Эмили СноуТрофей
Глава 1
- Твой младший братишка звонил. Три раза.
Мой взгляд отрывается от корреспонденции, которую я держу в руках, и поднимается, встречаясь с темными глазами Тори. Она сидит в трех метрах от меня за кухонной стойкой. Моя клевая, самоуверенная соседка по комнате, с которой я познакомилась четыре года назад, когда она спасла меня от траты времени в пустую с богатеньким маменькиным сынком, сейчас с беспокойством вертит в руках огромный бокал, на котором выгравирован похабный слоган. Она достаточно хорошо знает моего брата, чтобы понимать, что что-то не так. Это что-то важное, иначе бы Сет продолжил избегать меня. Он уже шесть месяцев как должен мне две штуки долларов, с июля, и последний раз, когда я на самом деле разговаривала с ним, было на День Труда.
Даже от совместного празднования Рождества, он отвертелся с помощью электронного письма.
Боже. . . Это не хорошо.
- Он сказал, чего хочет? - хриплю я. Я прислоняю свое тело к стальной двери, от чего целый ряд засовов впираются мне в спину. Хрустящие конверты сжимаются в моих пальцах, но я не в силах удержаться от уничтожения стопки счетов и открыток от родителей Тори. Я слишком беспокоюсь о том, почему звонил Сет.
Трижды.
Тори пожимает плечами и косится на блики прозрачной жидкости в своем стакане, после чего одним движением опрокидывает содержимое в рот и выпивает одним глотком. В пределах видимости нет ни одной бутылки, но мне известно, что она пьет мятный шнапс. Ее выдает бутылка шоколадного сиропа, которым она обычно запивает шнапс, и которая прямо сейчас стоит возле ее телефона. Плюс, именно этот напиток она обычно употребляет перед пятничной игрой. Иногда, когда неудачная неделя моего босса сказывается и на мне, я поддаюсь на уговоры Тори и тоже немного выпиваю. Сейчас же, я не в настроении даже прикасаться к подобным вещам.
Где-то в районе переносицы у меня уже начинает формироваться мигрень.
- Он просто попросил перезвонить ему - говорит она. Но по тому, как стихает ее голос, я понимаю, что думаем мы об одном и том же.
О том, что, черт побери, моя мама сделала на этот раз?
Потому что в последний раз, когда я получила истеричный звонок от Сета полтора года назад, я узнала, что наша мама совершила попытку самоубийства, которая, как она сказала мне позднее, была сфабрикована исключительно для привлечения дополнительного внимания. Лепя мячик из бумаги, я живо вспоминаю то, как она смеялась над моей наивностью и глупостью, из-за которых я примчалась домой.
- Всегда бы так быстро, - сказала она со своим сильным акцентом. После чего сделала длинную затяжку сигареты, для покупки которой ей, вероятно, пришлось сделать что-то неприличное.
Отгоняя мысли о своей матери, я фальшиво улыбаюсь Тори.
- Ты сегодня вечером идешь развлечься?
Ответ очевиден. Это вечер пятницы, и даже при том, что я вижу ее только выше пояса, могу сказать, что одета она сногсшибательно. Безупречно чистые волосы и макияж - есть. Красное платье без бретелек, которое, наверное, короче, чем моя футболка - есть. Ее нереально высокие "трахни-меня" туфли - есть и еще раз есть.
- Авангард с Беном, Стейси и Михеем.
Ее черные, идеально выгнутые брови сходятся на переносице, а губы приоткрываются, словно она собирается сказать что-то еще. Но я упрямо качаю головой, и она моментально захлопывает рот. Ей прекрасно известно, что приглашать меня с собой бессмысленно. Сегодня никакое количество сладких слов не убедит меня покинуть квартиру. Слишком велика вероятность того, что сообщенные мне Сетом новости испортят мне сегодняшнюю ночь и весь остаток года.
Я медленно сглатываю, раз за разом, пытаясь избавиться от жжения задней стенки горла.
