Зои! восклицает знакомый голос, и я недоуменно оборачиваюсь. К нам несется Саша. Он хватается руками за голову и громко, протяжно рычит. Где ты черт подери была?
Не отвечаю. Мутным взглядом осматриваю фонари, коттеджи, машины и вдруг понимаю, что нахожусь около дома Регнеров. Около моего дома. Незнакомец поднимается, сжимая меня в крепких объятиях, затем отпускает и говорит:
Она под наркотой. Ну, просто отлично! Поднимаю глаза и испепеляю парня самым ядовитым и недовольным взглядом, на который я только способна. Однако ему плевать на мою реакцию. Он смотрит на Сашу и деловито кивает. Позаботься о ней. Она не в себе.
Еще лучше. Сжимаю руки в кулаки, собираюсь хорошенько врезать ему по лицуведь о лучшем представлении мечтать грехно вдруг чувствую пальцы на своем запястье, и замираю.
Что с тобой? Где ты была? все не унимается Саша. Лицо у него смазанное, а голос жутко испуганный. Он выдыхает и крепко обнимает меня за плечи. Идем домой, давай. Пошли! Папа с ума сходит. Почему ты не отвечала на звонки? Почему пропала? Хотела свести всех с ума? Ох, поверь, твоего дефиле в кружевном корсете было достаточно!
Незнакомец прыскает. Я вновь бросаю на него свирепый взгляд, но невольно отмечаю, что он чертовски привлекателен в этих темных джинсах, синем поло, и смущенно забываю о том, что намеривалась сказать. Блин! Думаю, думаю, а он, кажется, уже собирается уезжать. Садится на черный байк, игнорирует, прикрепленный к задней панели, шлем, порывисто взводит мотор, разрывая мирную тишину диким ревом.
Эй!
Его взгляд останавливается на мне. Брови подскакивают вверх. Понятия не имею, что сказать. Пошатываюсь, переминаясь с ноги на ногу, и отрезаю:
Шлем надень!
Парень лишь скептически морщит лоб. Затем както снисходительно покачивает головой и молниеносно срывается с места, оставив меня с чувством пульсирующего недоумения гдето в висках. Поджимаю губы и пьяно шатаюсь.
Господи, на выдохе тянет Саша и взводит руки к небу, какое счастье!
В смысле?
Он уехал.
И что, я икаю и дергано пожимаю плечами, что в этом хорошего?
Брат цокает. Недовольно хватает меня за талию и тянет к дому. Почемуто мне кажется, что я не догадываюсь о какойто интересной и пугающей вещи, касающейся этого знойного незнакомца, его голубых глаз и черного байка.
Так что? Я слепая, но не пьяна!
Что ты несешь? Где вообще была?
В баре.
Боже, зачем? К чему все это?
Ты, правда, хочешь узнать, что такой клуб делал в такой монашке? я пытаюсь придать голосу свирепые нотки, но выходит както слабо. Мысли путаются, и мне кажется, что несу я полнейшую чушь. От того мне ничего другого не остается, кроме как устало положить голову на костлявое плечо Саши и промямлить. Ничего я тебе не расскажу, пока не объяснишь, что не так с тем парнем.
Отлично: тыпьяная, но все равно продолжаешь ставить условия, язвит парень. С трудом затаскивает меня на первую ступеньку и взвывает. Господи, Зои, просто переставляй ноги!
Но я не могу их переставлять! Они заплетаются, болят и протестуют! Они хотят оказаться в теплой постели и не двигаться! Сутки!
Расскажи про парня!
Он дерьмовый человек. Все. Остальное завтра утром.
Как же так? На самом интересном месте!
Боже, да от тебя несет, как он моих носков!
Отличное сравнение. Я вдруг непроизвольно представляю Сашины носки, и мне ничего другого не остается, как, наконец, выпустить то, что давно рвется наружу. Блюю прямо на пороге этого чудесного, зеленого коттеджа моей мечты и вырубаюсь.
Глава 6
Я слышу крик, вижу, как лобовое стекло превращается в сотни блестящих, безобразных осколков и вдруг падаю в ледяную воду. Она взрывается под моим телом, раскрывает объятия и тянет вниз. Все ниже и нижена самое дно. И сколько бы я не пыталась шевелиться, сколько бы я не пыталась кричать, делать хоть чтонибудьвсе тщетно, будто связана я невидимыми силками, к ногам привязан мешок с булыжниками, и тонуть здесь, посреди темноты и холоданеминуемая участь; именно то, чего я заслуживаю. Изо рта уходит последний воздух. Грудь разрывается от ужасной боли. Все тело вспыхивает, начинает бороться, съеживаться, дергаться в истошных судорогах, а кислорода все так и нет. И тогда я всетаки кричу. Изо всех сил. Вода тут же проникает в горло, заставляет меня давиться, кашлять, и мне становится дико страшно от того, что, умирая, я именно чувствую смерть. Маме было так же больно? Она мучилась? Не найдя ответа, я в ужасе распахиваю глаза и вдруг подрываюсь на кровати.
