Воробышка Чтоб тебя, атаман!
Она протягивает к тебе маленькую грязную ручку, и ты сдаешься. Ты вкладываешь в её ладошки своё сердце. И говоришь:
Вот! Делай, что хочешь!
Эх, бабы! Даже маленькие женщины опасны. Они даже опаснее, чем взрослые. Потому что взрослую всегда можно бросить и уйти. Какая бы она чудесная ни была! Просто выставить вон из своего сердца.
А с маленькой женщиной ничего сделать нельзя. Она просто смотрит на тебя этими чистыми, светлыми глазёнками, утыкается носиком в плечо, и ты понимаешь, что сдался, даже не начав бой. Ты сдался. Ты обречён. Обречён на любовь.
Эти мысли крутились в голове Эливерта всю дорогу до Сальвара. Эти, и многие другие
Странное чувство. Как будто в жизни его случилось что-то такое, чему и названия нет. Но одно ясно теперь всё иначе будет. Пришло время перемен. И лучше ему не противиться.
Это как резко с горы побежать попробуешь остановиться и расшибешься насмерть, а пока летишь сломя голову так, что сердце замирает, всё еще может обойтись.
Тревожно и странно на сердце Хоть, вроде, солнышко над головой, свежий ветер в лицо, зелёные холмы ковром до горизонта.
Граю сидела перед атаманом в седле, крутила головенкой по сторонам, с любопытством и восхищением, временами задавала вопросы: смешные, глупые, умильные до ужаса. Эл отвечал серьёзно, по-взрослому. И старался не думать о том, что было перед самым отъездом из Берфеля.
***
Граю продали. Сапожник Сильтин. За десять фларенов.
За такую цену можно было купить на рынке хорошую утку или дрянную козу. Сильтин продал свою дочь.
Эл догадывался, когда они подъехали к лачуге, где обитала родня Воробышка, чем может закончиться дело. Он хотел пойти вместе с девочкой. И не смог.
Понял вдруг, что если эта пьяная сволочь заикнётся про деньги, сдержаться не получится Эл его просто придушит. А ведь он всё-таки отец Граю. Нельзя убивать отца ребёнка, если ты этому ребёнку добра желаешь, даже если этот отец такая тварь, что ещё поискать.
Эл попросил Наира. Сунул кошель с деньгами и кивнул на покосившуюся дверь: сходи, дескать, договорись, чтобы девочку отпустили, не позволь мне самому туда зайти!
Лэгиарн скрылся в покосившейся хибаре. Тишина не продлилась долго.
Ты не перестаёшь меня удивлять, Эл!
Ворон поднял на Настю глаза, усмехнулся, качнув головой:
Я сам себя не перестаю удивлять! Цыплёнка этого вот пригрел Зачем, спрашивается?
Последнее время меня не покидает странное чувство, что ты далеко не такая сволочь, какой хочешь казаться, невозмутимо продолжила Рыжая. Сама не знаю почему
Может, потому что я далеко не такая сволочь, какой хочу казаться?
Эл хотел, чтобы это прозвучало как шутка, но получилось как-то грустно.
А зачем тогда? задумчиво обронила девушка. Зачем казаться? Просто будь! Собой.
Он не успел ответить, скрипнула дверь, и на пороге показался лэгиарн.
Всё в порядке. Граю сейчас придёт. Ты был прав: Сильтин дочку даром отдавать не пожелал, как и женщина его. Та быстро сообразила, что на этом руки погреть можно. Ух, Эл, эта Беарья сущая гадюка! Впрочем, особо не торговались сошлись на десяти фларенах. Дочкой они чересчур не дорожат девочка для них обуза.
Эливерт это предчувствовал, знал, но сейчас только плюнул в сердцах.
Проклятый дом! Проклятый город! Проклятый мир! Как скот детей продают! Даже хуже, чем скот. Они ведь понимают, всё понимают. Как же так? Задаром, неизвестно куда, незнакомому человеку! Тьфу, чтоб им пусто было, даже и не человеку лэгиарну! Родную кровь отдать, да как же это? В Бездну их всех! Рабства в Кирлии нет А это тогда что, скажите?
Эл, не заводись! Настя попыталась его успокоить, заглянула в глаза.
Дэини, сил нет молчать! Ведь это как опуститься надо, чтоб детьми торговать! Нет, уж лучше быть вором и убийцей, чем вот таким честным человеком. У червей в навозной куче больше чести. Лучше я убивать буду, но равного себе противника, чем унижать вот такую кроху беззащитную, пигалицу несмышлёную! Нет, я точно шею этому сапожнику сверну!