- Ну, вот, - огрызается Тори. Она тянется через стойку, хватая свой телефон. - Я позвоню и аннулиру...
Бросаясь к ней, я выхватываю ее мобильный. В процессе из рук выпадают скомканные бумаги, которые на данный момент выглядят почти как единое целое, и приземляются возле ее пустого бокала.
- Пожалуйста, просто. . . не надо. Ты выглядишь такой горячей штучкой, что грех просиживать эту ночь со мной. К-клянусь, я буду в порядке.
По тому, как Тори сжимает свои губы в тонкую алую линию, кажется, она не очень в это верит. Я отдаю ей телефон, сжимая ее пальцы поверх него. Натянув еще более сверкающую улыбку, я говорю с ней самым бодрым, из всех возможных в моем состоянии, голосом о том, что хорошо проведу время.
Она опровергает это, но ее слова для меня сливаются воедино. Я не слушаю ее и иду по узкому коридору к своей спальне, где хватаю свой собственный телефон.
Сет поднимает трубку после второго гудка, как раз когда я закрываю двери спальни. В те редкие разы, когда мы разговаривали, он обычно пропускал мой звонок, и я оставляла сообщение на голосовой почте, после чего, где-то через пять-шесть часов он перезванивал мне.
Так что то, что на сей раз он так быстро берет трубкунедобрый знак.
- Слава Богу, - шипит он, прежде чем я могу что-либо вставить. - Где ты была, Си? И почему, черт возьми, у меня нет этого номера?
Прошло меньше десяти секунд нашего разговора с Сетом, а он уже спорит со мной. Я бросаю свою огромную сумку на кровать. Мой бумажник, пачка тампонов и косметичка вываливаются на хлопковые простыни цвета лаванды, и кое-что валится на пол. Я уберусь, но попозже.
- Я была на работе. И я пыталась дозвониться тебе с этого номера несколько раз. Но ты попросту не брал трубку, - мой голос звучит отнюдь не сердито, хоть я чувствую себя именно так, мой тон спокоен, словно я пытаюсь объяснить ему что-то. Как будто именно мне следует извиниться за то, что он игнорирует меня.
Ненавижу себя за это.
- Сиенна, это касается бабушки, - говорит он.
И в этот момент я буквально застываю на месте прямо между столом и кроватью. Должно быть, сейчас я выгляжу схожей с одной из тех трагично печальных скульптур на кладбище. Мое сердце замедлило свой ход и почти остановилось. Первое, что пришло мне в голову, когда Тори сказала, что Сет разыскивает меня, это то, что моя мама снова навлекла на себя какую-то беду. Я даже не подумала о своей сильной, устойчивой к неприятностям, чудесной бабушке.
Ей уже 79 лет.
Я пытаюсь что-то ответить, хоть что-нибудь, но в горле словно одновременно застряли шишка и мячик для гольфа. Я задыхаюсь и шиплю, когда Сет наконец-то выдает, раздраженно вздыхая:
- Она в порядке, Си. Ну, по крайней мере, в физическом плане.
После чего он рассказывает мне, что происходит. Он употребляет термины "уведомление" и "лишение права выкупа", "выселение". "Новый владелец" - какой-то пафосный мудак музыкант из Калифорнии. "Суд" состоится в понедельник. И тогда он сообщает, что мне необходимо приехать и присутствовать там ради нее, ради него.
- Но я должна быть на работе, - шепчу я. Даже не представляю, что скажет Томас, если я попрошу у него свободное время для чего-то, кроме похорон или кончины самых ближайших родственников. Он может уволить меня. Или даже хуже, он может предоставить мне ужасные рекомендации, и я больше никогда не смогу найти другую работу костюмера.
- Нет, ты должна приехать.
- Сет, я просто не могу
Но в этот момент я уже сижу перед ноутбуком с открытым окном моего онлайн-банка и еще одним окном сайта по покупке дешевых авиабилетов. Секундой позже я ввожу данные своей дебетовой карты на вылет ранним утром понедельника, при этом так сильно прикусываю нижнюю губу, что ощущаю вкус крови. Я сломлена. Половина денег на моем счету, она же и половина всех моих сбережений, должна будет уйти на оплату моей доли счетов за квартиру.