Лицо мокрое. Я прикасаюсь к нему пальцами и начинаю громко, тяжело дышать, будто только что пробежала несколько изнуряющих километров.
Черт. Мне жутко больно. Горло до сих пор сводит в судорогах, и я хватаюсь ладонями за шею, вспоминая, как давилась собственным криком. Паршивые кошмары. Даже если ты избавляешься от ужаса в реальной жизни, он продолжает преследовать тебя во снах, лукаво напоминания о том, что живет не вокруг нас, а в нас. В нашей голове.
Спускаю замерзшие ноги с кровати, откидываю в сторону покрывало и вдруг вижу два больших, корявых шрама на правом бедре. Отворачиваюсь и с силой прикусываю губу. Трудно поверить в то, что никакой аварии не было, когда напоминания повсюду. Даже на собственном теле. Мне почемуто жутко хочется сорваться с места, подышать свежим воздухом, выпить ледяной воды, стать под теплый душ. Однако едва я привстаю с постели, как тут же в голове чтото взрывается.
О, Господи! я хватаюсь пальцами за лоб и стыдливо распахиваю глаза. Черт! Черт! О, нет! Что я вчера натворила? Постанывая, горблюсь и неуверенно поворачиваю голову в сторону зеркала. Блин, вновь вырывается у меня, едва я вижу в тусклом отражении худощавое, взлохмаченное чучело. Даже в такой темноте заметно, что мое лицо смято то ли от подушки, то ли от вчерашних приключений. Во рту неприятный привкус. Я всетаки преодолеваю слабость, встаю с кровати и слабыми шажками тянусь в ванную комнату. Боже, какой позор! Наверняка, я лишь подтвердила, что являюсь именно тем человеком, за которого меня здесь принимают: неуравновешенной, заядлой алкоголичкой, как и моя провинциалкамать. Рычу и открываю кран с холодной водой. Лицо такое тяжелое, что мне хочется упасть им прямо в мойку! Однако я не считаю это разумной идей и невольно радуюсь, что, наконец, могу рассуждать трезво, а не поидиотски, как вчера вечером.
Доброе утро, пьянчуга! орет голос прямо над моим ухом и, взвизгнув, я подпрыгиваю, ударившись головой о стеклянную полочку. Тише, тише, так ведь и весь дом разрушишь.
Поднимаю взгляд на Сашу и обижено почесываю лоб, на котором теперь определенно появится небольшой синяк.
Говори сразу, хриплю я, все очень плохо?
Смотря, что именно ты имеешь в виду.
Меня ненавидят?
Прости, но тебя и до этого не особо любили. Он начинает хохотать, а я недовольно пихаю его в бок. Отличная шутка! За такое хочется не только по животу взрезать! Ладноладно, успокойся. С кем не бывает.
Со мной, я стыдливо закрываю руками лицо, никогда раньше не напивалась. Никогда!
Успокаивай себя мыслью о том, что ты не напилась, а обдолбалась
Замечательно. Просто классно!
Тебя надули, как резиновую куклу. Ты ведь не сама наглоталась ЛСД.
Черт, о чем я только думала? перевожу взгляд на себя в зеркало и вижу бордовые от смущения и стыда щеки. Все, как в тумане. Я говорила с мужчиной, он заснул, я взяла его коктейль. А дальше, дальше все закружилось, и
Впервые принимала?
Принимала?
Ну, наркоту. Никогда раньше не пробовала?
Удивленно скрещиваю на груди руки и отрезаю:
Вообщето нет. Что за вопрос? Думаешь, если моя мать работала в клубе, я вместо школы раскуривала кальян со спайсом?
Нет, Зои, Саша недовольно закатывает глаза и протягивает мне две вытянутые, синие таблетки. Выпей. Станет легче. А я имел в виду то, что сейчас практически все чтото пробовали.
И ты пробовал?
Яв первую очередь.
С чего вдруг? глотаю таблетки, запиваю водой изпод крана и вновь перевожу взгляд на брата. Наркота идет в приложении с богатым отцом, шелковыми простынями и элитной школой?