На улицу вынырнула Граю, и Эл оборвал свою гневную речь на полуслове.
Тихо, Эливерт! Воробышек наш вернулся ласково сказал Наир. Ей твои сетования и проклятия слышать не стоит.
Да, лукаво улыбнулась Рыжая, если уж взялся о ребёнке заботиться, меняй свои привычки и не позволяй себе лишнего!
Без вас разберусь! пробурчал Эл, но улыбка на лице появилась сама по себе, едва он взглянул на Граю. Ну что, попрощалась? Поехали, цыплёнок?
Поехали! вздохнула девочка.
С кем хочешь сидеть, птаха?
С тобой, решила она. У тебя конь как из сказки!
Уломала, цыплёнок! Наир, подсади-ка её!
«Сын леса» передал кроху атаману. Эливерт усадил девочку перед собой, и, наконец, друзья отправились в путь.
Держись крепче, цыплёнок! велел Эливерт. Путь дальний.
Я не цыплёнок, я Воробышек! степенно поправила Граю.
Извини! подавив иронию, серьёзно сказал Эливерт и нежно улыбнулся.
***
Да, путешествовать с малолетним ребёнком это ещё веселее, чем с упрямой девчонкой. Ехали теперь они медленно, как улитки.
Но это не беда до Сальвара тут рукой подать. Можно потерпеть немного. Завтра к вечеру будут в городке у озера Кирима, отдадут Граю Вириан, а там можно снова прибавить ходу.
К балу, который устраивает Лиэлид, в любом случае успеть должны. В том, что Вириян девочку примет и будет рада внезапному подарку судьбы, Эливерт был совершенно уверен.
А пока ехали неспешно. Умытые дождём окрестности радовали глаз. Граю болтала весело, ведь вокруг столько нового для неё.
Временами они все вместе дружно напевали песни. Дэини научила их словам какой-то баллады из её мира. Песня была славная: про друзей, дороги и бродячую судьбу. Да и голос у Рыжей, что у птицы певчей Эл без конца готов был слушать, как она выводит: «Ничего на свете лучше не-е-е-ту», и сам подпевал с удовольствием.
За весь день лишь одно происшествие потревожило их безмятежный покой: поблизости от Креорана увидели друзья, как к небу тянется чёрный дым. Тёмная завеса расползалась по всему горизонту. Ясно-понятно, что пожар внушительный. Будь атаман один, обязательно бы разобрался, что там произошло. Но с девчатами делать такой крюк
Да и опасно.
Пришлось уехать прочь, но мысленно Эл ещё не раз возвращался за день к этому дыму и пожарищу. А ещё к тому, что произошло утром в Берфеле
Он посматривал сверху на чумазое «солнышко», что сидело перед ним, цепляясь ручонками за луку седла. Граю оглядывалась на него через плечо, искала его глаза, его улыбку.
Он смотрел и не понимал. Как можно отдать такое чудо? Продать свою родную дочь? Люди, для которых пьянка дороже родной крови, разве это люди вообще? Твари, хуже нечисти
Как можно вот так?!
Всё ещё удивляешься, атаман? Да брось! Разве ты забыл, как это бывает?
Память Проклятая память такая шутница! Иногда хочешь что-то красивое оставить себе навсегда, а оно тает, и ты даже со временем не уверен, а было ли это на самом деле. Как сны о детстве
А другое рад бы забыть, и даже воспоминания о том, что это позабыл, стереть до конца, уничтожить. Но ничего не выходит. И картинка встаёт перед глазами так ясно, словно только вчера
***
Эливерт! Просыпайся, паршивец! Хватит дрыхнуть!
Тётка бесцеремонно сдёрнула его на холодный пол с лежанки.
Чего пристала? сонно проворчал он, заползая обратно.
Иланга шумно носилась по всей комнатёнке, с грохотом расшвыривая их немногочисленные вещи.
Где брага моя? Там ещё почти половина была? Да вставай ты уже!
Она снова сильно встряхнула его за плечи.
Признавайся, куда дел! Выхлебал, что ли?
Да нужна мне эта гадость! Эл зло дёрнулся, высвобождаясь из её хватких пальцев. Я эту твою дрянь не пью.
А где тогда? взвыла тётка, с громыханием опрокинув ещё что-то с полки. Где?
Сон пропал окончательно. Эл потёр глаза, хмуро уставился на взлохмаченную раздражённую женщину.
