Даже мне хочется, что говорит о психически больных. Или я теперь тоже в их стане? Если да, то Лютый не удивится моему участию в этом гребанном аукционе. Пожалуй, начну там себе девчонок выкупать. Всяко лучше, чем под извращенцами страдать! Наверное. Надо эту мысль обмозговать, но позже.
Лютый-Лютый, Лютик-цветик. Цветик-семицветик, блядь, если верить слухам о его ориентации.
Сижу в кабинете за столом и барабаню пальцами по столешнице. Надо с этим цветиком что-то решать.
Для началапроверить границы берегов.
Набираю номер, известный очень ограниченном кругу лиц, личный мобильный Лютого.
О, Пахом, жив еще?раздается голос бордельного босса.
Не дождешься, Лютый. Ты мне тут знатно дорогу перешел, когда моего брата в долги втянул,опускаю я его с небес на землю.
Не беспредель, Пахом! Твой брат мне реально должен!пытается давить на совесть.
Только где он её у меня видел?
Видишь ли, мальчик мой,говорю, тут такой расклад. Если моему брату нужны деньги он идет ко мне. Но если,и я повторю ни разесли он идет не ко мне, то его следует отправлять ко мне, а не в долг ему отслюнивать. Ты дал ему в долг, чтобы раком нагнуть меня и мою семью? А ты знаешь, как я отношусь к своей семье, отрезаю я.
Пахом, все не так, не кипишуй! Я все обосную, брат, уже реально скулит этот придурок.
Не брат ты мне!отрезаю я и отбиваю вызов.
Лютый тут же перезванивает. С неохотой снимаю трубку.
Чего тебе?бурчу недовольно.
Пахом, я не хочу ссориться. Это никому невыгодно, мямлит Лютый.
Не, Лютоша, ты не путай теплое с мягким! Это только тебе невыгодно. А я бы прессанул тебя улыбчиво!издеваюсь я над бордельным воротилой. Грозен он только с девками своими.
Еще раз ты меня так назовешь! рычит Лютый в бешенстве.
И?ехидничаю я, зная, что против меня этот щен зассыт.
Пару лет назад мы с братками собрались в сауне на сходняк, и какая-то сука нас сдала, налетели маски-шоу. И пока все шкерились от спецуры по дальним нычкам, я один вышел и послал нахер их полкана со всеми его полномочиями. Тогда один боец полез меня угомонить, и я знатно опустил его при всех. До сих пор все боятся со мной связыватьсякак бабка отшептала.
Вот и сейчас Лютый идет на попятный.
Не надо так, Пахом!уже тише говорит он и сам отключается.
Да-да, подумай, перевари. Князю позвони, поплачь в жилетку. Говорят, он недавно новую купил. Баграта позовите. На троих сообразить.
Давайте. Я вас всех разом, утырков, и похерю.
Настроение подскакивает.
Настало время приятных ощущений.
За нимиподнимаюсь на чердак. Этополностью моя территория. Её даже отец не смог у меня отбить. Здесь, на чердаке, моё тайное местомоя студия.
в приюте я до десяти лет почти не разговаривал. Так, бросал короткие слова: «спать», «жрать», «дай», «срать» Там с нами никто не занимался. Всем было пофиг. А мне было проще нарисовать, что я хочу, чем сказать. Рисовал нужное и тыкал воспитателям под нос. Они меня люто ненавидели. Считали злым и идиотом. Говорили, что никто меня никогда не возьмёт. И, действительно, другихмилых, болтливых,забирали мамы и папы. А я лишь сидел на подоконнике и смотрел, как уводят очередного счастливца.
Тогда я часто рисовал спины: двое взрослых и ребёнок посередине.
Я хотел так же. До воя. До одури.
Но никто меня не брал.
А потом пришёл отец.
Мой, как оказалось, настоящий отец. Не приёмный, как у других. Родная кровь.
Большой, сильный. Тогда он мне казался самым лучшим.
Всю дорогу домой я обнимал его колени и вздрагивал от страха, что отец сейчас остановит машину и высадит меня, потому что я странный, дикий и злой.
А когда мы приехали в его красивый дом, мне показалось, я попал в рай. Я тогда дал себе зарок, что сделаю всё, чтобы отец мной гордился. Заслужу его доверие и уважение, говорил себе.
А потом отец узнал, что я рисую.
