Чем больше Дебора узнавала, тем больше крепло в ней негодование. Не столько оттого, что к ней относились как к низшему существу, сколько из-за лицемерия педагогов, всеми силами пытавшихся убедить девочек в обратномдаже тогда, когда они объясняли, что женщина, родившая мальчика, считается снова «чистой» спустя сорок дней, тогда как в случае рождения девочки на это отводится целых восемьдесят.
И почему, когда для совершения молитвы не хватало десятого мужчины, ни одна иудейская женщина не могла составить кворума, зато эта роль могла быть отведена шестилетнему мальчугану!
В синагоге, сидя на балконе вместе с матерью и другими женщинами, она отваживалась выглянуть из-за занавески. Глядя на процессию стариков и подростков, готовящихся читать Тору, она спрашивала:
Мама, а нам никогда не позволяется выходить читать Тору?
И набожная Рахель отвечала:
Спроси у отца.
Она спросила. В ту же субботу за обедом. И рав Луриа снисходительно ответил:
Дорогая моя, Талмуд учит нас, что женщина не должна читать Тору из уважения к молящимся.
Но что это значит? не унималась Дебора, окончательно сбитая с толку.
Отец ответил:
Спроси у мамы.
Единственный, к кому она могла обратиться и получить честный ответ, был ее брат Дэнни.
Нам говорили, что, если впереди молящихся мужчин будут стоять женщины, они будут смущать их разум.
Дэнни, я не понимаю. Ты можешь привести мне какой-нибудь пример?
Ну смущенно ответил брат, понимаешь Как Ева, когда она дала Адаму ну, ты знаешь
Да. Дебора теряла терпение. Это я знаю. Она заставила его вкусить от яблока. И что?
Ну, а от этого у Адама появились всякие мысли
Какие еще мысли?
Послушай, Деб, Дэнни заговорил виноватым тоном, этого нам еще не объясняли. И добавил:Но когда объяснят, я обязательно тебе расскажу. Обещаю.
Сколько она себя помнила, Дебора Луриа всегда мечтала о тех привилегиях, которые ее брат получил с момента обрезания. Но год от года она все больше укреплялась в осознании того горестного факта, что ей не суждено служить Господу в полной мере По той простой причине, что она не родилась мужчиной.
ЧАСТЬ I
1Дэниэл
Когда мне было четыре года, отец призвал меня к себе в кабинет и усадил на колени. До сих пор помню провисающие деревянные полки стеллажа, уставленные высокими томами Талмуда в кожаных переплетах.
Хорошо, ласково произнес он. Давай начнем с начала.
А что значит «начало»? спросил я.
Ну, естественно, отец просиял, началоэто Бог, и он жебесконечность, но ты еще мал, чтобы вникнуть в мистические учения. Пока, Дэниэл, мы с тобой начнем с алефа.
Алефа?
Молодец, хорошо произнес! с гордостью похвалил отец. Теперь ты знаешь первую букву еврейского алфавита.
Он ткнул во второй значок на странице.
А следом за ней идет бет. Видишь, мы с тобой учим алфавит языка иврит. Алеф-бет.
Так мы дошли до самой последней, двадцать второй буквы.
Удивительно, но я не помню, чтобы я испытывал хоть какие-нибудь трудности с тем, чему учил меня отец. Все, что он мне говорил, шло от его сердца и проникало в мое, пылая там, как вечный огонь в синагоге над Святым ковчегом.
И вот я уже читаю первые в своей жизни слова на иврите: «Вначале Бог создал небо и землю», которые я тут же перевел на идиш.
Этот немецко-еврейский диалект, первоначально бытовавший в еврейских гетто на Рейне, оставался для нас языком повседневного общения. Иврит же был языком священным, сохраняемым для чтения религиозных текстов и молитвы. И вот я повторил первые слова Книги Бытия:
Ин эрштен хут Гот гемахт химмель ун эрд.
Отец провел рукой по своей седеющей бороде и кивнул:
Молодец, мой мальчик. Умница.
Оказалось, что похвала засасывает. Я занимался все усерднее, чтобы слышать одобрение из уст отца как можно чаще. И одновременно отец все укреплялся в своих ожиданиях и надеждах.