Но несмотря на все это, еще до того, как я заканчиваю разговор со своим младшим братом, в потасканном чемодане, подаренном мне бабушкой пять лет назад на восемнадцатый день рождения, лежат уже сложенные вещи.
В Нэшвилле стоит умопомрачительный холод, 33 градуса(+1 по Цельсию - прим. пер.), если быть точным, и идет небольшой снег, когда я забираюсь в грязный Dodge пик-ап Сета. Сейчас полдень понедельника. Я так потею, словно на улице август, а на мне с ног до головы одета шерстяная одежда. Блузка с волнообразными рукавами, которую я выбрала в надежде выглядеть более профессионально, липнет к коже, а колготки сползают с бедер и вытягиваются на коленях.
Внезапно возросшее потоотделение, в принципе, случилось по моей вине - весь четырехчасовой полет из Калифорнии, я беспокоилась о том, удастся ли мне уговорить бабушку вернуться в Лос-Анджелес вместе со мной. И чем больше я об этом думала, тем сильнее сомневалась. Мой дед построил этот домик и подарил его ей вместе с землей сразу после рождения моей мамы в начале семидесятых. Так что нет никакого шанса, что бабуля сдастся без боя, даже несмотря на то, что, по словам Сета, дом уже потерян.
- Что сказал твой босс? - спрашивает мой брат, сворачивая на шоссе. Он резко вжимает педаль тормоза, пытаясь избежать столкновения с другой машиной. Dodge заносит на скользкой дороге, от чего наши тела бросает в сторону, но Сету удается восстановить управление до того, как из меня вырывается испуганный вскрик.
Сет же даже не вздрагивает. Он уставился прямо перед собой, точно также, как делал наш отец во время вождения при плохой погоде, кончики его пальцев потирают обратную сторону руля - еще одна черта отца. С его русыми волосами, карими глазами и круглогодичным загаром, который так сильно отличается от моей легко краснеющей кожи, Сет уже сейчас похож на папу.
- Ты собираешься мне ответить или просто будешь сидеть тут с открытым ртом?
Хватаясь руками за подол своей узкой юбки-карандаш, я пожимаю плечами.
- Я работала на Рождество и Новый год, так что для него мой отъезд не проблема. К тому же, я всего лишь помощник.
Я не говорю ему о том, что мне пришлось умолять Томаса об этих выходных, и о том, как он язвительно сказал, что мне лучше бы побыстрее решить свои семейные проблемы и притащить свою задницу обратно в Лос-Анджелес еще до конца месяца, который собственно наступит через две с половиной недели.
- Эхо Фоллз занимает первое место среди женщин в возрасте от 18 до 34. Люди готовы продать своих детей, лишь бы получить шанс работать с этой серией одежды. Так что заменить тебя новым человеком, который будет реально переживать о своей карьере, не составит особого труда, - сказал Томас, набирая что-то на iPad, который он повсюду таскал с собой. Он даже никогда не смотрел на меня, поэтому, когда он недавно нечаянно толкнул стойку с одеждой для инвентаризации о кирпичную стену, даже не заметил, как сильно я испугалась. - Так что не заставляй меня искать тебе замену, Дженсен.
Я вернусь через две недели, Томас, - пообещала я.
- Ради твоего же блага.
Рассказывать обо всем этом Сету - зря тратить кислород. Он бы либо не понял, почему я не могу пренебречь своей работой, либо его бы это просто не волновало. И зная своего брата, это был бы второй вариант.
- У тебя есть что-то, чем можно вытереть лицо? - спрашиваю я. Мысли о работе заставляли меня еще сильнее потеть.
- Центральная консоль.
