Его взгляд тинистый, смущенный, так что парню требуется медленно моргнуть, чтобы прояснить свои мысли.
- Щекотно? - он выглядит слишком довольным, представляя дальнейшие перспективы сегодняшнего вечера.
- Не здесь, - я отказываюсь смотреть на наблюдающих за нами девчонок.
- А что здесь не так? - кривая улыбка перекашивает эти грешные губы, пока его теплая ладонь скользит по моей спине к шее, а затем и к моему затылку. Его губы накрывают мои, мягко и внимательно лаская, от этого так легко забыть обо всем окружающем нас мире. Из его горла вырывается бесподобный хриплый звук, от которого мои колени подгибаются. Я не могу не схватиться за полы его рубашки, просто чтобы удержаться на ногах.
Приглушенное, злобное хихиканье развеивает окружающий меня туман.
- Заблудился, Бэйлор?
- Может, он проиграл пари.
Я не могу здесь больше находиться. Я вырываюсь из его объятий.
- Нет, - говорю я Дрю. - Не здесь, - уголком глаза замечаю двух девушек, к которым сейчас примыкает и третья, они пристально наблюдают за нами. И это так унизительно.
- Анна, - говорит Дрю, рассеяно и смущенно, - о чем ты говоришь? - он поднимает руку, собираясь коснуться моей щеки, но останавливается, когда я напрягаюсь, а затем смотрит в направлении моего мимолетного взгляда. Темный румянец заливает его щеки, а брови сходятся на переносице. - Ты разыгрываешь меня?
Его голос раздается на весь двор, и я напрягаюсь еще сильнее. Мой взгляд мечется по пространству двора. Несколько людей замедлили свой шаг. Наблюдая. Я могу прочитать их «Что Бэйлор делает вместе с этой девушкой?» выражение лица.
- Говори потише, - обращаюсь я к нему. Ненавижу разыгрывать сцены. Ненавижу этих людей. Мои щеки горят.
Дрю выглядит так, словно хочет ударить кого-то кулаком.
- Почему? Потому что кто-то может узнать, что мы вместе?
- Мы не...
- Верно, - восклицает он, перебивая меня. - Мы просто трахаемся, - сейчас он и правда орет. - Как я мог забыть?
Я хочу умереть прямо на этом месте. Еще больше народа останавливаются. Дрю видит, куда я смотрю, и сердито оглядывается на девушек через плечо, сейчас они наблюдают за нами с широко открытыми глазами. Матерясь, он хватает меня за локоть. Его захват сильный, но не причиняет боли, пока парень тащит меня к столику под кронами деревьев в углу двора. Это предоставляет нам чуть-чуть больше уединения, но мы все еще выставлены на обозрение окружающих. Я все еще на виду у них. Мне нужно прекратить это. Но, кажется, я не могу сказать и слова. Я и не должна. Так как Дрю снова набрасывается на меня.
Боль и злость отражаются в его словах, когда он наклоняется ко мне.
- Так что, я могу засунуть в тебя свой член. Ты можешь отсосать мне, - я морщусь, - я могу вылизать твою киску, пока ты кричишь мое имя, - добавляет он с усмешкой, - но лишь одна идея о поцелуе со мной на людях для тебя так ужасна, что ты отскакиваешь, на хрен, как от огня.
Моя губа дрожит, и я прикусываю ее. Боже, я ранила его. Я раню его прямо сейчас. Мне нужно исправить это, но мой ум и тело отключаются.
- Я просто...
- Просто что? - давит он. - Просто не хочешь, чтобы люди знали, что ты... - его уста движутся, но слова не выходят наружу, а затем его челюсть замирает, а глаза наполняются разочарованием.
- Я что? - я не могу сдержаться и не спросить. Сучка? Ага, я и так это знаю. В этой ситуации виновник именно я. Я отлично это знаю.
Но он не произносит этого вслух. Его слова гораздо хуже.
- Моя! - кричит Дрю. - Что ты моя!
