Все еще большой и влажный, он легко скользит по моей киске, все ниже, а после он давит сильнее и проникает в меня.
Я впиваюсь в его плечи пальцами, но он держит меня крепко за талию. Ощущения странные, и мне вдруг становится страшно.
Тихо,шепчет он. Я не буду делать этого сейчас. Не здесь уж точно. Просто не мог сдержаться
Он снова вводит в меня пальцы, а еще немного злится, что был быстрее меня. Наверное, поэтому, большим пальцем касаясь клитора, Кай сразу берет быстрый темп, так что я даже вскрикиваю от дискомфорта, но уже через мгновение от неприятных ощущений не остается и следа.
Я все еще очень влажная. И очень его хочу. Он дает мне именно то, в чем я нуждаюсь.
Влажный член теперь утыкается в бедро, и я впервые четко осознаю, что готова зайти дальше. Да, не здесь. Но совершенно точнотолько с ним.
А после все мысли испаряются.
Я вскрикиваю и тянусь к нему всем телом, и пружина внутри моего тела сжимается до предела.
Я отпускаю себя.
Висну на нем, содрогаясь в волнах накатывающего, как седьмой вал, оргазма. Ноги становятся абсолютно ватными. И даже бедра блестят от влаги.
Кай сначала помогает одеться мне, потом быстро приводит в порядок свою одежду. Он тянется к пачке сигарет в кармане джинс, затягивается, пока я сижу на какой-то старой парте и заворожено гляжу на его профиль возле светлых провалов окон.
В ореоле дыма он рассказывает мне, как и благодаря кому оказался на свободе, и что теперь живет на своей старой квартире, куда приходили в гости мы с отцом.
Докурив, он подходит ко мне. Упирается ладонями по обе стороны, заключая меня в плен, и говорит в полумраке:
Я хочу, чтобы ты приехала ко мне. Хочу сделать это по-настоящему. Это возможно или вас здесь держат взаперти?
Глава 5
Ева Бертольдовна, можно спросить?...
Преподавательница грациозно кивает в ответ. Урок окончен, с меня льется пот в три ручья. Сегодня я занимаюсь без Розенберга, он пишет экзамен по русской литературе. Яков дуется на меня, но он профессионал и танцу наши взаимоотношения никак не мешают.
Я должна ему все объяснить и однажды сделаю это, но не сейчас не хочу врать ему лишний раз. А правду рассказать все равно не могу.
Завтра воскресенье, я уже две недели не видела отца. Могу я поехать домой, навестить родных?
Ева Бертольдовна приподнимает одну бровь. Все так же изящно, как и все, что она делает.
Конечно, нет.
Ее равнодушный ответ выбивает почву из-под ног. Я была уверена, что нет ничего сложного и противозаконного в том, чтобы увидеться с отцом.
Но почему? Ева Бертольдовна! Я слышала Зульфия ездила к родным! Почему мне нельзя отпроситься на одно воскресенье?
Бывшая балерина бесшумно захлопывает дверь, отсекая нас от коридора, который наполняется студентами. У всех остальных урок окончен, но у меня только начинается.
Зульфия ездила на похороны,чеканит Ева Бертольдовна.У тебя кто-то умер, Юлия?
Трясу головой.
А ты заметила, вернулась ли Зульфия после этого?продолжает преподавательница.Если не заметила, то я скажу тебе: она не вернулась, осталась вместе с родными. Потому что у нас в Академии карантин, Юлия. Сейчас не время для поездок по городу. Не время навещать друзей и семью. Тебе выпал невероятный шанс, когда твое имя внесли в список студентов, которым нельзя прерывать обучение, и я удивлена, что сейчас ты забыла, почему ты здесь. Мне напомнить?
Из-за выпускного спектакля,тихо отвечаю.Я помню.
Не могу ничего с собой поделать. Меня редко ругали, но когда начинают Я готова провалиться сквозь землю.
Опускаю глаза в пол, потому что меня отчитывают, как провинившуюся школьницу. Внутренности разъедает чувство, что я предала балет своей невообразимой выходкой. Захотела, видите ли, чего-то еще, кроме многочасового стояния у станка!
К такому важному событию, как выпускной спектакль, Юлия, готовятся месяцами. Тебе ни в коем случае нельзя прерывать или пропускать тренировок. И уж тем более, нельзя делать пауз, а что будет, если ты заболеешь? Ты думали об этом?
Снова качаю головой, глядя на тупые носки моих пуант, чувствуя себя такой же тупой и ограниченной.