Он сломал кисти и выкинул краски, а на мнеразбил в щепки мольберт. Все эти вещи я нашёл на чердаке. И устроил здесь тайную комнату. А отец узнал
Чтобы я больше этого не видел,сказал он и положил передо мной пистолет и нож:Вот твои кисти и краски. Учись рисовать ими.
И тогда я предал мечту, потому что предать отцабыло гораздо хуже.
Теперь же креплю новый холст и начинаю рисовать. Ингу. А кого же ещё? Муза может быть только одна. Её глаза больно ранят: пустые, безжизненные, фиалковые глаза. Заслужу ли я когда-нибудь помилования? Не прощения даже, нет мне прощения
Хотя бы сносного отношения. Пусть даже из милости. Я готов червем у ее ног ползать, даже на виду у всего города.
Я не смею мечтать о ее любви. Мне вообще нельзя мечтать. Мечтыхрусталь, и разбиваясь, осколки режут всё внутри в клочья
Я лишь молю того, кто всем управляет, чтобы она просто была рядом. Чтобы я мог защитить, уберечь. Мне очень важно, чтобы она была жива, существовала в этом мире. Тогда мир будет полным и сносным.
Я завидую кисти, которая кармином выводит её губы. Наклоняюсь и целую их.
Нарисованные.
Единственный доступный мне поцелуй
Я не знаю, сколько времени провожу в студии, рисуя Ингу бесконечное множество раз.
Разной.
Возвращаюсь к себе в счастливом раздрае и у двери кабинета встречаюеё.
Интересно, что заставило Белль саму явится к Чудовищу?
Глазища на пол лица смотрят взволновано и немноговиновато?
Чем обязан?рявкаю как можно холоднее.
Мне сегодня должны звонить родителилепечет она, опустив голову и теребя край кофточки, по Скайпу
Что мне начинает не нравиться эта прелюдия. Я вообще их не люблю.
А я тут причём?интересуюсь, складывая руки на груди.
Нуне могу же я им показать Артёма,выпаливает она.В таком состоянии Будет много вопросов.
Выход?подталкиваю её.
Показать им вас. Вы похожи. Артёма они в лицо не знают.
О как!присвистываю.Здорово вы решили всё за меня. А если я не соглашусь?
Девочка, видимо, в отчаянном положении, совсем не хочет расстраивать родителей. Это похвально. Хорошая девочка. Вскидывает на меня свои обалденные глазищи и говорит:
А если я вас поцелую?
Дешевите, Инга. Смелее. На этом аукционе ставки растут. Может, предложите что-то поинтересней?
Она фыркает и порывается уйти: мол, кого я попросила о помощи.
Только рано, детка. Игра лишь началась.
Хватаю её за руку и говорю:
Хорошо. Но вы будете слушаться. Полностью. Во всём.
Она судорожно сглатывает и кивает.
Кажется, сегодня выдался славный вечер.
Берём ноутбук и идём в гостинуюиграть в образцовую семью
Глава 5
ИНГА
Боже! Во что я ввязываюсь?
Я ведь сейчас в его полной власти и он, действительно, может потребовать от меня что угодно за услугу. Мне остаётся только уповать на порядочность того, у кого её не может быть по определению. За те пять дней, что прошли с момента сцены в кабинете, Артём столько мне понарассказывал про братана фильм ужасов хватит. Оказывается, до того, как получить корону, Пахомов у них в «семье» был палачом и карателем. Это совершенно не удивило меня, учитывая, что он сделал с родным братом.
И вот теперь я сама лезу в пасть чудовищу. Но у меня не осталось выбора, мама последний раз даже обиделась слегка:
Прячешь от нас своего мужа? Считаешь нас недостойными?
И мне ничего не оставалось, как заверить маму, что они с отцом познакомятся с моим мужем в ближайшее время.
И вот теперь этот муж тащит меня за руку в гостиную, а в другой сжимает ноутбук.
А со мной происходит что-то странноемне нравится, как ощущается моя ладонь в его,большой, твёрдой, немного шершавой.
Пахомов устанавливает ноутбук на столике перед диваном, а я сижу на краю этого самого дивана, зажав сложенные ладони между коленями.
Так не пойдёт,говорит Пахомов и, оставив компьютер загружаться, берёт меня за руку, заставляет встать и притягивает к себе на колени.Мы женаты, забыла.
А сколько ехидства в голосе!
Но потом Пахомов делает то, чего я меньше всего ожидаю, и что точно не нужно по сценарию, потому что видеозвонок ещё не настроен,он бережно обнимает меня за плечи, опаляя жаром, утыкается носом мне в волосы и шумно втягивает воздух.