Упаковка влажных салфеток находилась как раз между полупустой упаковкой презервативов и совершенно пустой бутылкой Хосе Кьюэрво (торговая марка текилы - прим. пер.). Прежде чем понять, что я творю, поворачиваюсь к брату и выпаливаю:
- Надеюсь, ты не настолько глуп, чтобы водить в подвыпившем состоянии. Тебе всего-то девятнадцать, и ты...
- Не начинай, Си, ладно? Сегодня неподходящий день для твоего нытья.
Скрипя зубами, я перевожу взгляд на маленькие наклейки службы эскорта на приборной панели перед нами. Дайте знать, если вы тоже ненавидите людей. Как же это все неуместно.
А это всего лишь сорока пяти минутная поездка от аэропорта к залу суда, которая может немного затянуться из-за трафика и снега. Все это время мы молчим, как впрочем и в большинстве случаев, когда оказываемся рядом друг с другом. Вытирая лицо салфеткой, я собираю свои длинные рыжие волосы в конский хвост и мысленно корю себя за то, что была так глупа и заняла брату деньги. Он даже не упоминает об этом, и сомневаюсь, что упомянет. Сет достаточно умен, чтобы понимать, что я никогда не потребую эти деньги, я скорее выколю себе глаз, чем начну спорить с ним по этому поводу, потому он чувствует себя обязанным.
Есть причина, по которой я редко приезжаю в свой родной город, и мой младший брат - наименьшая ее часть.
К тому времени, когда мы с Сетом приезжаем в суд и находим нужный зал заседаний, слушанье уже подходит к концу. Мы садимся на противоположные концы одной из деревянных скамей в конце комнаты, Сет складывает руки на груди, а я наклоняюсь вперед, внимательно слушая.
Из тех обрывков информации, что мне удается собрать, я понимаю, что это уже второе слушанье. Новый покупатель, которого лично я решила называть Мудилой, и его два юриста здесь, данным судом они хотят добиться официального выселения. Моя бабушка и ее юрист мистер Нильсон (он неизменно работает с ней, с тех пор как я себя помню) сидят напротив них, в левой части комнаты. В какой-то момент я осознаюсь, что злобно уставилась в спину Мудилы, и осознание того, что у меня в действительности нет причин винить его во всем, не помогает.
По сути, он для меня никто.
Он стоит ко мне спиной, так что мой обзор довольно ограничен, но я могу судить о его телосложении. Судя по его заднице и спине, все остальное должно быть просто великолепным. Он одет в безукоризненный черный деловой костюм, который слишком идеально подчеркивает его формы, темные волосы растрепаны так, что несколько прядей касаются шеи, а своими красивыми и длинными пальцами Мудила быстро и легко выстукивает подобие некого ритма на стоящем перед ним столе из красного дерева. Я высокая, но этот парень вероятно возвышался бы надо мной на добрых шесть дюймов, его рост где-то около 6,3-6,4 фута(1,92-1,95м - прим. пер.). А его задница Ох, готова поставить последнюю тысячу долларов (и даже увеличить ставку на несколько сотен долларов), что его юрист бы тоже посмотрела на его зад, если бы при этом могла выйти сухой из воды. Или если бы она могла отвлечься от выставления перед ним своей выпирающей груди дольше, чем на пять минут.
С пылающим лицом, но совершенно нехотя, я отрываю свой взгляд от Мудилы и смотрю в сторону бабули. Если Сет поймает меня за разглядыванием этого парня, то будет издеваться надо мной до конца жизни. Зная его, он, вероятно, обвинит меня в заговоре с врагом.
Думая о том, что это именно то, что и сказал бы Сет, я хмурюсь.
- Мистер Нельсон, у вашего клиента есть десять дней до того, как суд вынесет решение о праве собственности, - говорит судья, обращаясь к юристу моей бабушки. - После этого, шериф осуществит выселение в течение недели.
Когда плечи моей бабушки поникают, и она хватается за плечо Нельсона для поддержки так сильно, что костяшки ее пальцев белеют, я еле сдерживаюсь, чтоб не сорваться с места и не броситься к ней. Я ненавижу это. Ненавижу за это свою мать, потому что в основе свей этой ситуации лежит ее вина.