Думаешь, это наша прихоть с Директором оградить ведущих учеников от остального мира? Нет. Это забота о вас и наших преподавателях. Мы тоже сидим взаперти здесь, вместе с вами. Как и вы, мы строго ограничили круг общения, и только это позволило нам продолжать тренировки в прежнем режиме. Иначе нас распустили бы, как и все остальные училища города. Только представь, что кто-то из вас, проведя замечательные выходные с родными, возвращается сюда, не зная о том, что является бессимптомным носителем. Что будет тогда? Вы, молодые, не думаете о том, что у нас хватает преподавателей в возрасте. Юля, они могут не пережить этой зимы! И только потому, что у кого-то из вас не хватит терпения высидеть положенный срок карантина.
Я вас поняла,хрипло отвечаю, мечтая только об одном, чтобы эта отповедь поскорее кончилась.
Юля, выпускной спектакль самое важное событие в твоей карьере. Без негоне будет ничего. Все годы обучениякоту под хвост. Разве нельзя стиснуть зубы и потерпеть? Терпение, спокойствие и собранностьвот, что отличает хорошую балерину от плохой.
Мне остается только повторить свой ответ:
Я вас поняла.
Ева Бертольдовна распахивает дверь и выходит, оставляя меня одну. Подхватываю вещи и рюкзак, но замираю, глядя в окно. Там, за густым молоком тумана, темнеет очертания чердака.
Рывком набрасывая рюкзак на плечо и выхожу. В коридоре шумно, но все равно куда тише, чем обычно. Никогда не чувствовала себя связанной по рукам и ногам, как сейчас. Никогда не тяготилась балетом.
Мы договорились, что Кай сам свяжется с мной вечером, тогда и расскажу ему неутешительные итоги разговора с преподавательницей. К тому времени у него закончится работа, а у менялекции. Хорошо, что будет это вечером, сейчас, только услышав его голос, я бы расплакалась. Я и теперь с трудом сдерживаю слезы, пока иду в столовую.
Беру салат, апельсин и воду. Хотя сегодня суббота, завтра меня опять ждет тренировка. Не такая долгая, но больше здесь заниматься нечем.
Достаю телефон и ставлю рядом с подносом. Не представляю, как Кай свяжется со мной, если все ограничительные меры моего отцаправда.
Даже телефон и тот против меня. Все будто сговорились ограждать и останавливать меня!
Хоть Кай и просил довериться, во время еды в голове постоянно проворачиваю всевозможные идеи, как связаться с Каем, но идея только однаодолжить телефон у Розенберга. А мы с ним не разговаривали после того поцелуя.
Стараюсь не думать о том, что сказала Ева Бертольдовна, но не могу. Очищая апельсин, не могу не думать о том, что не считаю себя неблагодарной или безответственной балериной. Всю жизнь воскресеньебыл моим единственным днем, когда я могла сделать послабление. Не пуститься во все тяжкие, как делали это остальные. Достаточно вспомнить клуб. Я всего лишь не тренировалась в этот день напролет. И просто могла съесть десять бабушкиных пельменей с ложкой сметаны. Разве это много?
Разве недостаточно я и так положила на алтарь балета? Почему теперь у меня отнимают даже воскресенье? Я не собираюсь прерывать тренировки, не буду брать паузу в репетициях и уж точно выложусь, как следует, на финальном спектакле. Даже карантин и эпидемия не смогут помешать мне!
Вздрагиваю, когда вспыхивает экран телефона. Это Лея звонит по мессенджеру в фэйсбуке. Разговор с подругой как раз то, что мне сейчас нужно.
Достаю наушники и смахиваю пальцем, не глядя, и выпаливаю:
Как же я рада, что ты позвонила!
Я тоже рад, балеринка.
При виде улыбающегося Кая глаза лезут на лоб. Несколько секунд перевожу взгляд с его лица на аватарку Леи и обратно.
Ты не улетел в Израиль, а значит
Да, ты все правильно поняла. Я взломал фэйсбук твоей подруги,отвечает наглец с широкой улыбкой.У них это, похоже, семейное не заботиться о своей цифровой безопасности.
Почему семейное?мгновенно реагирую я.Что ты сделал с данными Розенберга?
А знаешь, какой у твоей Леи был пароль от фэйсбука? Ты очень удивишься, Юль!
Не смей говорить пароль! Это ее личное дело. И не переводи тему, Кай!
Ладно, но ты уверена, что не хочешь узнать кое-что интересное о своей подруге?
Уверена.