Земля у меня под ногами вздрагивает, раскачиваясь. Моя голова ударяется о ствол дерева. Его. Я даже не могу представить себе мир, в котором кому-то принадлежу. Такого со мной никогда не случалось. Никто не хотел меня всецело и без остатка. Должно быть, он ошибается. Он поймет это. Со временем он увидит.
- Мы. Я, - я глубоко вдыхаю. - Мы никогда не планировали...
- Ага, я все понял, - он проводит рукой по своим волосам. - Ты отлично прояснила вопрос, кем мы являемся друг для друга, а кем нет, - он прищуривает глаза. В них видна боль. Разочарование.
Я не стою этого. Хочу крикнуть это ему. Я не стою его боли. Он держит мир в своей ладони. Он не нуждается в том, чтобы нести мое бремя.
Когда он снова оглядывается, его кулаки сжимаются возле бедер, голова наклоняется, а губы сжимаются в линию. Несколько прядей волос падают ему на лоб, и мои пальцы пульсируют от желания прикоснуться к нему.
Его голос становится тихим и горьким.
- То есть, не дай бог, эту идеальную, великолепную Анну Джонс увидят вместе с мужиком проституткой Дрю, так? - он качает головой и фыркает. - Ты себе даже не представляешь, насколько все это иронично, - его глаза встречаются с моими, и в них пылает огонь. - Ты даже не имеешь гребаного представления.
Я не могу сдержаться, чтобы промолчать.
- Дрю. Я не хочу ранить твои чувства.
- Сказала девушка, у которой вообще нет никаких чувств.
Я быстро моргаю, желая присесть на корточки и свернуться в позу эмбриона. Я даже не знаю, что сказать. Я знала, что все это закончится рано или поздно. Я не думала, что могу стать его. Даже когда думаю о словах, знаю, что делаю огромную ошибку. Я чертовски облажалась. Беспомощно, я тянусь к нему. Мои пальцы касаются его предплечья. Он вздрагивает, словно я порезала его.
Его руки отлетает в сторону, и Дрю делает огромный шаг назад.
- Нет! - он сжимает в кулак волосы на затылке, словно хочет их вырвать. - Я пытался дать тебе пространство, дать тебе время. Я думал, ты просто испугалась, стесня... блядь, я не знаю, что это такое.
Боже, он знает меня так хорошо, я хочу плакать, но он еще не закончил свою речь.
- Но я охуенно себя обманул. Ты просто не хочешь меня так, как я хочу тебя.
- Нет, Дрю, это было...
- Тогда скажи мне, что я ошибаюсь, - настаивает он, его голос больше похож на рычание. - Скажи мне, что вся эта ерунда на тему интрижки не была связана с тем, кем я являюсь.
Мое горло болит так сильно, что слова ощущаются, будто разбитое стекло.
- Я не могу.
Его выражение лица становится безэмоциональным, а взгляд проходит прямо сквозь меня. И мое сердце уходит в пятки. Я сделала это. Я вызвала этот его взгляд, сейчас он смотрит на меня как на незнакомку.
- Знаешь что? Мне это не надо, - он отступает. - Я не нуждаюсь в этом больше, - даже несмотря на то, что я знаю, что грядет, это все еще ощущается, словно нож в сердце, когда слова все-таки выходят из его уст. - С меня хватит. Мы закончили.
А затем он уходит.
Глава 24
Анна
ВНУТРИ Я МЕРТВА. Мои эмоции заперты так глубоко, что я едва ли способна ощущать хоть что-то, кроме тупого веса своего тела, которое двигается по заданному маршруту. Я словно барахтаюсь в густом, холодном болоте. Даже не знаю, как, в конце концов, я оказалась в кофейне. Вероятно, я пришла сюда. Вероятно, сделала заказ; так как передо мной стоит нетронутое латте и мой ноутбук. Я пишу... что-то. Мое сочинение для зачета, посвященное королеве Елизавете и использованию девственности, как средству политической силы.
Идеально. Я даже не хочу смотреть на написанное. Если там скрыто хоть какое-то отображение моих мыслей, то это должно быть что-то вроде: оставайтесь девственницей. Не меняйте этого. Бегите от мужчин как можно дальше.