Я была права, предполагая, что она сделала какую-то глупость. Моя мать - вот причина, по которой бабушка теряет свой дом.
На этом слушание заканчивается. Ярко-голубые глаза бабули еще сильнее расширяются от потрясения и удивления, пока она направляется навстречу ко мне и Сету в заднюю часть зала, но замечая нас, ее лицо немного смягчается. Она грустно улыбается мне, но в ее улыбке читается полное фиаско. До этого момента, я видела ее в таком состоянии лишь однажды. В моем рту появляется кислый привкус, когда я осознаю, что это произошло точно в этом же зале суда. До того как бабуля успевает сказать хоть слово, я притягиваю ее к себе и зарываюсь лицом в копну ее седых волос, вдыхая знакомый запах ванили.
- Ты вела машину по дороге сюда? - спрашиваю я. Она кивает мне в плечо, и я говорю. - Тогда я отвезу тебя домой.
Ослабляя свои объятия, я оглядываюсь поверх плеча на Мудилу. Сейчас он уже не повернут ко мне спиной. Вместо этого, моему взору открывается вид сбоку, который настолько же тошнотворно сексуален, как и его спина.
Он говорит со своим женщиной юристом, и они оба смеются. Ее рука лежит поверх его предплечья, а ее сиськи все еще вызывающе торчат. Если бы мы были в каком-то другом месте, я бы обязательно вслух прокомментировала то, как смехотворно она выглядит. Вероятно, он благодарит ее. А она, с еще большей вероятностью, предлагает ему отпраздновать столь легкую победу над старой женщиной и ее столь же древним юристом за бокалом вина, а затем заглянуть к ней в гости. Я собираюсь развернуться и вместе с бабушкой покинуть зал суда, когда мудила поворачивается в нашу сторону и поднимает свои глаза. Наши взгляды встречаются. Карий и синий.
Хищник и добыча.
Он косится на меня.
Моя грудь поднимается, а плечи распрямляются. Я была права - он всецело и полностью убийственно красив. И когда я решила называть его "мудилой", то была слишком снисходительна.
Я молюсь, чтобы бабушка не почувствовала изменение ритма моего сердцебиения, или того, что уже несколько секунд я не дышу. Этот обмен взглядами с Мудилой не имеет ничего общего с любовью с первого взгляда, неа, даже и близко не оно. Это один из моментов, когда судьба в очередной раз с размаху ударяет меня кулаком в лицо. Почему он вообще здесь в Нэшвилле? В том же зале суда, что и я?
Боже, пожалуйста, пусть он не помнит меня.
На мгновение я уверена, что он даже и не представляет, кто я такая, кажется, что он сейчас развернется и продолжит беседу с Мисс-сиськи. После меня у него, вероятно, были десятки или даже сотни других девушек. Я для него ничего не значу. Я - чудачка, говорю я себе.
Но спустя секунду, на лице Лукаса Вульфа медленно расползается грешная улыбка узнавания.
Говорящая мне о том, что он готов проглотить меня целиком в любую подходящую секунду.
Это точно та же усмешка, что была у него два года назад, сразу после того, как я отказала ему в удовольствии сковать меня наручниками прямо в его постели, и как раз перед тем, как он буквально вышвырнул меня за это из своего дома.
Глава 2
Сет отделывается от нас, не успеваем мы дойти до последней ступеньки здания суда, он клянется, что у него послеобеденный класс занятий, но я уверена, что все это абсолютная чушь. Вероятнее всего, он собирается залить алкоголем свои заботы. Я не высказываюсь насчет своих подозрений, пока бабушка с ним говорит, она благодарит его за то, что он был с ней рядом.
