Все.
Поехали, командует Саша, и машина тут же трогается с места. Складываю остальную одежду в сумку и перевожу настороженный взгляд на парня.
А как твой день?
Уж получше твоего.
В этом я и не сомневаюсь. А что этот псих? Приставал?
Приставать он может только к тебе, а ко мне у него совсем иные претензии.
Что же ты натворил? Знаю, это не мое дело, но Саш, этот парень ненормальный. У него явно какието проблемы с головой.
Он просто избалованный мальчишка, смеясь, отрезает Саша, но ято вижу, как он нервничает. Грызет пальцы, смотрит в окно, будто впервые видит улицы Питера. И это безумно пугает и интригует одновременно.
Надеюсь, ты никого ради него не убил.
Поверь, для подобного он привлекает других людей.
Что? недоуменно вскидываю брови. Я же пошутила.
А янет. Саша оборачивается и неуклюже потирает веснушчатый нос. Его отец только официально числится, как управляющий какогото отдела в администрации. На самом же деле он держит практически всех шлюх, наркоторговцев, владельцев баров, подпольные казино Вот оннастоящий псих. А его сыноклишь жалкое подобие.
И почему же он до сих пор на свободе? Ты так спокойно об этом говоришь, будто данная информациядостояние всех и каждого.
Так и есть.
Что? Но в чем логика? Все знают, что онплохой парень, и молчат?
А кому говорить, когда он контролирует весь город? Что тут поделать, есть неприкосновенные люди. У них много денег, у них большие связи. Куда не ступивезде земля Болконского, и с этим ничего уж не сделаешь.
Идиотизм. От того и сынок его решил, что ему все позволено!
Яблоко от яблони, как известно.
До меня неожиданно доходит с кем же я связалась. И мой сгоряча заданный Диме вопрос: что же ты со мной можешь сделатьсейчас кажется безумно глупым. Ведь теперь ясноон может абсолютно все. Я нервно поправляю волосы и случайно отвлекаюсь на красивый вид за окном. Застываю. Никогда еще не видела ничего подобного. Мне не приходилось выезжать за пределы родного города, и поэтому единственное, что я вызубрилаэто одну старую, грязную улицу Ленина. И только. А жаль. СанктПетербург, действительно, красивый, не яркий, не модный, а какойто родной. Спокойный, узорчатый и горизонтальный, как водная гладь. Я вдруг и, правда, сожалею о том, что не рвалась исследовать уголки своей страны, ведь, наверняка, повсюду много чего удивительного и необычного.
Ты как? неожиданно спрашивает Саша, и я оборачиваюсь. Мы глядим друг на друга похожими взглядами, молчим, и, кажется, даже посторонние звуки исчезают. Жизньстранная штука. Ты барахтаешься в ней совершенно беспомощный, слепой, до тех пор, пока ктото вдруг не хватает тебя за руку и не вытаскивает на поверхность. И абсурд, пожалуй, заключается лишь в том, что до этого момента ты сто пятьдесят раз уже отказывался от помощи, но блин на сей раз почемуто передумываешь! И кто знает, в чем загвоздка: в том, что ты безумно устал от одиночества или в банальной безысходности. В любом случае, в твоей голове определенно чтото щелкает, и ты вдруг понимаешь: пора уже схватиться за чьюто руку и попробовать открыть глаза. Ты любишь Кинга?
Кинга? я растерянно выплываю из мыслей и пару раз киваю. Да. Вполне.
Тогда, может, после того, как приедешь от папы, мы посмотрим Сияние? Я давно хочу пересмотреть, но одному както паршиво. А с тобой чегото боятьсясебя не уважать.
Я смеюсь. Классно, что Саша считает меня смелой. Правда, если бы он только знал, сколько раз за день я сегодня едва сдерживала порыв разрыдаться во все горло, тогда он не был бы так воодушевлен.
Отлично, пожимаю плечами. Договорились.
Круто!
Приехали, неожиданно говорит водитель, и я громко выдыхаю. Осматриваю клетчатую юбку, сжимаю пальцы в кулаки и повторяю: все будет хорошо, все будет в порядке.
Не волнуйся, будто прочитав мои мысли, отрезает Саша и кривит губы. От того у него появляются милые ямочки на щеках. Я не думаю, что директриса уже успела нажаловаться. К тому же на тебе школьная форма. Вряд ли папа чтото заподозрит.