Конечно, воздержание от секса не защитило бы меня от Дрю. Он проник мне под кожу до того, как коснулся меня хоть пальцем.
Люди приходят и уходят, и несколько человек бросают на меня взгляды, словно я с ними знакома. Я замечаю это, но меня не волнует сейчас их внимание.
Я собираюсь уходить, когда меня находит Айрис. Ее улыбка слишком ослепительная, когда она хочет приободрить меня.
- Предполагаю, у тебя был дерьмовый денек, - говорит она, садясь напротив.
- О чем ты говоришь? - мы обе знаем, но я не знаю, откуда это известно ей.
- Люди судачат, что Боец Бэйлор порвал с какой-то рыжей лисой сегодня в кампусе.
Лисой?
- Люди сплетничают об этом дерьме? - вот и все, что мне удается выпалить. Святое дерьмо. Они сплетничают? Кто, черт возьми, эти люди? У них что, нет собственной жизни?
Айрис смотрит на меня, будто я сошла с ума.
- Конечно, они сплетничают об этом! Это же Дрю Бэйлор, девочка.
- И как, черт побери, ты вообще узнала об этих сплетнях?
Айрис пожимает плечами.
- В Твиттере, забив хэштег #БоецБэйлор. Я подписана вообще-то на этот тег.
Конечно, у него свой собственый хэштег.
- Подписана? Ты издеваешься надо мной?
- Я и еще пара тысяч человек. Я подписалась на него, когда ты замутила с Бэйлором.
Я стону и прижимаю основания ладоней к своим болезненным глазам.
- Не волнуйся, милая, - Айрис сочувственно похлопывает меня по плечу. - По крайней мере, там не было фото. Пока что. Хотя, я не проверяла Инстаграм. Мы сделаем это позже.
- О, боже, - я даже не думала о фото. Я хочу умереть. Просто умереть. Думаю, я могла бы это сделать, если бы увидела снимки орущего на меня Дрю. Я официально ненавижу социальные сети. Обязательно удалю все свои аккаунты. На всю жизнь.
- Итак, - Айрис поднимает мой кофе, понимаяет, что он холодный и ставит обратно на стол, хмурясь. - Что случилось? Ты устала от бесконечного секса?
Вопрос будто пощечина ударяет меня. Думаю, я реально дергаюсь от него. Она усмехается мне, словно мое сердце только что не разбилось на части. Очевидно, я слишком сильно доказывала им, что Дрю не был ничем серьезным для меня. Или дело в этом, или несчастные люди любят, когда несчастливы и другие. Что бы это ни было, я хочу, чтобы Айрис ушла.
- Я не хочу говорить об этом.
- Ты попросила у него стать его единственной, и он послал тебя? - в ее глазах появляется опасный блеск. - Потому что я надеру ему зад, если он ранил мою Анну Банану.
- Не знаю, что хуже, - говорю я, выдавая свое раздражение, - тот факт, что ты думаешь, будто я была частью какого-то гарема или то, что считаешь, что я бы стала умолять, - я не добавляю ничего о той смехотворной идее Айрис надрать Дрю задницу. Эта часть в некотором роде вызывает умиление. Даже если из этого следует, что я отчаянная.
- Я знаю, - говорит Айрис. - Ты влюбилась в него и рассказала ему об этом. И сейчас он убежал, испугавшись.
Ну вот. С меня хватит. Я хватаю свой ноутбук и сую его в сумку.
- Нет, - говорю я притворно радостным голосом. - Все потому, что он хотел поцеловать меня на людях, а я отнеслась к нему так, будто у парня чертова чума. И когда он сказал мне, что хочет, чтобы я была его, я бросила ему это в лицо, - я встаю, закидываю сумку на плечо, пока Айрис изумленно смотрит на меня снизу вверх. - Ты разве не знала? Я не способна влюбиться или испытывать все это дерьмо.
***
Ночь наступает, пока я слушаю песню Трента Резнора Ближе, звук включен настолько громко, что бедная Сьюзи Сью вибрирует на моей стене, на грани того, чтобы свалиться на пол.