По моей груди будто скребут бритвой, когда я осознаю тот факт, что Сет знал о проблемах бабули больше, чем я, сделал больше, чем я. Стоя в нескольких шагах от них, я сжимаю в руках снежок, и тая, он словно целует мою кожу. Я чувствую себя позаброшенной, будто рыжеволосый приемный ребенок. Так же быстро, как эта мысль возникаем в моей голове, я гоню ее прочь. Мне что десять лет отроду?
Брат машет на прощание и направляется грациозной походкой к многоуровневой парковке, где ранее он оставил свой Dodge.
Глядя на меня снизу-вверх и улыбаясь с благодарностью и мужеством, которым лично я всегда завидовала, бабушка звенит ключами от своего древнего черного Land Rover и кладет их в мою ладонь, сжимая мой кулак.
После чего она вытягивает зонтик из сумки и открывает его.
- Ричард хочет, чтобы я пришла в его офис для стратегического совещания. Думаю, ты не пожелаешь растрачивать свое время на скучную встречу с юристом.
У меня нет возможности приезжать домой в Нэшвилль так часто, как следовало бы, но я знаю свою бабушку лучше, чем кого угодно. Для нее это способ сказать мне, что она не хочет, чтобы я была с ней и слышала, о чем они с Нильсоном будут говорить.
Она не хочет, чтобы я была к этому причастна.
Мои мышцы напрягаются. И я поджимаю губы в, хочется верить, добродушном выражении лица.
- Конечно. Я просто... - я оглядываюсь вокруг, пока мой взгляд не останавливается на двухэтажном кафе прямо через дорогу от офиса Нильсона и здания суда, - схожу и перехвачу чего-нибудь поесть у Алисы. Оттуда я смогу увидеть, когда ты выйдешь.
- Я вернусь всего через несколько минут, - говорит бабуля. - И Сиенна?
- А?
- Я очень счастлива, что ты приехала домой.
Слезы жгут в уголках моих глаз. Потому щурясь, я шепчу:
- Я тоже, ба.
Так много всего еще мне хочется сказать и сделать, но вокруг нас снуют люди, направляясь в суд и к юридическим конторам. Потому вместо этого я просто весело машу ей. И только когда она скрывается в здании, где находится офис Нильсона, мои плечи поникают, и я тащу свою задницу через улицу к кафе.
Я не была в этом кафе с тех времен, как у мамы были проблемы с законом, то есть уже несколько лет. Так что я немного удивляюсь, осматривая новый декор помещения, посвященный тематике Алисы в Стране Чудес. Моя соседка по квартире и я - полнейшие противоположности, но в одном вопросе мы все же сходимся - фантастические фильмы и книги, и... Ну знаете, Джонни Депп.
Женщина за стойкой носит необычную бархатную шляпку Шляпника, она улыбается мне и кричит:
- Проходите, присаживаетесь, достопочтеннейшая. Кто-то вскоре к вам подойдет.
Я киваю в знак понимания и направляюсь к пустой кабинке по левую сторону в самом конце кафе, отсюда открывается отличный вид на офис Нильсона. Заказав двойную порцию специального Чеширского пирога и чашку кофе, я шлю серию более чем нервозных сообщений Тори.
Лукас Вульф - человек, купивший дом. Этот говнюк купил дом моей бабушки.
Вселенная приготовила против меня заговор.
Какого хрена он делает здесь?
Тори???
Внутри моих туфлей-лодочек собралась влага, но я так обезумела от этого визуального контакта с Лукасом, что забыла забрать свою сумку с заднего сидения грузовика Сета. Сейчас единственное, о чем я вообще способна думать - это Лукас. Не только о том, что он пытается вышвырнуть бабулю из ее дома, а и о том, как он вышвырнул меня из своего дома.
Погрязнув в этих мыслях, я ожидаю ответ Тори, пока рядом со мной не раздается шарканье ног. Я убираю свой телефон с края стола, перемещаю солонку и перечницу, освобождая место на столе для того, что принесла официантка. В этот момент большая и довольно неженственная рука накрывает мою, а огрубелые от игры на гитаре пальцы скользят по моим костяшкам. Это знакомое прикосновение вызывает в моем теле противоестественную, но такую приятную дрожь. Я резко выдергиваю свои пальцы, злясь на реакцию собственного предательского тела, в процессе опрокидывая фарфоровую чашу, наполненную пакетиками сахара. Пакетики разлетаются по всему линолеуму. Лукас усмехается.
