Туристам показывал свое хозяйство сам председатель общины, человек с внешностью Фальстафа по имени Боаз. Он говорил по-английски с венгерским акцентом.
В настоящее время небольшие кибуцы наподобие нашего не могут существовать на одном сельском хозяйстве. Если вы посмотрите на склон горы, то увидите здание, похожее на небольшую фабрику. Туда мы доставляем то, что собрано на полях, подвергаем быстрому замораживанию, упаковываем и отправляем на экспорт.
После паузы он спросил:
Кто-нибудь хочет взглянуть, как замораживается картофель в ломтиках?
Американцы интереса не проявили. Не для того они проделали путешествие в пять тысяч миль, чтобы лицезреть то, что им каждый вечер показывают в телевизионной рекламе.
Но что действительно произвело на них впечатление, так это идеология членов коммуны, которыевсе без исключениятрудятся на общее благо и не получают за свою работу никаких денег. И тем не менее, как пояснил Боаз, каждый член кибуца обеспечен всем необходимымкак в физическом, так и в духовном смысле.
Например, если мы знаем, что, предположим, лет через шесть-семь нам понадобится врач, мы посылаем способного парня или девушку в университет, в Иерусалим или Тель-Авив.
Для Деборы это стало открытием. Боаз сказал: «парня или девушку» В кибуце, будь то на картофельном поле или на ниве науки, еврейские мужчины и женщины оказывались равны.
Было и еще кое-что. Где бы ни появлялась их группа, на нее заглядывались молодые людинекоторые открыто рассматривали ее с головы до ног и улыбались.
Во время раннего ужина, завершавшего их экскурсию, Дебора решила поговорить с Боазом. К своему удивлению, она обнаружила, что и у него было подобное намерение.
Скажи, начал он, что привело такую девушку в компанию экскурсантов-христиан? Или ты крещеная?
Еще неделя жизни в Меа-Шеариме, и я, пожалуй, крестилась бы, улыбнулась Дебора.
Боаз поднял брови.
В Меа-Шеариме? И ты сидишь с нами за одним столом?
А что, мы разве ели свинину? Дебора не могла скрыть своего огорчения.
Нет, ответил Боаз. Но с курицей было подано натуральное сливочное масло, а не маргарин. То есть ты смешала молочное с мясным. По всем религиозным нормам это не кошерная еда.
О-о Дебора одновременно была поражена и чувствовала себя виноватой. Я об этом даже не подумала. Я считала, что в Израиле все едят только кошерное.
Да-а, ты и впрямь слишком долго пробыла в Меа-Шеариме, улыбнулся Боаз. А теперь расскажи, как ты оказалась в этой безумной поездке.
Дебора поведала ему свою историюточнее, большую ее часть. Она не сочла нужным объяснять, что именно послужило причиной ее изгнания из отчего дома.
Стало быть, заключил Боаз, выслушав ее рассказ, теперь на родине своего народа ты осталась без дома.
Выходит, что так, Дебора развела руками. И когда у меня кончатся деньги Она замолчала.
Если честно, она боялась всерьез размышлять над тем, что станет делать, когда у нее выйдут все доллары. Она только знала, что ни за что не вернется к Шифманам.
Боаз сообразил, чем помочь ей.
Почему бы тебе не пожить в кибуце, скажем, с месяц, пока ты не уладишь свои дела? Но, конечно, работать придется наравне с остальными.
Не беспокойтесь, я приучена к тяжелой работе, с готовностью ответила она и неуверенно спросила:А можно я буду работать на улице?
И на улице, и в помещениив поле, на кухне, на птицеферме, в детском саду. У нас здесь каждый делает всего понемногу.
Значит, и я буду делать всего понемногу, заверила она, улыбаясь, и впервые с момента своего отъезда из Америки ощутила прилив радости. Когда мне начинать?
Ну, официальнозавтра утром, а неофициальнопрямо сейчас. Я скажу жене, чтобы она нашла тебе место в каком-нибудь из девичьих общежитий. И еще, добавил он с улыбкой, чтобы подобрала тебе что-нибудь из одежды взамен твоей шматты. А я пока пойду предупрежу вашего гида.
А он не станет возражать? забеспокоилась Дебора.