Он никогда не произносил этого вслух, но я знал, как он желает, чтобы я впитал его знания всеми фибрами своего существа. И каким-то чудом я все это заучилсвященные слова, заповеди, историю, обычаи, хитроумные попытки богословов через века извлечь потаенный смысл Слова Божия из обрывочных комментариев.
Только мне не хотелось, чтобы отец чересчур мною гордился, поскольку, чем больше я постигал, тем больше понимал, как много мне еще предстоит узнать.
Я знал, что каждое утро отец возносит Господу молитву в благодарность за бесценный дар. Не просто за сына, нокак он всегда говорилза такого сына.
Я, со своей стороны, жил в постоянной тревоге, боясь так или иначе его разочаровать.
Отец был выше других раввинов, и физически, и духовно. Надо ли говорить, что он высился и надо мною. Мужчина он был крупный, далеко за метр восемьдесят, с сияющими черными глазами. Мы с Деборой оба унаследовали его смуглую кожу, но, к ее несчастью, ростом в него пошла она.
Можно сказать, что папа отбрасывал длинную тень на всю мою жизнь. За любую невинную шалость в классе учитель мучил меня сравнениями: «И этосын знаменитого рава Луриа?»
В отличие от своих одноклассников я был лишен роскоши промахов и ошибок. То, что казалось невинным, когда исходило от других, в моем случае почему-то воспринималось как нечто недопустимое: «Будущий зильцский ребе приторговывает билетами на бейсбол?»
И в то же время, мне кажется, именно по этой причине отец не отдал меня в нашу общинную школу, стоявшую на той же улице, где наш дом. В этой школе ко мне могли бы проявлять чрезмерную снисходительность. Здесь мне могли бы прощаться такие грехи, как хихиканье над учителемне говоря уже о метании в него кусочками мела, когда он поворачивался к доске.
Вместо этого мне приходилось проделывать длинныйа порой и опасныйпуть от дома до известной своими строгими порядками ешивы «Эц Хаим», расположенной десятью кварталами севернее учебного заведения, директор которого был известен как потомок величайшего раввина столетиядвенадцатого столетия.
Каждый учебный день, включая воскресенье, я поднимался с зарей и вместе с отцом читал утренние молитвы. Он непременно надевал молитвенную накидкуталит и тфиллинремни и коробочки и раскачивался, обратясь лицом на восток, в сторону Иерусалима, молясь о возвращении нашего народа в землю Сионскую.
Когда я потом думал об этом, то удивлялся смыслу этих молитв, и особенно потому, что ведь уже существовало государство Израиль. Но я никогда не подвергал сомнению никаких поступков этого великого мужа.
Уроки в школе начинались в восемь, и до полудня мы занимались предметами, связанными с иудаизмом, главным образом грамматикой и Библией. В начальных классах мы в основном изучали «историческую» частьНоев ковчег, Вавилонская башня, разноцветное одеяние Иосифа. По мере нашего физического и морального взросления, то бишь в возрасте одиннадцати-двенадцати лет, началось изучение Талмуда, увесистого собрания еврейских гражданских и религиозных законов.
Первые две части его дают основополагающие установки исходя из сути самого предмета. Они содержат ни много ни мало четыре тысячи правил и постулатов.
Иногда я удивлялся, как отцу удается удерживать в голове такое количество информации. Он в самом деле знал на память не только сами заповеди, но и обширные комментарии к ним.
Изучение Талмуда было сродни начальному курсу правоведения. Мы начали с обязанностей, касающихся утраченной собственности, так что к концу семестра я знал, что надлежит делать в случае, если мне попадутся на дороге рассыпанные яблокимогу ли я оставить их себе или должен вернуть.
В полдень мы отправлялись на обеденный перерыв, где общались со своими сверстницами из женских классовиудаику мальчики и девочки изучали раздельно. После десерта, который всегда представлял собой салат из кубиков консервированных фруктов, мы прочитывали молитву, и старшие мальчики должны были мчаться наверх в синагогу для чтения дневных благословений, после чего начиналась светская часть уроков.