Нюхает меня, как зверь.
Ты пахнешь весной,говорит он, севшим поникшим голосом,фиалками, нарциссами, чем-то ещё Я не большой спец по цветам.
Он отстраняется, заглядывает мне в лицо, и в его глазах сноваразбитые льдины.
Палач и каратель, напоминаю своему мозгу, который начинает плавиться от такого взгляда. А ещё в шлейфе запахов, который окружает моего визави, я чётко ощущаю тот, который не спутаю ни с чем,запах масленых красок.
Он чторисует? Тогда объяснимы эти пятна на белоснежной рубашкефиолетовые, коричневые, карминово-красные.
Ну да, у маньяков и убийц бывают весьма эстетные увлечения. А Пахомов наверное ещё какой-нибудь Йель или Оксфорд закончилуж больно со знанием дела он рассуждает об искусстве.
Но взгляднеожиданно потеплевшийгипнотизирует. И я тянусь к его щеке, прохожусь пальцами по скуле, спускаюсь на щёку, чуть колюсь щетиной, которая ему очень идёт. Он замирает, кажется, не дышит и прикрывает глаза. И я не могу не отметить преступно-длинные для мужчины ресницы.
Странно, как на него действуют простые ласки.
Скольжу пальцами ниже, задерживаюсь на широких плечах, спускаюсь на грудь. Онсловно античная статуя: каменный и совершенный.
Я веду по руке, вниз, переплетаю свои пальцы с еготонкими и длинными, такие действительно больше бы подошли художнику, чем бандиту.
Глажу безымянный. И тут меня осеняет:
Кольцо!кричу я.
Пахомов немного испуганно распахивает глаза.
Какое кольцо? О чём ты?
Обручальное! Мама точно заметит, что его нет. Она у меня наблюдательная.
Он тихо чертыхается.
Я пытаюсь загладить ситуацию:
Артём спит я могу снять у него
Пахомов окидывает меня таким взглядом, будто я сказала ему поцеловать жабу.
Справлюсь,говорит он и уходит.
Я нервно кусаю губы, волнуясь: он же вернётся? Он же выполнит, что обещал?
Пахомов возвращается, садится рядом и протягивает мне тонкий ободок белого золотастильный мужской аксессуар.
Откуда?удивляюсь я.
Пахомов ехидно скалится:
Известно делос трупа снял: я же злодей. Прямо с пальцем отрезал. Палец по дороге выкинул.
Но этот раз я не злюсь, как тогда, в день свадьбы, когда плеснула в него шампанским. В этот раз его бравада оседает горечью у меня на губах.
Не волнуйся,подбадривает он,ничего криминального. От отца досталось.И спрашивает странно глухим и печальным голосом:Ты наденешь его мне?
Киваю, беру его руку, завожу палец в кольцо.
В этот раз не играет вальс Мендельсона, яв домашнем костюме, а мужчина рядом со мнойсудорожно втягивает воздух.
А потомон берёт мою руку и целует моё кольцо, будто присягает на верность.
Зачем он это делает? Почему смотрит так отчаянно?
Пахомов переплетает наши пальцы, сжимает мою руку крепко-крепко и упирается лбом в мой лоб.
Вот теперь мы настоящие молодожёны,горько улыбается он.Звони родителям.
Я делаю дозвон, а он снова усаживает меня к себе на колени и проводит носом от подбородка до уха, нежно щекоча и обдавая горячим дыханием.
Мамочка! Папа!
Как же давно я их не видела!
Папа поправляет очки, мамапричёску. Осматривают нас внимательно и строго, особенно, мужчину, который держит меня в объятиях.
И Пахомов снова ведёт себя странно: он словно сжимается под их изучающими взглядами, как студент, которого оглядывает экзаменатор.
Он чтоволнуется? Почему? Он же не мой муж, даже если не понравится родителямне страшно же, я всё равно собираюсь развестись с Артёмом, как тот только поправится.
Пахомов обнимает меня нагло и собственнически.
Здравствуйте,говорит он.Благодарю вас за дочь.Нежно целует меня в висок.Она так вскружила мне голову, что мы решили не тянуть со свадьбой.
Он произносит всё это настолько искренне, что у родителей и сомнений не возникает. Папа бы точно почувствовал фальшьон у меня просто живой детектор лжи.
Я очень надеюсь, молодой человек, что совсем скоро мы встретимся лично и побеседуем о женщинах и любви.