Нет, рассмеялся Боаз. Он получает с нас комиссионные за каждого новенького.
На следующий день она в последний раз позвонила в Меа-Шеарим и объявила, что намерена остаться «в одном кибуце на севере страны».
Вопроса Лии можно было ожидать.
А они там ортодоксальные? Еда кошерная?
Нет, ответила Дебора. Но зато люди хорошие.
Может быть, хоть адрес свой дашь? Нам придется позвонить твоему отцу. Пожалуйста, Дебора, из уважения к
Нет, оборвала она. Я сама позвоню родителям. Когда буду к этому готова.
Помолчав, она добавила:
Спасибо вам за гостеприимство.
Можно было выразиться иначе: слава Богу, оно закончилось.
* * *
Дебора хорохорилась перед Лией, но на самом деле сразу позвонить родителям у нее недостало смелости. Она сделала это лишь спустя еще несколько дней, успев изгрызть все ногти.
К ее удивлению, отец даже не рассердился.
Дебора, с сожалением пробормотал он, ты, должно быть, испытываешь ужасный стресс.
Совсем наоборот, папа. Я чувствую себя спокойней, чем когда-либо.
Но кибуцне место для такой девушки, как ты. Особенно этот, где живут последователи «Ха-шомер Ха-цаир». Это безнравственные люди.
Это неправда! возмутилась и искренне оскорбилась она. А кроме того, мне теперь все равно, что ты скажешь. Они мне очень симпатичны!
Она намеренно провоцировала его, давая выход всей обиде, копившейся с того момента, когда отец выставил ее из родного дома. Но рав только тихо ответил:
Послушай меня, Дебора, у меня нет времени на ссоры. Завтра за тобой приедут люди и заберут домой.
Папа, мой дом теперь здесь! И кого ты называешь «людьми»?
Наши люди Из Иерусалима.
Ты говоришь так словно это мафия.
Дебора, урезонил ее отец, ты испытываешь мое терпение. Ты сделаешь то, что я говорю, иначе
Иначечто? Мне уже восемнадцать, папа. Я совершеннолетняя. И если кто-то из твоих «людей» попытается забрать меня отсюда, им придется иметь дело с двумястами кибуцниками.
На какое-то время трубка замолчала. Потом она услышала огорченный голос отца:
Рахель, попробуй хоть ты ее вразумить!
Трубку взяла мать.
Дебора, как ты можешь поступать так со своим отцом? Ты разбиваешь ему сердце.
Прости меня, мама, ответила она. Но я уже приняла решение.
По тону, каким это было сказано, Рахель поняла, что спорить бессмысленно.
Но ты хотя бы будешь нам писать? взмолилась мать, капитулируя. Хоть открыточки присылай! Чтобы мы знали, что у тебя все в порядке.
Дебора хотела что-то сказать, но в горле у нее встал ком. Ей было жаль маму, запертую в бруклинском гетто с его средневековыми традициями и мракобесными представлениями.
В конце концов, глотая слезы, она выдавила:
Конечно, мама. Я тебя забывать не буду. Пожалуйста, обними всех. Она запнулась, набрала еще воздуху и тихо добавила:И папу тоже.
22Тимоти
В двадцать один год у Тима за спиной были уже три года обучения в семинарии Святого Афанасия.
Все это время каникулы он проводил в семинарии и занимался даже с большей интенсивностью, беря индивидуальные уроки, причем не только у отца Шиана, но и у отца Костелло, имевшего докторскую степень по древним языкам, полученную в Папском институте востоковедения в Риме.
В последнее время число претендентов на церковные должности в Америке опасно сократилось. И вдруг, как манна небесная, в этой пустыне появилась ослепительно яркая фигура Тимоти Хогана, потрясающе красивого, обаятельного и блистательного.
Учителя его боготворили. Тим не только в совершенстве освоил языки Библиилатинский, греческий и иврит, но и арамейскийязык, на котором в Святой Земле говорили при Иисусе Христе.
И еще в одном отношении Тим был уникален: складывалось впечатление, что у него совсем нет друзей. Одни полагали, что его незаурядность отпугивает других слушателей. Более проницательные умы на факультете понимали, что он сам избегал всякого общенияс кем бы то ни было за исключением Господа. Все свое время он посвящал либо занятиям, либо молитве.