Кай нервно барабанит по столу пальцами, готовясь сказать правду.
Позади него горизонтальные жалюзи, серые и безликие, и сама обстановка мало напоминает домашнюю. Выбиваются из скупой обстановки только плюшевые медведи, сложенные горой на подоконнике. Интересно, откуда они там? И нет ли в кабинете с Каем какой-нибудь девушки, иначе откуда игрушки?
Кай сказал, что лично его босс так и не отправил на удаленку, хотя большая часть сотрудников сейчас работает из дому. Ему же Бестужев велел приезжать в офис каждый день, учиться и работать одновременно. ПочемуКай не объяснил.
Так что там с Розенбергом? Что ты сделал?
Помнишь, ту корзину с розами, что я подарил тебе? Я оплатил цветы с его карты.
Так вот почему ты сказал вчера, что цветы теперь будут «от тебя»! А я еще не поняла эту фразу, а ты не дал мне подумать, что не так.
Не хотелось портить такой вечер.
Кай, как ты мог?
Не кричи так, на тебя уже оборачиваются. Юль, я обещал исправиться и больше не лгать. И я выполню обещание. Видишь, я уже рассказал тебе правду.
И ты вернешь ему деньги.
Розенбергу? Да этот мажор не заметил бы даже, если бы я Зимний арендовал с его карты!
Это воровство, Кай. Неважно, что у него денег так много, что и не заметит. Ты должен вернуть Якову деньги за эти цветы.
Вижу, как он стискивает челюсть. Розы были дорогими, не зря та корзина была такой тяжелой.
Кай кивает. Он сам проговорился, так что пусть расхлебывает по полной.
А теперь к приятному,он снова улыбается.Почему этот Розенберг постоянно портит мне настроение?
Тяжело вздыхаю.
К сожалению, хороших новостей нет. Мне запрещено покидать Академию до истечения карантина.
Еще две недели?!
Увы, да.
Кай снова барабанит пальцами, а потом кивает.
Что-то такое я и предполагал. Так А ну повиси минуточку.
Слышу, как он закрепляет телефон и принимается стучать пальцами по клавиатуре. Очень быстро.
Какой у тебя номер комнаты?
Двадцать третья. А ты не хочешь рассказать, что ты делаешь?
Смотрю план здания и пытаюсь понять, как попасть к тебе. Где твои окна я знаю, но сориентироваться в этих бесконечных коридорах, будучи внутри, не так просто.
Я не ослышалась? Ты хочешь попасть ко мне в спальню?
Говори все-таки тише, ладно?улыбается он.
Я оглядываю столовую, не веря в то, что слышу.
Но как, Кай?
А как ты попала на чердак? Точно так же. Просто мне надо знать, куда идти.
Я могу провести.
Это опасно. Пусть меня застукают одного, чем я сдам заодно и тебя,он снова смотрит мимо камеры телефона, в экран компьютера.Поэтому ты будешь ждать меня, хорошо? И никакой самодеятельности, балеринка.
И как ты пытаешься понять, куда идти?
Гружу чертежи твоей Академии. О, наконец-то Итак, я спускаюсь по лестнице с чердака, а потом мне нужно попасть в твое спальное крыло Какой самый короткий и безопасный путь?перевод стальной взгляд в камеру.
А откуда ты взял чертежи Академии? Разве они есть в свободном доступе?
Снисходительно улыбается.
Ну, Юль. А как я взломал фэйсбук твоей подруги? Или перевел деньги с карты Розенберга? Именно за это мне и платит Бестужев, чтобы я находил дыры в безопасности.
Но только в моем отеле, а не в Академии Балета! вдруг раздается резкое.
Кай аж бледнеет.
Вскакивает из-за стола и опрокидывает телефон экраном вниз. Хоть я ничего и не вижу, мне прекрасно слышно, как его отчитывает босс, Марк Бестужев.
Сейчас обеденный перерыв!говорит Кай.
Только это тебя и спасает. С кем говоришь?
С девушкой.
Я не знаю, этого человека, но почему-то уверена, что в этот момент он вскидывает бровь точно так же, как мой отец, когда я пытаюсь провести его, но все сшито белыми нитками.
Твоей девушкой?подчеркивает голосом Бестужев.
Жутко интересно, что ответит Кай.
Ведь я так и не дала свой ответ, но, конечно, его босс не знает об этом. А сам Кай обещал больше не врать.
Она еще не решила, хочет ли она быть моей девушкой,ворчит Кай.Сказала, что подумает.