По крайней мере, я сама не валяюсь на полу, обнимая подушку, как незрелый подросток с разбитым сердцем. Нет, я выбиваю все дерьмо из боксерской груши, что подарил мне Джордж на мой двадцать первый день рождения. Потому что, как он сказал, хоть время от времени я должна быть способна выбить дерьмо из чего-то.
Но единственный человек сейчас, которого я хочу избить - это я сама. Мои костяшки болят, когда ударяю кулаком о твердую грушу. Этого недостаточно. Я бью еще раз и еще. Пот стекает по моему лицу, вызывая жжение в глазах. Я не слышу, как дверь открывается, не слышу его шаги, когда он пересекает комнату.
Я не замечаю его, даже когда он стоит прямо рядом со мной. Воздух наполняет мои легкие и вырывается из них, когда останавливаюсь и прикладываю свои руки в перчатках к бедрам.
Темные глаза Джорджа внимательно осматривают все вокруг. Грусть и сочувствие наполняют его взор, но он пытается скрыть это изо всех сил.
- Nine Inch Nails? - спрашивает он. - Серьезно, Банана?
Бедный Трент, его так неправильно понимают в этой песне. Она не о сексе. А о потребности и отчаянном поиске спасения. Мои глаза пылают, и я с трудом дышу.
- Они кажутся сейчас подходящими, - говорю я. А затем разражаюсь плачем.
Джордж притягивает меня к себе и крепко обнимает. Через несколько секунд в комнату заходит Айрис. Мы все втроем прижимаемся друг к другу, но это они меня поддерживают, а не я их.
***
Дрю
МОИ НОГИ УДАРЯЮТСЯ о тротуар, создавая при этом гулкий звук, отдающийся прямо в мою голову. Я не знаю, где нахожусь и куда направляюсь. Я просто бегу. Мои голени горят, а горло дерет, но это ничто по сравнению с ощущением зияющей дыры, распирающей мою грудь. Боль. Она исходит из моего сердце, проникая через мои ребра, вены и кожу, словно густая, грязная вода из болота. Святое дерьмо, как же больно.
Я ускоряюсь, пытаясь преодолеть свою боль с помощью бега. Но она лишь нарастает.
Что же я наделал? Что же я наделал?
Безобразная сцена сама собой воспроизводится у меня в голове. Я помню свои слова, то, как они слетали с моих уст, словно я был вне себя, не в силах их контролировать. Я не остановился, а она не возразила мне. Она не сказала и слова против того, чтобы я ушел.
Поражение никогда не было моим уделом. Но все это не игра. Игры проходят и заканчиваются. Некоторые вы выигрываете, некоторые проигрываете. Но Анна такая одна, нет никого подобного ей. Я не могу просто двигаться дальше и заменить ее. А я ведь только что потерял ее.
Мой желудок сводит изо всех сил. Меня вот-вот стошнит. Я зашел слишком далеко. Мои колени ударяются о тротуар за секунду до того, как я блюю на траву. Рвота неистова, но свободнее я себя не чувствую. Нет, это болезненное чувство просто возвращается, снова наполняя меня доверху.
Я сажусь на задницу, задыхаясь, пот заливает мне глаза. Птицы чирикают. Кто-то заводит авто. Неподалеку женщина кричит, зовя ребенка в дом. Я вытираю рот и обнимаю себя за колени, прижимая их к груди.
Я скучаю по своим родителям. Я скучаю по ним так сильно, что дыра, которую Анна оставила в моей груди, когда вырвала мое сердце, становится настолько огромной, что боюсь, я могу развалиться на части. Я хочу поговорить с мамой и папой. Это иронично, учитывая, что пока они были живы, я никогда не обсуждал с ними свою любовную жизнь. Вероятно, если бы они все еще были живы, я тоже не стал бы этого делать. Но я бы пришел домой, пообедал бы в их доме и позволил бы себе болтать с ними ни о чем, пока не почувствовал некую видимость нормальности. Вместо этого я чувствую себя одиноким, более, чем когда-либо.