Отсюда следовало, что в отличие от своих соучеников, которые рассматривали лето как единственный шанс понежиться, а быть может, и поглазеть по сторонам на многолюдном пляже, Тим был не намерен тратить драгоценные летние месяцы на безделье. В последний официальный день занятий он попрощался с товарищами и, несмотря на соблазнительное солнце, направился в библиотеку.
Он так увлекся процессом сравнения двух вариантов псалмов, предложенных святым Иеремией, что не сразу почувствовал, как его легонько тронул за плечо и окликнул брат Томас, один из диаконов, недавно посвященных в сан.
Вас просят зайти в ректорат.
Тим удивленно поднял голову.
Кто именно? спросил он.
Мне не сказали. Я только знаю, что длиннее машины я в жизни не видел.
Неужели ему приехали сообщить о смерти дяди или тетки? Больше он ничего придумать не мог, поскольку это было единственное, что связывало его с внешним миром.
Он неуверенно постучал и услышал приветливый голос отца Шиана:
Входи, Тимоти.
Тим открыл дверь и опешил, увидев перед собой, помимо ректора, пятерых импозантных гостей. Все были в элегантных костюмах, и только одинв сутане. Это был совсем поседевший епископ Малрони.
Ваше Преосвященство
Рад видеть тебя, Тим. Слышал много замечательного о твоих успехах в учебе! Я очень тобой горжусь.
Тим взглянул на ректора, тот широко улыбался и закивал головой:
Не удивляйся, Тимоти. Мы с епископатом в постоянном контакте.
А-а только и смог сказать Тим, боясь выказать радость, дабы ее не сочли греховной гордыней. Я рад, что что не разочаровал Ваше Преосвященство.
Напротив, отозвался епископ. Вообще-то, мы по твою душу приехали.
Тим обвел взором гостей, и ему показалось, что по меньшей мере двоих из них он узнает. Поскольку даже в тех дозволенных «цензурой» газетах, которые читали семинаристы, ему попадались фотографии Джона ОДуайера, сенатора от Массачусетса. А мужчина в темно-сером костюме-тройке, несомненно, был нынешний посол США в ООН Дэниэл Кэррол.
Но официально ему их так никто и не представил.
Они просто приветливо улыбались Тиму, а епископ жестом пригласил его сесть, после чего до некоторой степени прояснил цель приезда высокопоставленных гостей.
Эти джентльмены являются видными представителями деловых и общественных кругов, равно как и преданными и благочестивыми католиками Должен тебе сказать, Тим, нас привели сюда твои успехи в семинарии.
Тим склонил голову, не зная, уместно ли будет сказать что-нибудь вроде: «Я польщен».
Скажи мне, Тимоти, стараясь никого не перебить, вступил в разговор сенатор, какие у тебя планы на будущее?
Он поднял глаза в легком недоумении. Планы?
Я Я надеюсь получить сан года через два-три.
Это мы знаем, поддакнул посол Кэррол. Нас интересуют твои конкретные планы в лоне церкви.
Есть у тебя какие-то конкретные устремления? поинтересовался еще один из присутствующих.
Устремления? Еще одно слово, показавшееся Тиму неуместным в религиозном контексте.
Не совсем, сэр. Я только хочу служить Господу в том качестве, в каком могу быть полезен. Поколебавшись, он признался:Как вам, возможно, говорил отец Шиан, я много занимался Священным Писанием. Со временем я, быть может, хотел бы перейти к преподаванию.
Все присутствующие дружно закивали, обмениваясь понимающими взглядами. А сенатор ОДуайер даже довольно громко шепнул епископу:
У меня сомнений нет. И он посмотрел на ректора, который опять обратился к юному семинаристу.
Тим, начал отец Шиан, в Рим ведут два пути
Рим?!
Первыйэто тот, на который ты уже вступил. Путь религиозного знания. Другой, за неимением лучшего определения, можно назвать дорогой «лидерства».
Я, кажется, не вполне понимаю смущенно пробормотал Тим.
Дискуссию подхватил епископ:
Тим, наша первейшая задача, как пасторов святой церкви, разумеется, состоит в претворении промысла Божия. Но одновременно мы являемся и земным институтом. Ватикан нуждается в талантливых администраторах. А американская церковь нуждается в том, чтобы ее интересы были в полной мере представлены при Святом Престоле.