Не завидуй.
Еще бы! Ведь именно о такой жизни я мечтаю!
Сарказм свидетельствует об отсутствии чувства юмора, так же язвительно парирует Саша и потирает веснушчатый нос. Его волосы растрепаны, под глазами темносиние круги. Наверняка, он не спал целую ночь. Может, еще и обо мне беспокоился? По секрету: у меня есть зависимость куда более серьезная. По сравнению с ней, наркотаогромный пустяк. Ясно?
Хмыкаю. Думаю, он шутит, но затем вдруг вижу за тенью улыбки какоето странное волнение, будто Саша, действительно, не врет.
Правда? с любопытством пожимаю плечами. И что за зависимость?
Брат смотрит на меня пару секунд, и, кажется, вотвот признается в том, что безумно влечет его и пугает. Однако затем его лицо вновь озаряет вымученная улыбка и, встряхнув плечами, он отрезает:
Прими душ. От тебя все также жутко несет какойто дрянью.
Спасибо. Ты очень мил!
А чего ты ждала? Вы, мисссамоочарованиеичтотакойклубделаетв-такоймонахине, облевали мои белые конверсы! Теперь я никогда не буду с тобой милым, уж прости.
Усмехаюсь, вновь стыдливо ворчу и облокачиваюсь спиной о дверцы душевой кабинки: блин, больше никогда не притронусь к алкоголю! Никогда! Что на меня вообще нашло? Только подумать: меня ведь могли изнасиловать. Господи. Еще чутьчуть и. Вдруг в моей голове вспыхивает образ голубых, любопытных глаз. Почемуто становится неловко. Я хватаюсь руками за туловище и задумчиво прикусываю губу: кто же это был? Почему помог мне? А я ведь даже не сказала спасибо. Пьяная дура. Хотя, возможно, сразил меня не алкоголь, а сильные руки, мужество, самоотверженность, с которой этот незнакомец сначала вырвал меня из объятий мужчины, а затем и довез до дома. И, конечно, глаза. Черт. Все в тумане, абсолютно все: и лицо того идиота, и сцена, и музыка, и танцы, но эти синие глаза. Наверно, я сошла с ума.
Саша уходит, а я виновато застилаю кровать. Затем стягиваю волосы в хвост, надеваю второй комплект школьной формы: гофрированную юбку, блузку, узкий жилет, и застенчиво замираю около двери. Смотрю на нее, будто на монстра и нервно прикусываю губу: черт, хочу ли я выходить? Хочу ли видеть осуждение и, возможно, разочарование? Нет, определенно не хочу. Но разве у меня есть иные варианты? Я подставила себя, конкретно подставила. Теперь надо исправиться и, главное, извиниться. Вот только простят ли меня?
Всетаки выхожу из комнаты, нерешительно вскидываю подбородок и вдруг слышу:
Кость, мой телефон. Голос Елены. Я недоуменно замираю и бросаю взгляд к себе за спину, в сторону их спальни. Я забыла его на тумбочке. Слышишь?
Но вряд ли он слышит. В коридоре ни души. И тогда в моей голове внезапно вспыхивает яркожелтая лампочка: я неожиданно понимаю, с чего могу начать свои долгие и вымученные извинения. Нахожу черный, вытянутый «Блэкберри», глубоко втягиваю в легкие воздух и иду к Елене. Надеюсь, она не накинется на меня с кулаками. Или какое там оружие у питерских жен? Длиннющие когти? Стучусь. Не дожидаюсь ответа, робко открываю белоснежную дверь и застываю на пороге. Идти дальше смелости не хватает.
Елена сидит на табуретном стуле перед высоким, овальным зеркалом. Она красит глаза, аккуратно выводя черные линии над ресницами, и, закончив, встречается со мной взглядом.
Ты чтото хотела? низким голосом интересуется она, но не оборачивается. Все так же испепеляет меня карими глазами в отражении.
Я услышала, что вам нужен телефон, и, кладу «Блэкберри» на столик, стоящий прямо около двери, решила помочь. Елена не отвечает. Продолжает смотреть на меня, молчать, и тогда я перехожу в наступление. Я хотела извиниться. То, что произошло вчера
Стоп.
Но
Что ты делаешь? женщина всетаки оборачивается. Недовольно вскидывает ровные, острые брови и дергает плечами. Ты просишь прощения.
