом. Я знала, как много сил уходит на то, чтобы снять пыль со стекла, не оставив на нем разводов. И знала, что тетя не смеет сюда входить. Тетя, совсем, как Марита, не выносила тестостерона.
А в кабинете Ральфа ощущался тестостерон. Что это говорило о Ральфе?
Он чистоплотен, невротичен и не уверен в себе. И сразу же стало ясно так много всего, что я предпочла бы не знать. Откуда взялась эта Стелла. Почему он не прикоснулся ко мне в ту ночь. Что на него нашло после мессы и, что заставило его так нажраться.
Конечно, все это стало ясно благодаря Лизель. Сперва она поговорила со мной, затем с ним, затем с нами обоими. И мы с Ральфом помирились. Я стала есть, а онбросил пить. Но даже сейчас мне еще не верилось, что это было на самом деле.
Что Ральф на меня обиделся. Обиделся и в дитячьей ярости истерику закатил.
Мой Принц! Да как такое, вообще, возможно?
А я-то думала, Филипп слаб. И в этой слабости, пытаясь быть смелым, нюхает кокаин и ведет себя, как последний дурень, пытаясь подражать хладнокровному и дерзко-криминальному Ральфу? Хотя на самом деле, Фил не холодный.
И он не дерзкий.
Он грубый потерявшийся идиот. Граф убьет его, когда узнает про вазэктомию. Но мне уже будет все равно. Филипп меня бросил. Обратной дороги нет.
Вздохнув, я откинулась на спинку кожаного кресла. Оглядела еще раз геометрически выверенный «орнамент» из рамочек, высокие книжные шкафы, заполненные папками с алфавитными указателями, блестящий коричневый диван, который явно шел к креслам и поняла, что Ральф ничего тут не сделал сам.
Его кабинет, как и дом, как и черный порше-макан, был просто декорацией. На ее фоне Ральф пытался почувствовать себя тем, кем не был. Тем, кем он хотел быть. Себастьяном, Филиппом, моим собственным отцом.
А Филипп, вот уже где смех, хотел бы быть Ральфом.
Что ты здесь делаешь? Ральф вошел неслышно.
Сгустился из холла, как черный призрак и встал в дверях, узрев меня в своем кресле.
Читаю твой интимный дневник, ответила я.
И как тебе?
Секса маловато
Ральф рассмеялся и вошел внутрь, пружинистым, быстрым, бесшумным шагом бойца.
Якатолический священник в деревне, он нервным, нетерпеливым взмахом головы, велел мне освободить его кресло.
Я подчинилась; по большей части, чтоб скрыть улыбку. Он вел себя, точно Грета, когда отец брал в руки ее щенков. Опасливо, ревниво и в то же время, беспомощно. Хотя могла повалить его и разорвать на части.
В случае Ральфа это выглядело еще забавнее.
Мой Принц давно вырос и попал в «Форбс», но в глубине души, он так и остался мальчиком, которым когда-то был. Неловким и неуклюжим в обществе. Мальчиком, которого по ошибке приняли за другого. Мальчиком, который должен быстро и прочно закрепить сердца за собой пока ошибка не прояснится.
Почему ты смеешься? спросил он голосом, знакомым мне с детских лет.
Я повернула голову и застыла с открытым ртом. Голос Ральфа звучал, как голос нашего графа.
Что-то не так? спросил Ральф. Ты как-то странно на меня смотришь
Как «странно»? тупо переспросила я.
Он вытаращил глаза и широко открыл рот. Я рассмеялась, Ральф тоже. Он все еще улыбался, когда на столе вдруг завибрировал телефон и лишь потом его лицо вытянулось в гримасу.
Филипп! выдохнул он.
Святой отец, вы скоро станете Папой.
В конце концов, у меня сдали нервы.
Я только человек, что еще я могла? Телефон выключить? Я дернула к себе трубку и глубоко вздохнув, нажала кнопку ответить. Филипп заговорил, не дожидаясь сигнала голосом.
Мои поздравления, пресвятой отец! Вы скоро станете папой, наследник нашего великого рода был пьян; слова сочились из его горла медовым ядом.
Ральф тоже понял это. Он закатил глаза.
Из Ватикана звонишь?
Из гинекологии.
Зашелестели бумаги. Филипп прокашлялся. Хорошо поставленным голосом, прочитал:
«Верена Дитрих, 16 лет» Адрес бла-бла А! Вот: «Беременность около четырех недель»!