Да ты же вчера допила всё, вздохнул он. И вино, и бражку Вон бутыль валяется в углу. Вон кувшин пустой.
Иланга, тяжело кряхтя, нагнулась, подхватила с пола кувшин, заглянула внутрь с такой надеждой, будто там что-то ещё могло притаиться на дне, в сердцах жахнула об стену так, что отлетела ручка, и сама посудина чудом не разбилась.
Тётя грузно опустилась на низкий топчан, замолчала. Взгляд её бессмысленно блуждал по каморке. Эл видел, как дрожат её некрасивые грязные руки.
В комнатушке невыносимо воняло перегаром. Очень хотелось убраться подальше из этой конуры. Да и от тётки тоже, пока она не в лучшем настроении. Последнее время по утрам она становилась злее цепного пса, любое слово Эливерта её могло взбесить.
Слышь! тон внезапно изменился. Сходи! Возьми мне чего-нибудь!
Чего? протянул обречённо Эливерт.
Да хоть чего! вспылила она снова. И тотчас мольба со стоном: Ой, подохну сейчас, дружок! Худо мне! Сходи!
Денег нет.
Как это нет? Иланга взвилась мгновенно. У тебя вчерась ещё два фларена оставалось. Куда дел, сопляк?
Я куда дел?! ахнул он. Да ты ж их сама пропила! Не помнишь, как с дружком этим своим на пару у меня деньги отбирали вчера? Руки выкручивали! А я говорил: не тронь! Жрать нечего, а вам бы всё брагу хлебать!
А что ж ты ещё не добыл, коли знал, что последние?! огрызнулась Иланга, смутно припомнив вечер накануне. Всё в рот мне заглядываешь, сколько я пью, вместо того, чтобы промышлять, покуда можно Почему не стырил вчерась ничего? У тех, с которых всё началось. Там уже все были хороши, не заметили бы.
Они нас накормили, а я к ним в карман полезу? обиженно фыркнул он. Ничего лучше не придумала? Лучше бы у этого своего попросила! Только и знает, что за наши фларены гулять.
А ты не суйся не в свои дела, паршивец! Ишь, чистоплюй! К этим не полезу в карман, к тем не полезу! Только и знаешь на шее моей сидеть!
Это кто у кого ещё сидит? На то, что я добываю, ты и пьёшь, и жрёшь каждый день!
Чего? Что ты там тявкаешь, щенок? она была готова ему всыпать, но Ворон резво увернулся. А ну, повтори!
Как есть, так и говорю!
Да ты мне всем обязан, всем! Я тебя жизни научила, отродье неблагодарное! Я тебя из «каменоломней» вытащила! Ты бы давно уже подох без тетки Иланги. С голодухи бы подох, щенок! Или надзиратели забили. Я тебя, ублюдка, от смерти спасла, да не один раз спасла! И вот она благодарность! Кружку рину тетке пожалел
Она из крика скатилась в слёзы. И Эл уже пожалел о своих словах. Он поднялся, нашёл на запылённой полке какой-то замызганный мешочек, понюхал, сморщился.
Тёть, ну, не серчай! подсел рядом, погладил по седым космам. Честно, ни фларена нет. Давай я тебе лучше ликлома заварю! Голова пройдет Давай?
Отвяжешь ты от меня со своим чаем! Илангу трясло как в лихорадке. Исчезни с глаз моих, отродье проклятое! За что мне это? Ненавижу всё! Проклятая жизнь! Ненавижу всё это! И тебя ненавижу! Что за доля мне такая выпала?
Тёть, ну, ты чего раскисла? он обнял рыдающую тётку худющей загорелой ручонкой. Да всё у нас хорошо будет! Вот увидишь!
Иланга уже не рыдала, но всхлипывала ещё долго. Потом вдруг утёрла покрасневший нос, уставилась в стену, будто что-то придумала.
Ох! Вспомнила Вот я дура! она вскочила проворно. Давай собирайся, пошли!
Куда? удивился Эл, но, не смея ослушаться, потянулся за ботинками.
У него всех сборов эти дырявые башмаки напялить. Год назад он их выиграл на спор в уличной драке.
Тогда его так отделали, вся рожа в сплошной синяк превратилась, неделю не видел ничего толком. Зато теперь в обуви щеголял, не босой.
Правда, от башмаков уже одно название дырка на дырке. Но, может, осень ещё выдюжат, а там уже к зиме надо новыми разжиться Денег бы на них ещё достать, чтобы снова битым не ходить.