Ага, я выдыхаю, забрасываю сумку на плечо и открываю дверь. На улице послушный апрель, солнце так и жарит голову, и я прищуриваюсь, осматривая невысокое, кирпичное здание городского суда. Прикусываю губу и нерешительно переминаюсь с ноги на ногу: чего же именно мне боятьсяразговора о маме или о моем звездном дефиле? Неожиданно замечаю пожилую женщину. Она неуклюже роняет пакет с продуктами, и тут же хаотичными бусинами зеленые, блестящие яблоки заполняют ровный, нагретый тротуар. Я подхожу к ней, улыбаюсь и присаживаюсь рядом на корточки. Помогаю сложить продукты обратно.
Все в порядке? смотрю на женщину, и она вдруг благодарно мне улыбается. Кладет руку поверх моей ладони и кивает, молча. Старикисовсем другие люди. Правильные люди. Они не говорят много. Они знают: о чувствах не кричат, чувства показывают. И такая дикая мелочь неожиданно делает мой день легким и светлым.
Зои?
Я оборачиваюсь и вижу его: Константин завернут в тонких черный плащ, и смотрит на меня немного растеряно. Не знаю, что именно его удивило: то, что я умею сопереживать или то, что я, действительно, приехала.
Здравствуйте, откашливаюсь и неуклюже выпрямляюсь. Провожаю пожилую женщину взглядом, а затем вновь смотрю на на отца. Он держит руки в карманах. Стоит неподвижно и ждет чегото, вот только чего? Я не вовремя?
Да, нет, все в порядке.
Вы хотели поговорить
Зои, вздыхает он и, наконец, отмирает. Давай на «ты». Прошу тебя.
Ладно. Ты хотел поговорить.
Будешь кофе?
Я не люблю кофе.
Тогда, может, чай? он както подетски улыбается и кренит тело немного вперед. И если бы я не знала, что между нами творится, я бы определенно решила, что Константин стесняется.
Отлично. Чай сойдет.
Мы молча идем минут пять, затем сворачиваем на широкую, залитую солнцем улицу, и я смотрю на открывающийся вид Питера, как на сказочную картину. Он поблескивает в лучах мирного солнца, и для меня онвоплощение чегото недостижимого. Этот город, будто самое подходящее место для таких людей, как мой отец, его жена, их знакомые, ведь только они в состоянии соперничать привлекательностью с укутанными тайнами петербургскими переулками, с его величественной панорамой и перспективой. Едва мой отец ступает на мост, как тут же мир преображается, становится зарисовкой какогото красивого, атмосферного романа о богатом человеке и не менее богатом городе. Но едва на мост выхожу я, как история перевоплощается в коротенький рассказик о девушке, чье место отнюдь не под солнцем, а в его тени.
Я люблю дышать свежим воздухом, неожиданно говорит Константин и кивает какомуто прохожему. В Питересолнечные дни редкость, поэтому каждый раз я стараюсь пройтись хотя бы немного по этим светлым улицам. Тебе ведь нравится?
Да. Облизываю губы. Здесь красиво.
Скоро стемнеет, а завтра вообще может хлынуть дождь. Поэтому стоит гулять сейчас, пока есть шанс. Понимаешь?
Константин както искоса бросает на меня взгляд, и я тут же почемуто невольно начинаю искать двойной смысл в его словах. Имеет ли он в виду, что нельзя упускать момент? Пытался ли он сказать, что жить стоит сегодняшним днем? Черт! Я ощущаю, как внутри растекается неприятно чувство, и морщусь: неужели директриса всетаки взбесилась и уже ему позвонила?
Я говорил с Любовью Владимировной. Мое лицо обдает жаром. Перевожу взгляд на Константина и испытываю дикий стыд от того, что совершила. Она рассказала о твоем странном уходе из школы в костюме
Простите, то есть прости. Я не хотела. Это случайность, рычу и нервно поправляю волосы. Смотрю по сторонам, все пытаюсь найти себе оправдание, причину, но нахожу лишь признаки банальной гордости и подросткового максимализма. Я не подумала о том, как это отразится на вас тебе.
Зачем ты так поступила?
Мою одежду спрятали. И повесили это.
Но почему ты не попросила у когото помощи?
Потому что в этой школе, ни о какой помощи не может идти и речи.
Константин вдруг останавливается и подзывает меня в сторону небольшого кафе с затемненными, коричневыми окнами. Внутри так вкусно пахнет, что я невольно замираю. Смотрю на людей, сидящих у окна, и думаю: так бы каждый деньприходить в ресторан, заказывать горячий, выпеченный парижский фондант, черный чай и сидеть в тусклом, бордовом зале, разговаривая с друзьями, отдыхая от работы. Чем не жизнь? Прекрасное существование без проблем и недугов. Беззаботно детство. Осознанное взросление. И спокойная старость. Да. Деньги определенно играют важную роль в каждом жизненном спектакле.