Ральф ничего не ответил, но очень громко посмотрел на меня. Я задохнулась в негодовании.
Вот только ты не начинай эту хрень! Я этому уроду не изменяла!.. опомнившись, я наклонилась к трубке, чтоб Филипп слышал наверняка. Я буду жалеть об этом всю жизнь.
Филипп то ли крякнул, то ли вытянул пробку из горлышка какой-то бутылки.
А, фрау Дитрих! Мои тебе поздравления!
Знаешь, сказала я, кипя от ярости. Знаешь, я понимаю то, что я тебе надоела. Я понимаю, почему ты напился прежде, чем позвонить Чего я не понимаю, так это то, что ты не знаешь моей фамилии! Фрау фон Штрассенберг, если господину виконту будет угодно.
Ральф дернулся. Филипп громко зашелестел бумагой потом раздался выдох:
О, черт!.. Черт! Я совсем забыл, что ты дочка Фреда
Ты не забыл, Филипп, ты окончательно пропил мозг. Чем ты шелестишь все время? Ты набросал примерные тезисы для этого разговора, или что там?!
Мне прислали медицинское заключение, буркнул он. Я думал, перепутали адрес Ты все еще на страховке Джесс, а Джесс зарегистрирована здесь.
Медицинское заключение?
Ты глухая?!
Я не бухая!.. и точно знаю, что не беременна.
Ральф отодвинул меня подальше и притянул к себе телефон.
Ты можешь прислать мне это?
Чтоб ты уничтожил улики? пьяно взревел Филипп.
Фотографии, идиот.
Хер вам! Я все это отнесу адвокатам.
В газеты объявления дай.
И дам. «Святой отец забрюхатил грешную школьницу!»
Филипп! вмешалась я. Хватит! Заткнись! Ты прекрасно знаешь, что он не спал со мной Ты уже достаточно меня опозорил. Утихомирься. Закройся и сядь на кухне, как ты сидел, когда меня допрашивала полиция!
А почему ты не призналась во всем?! перебил он. Если ты меня так любишь, как говорила, почему не призналась? Тебе шестнадцать. Возраст согласия. Да, нас осудили бы, но не посадили.
Ты идиот? спросил Ральф. Ты господи, ты настолько тупой, что это само по себепочти гениально. Ты муж ее матери! Возраст согласия для тебявосемнадцать. Даже по самым скромным подсчетам, ты получил бы от трех до пяти лет. В тюрьме ты не выжил бы. По крайней мере, такой красивый.
Филипп не ответил.
Я затаила дыхание.
Ждала извинений, слез, он же пьяный, так почему не слез, признания Но Филипп был верен сам себе до конца.
Я бесплоден, сказал он. Необратимо. Бесповоротно. Узнал незадолго до того, как мой папа и твоя мама сделали нам братишечку. Если ты беременна не от Ральфа, советую позвонить отцу ребенка. Надеюсь, что это, хотя бы, не мой отец
Идиот! простонала я и отвернулась, чтобы скрыть слезы.
Филипп, еще раз попросил Ральф. Сбрось мне фотографию документов. Название клиники, лаборатории, врача
Он выругался; ужасно грязно и так обидно, что у меня невольно перехватило горло.
Ральф переключил микрофон на динамик и поднес трубку к уху. Он слушал молча. Один лишь раз покосился в мою сторону чуть внимательнее, но вскоре потерял интерес.
В отличие от тебя, обронил он в трубку, я в дерьме родился и знаю, как его смыть.
Филипп, видимо, рассмеялся. Он что-то сказал, поскольку Ральф тоже улыбнулся.
И что тогда будет, Фил? Что будет, если я лишусь сана? Вот именно, ничего! Вообще. Я ведь не Штрассенберг, я ведь не сижу в своем родовом гнезде, опасаясь лишний раз пукнуть. Что мне мой сан? Ошибка суровой молодости Допустим, она беременна от меня, окей. Сейчас я задним числом напишу отказ от всякого опекунства. Вызову Лизель, она ненадолго увезет Ви. А когда с меня снимут сан, а Ви возвратится с красивым младенчиком, я просто усыновлю его и женюсь на ней.