Этого достаточно, чтобы возыметь жажду заорать об этом на весь мир. Я заставляю свои ноги поднять меня с земли и возобновить движение.
Пока хромаю домой, мой живот болит, боль распространяется, и я не думаю ни о чем другом, кроме как о том, чтобы переставлять одну ногу за другой.
Когда захожу в дом, там царит тишина. Здесь всегда тихо. Но сейчас тишина заставляет мое тело гудеть. Сейчас я реально почти ненавижу ее.
Моя рука дрожит, когда упираясь ею о стены, иду за бутылкой спортивного напитка. На вкус он гадкий, горький и противный, но я глотаю его. Ручейки липкого напитка стекают вниз по моему подбородку.
Я вытираю их, опускаю взгляд на столешницу, замечая то, что сейчас выглядит будто долбанная насмешка. Совсем новая, блестящая хромированная машина для эспрессо. Мое зрение затуманивается, пока жар хлещет по моему телу. Бутылка из моей руки вылетает, секундой позже разбиваясь взрывом яркого оранжевого цвета на мои кухонные шкафчики. А затем я тянусь к машине, с чрезмерной силой вырываю шнур с гнезда, так, что накладка на розетку срывается вместе с вилкой.
Острая сталь ударяет о мое предплечье, когда пинаю ногой дверь и направляюсь к мусорному баку. С криком, я бросаю тупую машину в контейнер. Я хочу наброситься на что-нибудь, выбить из чего-то все дерьмо, но замечаю свою пожилую соседку миссис Хатчинсон, которая изумленно глядит на меня. Миниатюрная женщина, кажется, готова упасть в обморок. Черт.
Стискиваю челюсть, разворачиваюсь и бросаюсь обратно в дом. Я стою в пустом коридоре, хватаясь руками за затылок и пытаясь глубоко вздохнуть, пока ярость неудержимо струится по моим венам. Моя грудь вздымается и опадает, зубы болят там, где я стискиваю их. И тут гнев просто испаряется. Вот только он оставляет мне нечто похуже, коварную боль, которая почти валит меня на колени.
Шатаясь, я иду в душ и стою там очень долго. К тому времени, как мои ноги вновь меня держат, мое горло отекло, а тело ощущается слабым. Я не хочу думать ни о чем.
Когда приезжает Грей, я сижу на диване, играя в Ходячих Мертвецов в темноте.
Как обычно он вламывается в мой дом и включает лампу у дивана.
- Я предполагаю, ты выбросил ту эспрессо машину за тысячу долларов в свой мусорный бак.
Я мугыкаю и продолжаю уничтожать зомби с помощью своей виртуальной бейсбольной биты.
- Я забрал ее, - добавляет он, словно мне есть до этого дело.
- Выпроводи себя сам, - мне так больно говорить, что решаю в дальнейшем воздержаться от этого.
Грей вздыхает и проходит вглубь гостиной. Я улавливаю запах копченого мяса, но не утруждаюсь взглянуть. В любом случае, мне не хочется есть. Однако мое внимание привлекает звон, когда о журнальный столик ударяется упаковка из шести бутылок. Кажется, что ярко-зеленые бутылки светятся на фоне темного дерева. В моем горле образуется ком. Газировка Зеленая Река. Я любил это дерьмо в детстве. Мой отец обычно позволял мне выпить пару бутылок во время летнего барбекю.
- Где... - я прочищаю горло. - Где ты это достал?- их по факту можно купить только в Чикаго.
- Особый заказ. Я собирался подарить их тебе на твой день рождения, -признается Грей, садясь на диван рядом со мной, после того, как распаковывает еще один пакет, содержащий контейнеры с той пахнущей едой. - Но подумал, что сейчас ты оценишь это сильнее.
Не нужно спрашивать, откуда Грей об этом узнал, весь гребаный кампус распространяет сплетни с интенсивностью и плодотворностью пожара.
- Они стояли у меня в холодильнике, - продолжает Грей, - потому что если мы собираемся и правда выпить что-то настолько сильно схожее с токсичными отходами, то, по крайней мере, оно должно быть холодным.