Мы садимся в углу, Константин заказывает чай, свежую выпечку, а я нервно складываю на коленях руки, понятия не имея, как себя здесь вести. Наверно, надо говорить как можно тише и ровно держать спину. Подождать пока остынет чай. Размешать сахар, едва касаясь краев ложкой. Только бы ничего не забыть
А я ведь хотел устроить сцену, неожиданно усмехается Константин, вешает плащ на вешалку и присаживается напротив. Он складывает перед собой руки и смотрит на меня както подоброму. Уже придумал речь, правда! Натянул верхнюю одежду, выбежал на улицу и вдруг увидел тебя с той женщиной. Знаешь, Зои, я, может, чегото в жизни и не понимаю. Но мне кажется, разгуливать в корсете и одновременно помогать незнакомцам, на это не способен один и тот же человек. Так что тут два варианта: или меня обманули, или ты никому не пыталась помочь. Вот только второе я сам видел. Выходит, у первого должно быть рациональное объяснение. Правильно?
Правильно, я киваю и решаю воспользоваться подходящим моментом. Первый день был сложным. Я просто не подумала и приняла решение сгоряча.
Впредь так больше не делай. Выйти в откровенном белье со словами: я не такая, как моя матьпротиворечие самой себе. Ты пытаешься объяснить окружающим, что они не правы, одновременно делая именно то, чего они от тебя ждут.
О, они определенно ждали совсем другого!
Да? И чего же? Того, что ты наденешь все это? Что ты в этом выйдешь? Что ты будешь выглядеть, как твоя мать?
Я растерянно замираю и свожу брови. Что он пытается сказать? Что хочет объяснить? Неожиданно разговор приобретает острый оттенок, и я смело расправляю плечи.
Но моя мать не была такой, рявкаю я. Она
Что, Зои? Что?
И я вдруг не знаю, что ответить! Не знаю, что сказать! Горло сводит судорога, и мне становится так обидно, что хочется буквально провалиться сквозь землю. Черт подери, пусть мама и носила подобные вещи, она была моей матерью, и я ее любила, и я никогда ни при каких обстоятельствах не назову еешлюхой, или чемто еще похлеще. И пусть все думают иначе. Мне плевать. Откидываюсь на спинку стула и скрещиваю на груди руки.
Может, я была не права. Но у меня не оставалось выхода.
Зои, ты всегда можешь позвонить мне или Саше.
И что? Может, вы еще за меня и со всеми этими избалованными кретинами разберетесь?
Пожалуй, я задаю вопрос слишком громко. Несколько посетителей обращают на меня внимание, и мне тут же становится дико стыдно. Черт! Пообещала ведь вести себя прилично. Боже, мне здесь явно не место.
Прости, вновь извиняюсь я и виновато морщусь. Случайно вырвалось.
Ничего страшного. Константин не ругается, однако я чувствую, как от него волнами исходит неодобрение. Нам приносят чай, горячую выпечку, но мне не до еды. Чувствую себя паршиво. Давай поговорим о чемнибудь другом. Внезапно предлагает отец. Маргарита когданибудь говорила обо мне?
Нет. Я выдыхаю. Никогда.
И как же она объяснила то, что вы живете одни?
Люди одиноки, когда до них нет никому дела. Вот и нас все кинули. Я не знаю, что произошло у вас, но родители мамы прекратили с ней общение сразу после моего рождения. Так что бабушку с дедушкой я тоже никогда не видела.
Они были странными людьми, отпивая чай, шепчет Константин.
А ты?
Что я?
Почему ты ее бросил?
Этот человек отставляет белую кружку в сторону и глубоко втягивает в легкие воздух.
Маргарита сама ушла, Зои.
Что? Серьезно? я прыскаю и недовольно складываю на груди руки. Это шутка? Моя мама сама решила голодать, побираться, танцевать на блестящих табуретах? Правда?
Она приняла решение.
А ты ей не помешал.
Нет.
Почему? я округляю глаза. Почему ты не остановил ее? Это ведь так банально, схватить близкого человека за руку именно в тот момент, когда он решает прыгнуть!
Я не мог. Это сложно объяснить, Константин пожимает плечами. Так вышло.
Что вышло? Она была не из вашего круга? Не подходила внешне? Или что? Скажи, давай, потому что моя мать была самой красивой женщиной из всех, что я видела.
Мы познакомились слишком поздно, Зои. Я уже был женат на Елене.