А ты, смотрю, аж работать не можешь, как хочешь убедить ее, что надо сказать «Да». В курсе, что это противозаконно? То, что ты собираешься сделать?
Я не могу ждать, пока ее выпустят из Академии.
Вряд ли твоему стояку посочувствует полиция, если тебя поймают.
Не поймают.
Что ж Дело твое. Раз ты готов рисковать свободой ради нее, тогда я удивлен, что твоя девушка так долго думает.
Она все слышит,замечает Кай.
На то и расчет,смеется Бестужев.Отчет по сегодняшним лекциям мне на стол, когда будешь уходить. Не явишься на работу в понедельник, вытаскивать еще раз не буду!
Когда Кай снова поднимает экран, замечаю, что он весь пунцовый. Не могу сдержать смеха, глядя на него.
Еще полчаса назад я хотела убежать из Академии сама, но теперь я понимаю, что поступаю эгоистично, ставя под угрозу не только себя, но и остальных. И в большей мере самого Кая. Он готов на многое ради меня, но я тоже.
Я буду твоей девушкой,произношу.Но с одним условиембольше не появляйся в Академии. Не рискуй ради меня. Давай подождем Я больше не хочу терять тебя. Осталось немного. Обещаю, больше не целовать Розенберга, а ты обещай, что больше не будешь прыгать по крышам. Даже за это тебя по голове не погладят, Кай. Ведь в городе еще и комендантский час.
Кай ерошит волосы с несчастным видом. Вижу, как сильно он рвется ко мне, невзирая на все опасности. Он взбирался на дерево, чтобы только взглянуть на мою спальню. Он пробрался по крышам и следил за мной.
Сердце стучит в груди так сильно, что еще чуть-чуть и я начну целовать экран собственного телефона.
Хорошо, балеринкатихо отвечает он.Я буду скучать.
Я тоже. А почему у тебя там столько медведей?
Кай оборачивается с улыбкой, берет одного и ставит перед собой.
Это моя мотивация работать лучше. Что тебе приготовить, когда ты приедешь в гости?
Это будет воскресенье?улыбаюсь.
Да,улыбается он в ответ.
Тогда ты знаешь, что.
Глава 6
Две следующие недели я упахиваюсь на работе так, что Бестужеву приходится выгонять меня домой силой. Напутствует меня Марк, как всегда, прямо: «Пожалуйста, не надо сублимировать и трахаться с моей безопасностью, если больше не с кем».
И я ухожу, а чаще он все-таки подбрасывает меня до нужной улицы, пока я под вой карет медицинской помощи дохожу пешком по обледенелым и пустым мостовым.
Домой.
Громкое слово для пустой квартиры, с которой съехала мать, оставив то, что ей не понадобилось бы в хоромах Платона. Большая часть моих вещей по-прежнему находится в квартире Дмитриева, и теперь не понятно, где же он.
Мой, тот самый дом. Здесь, в пустой темной квартире, где меня никто не ждет. Или там, откуда меня выставили, не дав даже шанса объясниться.
Мать звонила, когда меня выпустили. Похоже, узнала случайно, от Морозова. Вроде по голосу была рада в том, что я на свободе, хотя и заподозрила Бестужева в корыстных целях. В программировании мама понимала мало, а мои достижения всегда предпочитала преуменьшать.
Убедить ее, что он дал мне работу за мои заслуги, я не смог. Как и избавиться от осадка, что мать предпочла бы, чтобы на этот раз наказание настигло меня по полной.
Единственный живой звук запертого на карантин города становится медицинская сирена. Нескончаемый вон не дает забыть, ради чего пришлось отказаться от ресторанов, клубов, походов по кинотеатрам и, кажется, не хватает даже толкотни в метро. Всего, что считалось обычной жизнью, а теперь пришлось возложить на алтарь солидарности с медиками.
В больницах теперь постоянный час-пик, двихужа и ночные афтерпати, которым не позавидуешь. Но еще, глядя на пустые дороги, я не могу не думать о том, каково носиться по ним, глотая ледяной колючий воздух. Я не должен скучать по гонкам, не должен сжимать руки так, будто держу воображаемый руль, но при виде перекрестка, по которому ветер гонит поземку, я только и могу думать о том, как удачно, что никто не припаркован на поребриках. Можно было бы выкрутить руль и в самый последний момент, разбавляя многоголосые сирены, с визгом шин вписаться в поворот, а потом мчаться даже по набережной, где раньше тащились сонные клерки и офисный планктон, а сейчас нет никого.