С часу до половины пятого мы оказывались совершенно в ином мире. Теперь это была обычная нью-йоркская школа. Естественно, начинали мы с клятвы на американский флаг. На этих занятиях вместе с нами были и девочки. Подозреваю, какой-то мудрец наших дней постановил, что не будет вреда, если изучать гражданское право, английский и географию оба пола будут вместе и в одном помещении.
Заканчивали мы всегда затемно, за исключением пятницы, когда в преддверии шабата нас распускали раньше.
Я устало плелся домой и, если удавалось добраться целым и невредимым, сразу садился за стол и уминал все, что ни сготовила мама. После ужина я оставался за столом и готовил уроки, и религиозные и светские, до тех пор, пока мама не сочтет, что мне уже пора отдохнуть.
В детстве я очень мало времени проводил в постели. По сути дела, единственный раз я валялся под одеялом дольше нескольких часов, когда болел корью.
При всей ее потогонной системе, я любил школу. Для моего жадного до знаний ума это было как два пира в день. Но суббота оставалась для меня особым Судным днем. В субботу я должен был показывать отцу, чему научился за неделю.
Он был в моей жизни носителем абсолютного могуществав точности так я представлял себе иудейского Господа. Непонятного, непостижимого.
И способного на гнев.
2Тимоти
Приходская школа Сент-Грегори была религиозной вдвойне. Каждый день девочки и мальчики начинали с символов верыкатолицизма и американизма.
Независимо от погоды, они собирались на забетонированном школьном дворе, где под руководством сестры Марии Непорочной (фамилия ее была Бернард) сначала произносили клятву на флаг, а уже потом«Отче наш». В холодные зимние дни слова вылетали из детских ртов, сопровождаемые облачками пара, иногдачто весьма символичносоздавая в школьном дворе эффект спустившегося на землю облака.
Затем они в почтительном молчании топали гуськом в школуони боялись линейки сестры Марии Бернард не меньше, чем адского пламени и вечного проклятия.
Были и отдельные исключения. Независимые ребята типа Эда Макги и Тима Хогана обладали достаточной смелостью, чтобы поставить на карту перспективы царствия небесного ради того, чтобы подергать за косички Изабель ОБрайен.
Такие проявления хулиганства приводили сестру Марию в отчаяние, заставляя усомниться в возможности спасения мальчиков. К концу сентября она стала включать в свои вечерние молитвы специальную мольбу к Святой Деве Марии, чтобы та поскорее послала окончание семестра. Пусть эта неисправимая парочка терроризирует чью-нибудь более крепкую душу!
При входе в каждый класс стояла чаша со святой водой, дабы каждый ребенок мог омочить пальцы и сам себя благословить. Либо (как делали Тим и Эд) обрызгать какому-нибудь бедолаге шею.
С точки зрения учебного плана приходская школа мало отличалась от обычной муниципальной школы. В него входили математика, основы права, английский, география и тому подобные предметыс одним существенным дополнением. Начиная с детсадовских групп сестры усиленно давали понять, что в школе Святого Григория самым важным предметом является христианское вероучение«дабы жить и умереть правоверным католиком в этом мире, с тем чтобы обрести счастье с Господом в мире ином».
Сестра Мария Бернард была помешана на раннехристианских мучениках и часто, смакуя кровожадные подробности, читала ученикам вслух батлеровские «Жития святых». Ее и без того румяное лицо становилось почти багровым, толстые стекла очков запотевали от испарины, а порой, когда ее праведный гнев достигал особого накала, съезжали к самому кончику носа.
Особой жестокостью отличался душевнобольной император Нерон, растолковывала она. Ибо он бросал наших святых мучеников на растерзание голодным псам либо приказывал натереть их воском, нанизать на острые пики, а затем поджечь и заживо превратить в факелы.
Даже при таких леденящих душу подробностях Эд Макги обычно шептал:
Тим, звучит прикольно! Можно опробовать на ОБрайен.
Когда сестра Мария Бернард чувствовала, что аудитория достаточно загипнотизирована, она закрывала книгу, утирала лоб и переходила к морали.
А теперь, мальчики и девочки, вы должны усвоить, что все это была большая честь. Ибо человек, не являющийся христианином, не имеет права называться мучеником, пусть он тысячекратно прошел через адское пламя.