Ком в моем горле достигает грандиозных размеров. Ручной контролер для игры кажется свинцовым в моей ладони, когда я бросаю на него взгляд. На мгновение Грей смолкает, а затем подает мне газировку и хот-дог из контейнера.
- А сейчас я осознаю, что эта шипучка так же хороша, как чикагские хот-доги, но нам придется обойтись этими. Так как ни одна из тех сучек не захотела их сюда доставить.
Я держу холодный напиток в руке.
- Спасибо, - черт, если я скажу еще хоть слово, то заору, чем смущу нас обоих.
Слава богу, Грей больше ничего не говорит. Мы просто сидим вместе, пьем лаймовую газировку, едим неважные на вкус хот-доги и играем в видеоигры, и так пока на улице не наступает темнота.
Глава 25
Анна
СЛЕДУЮЩИЕ НЕСКОЛЬКО НЕДЕЛЬ - упражнение в вечном несчастье. Мое состояние комфортного онемения рассеивается. И на его месте начинает зиять огромная пропасть. Она такая большая, что я удивилась, когда смотрю на себя и вижу свое обычное тело вместо черной дыры. Все мои усилия идут на то, чтобы держать себя в руках, не валиться на пол каждый раз, когда захожу в аудиторию на наше совместное с ним занятие. Хоть и не думаю, что мой притворно спокойный фасад имеет значение. Дрю даже не смотрит на меня.
Что еще хуже? Он сменил место. Он выбрал максимально удаленную от меня парту, в абсолютно противоположном конце аудитории, и чтобы увидеть его с моего места мне пришлось бы свернуть себе шею. Конечно же, все замечают это. Он - их солнце. В тот момент, как он меняет положение, их миры сходят со своих орбит. И мой сильнее всего. Я чувствую себя выброшенной за пределы системы, словно могу провалиться под землю между столами.
Каждый раз, как Дрю заговаривает во время занятия, моя кожа покрывается мурашками, а сердце практически выпрыгивает из груди, стремясь ускакать к своему владельцу. И я ненавижу свое предательское сердце.
Я могла бы попытаться попросить прощения, но он не дает мне такой возможности. Как только профессор объявляет об окончании занятия, Дрю уже за дверями класса. Даже если выбежать следом за ним, мне не удастся поговорить с ним. Я могла бы попытаться, но мои ноги не несут меня вперед. Я просто хочу, чтобы все закончилось.
В любом случае, что я могу ему сказать?
Прости, Дрю, но я не могу отпустить эту глупую часть самой себя. Помнишь старшую школу? И ту толстую неуклюжую девушку? Такая есть в каждой школе. Ее обычно знают все, но никто по-настоящему не видит? В моей школе? Ага, тоже такая была, с курчавыми рыжими волосами и брекетами. Она была черезчур бледной и слишком тихой. Ее никогда не приглашали на танцы. Она не ходила на бал и не зажималась с парнем в его машине. Ее даже никто не целовал до колледжа.
И не важно, что она сама себе твердит сейчас, что всему виной глупый чертов стыд, эти леденящие душу годы изоляции не покидают ее. Не важно, что сейчас она знает, что парни считают ее привлекательной. Не важно, что она знает, что умна и что у нее есть друзья. Глубоко внутри она все еще та самая девушка. Даже когда пытается доказать обратное.
И она не может, черт возьми, дышать, когда прожекторы направлены в ее сторону. Потому что тогда все увидят. Они увидят, что она все еще та толстая девочка, которая так и не приспособилась. А ты, Дрю, центр внимания. Ты ослепляешь ее.
Ага. Печально. Потому что я должна быть выше этого. И я ненавижу то, что не могу. Ненавижу собственную слабость. И потому лучше пусть Дрю ненавидит меня по неправильным причинам, чем жалеет по правильным.
Это вызовет во мне еще большую ненависть к самой себе.