И от всего этого я ощущаю внезапные позывы к рвоте.
Указывая на свободное место напротив меня, Лукас спрашивает:
- Не много ли места для тебя одной?
- Не настолько много, чтобы делить его с незнакомцами, - отвечаю я сквозь стиснутые зубы, качая головой. - Так что, простите, но нет.
Не смотря на мой ответ, он проскальзывает в кабинку и вытягивает свои невероятно длинные ноги, так что они достигают моих. Я уж было открываю рот, чтобы запротестовать, но он подымает руку.
- Прежде чем ты попытаешься мне навешать лапшу на уши, должен предупредить, что у меня отличная память на лица, - затем он приподнимает брови и добавляет, - или на тела.
Кем он себя возомнил? Ощущая внезапную необходимость спросить это, я выпаливаю:
- Предполагаю, ты не привык слышать слово "нет", гм?
Мой голос полон злобы, что удивляет даже меня саму. Если бы он был кем-то другим, я бы уже абстрагировалась от ситуации. Но у Лукаса особый дар выводить мою нервозность на новый уровень, мою потребность уклоняться до тех пор, пока я не дохожу до безумия, желая наброситься на него.
Он усмехается, наклоняя голову в сторону, будто бы внимательно изучая меня.
- Тебе, правда нужно спрашивать об этом у меня?
Мои губы приоткрываются, а чувства переполняют каждый дюйм моего тела жаром. Я сжимаю пакетик сахара между большим и указательным пальцами, так что через бумагу ощущаю зернистость, и, отворачиваясь от Лукаса, смотрю в окно на офис Нильсона.
- Ты сексуальна, когда нервничаешь.
- Это не так, - говорю я.
- Не сексуальна?
Я резко поворачиваю голову и посылаю ему наивный взгляд.
- Нет. . . Я не нервная.
Но я уверена, он слышит вибрацию в моем голосе, чувствует, как дрожат прямо сейчас под столом мои ноги.
Уголки его губ приподнимаются в язвительной усмешке, такой раздражающей и невероятно сексуальной. И еще раз я ощущаю, как через мое тело проходит поток электричества. Ненавижу себя за подобную реакцию на этого человека, мне следует его ненавидеть.
- Расскажи мне, почему ты здесь, Сиенна, - требует он мягко.
- А почему тебя это волнует?
Опираясь локтями о стол, он наклоняется вперед. Его рукава подымаются достаточно высоко, чтобы моему взору открылись татуировки на его запястьях. Закрывая глаза, я представляю остальную часть тату на его правой руке. Все поклонники его музыки, должно быть, знают о ней. Я имею в виду, он и чертовски шикарная девушка, солист Злых Ягнят (Wicked Lambs), были на обложке нескольких журналов буквально пару месяцев назад; Лукас был без рубашки, как и она, так что стоя позади он руками прикрывал ее грудь.
Но было время, когда я видела чернила на теле Лукаса воочию. Тогда мои губы путешествовали вдоль замысловатых узоров по всему его мускулистому телу, пока он не зарывал свои пальцы в мои волосы и не притягивал для поцелуя. Я дрожу. Хотелось бы верить, что это от тридцати трех градусного холода.
Лукас наконец отвечает, вырывая меня из воспоминаний. Ненавижу себя за то, что чувствую разочарование.
- Потому что быть рядом с тобой... - он прерывается, позволяя официантке поставить ланч на стол. На прощание, посылая ей свою фирменную купи-мой-альбом-и-пропитайся-его-энергетикой улыбку. Она что-то мямлит, краснея и спрашивая его о том, чем еще может быть ему полезна. Я хмурюсь. Если он сделает заказ, то значит будет сидеть рядом и ждать, пока еда приготовится, а я просто хочу, чтобы он поскорее убрался, дав мне возможность вернуться к ну, к ничего не деланью.