Она естественным образом переходила к другой своей излюбленной темечужаки вокруг нас. Некрещеные. Язычники. Богом проклятые.
Вы должны воздерживаться от дружбы с некатоликами. Больше тоговсеми силами ее избегать. Ибо они не являются носителями истинной веры и отправятся в ад. Иудеев легче отличить по их внешнему виду и одежде. Но самую большую опасность представляют собой протестантыих трудно распознать, и они зачастую будут пытаться убедить вас, что они тоже христиане.
Усвоив, как избежать вечного проклятия, класс переходил к следующей важнейшей задачеподготовке к своему первому святому причастию.
Они начали изучать Катехизис.
За неделю им полагалось заучить на память определенное число вопросов и ответов из этой основополагающей доктрины христианской церкви.
«Каковы пагубные последствия первородного греха, которые мы наследуем от Адама?»
«Пагубные последствия первородного греха, которые мы наследуем от Адама, следующие: смерть, страдание, помрачение ума и сильная тяга к греху».
«В чем заключается главный смысл Нового Завета?»
«Главный смысл Нового Завета заключается в благодатном спасении через веру в Иисуса Христа».
Учебник содержал вопросы для обсуждения с доморощенными примерами.
Изабель ОБрайен! Сестра Мария Бернард ткнула в рыжеволосую девочку у окна.
Да, сестра? Изабель послушно вскочила на ноги.
Скажи мне, если девочка любит слушать радио больше, чем молиться, перебирая четки, находится ли она на верном пути к небесам?
Девочка помотала головой, отчего косички хлестнули ее по щекам.
Нет, сестра. Это значит, что она находится на верном пути к преисподней.
Очень хорошо, Изабель. А теперь ты, Эд Макги
Коренастый парнишка небрежно поднялся:
Да, сестра?
Предположим, мальчик по пять часов в день гоняет мяч и только пять минут отдает молитве. Можно ли сказать, что он делает все возможное, чтобы любить Господа?
Глаза всего класса устремились на Эда. Все понимали, что этот вопрос сестра Мария припасла специально для него.
Я жду! Сестра Мария проявляла нетерпение.
Гм-мм Эд тянул время. Это сложный вопрос
Двадцать четыре пары рук силились удержать рвущееся из двадцати четырех ртов хихиканье.
Сейчас же пойди сюда! приказала сестра Мария Бернард.
Эд небрежной походкой вышел к доске, отлично зная, что его ждет. Не успела сестра и рта раскрыть, как он уже выставил вперед ладони. Она метнула на него злобный взгляд, после чего резко шлепнула по рукам, а Эд изо всех сил постарался сохранить на лице наглую улыбочку и не морщиться от боли.
После этого учительница предостерегла весь класс:
Всякий, кто будет вести себя неуважительно, получит по заслугам!
Следующим был вызван Тимоти, и класс заулыбался, предвкушая новое развлечение.
Давай-ка, Тим Хоган, расскажи-ка нам апостольский символ веры.
Наизусть?
Наизустьи от самого сердца! поддакнула сестра Мария Бернард, с готовностью постукивая линейкой по столу.
К крайнему изумлению сестры, Тим прочитал текст от первой до последней строчки без малейшей запинки. Слово в слово.
«Верую во единого Бога, Отца Всемогущего, Творца неба и земли и в единого Господа Иисуса Христа, Сына Божьего Единородного воплотившегося от Духа Святого и Марии Девы»
Хорошо. Очень хорошо, нехотя признала учительница.
Тим оглядел класс и в глазах многих своих товарищей прочел разочарование.
Эд Макги сердито пробурчал:
Зубрила!
3Дебора
Дебора обожала шабат. Это был самый святой день из всех праздников. Единственный, упомянутый в изначальных Десяти Заповедях.
Кроме того, это был особый дар Господа иудеям. На протяжении многих тысячелетий древние цивилизации мерили время годами и месяцами, но понятие семидневной недели, кульминацией которой является суббота, было чисто еврейским изобретением.
Шабатдень неподдельной радости. Даже траур по родителям или мужу на эти двадцать четыре часа должен уступить место радости.