Так что боль продолжает мучить меня и на следующей неделе, когда я выхожу следом за ним из аудитории лишь для того, чтобы умереть на месте, увидев, как он встречается с другой девушкой. Она из студенческой команды черлидеров, и это видно во всему, начиная от ее четвертого размера джинс и заканчивая ее идеально прямыми волосами, ниспадающими, словно светящееся полотно к ее крошечной заднице. И возможно, она тоже таит под кожей множество личностных переживаний и неуверенности, но я все равно ее ненавижу.
Он ослепительно улыбается ей, одной из тех улыбок, от которых подкашиваются мои коленки, а она берет его под руку. И они так здорово выглядят вместе, что я останавливаюсь посреди коридора. Возможно, это к лучшему. Он заслуживает счастья. Заслуживает кого-то, кто не такой проблемный и с заморочками, как я.
Следом за этой снисходительной мыслью идет более значительная: К черту. Это.
Я пойду и расскажу ему правду. О том, что это меня волнует. Волнует слишком сильно. Но тут Дрю поворачивает голову, словно почувствовав, что я наблюдаю. Наши взгляды встречаются, и он выгибает бровь, будто бы спрашивая: какого черта ты вообще смотришь на нас? Будто говоря мне: твой шанс упущен.
Я разворачиваюсь и ухожу не оглядываясь.
***
Дрю
В РАЗДЕВАЛКЕ ВОНЯЕТ грязью, потом и поражением. Я сижу один на скамейке перед своим шкафчиком и смотрю на свои руки. На руки, которые сегодня умудрились трижды потерять мяч при передаче, четыре раза не завершить до конца маневр и совершить перехват мяча, который и привел к проигрышу. Самая хреновая игра всей моей жизни.
Каждый вдох, который делаю, распространяет ощущение агонии по моей ушибленной спине и бедрам. Моя голова болит так сильно, что боюсь, могут вывалиться глаза. Тихие бормотания рассекают тишину, но никто не обращается лично ко мне. Я не виню их. Я - их лидер, и я подвел их.
Становится еще хуже, когда Роландо похлопывает меня по плечу.
- Бывает всякое, мужик, - говорит он тихо, так, чтобы услышал только я. - Это просто игра.
Я хочу закрыться в себе. Я - тот, кто дал ему плохие пасы, выставив его в плохом свете на этом поле. И от того, что он знает, почему я так облажался, но при этом не винит меня, у меня в горле встает огромный ком.
Пот выступает на висках, стекая и жаля глаза. Но я не двигаюсь, чтобы его вытереть. Я жду, молчу, пока пари принимают душ и переодеваются. Пока они уходят, оставляя меня.
Я принимаю душ наедине с самим собой, стою под горячей водой, пока ком в моем горле не достигает размеров булыжника, а затем закручиваю краны. Я одеваюсь и застегиваю сумку, когда возвращается Грей.
Он смотрит на меня в течение нескольких секунд, его брови встречаются на переносице, а взгляд будто сверлит меня. Ага, его я тоже подвел. "Прости" кажется таким банальным в данной ситуации.
Его голос прерывает мои мысли и тишину.
- Послушай, мужик, ты должен знать, что я люблю тебя, как брата.
- Все твои братья - мудаки, - это старая шутка, много раз звучавшая раньше, но мой голос кажется, словно гравий, а слова вызывают ощущение царапающего по горлу стекла. Унижение разрастается внутри меня. Все проигрывают время от времени. Но никто не проигрывает так, никто не действует, как чертов остолоп, решивший слить игру.
Небольшая улыбка пересекает его лицо.
- Абсолютные мудаки, - он ныряет еще глубже. - Ты мне больше, чем брат.
Я хочу улыбнуться, хочу притвориться, что все хорошо. Но не могу даже взглянуть ему в глаза. Я знаю, что приму все то, чтобы он не пожелал бы сейчас мне сказать. Видит бог, я слышал многое от своих тренеров.
- Я не хочу бить тебя по яйцам, - продолжает Грей. - Так что я просто скажу лишь раз. Вытяни свою голову из собственной задницы и забудь ту цыпочку.
Легче сказать, чем сделать.