Примерно то же самое, Филиппу говорила Лизель и я подозрительно посмотрела на Ральфа. Он всегда был ее любимчиком. Она не раз давала ему советы. И вспомнилось, как в прошлом году, залитая августовским светом, Лизель то же самое толковала Филиппу. В надежде раззадорить его и зажечь. И Филипп тогда раззадорился не на шутку.
Речь Ральфа ему понравилось еще меньше.
Итак, оцени расклад: я беру в жены младшую, подаю на развод старшенькой с тобой. С учетом вазэктомии, суд будет быстрым. И в том же судебном порядке, я подаю на раздел имущества с учетом твоих долгов. Как тебе поворот?
Он подождал немного и бросил трубку.
Как всегда Трус!..
Я не беременна, сообщила я. Но твой «поворот» так хорош, что я прям сейчас готова.
Ральф рассмеялся, но явно не от веселья. Он хмуро тер подбородок, уставившись в пустоту.
Я не беременна! повторила я.
Знаю. Но у Филиппа не хватило бы соображения придумать такое Он пьян, как свинья. Кто-то пытается нас стравить.
Смысл?
Бизнес, коротко бросил Ральф. Даже по одиночке, мы все еще сильны. И имеем кучу общих объектов, которыми управляем от имени и именем Джесс. Если мы ввяжемся в войну, от этого выиграют многие.
Он был уже не здесь.
Пожав плечами, я встала с кресла для посетителей. Для меня все тоже было закончено. И я ощущала это всем своим существом. Филипп, как видно, не успокоится, пока не уничтожит меня. Ему мало просто расстаться. Он хочет быть уверенным, что Ральф меня не возьмет. Он позвонил, чтобы обозначить свои позиции: сказать, что я ему не нужна. И Ральф услышал. Ральф, как и прежде перед ним трепетал.
Я пойду к себе.
Не хочешь прогуляться? запоздало крикнул Ральф в спину. Как раньше? Лишь мы вдвоем?
Я обернулась. Вся в злых слезах.
Как ты не понимаешь?! Я не ребенок больше! Господи! Почему я не свернула шею, упав в овраг?!
Белый Гном под розовым зонтиком.
Укрывшись с головой одеялом, я с горечью вспоминала ту ночь.
Сама я ее не помнила, но знала по рассказам членов семьи.
Мне было четыре года. В ту ночь шел дождь. В таких историях всегда идет дождь, да и когда он не идет в Гамбурге?.. Джессика накоксилась до кровавых соплей и потеряла сознание, испугавшись крови.
Маркус, испугавшись за ее жизнь, немедленно вызвал «скорую». В доме поднялась суета и моя доберманша, Грета, решила сходить и проверить, все ли окей внизу. Она вылезла из моей кроватки и носом открыла дверь.
При виде купированной, грозной на вид собаки, санитары едва не выронили Джессику. И Маркус, ухватив Грету за ошейник, запер ее в библиотеке.
Он не хотел, чтобы Фредерик потерял сразу двух ценных сук: собаку и девушку.
Про меня он, видно забыл.
Проснувшись, и увидев приоткрытую дверь, я решила, что Грета ушла на улицу. И я испугалась! Грета до смерти боялась грозы. Тогда мы еще не знали про ее эпилепсию, но стоило ей увидеть блеск молнии, собака бросалась прочь, куда несут лапы. Я не могла оставить свою любимицу под дождем!
Сунув ноги в сапожки, я взяла огромный розовый зонт и пошла искать ее. Той самой дорогой, какой ходила гулять с отцом. К Развалинам первого Замка, из камней которого наши с Филиппом предки, Рудольф и Вальгард, выстроили два собственных.
Ральф в это время как раз был там. Делал закладки. И у него тоже имелись фобии: Ральф боялся мертвых детей. Какой-то дурак написал в Википедии, будто в нашей семье было принято убивать слишком слабых детей законной жены. И заменять их крепенькими бастардами от местных крестьянок. Крепенькие бастарды и впрямь водились. Их признавали за особые заслуги перед Семьей и вводили в нее наравне с законными сыновьями. Но никогда и никто не сбрасывал детей в туалет. Штрассенбергэто Штрассенберг, а не Спарта. В те времена дети умирали и все. От тысяч самых разных причин, от ветрянки, диких вепрей, поноса и золотухи. Но никому не приходило в голову забивать их трупами замковый туалет. Да и туалеты появились гораздо позже!