Да, мне ужасно неловко, и
Никогда не перед кем не извиняйся, вновь перебивает меня Елена. Она встает со стула, нежнорозовый халат скатывается по ее изящному, тонкому телу, и я ошеломленно застываю, встретившись взглядом с черными, карими зрачками полными уверенности, непоколебимости и какойто напускной опасности, будто эта женщина способна на что угодно, лишь бы не упасть в грязь лицом. Если ты ошиблась, будь дображиви с этим. Но не приходи ко мне и не проси прощения потому, что это дико и наивно. Думаешь, все изменится, едва ты покаешься? Она хмыкает и медленно тянет. Нет.
Но мне, правда, жаль. Я поставила вас в неловкое положение.
Так и есть.
Поэтому простите.
Зачем? Елена подходит ко мне. Останавливается практически перед моим носом и вновь грациозно пожимает плечами. Ты поступила так, как считала нужным. Это твой выбор. За него не извиняются. И, тем более, уж не прощают. Я могу лишь попытаться понять, к чему ты поступила именно данным образом, а остальноене моя забота.
Растеряно складываю перед собой руки. Странный разговор, и я понятия не имею, что говорить дальше. Может, просто сорваться с места и выбежать вон из комнаты? Хм, наверняка, это будет выглядеть както не очень нормально.
Вы, нервно сглатываю. Не знаю почему, но эта женщина внушает мне ужас, вы разочарованы?
Елена вдруг снисходительно выдыхает. Она поправляет темные, густые волосы и говорит:
Возможно, однако, не изза того, о чем ты подумала.
Вас не смутила моя поздняя вылазка?
Нет. Я знала, что так будет. Все знали. Но меня расстроили твои слова. Женщина возвращается к зеркалу. Садится на табурет и едва слышно отрезает, я думала, ты сильнее, чем кажешься.
Что ж, это задевает куда больше, чем все сказанное ранее. А, может, я просто разделяю ее мнение, и тоже недоумеваю: когда это я стала такой слабой; когда решила, что бежать от проблемединственный выход.
Хочу уйти, как вдруг Елена восклицает:
Подожди. Раз уж мы встретились и даже перекинулись парой слов, она кривит губы и вновь оборачивается. Вопервых, твоя одежда.
Что с ней?
Ее нет. То, что ты носишьнужно срочно сменить. Она не поясняет почему, а я не бросаюсь спорить, ведь знаю, в чем дело. Вовторых, уроки. Я говорила с директрисой, она записала тебя на дополнительные занятия по высшей математике, французскому, литературе и обществознанию. Будешь посещать их в зависимости от основного расписания.
Как скажете.
И, втретьих, благотворительный вечер Школьного Фонда Искусств. Это традиционное мероприятие, на которое приглашаются те семьи, что числятся в профсоюзном комитете и регулярно жертвуют деньги на развитие и рост лицея. Она кивает. То есть мы.
И я?
И ты. Предупреди Сашу. Он, наверняка, как всегда решил забыть и исчезнуть. Скажи, в этот раз я лично поведу его за руку. Как на первое сентября.
Она кивает, вновь поворачивается лицом к зеркалу, а я медленно выхожу из комнаты. Итак, отлично, из школы меня не выгнали. Интересно, почему? Еще более интересно, что я буду делать на благотворительном вечере, не имея ни гроша в кармане? И куда интересней, почему же Елена не сожгла меня презрительным взглядом и не выкинула из собственного дома к чертовой матери? Ладно. Будем считать, что мне дали второй шанс.
Я спускаюсь по лестнице, постанывая то ли от головной боли, то ли от коликов в боку: тот урод оставил парочку хороших синяков на моей талии, как вдруг вижу Константина. Он тоже меня видит и тут же, молниеносно, сводит толстые, густые брови в одну линию. Почемуто вспоминаю слова Елены и решаю не извиняться. Раз здесь такие правила, буду их соблюдать.
Рад, что ты цела, цедит отец и скрещивает на груди руки. Голова болит?
Немного.
А чтонибудь еще?
Наверно, он имеет в виду совесть, так что я тяжело выдыхаю и киваю:
Да, я оплошала.
Ты ушла! Попросту сбежала! скорее всего, в подобных ситуациях он никогда еще не был, потому что лицо у него удивленное и шокированное. Зои, ты села на мотоцикл и укатила с незнакомым байкером! Вечером! Совсем одна!
Издержки подросткового максимализма, неохотно предполагаю я. С кем не бывает.
Это неправильно.
Наверно.
Впредь так не делай.
Хорошо.
Все? он пожимает плечами. Ничего больше не скажешь?