Что? меня словно окатывают ледяной водой. Растерянно выпячиваю глаза и глупо переспрашиваю, женат?
Да. Едва Маргарита узнала о том, что Елена ждет ребенка, как тут же
О, Боже. Я хватаюсь руками за лицо и с ужасом смотрю на человека, сидящего напротив. Былая легкость испаряется. Я мгновенно забываю о том, как мы шли по мосту, как смотрели на дома и молча наслаждались свежим, весенним воздухом. Теперь я вижу перед собой лишь безответственного, жестокого мальчишку, едва не разбившего на части несколько дорогих ему жизней. Стискиваю зубы и нервно встряхиваю плечами, почему ты пропал? Мог бы помогать. Хотя бы немного. Я знаю, это наивно, но, вы ведь в состоянии себе позволить подобную роскошь. Правда?
Я пытался, правда, пытался ее найти, горячо восклицает Константин, однако я ему не верю. Ничего не вышло. А затем, да, я опустил руки, ведь у меня родился сын, надо было жить дальше!
Ты не знал, что мама беременна?
Нет. Более того, Зои, о твоем существовании я узнал относительно недавно. Он както нервно пожимает плечами и горбит спину. Не знаю, что испытывать, не знаю, что ощущать. Прошлое стоит оставлять в прошлом. Однако гордость и обидадва слишком сильных чувства. Они жгут изнутри, заставляют давиться собственными мыслями. И сейчас как бы упрямо я не старалась держать себя в руках, меня тянет кричать во все горло. Зои, ешь.
Не хочу.
Почему? Тебе не нравится?
Мне просто, запинаюсь и недовольно взмахиваю руками, просто не хочется. И все.
Зои, Константин устало потирает заросший подбородок, я знаю, тебе сложно. И мне сложно, поверь! Однако надо же както пережить это время, перепрыгнуть его. Мы ведь с тобой взрослые люди. Мы должны принимать взрослые решения! Обижатьсяне выход.
Я не обижаюсь. Мне просто неприятно.
Понимаю.
Ничего ты не понимаешь. Хватаю салфетку и начинаю свирепо мять ее, будто именно в ней эпицентр проблем, причина неприятностей и первородное зло. Прикусываю губу и тихо спрашиваю, ты хотя бы думал о ней? Думал о маме?
Конечно, Зои. Я любил ее.
И оставил.
Да, оставил. Не всегда мы делаем то, что хотим. У нас у всех есть обязанности. И моим долгом было вернуться в семью. Но, пожалуй, главное заключается в том, что сейчас я ни о чем не жалею. У меня есть сын, жена. Теперь есть и дочь.
Но у меня больше нет матери.
Это не моя вина.
Кто знает. Понятия не имею, зачем говорю такое. Константин не причеми идиоту ясно, но почемуто мне хочется сделать ему больно, хочется заставить его сомневаться и думать, думать, думать, ломать голову, сожалеть! Не знаю, что на меня находит. Я вдруг резко поднимаюсь изза стола и говорю, пойду на улицу.
Сейчас?
Да.
Зои. Мой перерыв заканчивается через двадцать минут. Успокойся, прошу тебя, и не устраивай сцен. Мы дойдем до моей работы, и я вызову такси.
Понимаю, что он не отстанет, и поэтому коротко киваю. Правда, истины в моих глазах столько же, сколько денег в дырявом кошельке. И пока Константин поднимается за плащом и подзывает официанта, я пулей выбегаю из кафе. Ветер тут же ударят в лицо, смазанная пелена раннего вечера опускается на плечи, и я, изнемогая от безумного желания сбежать как можно дальше от отца, от его денег, от воспоминаний, подхожу к краю дороги и вытягиваю руку. Будь, что будет. Пусть судьба решит, что дальше.
Рядом со мной тормозит огромный, стальной байк как раз в тот момент, когда я слышу обеспокоенный голос отца.
Зои!
Не обращаю внимания. Смотрю на толстое, опухшее лицо водителя и спрашиваю:
Подвезешь?
Тебя? он обнажает желтоватые зубы и хмыкает. Да куда угодно, детка! Запрыгивай!
И, да, я запрыгиваю. Незнакомец ударяет по газам, папина рука хватается за мое плечо, но слишком поздно. Мы срываемся с места, взрываем тихие улицы диким взвизгом и несемся вперед навстречу чемуто неизведанному. Я крепко прижимаюсь к огромной спине водителя, зажимаю глаза и чувствую себя так отвратительно, что тошнит. Что я делаю? Что творю?