Сочту за честь,вежливо отзывается Пахомов, ещё сильнее, с каким-то отчаянием, прижимая меня к себе.
Что с ним? Почему он так себя ведёт?
Улыбаюсь, ерошу ему волосы И самазадыхаюсь. Взъерошенный, с сияющим взглядом он выглядит сейчас таким молодым и таким красивым.
И что самое удивительноеполностью открытым передо мной, без панциря, без брони, без маски крутого мафиози.
Просто мужчинанемного уставший, очень светлый и
Чем вы занимаетесь, Артём?спрашивает мама, и Пахомов вздрагивает, моментально захлопывая все двери и опуская забрало.
Пока он ищет ответ, я выдаю первое, что приходит в голову:
Тёмаэксперт по изучению предметов древности. Он учился в Оксфорде. Мы познакомились на выставке.
И ведь почти не вру, всё так.
Пахомов снова целует меня и заявляет нарочито весёлым тоном:
Да-да, поэтому наш девиз по жизни Ars longa, vita brevis[1]. И поскольку vita brevisстараемся ловить каждую минуту.
С этими словами он впивается в мои губыбудто имеет на это право. Жадно, голодно, отчаянно.
Лучше бы перевёл, умник чёртов. Я не сильна в латыни.
Родители хлопают в ладоши, Пахомов открывается от меня, тяжело дыша.
Ну, не будем вам мешать,тактично говорит мама.
Ждём в гости в ближайшие дни,напоминает папа.
И они отключаются.
И вместе с ними исчезает и нежный внимательный Пахомов.
Сейчас я сижу в объятиях чудовища.
У него безумно горят глаза
И, кажется, будто в плотоядном оскале с клыков капает слюна.
Монстр очень голоден и намерен меня сожрать.
Хочу вырваться из объятий, отползти подальше, но меня крепко держат и грозно напоминают:
Куда ты собралась? Настало время платить.
И я понимаю, что влипла
ВАЛЕРИЙ
До своей комнаты практически доползаю.
Падаю поверх покрывала и тупо пялюсь в потолок. Внутрипусто до звона. Всё выгорело в чёрном пламени отчаяния и ярких всполохах похоти.
Я заслужил.
Палач и каратель.
Я убивал нередкоэто моё ремесло. Будничное и скучное. Оно не вызывает эмоций. Но душу свою я извазюкал знатно. Она во тьме до самых потаённых уголков. Натащил туда грязи.
И теперь мне только и остаётсялюбоваться мечтой со стороны, прекрасной мечтой о семье, где все друг друга любят и заботятся.
Жена, детинедоступная мне роскошь.
У коронованного авторитета не может быть семьи. Мой отец женился когда-то на матери Артёмаи дорого поплатился за это: любимую подстрелили вскоре после родов. Она провела семь лет в коме. Я не желаю такой судьбы женщине, которая окажется рядом со мной.
А ребёнок? Я просто никогда не осмелюсь посмотреть ему в глаза, взять малыша на руки.
Я по-чёрному завидую обычным работягам, которым доступны простые радости. За это все деньги мира выложить не жалко.
Вот только изгаженную душу не отмыть
Но мне хочетсядо дрожи в пальцахприкоснуться к мечте. Хотя бы попробовать её каково этоиметь нормальную семью, где царят тепло и любовь, прочувствовать, что значит родственники, прикоснуться к запретному.
Пусть это будет даже не моё, краденное, под чужим именем.
Только бы ощутить.
Поэтому я и согласился на весь на предложенный Ингой фарс.
Иначе мне было не узнатькаково это: быть женатым на Инге? Общаться с её семьёй.
Согласился, и сам толкнул себя в ад.
Прошедший вечер вспоминается в мельчайших подробностях, как будто на потолке крутят фильм, в котором у меня главная роль. Вот только не фильм, спектакль И вроде бы сыграл я в нём хорошо. Даже заслужил поощрение в конце
адова хреньсидеть рядом, невинно касаться, изображая мужа и жену, хотя внутри все клокочет от страстной потребности вмять ее под себя и основательно отыметь.
Но она все еще жена моего брата, а происходящеелишь безумный сладостный фарс. Пользуясь моментом, притягиваю податливое тело и с животным удовлетворением втягиваю запах ее волос и кожи неповторимый персональный аромат.
Инга не сопротивляется. Кажется, она расслабилась и покорилась судьбе. Терпеть не могу фаталистов, но хрупкой нежной куколке можно простить эту слабость.