Возникла пауза, во время которой Тим судорожно пытался понять цель беседы. К чему они все клонят?
Наконец от имени своих коллег заговорил сенатор:
Мы бы хотели направить тебя в Рим для завершения образования.
От нахлынувших на него чувств Тим едва смог пролепетать:
Я польщен очень польщен. Это значит, я поеду в Североамериканскую коллегию?
Епископ откинулся на спинку кресла и улыбнулся.
Со временем. Естественно, тебе необходимо будет получить ученую степень в Законе Божием. Но прежде мы были бы рады послать тебя на один семестр в Перуджинский университет для изучения итальянского языка.
Итальянского? удивился Тимоти.
Ну конечно, отозвался епископ Малрони. Это же «лингва франка» в Ватикане и у тех, кто там служит, от швейцарских гвардейцев до Его Святейшества.
От изумления Тимоти не знал, что сказать.
Ты летишь пятого июля, продолжал епископ как ни в чем не бывало. Следовательно, у тебя есть две недели, чтобы повидаться с родными и прибыть в Фордхэмский университет, где соберется вся группа.
Не понял переспросил Тим.
Вы не ослышались, поддакнул один из присутствующих бизнесменов. Мы спонсируем обучение четверых талантливых молодых человек, таких, как вы. Молодых правоверных католиков.
Сенатор от Массачусетса добавил:
Ирландских католиков.
* * *
Тиму было грустно от мысли, что придется расставаться с семинариейединственным настоящим домом, который он знал. Кроме того, ему очень не хотелось наносить прощальный визит родственникам, даже ради приличия.
А хуже всего было то, что это означало вернуться на место когда-то совершенного преступления.
Делани обрадовались ему, хотя он отнюдь не разделял этой радости. Тетя Кэсси неловко выразила свои чувства:
Если бы только твоя бедная мать была в рассудке
Ее муж, воспользовавшись случаем, то и дело поднимал бокал.
Не каждого священника посылают в Римв особенности если он еще не при сане. Поверь мне, Тим, тебя сам Господь избрал. И я тебя за это люблю.
Тимоти отметил, что эту фразу дядька произнес впервые за все годы, что они знали друг друга.
Утро того дня, на который был назначен отъезд, стало для Тима самым счастливым.
У него было такое чувство, будто за все дни, проведенные в Бруклине, он не дышал. Разумеется, он регулярно ходил к мессе и встречался кое с кем из своих прежних учителей, но большую часть времени проводил дома за чтением. Он не мог заставить себя даже просто выйти на Ностранд-авеню из страха столкнуться с кем-нибудь из тех евреев, в чьих семьях он когда-то работал. А в особенностис Луриа.
Он поднимался в шесть часов, быстро надевал свое облачение, обнимал тетю Кэсси, терпел грубоватые объятия дяди Такка и уходил. Пока он шел пешком три квартала до метро, в воздухе разливался колокольный звон, сзывающий на утреннюю службу.
Он уже начал было спускаться в подземный переход, когда увидел, что ему издалека кто-то машет рукой и зовет по имени.
Это был Дэнни Луриа, который бежал к нему во весь дух с тяжелым портфелем в руке.
У Тима бешено забилось сердце. Хотя он ни разу не видел Дэнни с того самого рокового вечера, он был уверен, что в этой семье его по-прежнему проклинают.
Но вот Дэнни оказался рядом.
Рад снова тебя видеть, задыхаясь, сказал он и пожал ему руку. Надолго?
К великой радости Тима, голос его звучал вполне дружелюбно.
Вообще-то, уже уезжаю.
На Манхэттен едешь? спросил тот.
Сейчас да, а потом далеко.
Отлично! Нам по пути, обрадовался Дэнни. Как раз по дороге поговорим.
Они спустились в недра станции «Бруклин», и Тим не мог удержаться от мысли, что вот они, двое будущих служителей Господакатолик и иудей, одеты как близнецы-братья. Единственным отличием было то, что черный костюм Дэнни дополняла шляпа.
Купив по жетону и пронеся свои портфели через турникеты, они вышли на длинную пустынную платформу.