- Нам нужна твоя светлая голова, Дрю. Я уважаю твои личные переживания, но хорошего понемногу. Ни одна задница не стоит этого дерьма.
Моя голова дергается вверх. Я сердито смотрю на Грея, не смея даже открыть рот. Но он просто качает головой и шагает ближе ко мне.
- Она просто обычная лживая сука...
Я не осознаю, как вскакиваю со скамьи. Наваждение затуманивает мой взор, когда я швыряю Грея в стену, а мои кулаки сжимают рубашку на его груди.
- Не смей никогда... - цежу я сквозь стиснутые зубы.
Челюсть Грея отвисает.
- Что за хрень?
Черт. Грей и так претерпел много дерьма от людей, которые должны были бы о нем заботиться. Я отступаю, резко отпуская его, и на секунду он отклоняется назад лишь для того, чтобы в следующее мгновение броситься вперед, оказываясь в миллиметрах от моего лица.
- Ты, блядь, напал на меня из-за нее?
Глубоко вдыхая, я отступаю.
- Я не собирался этого делать. Просто не... Не говори о ней так. Она не сука.
- Не могу в это поверить, - Грей смотрит на меня так, будто я незнакомец. - Ты надо мной издеваешься?
Я хватаю свою сумку и закидываю ее на плечо.
- Ты хочешь кого-нибудь обвинить? Тогда вини меня. Я тот, кто проиграл эту игру, не... - я не могу произнести ее имя.
- Она запудрила тебе мозги, - его лицо краснеет.
Я провожу рукой по голове, которая так сильно болит, что в глазах мутнеет.
- Она никогда мне не лгала. Я сам лгал себе.
Его глаза прищуриваются, когда Грей смотрит на меня, а затем его брови приподнимаются.
- Ты влюблен в нее.
Чертова головная боль. Сейчас мои глаза заволакивает тьма. Я моргаю один раз, резко и отчаянно. Грей отводит от меня взгляд, словно смущаясь. Жар покалывает мою кожу.
- Мне жаль, что я подвел тебя, - я направляюсь к двери. - Это не повторится.
***
Анна
АЙРИС ПРОПАЛА. В пятницу ночью она не вернулась домой. Как и в субботу. Поскольку она ни с кем не встречается сейчас, то я волнуюсь. Для Айрис обычно не характерны интрижки. Ей потребовалось шесть месяцев отношений с Генри, чтобы переспать с ним впервые. Так что ее отсутствие дома беспокоит меня. Как и тот факт, что она не отвечает на звонки и те десять сообщений, что я ей послала.
Мое беспокойство нарастает, и я звоню Джорджу, чтобы спросить, знает ли он, где она. Этот звонок уже ошибка, так как в ответ на мой рассказ и вопросы на другом конце линии повисает смертельная тишина.
- То есть ты хочешь сказать, что последний раз видела ее в пятницу и звонишь рассказать мне об этом только сейчас? - отвечает он таким тоном, который я до сих пор от него не слышала.
Меня передергивает, а хватка на телефоне усиливается.
- Прости. Я не подумала.
- Дерьмо, - Джордж шумно вздыхает.
Холодный пот выступает у меня на спине.
- Я думал, она была с тобой. Она сказала, что будет с тобой, - поясняет Джордж. - Puta mierda! Pendejo, maricon...
От того, что он матерится на испанском, мне становится еще страшнее. Как и Айрис, он делает так, только когда вышел из себя.
Прежде чем снова заговорить, он еще раз шумно вздыхает.
- Она, блин, сказала, что собирается позависать с тобой!
- Ты же не думаешь, что она с...
- Ага, именно так, я, черт возьми, и думаю, - восклицает Джордж. - Клянусь богом, я хочу пнуть сучую задницу того маленького pendejo за то, что снова прикоснулся к моей сестре.
Потому что если она соврала нам обоим, то явно, что Айрис с Генри. И я хочу ее убить. Смерть в результате боя подушками. Возможно, если я достаточное количество раз попаду ей в голову, то ее ум встанет на место.