И, словно услыхав его мысли, тётка усмехнулась довольно:
Я знаю, где денег взять.
***
Погода хуже некуда. Дождь ледяной сыплет за шиворот. Стылая грязь затекает в башмаки сквозь дырявую подошву. На кой Иланге вздумалось тащиться в такую даль?
Мастеровая улица. Эливерт здесь нечасто бывал в этой части города располагались лавки ремесленников и кустарей. Дальше они свернули в узкий, залитый помоями переулок.
Тётка робко постучала в массивную дверь неприветливого дома без окон, не дождалась никого и затарабанила уже решительнее и громче.
Дверь распахнулась, на пороге возник хозяин. Разглядев нищего вида женщину и мальчишку-оборванца, он тотчас нахмурился и грозно рявкнул:
Чего надо?
От его рыка Элу захотелось втянуть голову в плечи. Незнакомец показался огромным и страшным, будто жуткий зверь ронранейяк, которого однажды привозили на ярмарку в большой кованой клетке. Грузный, мощный, высокий, несмотря на горб, перекосивший его фигуру. С красным лицом и неприятным прищуром. Выражение пугающего до смерти, жёсткого лица внезапно изменилось.
А Явилась-таки, похоже, горбатый узнал его тётку. Ну Заходите!
Так они оказались в тёмном странном доме. Хозяин запер дверь на огромный замок, ключ от которого болтался у него на толстой шее.
После промозглой улицы казалось, что в мрачном доме невыносимо жарко и смрадно. От дыма резало глаза, дышалось с трудом. Через несколько мгновений Эливерт увидел причину.
В большой комнате обнаружился очаг, в котором ярко полыхал огонь. Вернее не очаг, а горн
Эл, наконец, понял, отчего так жарко, и воняет гарью. Это кузница!
Какие-то дымоходы тут имелись под потолком, но не справлялись с облаком едкого дыма.
Эливерту почудились тихие шепотки за стенкой, но больше никто к гостям не вышел.
Он оглядывал замысловатую обстановку, незнакомые вещи и инструменты. А хозяин оглядывал его самого. Несколько высокомерно и с явным недовольством.
Я думал, он постарше и покрепче, покачал головой горбатый кузнец. Совсем задохлик! Ты его хоть кормишь, женщина?
Да это только с виду! Иланга внезапно оказалась рядом, развернула его лицом к хозяину дома, неумело поглаживая по голове и плечам. Он сильный мальчик, сильный!
Сильный, говоришь? хмыкнул здоровяк. Проверим! А ну, пацан, качни меха!
Кузнец повелительно ткнул пальцем в хитрое приспособление, напоминающее большой кожаный мешок. Эл нерешительно подошёл ближе. Он силился понять, что происходит, зачем они здесь, кто этот страшный человек, и зачем ему проверять силу Эливерта.
Давай, давай! Покажи ему! подбодрила тётка.
Ну! грозно рыкнул хозяин. Да не так, сопляк! Вот, за это хватай, за коромысло, налегай! Вот так! Шибче, шибче! Вот!
Оказалось, это не так просто! Воздух с шипением вырывался из сопла, огонь заполыхал ярче, обдавая жаром. Чтобы раздувать меха хорошенько, надо было нажимать и нажимать на тяжёлую балку, не останавливаясь. От этого быстро заныли руки, и прошиб пот.
Но у него получалось, и Эл даже заулыбался довольный собой и тем, что справился с новым непривычным делом.
Хватит! снисходительно кивнул кузнец. Не подохнешь привыкнешь, не привыкнешь подохнешь!
Хозяин дома повернулся к Иланге.
Слабоват Беру. Но за тридцать.
Да как так?! всплеснула руками возмущённая тётка. Славный эрр, ты же сорок обещал! Это же кровиночка родная
Рот закрой, женщина! А то и двадцать не дам!
Он небрежно кивнул ей:
Пошли! Заплачу, и выметайся!
И только тут Эливерт понял, что происходит. Нехорошие предчувствия не давали покоя с самого утра. Но до последнего мига он отказывался верить.
Тётка ничего не сказала, только посмотрела виновато и опустила глаза.
Тут Эливерт и сорвался с места, с диким воплем рванул к двери, позабыв в отчаянии, что предусмотрительный хозяин запер её на ключ.
Выхода не было. Но он пытался его найти из последних сил. Не молил о пощаде, не просил помощи сейчас он только на себя мог надеяться. Или он вырвется отсюда прямо сейчас, или Конец всему!
Куда, недоносок? гневно рычал позади Горбач.