К счастью для меня, он отказывается.
- Быть рядом со мнойэто что? - требую я, как только мы остаемся одни.
Вертя ложкой в моем кофе, он пробегается кончиком языка по краю зубов. Не уверена, улыбается он или кривится. И не представляю, почему должна вестись на одно и то же дерьмо два раза кряду.
Мой телефон проигрывает рингтон, установленный на звонки и сообщения от Тори, это песня Бритни Спирс, и подруга клянется, что она омерзительна, но тем ни менее поет ее в душе каждое утро. Я тянусь за мобильным, но Луках перехватывает мою руку, переплетая наши пальцы.
- Ты не годишься для музыки, - шепчет он, поднося мои пальцы к своим губам. - И вот, что я делаю здесь - создаю музыку.
Желудок скручивается в сотни узлов, пока он целует каждый мой палец, при этом его взгляд ни на секунду не отрывается от моих глаз. Мы в общественном месте, и вокруг нас много людей. Но на добрую минуту, мы с Лукасом остаемся единственными людьми на планете.
- Лукас... - начинаю я, но мой голос нерешителен.
Глядя на разруху из сахарных пакетиков посреди стола, я глубоко вдыхаю и прикусываю верхнюю губу. Я не знаю, что ему сказать, чтобы не показаться слабой. Когда я наконец-то подымаю взгляд, то вижу, как по его лицу расплывается красивая улыбка, от которой моя грудь сжимается, и я понимаю, что чтобы ни сказала, это неважно. Потому что он уже понял, что является для меня Криптонитом.
- Во-вторых, увидев тебя, я пообещал себе, что не сделаю с тобой этого снова, Сиенна, - рычит он.
Сделает что... соблазнит? Даст пинок мне под зад, вышвыривая из своей жизни, даже не сказав «прощай»? Я хочу потребовать объяснений, но в этот момент замечаю, что двери офиса Нильсона открываются, и оттуда выходит бабуля. В секунду я чувствую себя самой плохой внучкой в истории человечества, потому что в какой-то момент общения с Лукасом я забыла причину, по которой сижу в этом кафе.
Выдергивая руку, я с чрезмерной силой бросаю телефон в свою сумочку.
- А я здесь, потому что какой-то пафосный мудила из Калифорнии выкупил дом моей бабушки.
Он делает резкий вдох и, напрягая под столом свои длинные ноги, сжимает ними мои собственные.
- Я вижу.
- Ну, значит, ты поймешь, почему я скажу тебе следующее. Отъебись, Лукас.
Наши взгляды встречаются. В его читается насмешка, гнев и что-то еще. Что-то, что я уже видела два года назад, в ночь, когда поехала с ним домой. Что-то, что мне хотелось бы не замечать.
- Я слышал от тебя что-то столь убедительное, как это лишь однажды, так что должен спросить: ты говоришь это из-за ситуации с бабушкой или из-за того, что произошло между нами?
Я освобождаю свои ноги от его захвата и встаю, подсовывая деньги под тарелку с так и нетронутым Чеширским пирогом.
- По обеим причинам, - говорю я.
Я так взволнована эмоционально, психически и, черт возьми, физически от этой встречи с Лукасом, что по пути к дому бабушки, не могу с ней толком даже поговорить. Я слышу ее вопросы о том, как прошел мой полет и о том, как долго я планирую пробыть в Нэшвилле. Я слышу, но отвечаю, как робот.
- Все было замечательно, ба Я пробуду тут, сколько потребуется
Затем бабуля начинает задавать мне новую серию вопросов, и я даю ей еще более механические ответы. Весь наш обмен репликами напоминает мне смутный сон, в котором голос Лукаса звучит громко и атмосферно поверх всего в моей голове. Он дразнит меня, предупреждает о том, что я не подхожу для музыки.