«Теперь заварится история, подумал лейтенант. Надо скорее увозить раненых!»
Потапов и сильно обожженный шофер Груздев лежали под сараем. Радист, комсорг полка Ященко, ехавший с расчетом второго орудия, стащил сапог с ноги капитана и, распоров ножом штанину, умело перевязывал рану. Лещенко увидел в темных спутанных волосах радиста сгустки крови.
Голову-то себе перевяжи! Сколько тут у нас раненых?
Пять человек. Тяжелых трое командир первого орудия и два бойца его расчета Ященко осторожно подпихивал бинт под отяжелевшую ногу Потапова. На шоссе три убитых.
Надо выносить сюда! Рублев!
Разрешите, товарищ лейтенант, я сейчас перевяжу и вынесу, сказал Ященко.
Нет, делай свое! Скорей вызывай полк. Почему рация не развернута?
Осколком пробило, товарищ лейтенант. Вышла из строя.
Лещенко выругался. И это еще!
Всегда быстрый Рублев побежал по ржи к шоссе, за ним кинулся Атмашкин. На открытом месте по ним справа, со стороны дороги, защелкали пули: танк стрелял из пулемета.
Назад! крикнул Лещенко.
Оба бойца побежали обратно.
На шоссе убитых не видать, товарищ лейтенант, доложил Рублев.
Изо ржи, подвигая на поясе кобуру пистолета, поднялся младший лейтенант Кучеров, работник политотдела бригады, ехавший с Потаповым на первой машине, смуглый, горбоносый, всегда открытый к людям. Четыре дня назад он заменил раненого под Слуцком замполита батареи. Лещенко все искал его глазами, не находил и боялся, что он погиб.
Кучеров! Ох, ты живой? крикнул он, радуясь, что верный в слове и деле замполит батареи с ними.
Ребятам на шоссе уж никто не поможет, оттащил я их в рожь, потом похороним. Кучеров без расспросов понял, что тут делается: шофер Беляев и подносчик второго орудия Палеев, по приказанию лейтенанта, снимали с машины ящики со снарядами.
Скорее! Возитесь долго! сказал Лещенко. Эти оставь. Грузите раненых! Как вы, товарищ капитан?
Ничего, все в порядке. Выполняй задачу!
Потапова и других тяжелораненых подняли и осторожно положили в кузов машины, подостлав шинели. Лейтенант развернул перед шофером карту, показал дорогу в лесу, по какой, считал он, прошла их 9-я дивизия и должна подходить 10-я.
Поедешь по направлению «Бобовня» им навстречу. Доложишь о засаде, сдашь раненых и сейчас же возвращайся. Понятно?
Понятно, товарищ лейтенант. Карту запомнил. Вы не ранены?
Откуда ты взял? Лещенко с недоумением провел рукой по лбу, куда указывал шофер, и посмотрел на пальцы: откуда взялась кровь? Нес Потапова, утирал пот со лба, вот она откуда! Поезжай скорее!
Он не видел, как вслед ему смотрел Потапов, тая горькое сожаление, что сам он выбыл
Беляев вскочил в кабину и повел машину наискось к лесной опушке так, чтобы строения завода укрывали его от противника. Первый немецкий танк, дойдя до перекрестка, медлил идти дальше. Но кругозор от него был достаточно широк, и когда Беляев доехал до леса и повернул в глубину, лейтенант вздохнул с облегчением и сам перебежал к орудию.
В десяти шагах, на самой насыпи, в это же время старший сержант Снегур готовил орудие к бою. Большой, плечистый сибиряк Глазырин и подоспевший Рублев уже подкопали площадку и устанавливали пушку. Угол дома, насыпь, поросшая бурьяном, и край близкого леса хорошо скрывали и орудие и людей.
Наводчик первого расчета Арбаев, заменивший убитого Задорожного, смотрел в окуляр прицела и ругался на плохой обзор.
Кусты-то вон те посеки, говорил распоряжавшийся всем Снегур вертлявому Атмашкину, бурьян заломай! И тут же, подозвав к себе Палеева, молодого артиллериста, всего два месяца как прибывшего из пополнения, заговорил с ним. Снегур не только командовал вторым орудием, он был парторгом батареи, илейтенант зналуж если в такое время он говорит с Палеевым, значит, у того в чем-нибудь неустойка. Два бойца таскали снятые с машины ящики к орудию. Часть боекомплекта была выложена около пушки на землю.
Увидев лейтенанта, Снегур по-строевому выпрямился:
Площадку велел подкопать здесь. Аккуратно будет. Стройный, соразмерный, он был выше Лещенко на полголовы. А запасную оборудуем вон там.
И то, что он так хозяйственно устраивается, успокоило лейтенанта. Он чувствовал, что с первого выстрела вражеского танка излишне заторопился. Никакого сомнения оставаться здесь с пушкой или не оставаться у него не было. Выполнять задачуне допустить, чтобы танки противника преградили путь коннице, значило вступить в бой с танками здесь, под Несвижем, у завода.
Но, подумав прежде всего о раненых, Лещенко не рассчитал, что, пока машина не вернется, расчет с пушкой делается малоподвижным.
«Успел уже наделать ошибок! И главное, оставил лишь половину боекомплекта Лейтенант взглянул на Снегура и встретил его прямой открытый взгляд: Снегур, конечно, понимал весь риск отправки машины, и что тогда снарядов надо бы оставить больше, однако он и виду не показал. Он, парторг, видит правильное в спешной этой отправке и доверяет мне, как своему командиру Будем держаться».
Лещенко поднял к глазам бинокль.
Ага, вижу! Один другой Сколько ты видел танков?
Снегур видел три танка: один на перекрестке, один в посадке молодых деревцев вдоль дороги да на дороге у Несвижа один.
На дороге у Несвижа их уже два.
Лещенко чуть опустил бинокль и теперь уже слева направо медленно переводил его от начала посадки до опушки леса и обратно. На пологом склоне во ржи осталась промятая танком полоса, она скрывалась внизу лощины, возникала вновь и продолжалась до перекрестка. И там, черный и тяжелый на фоне голубого и зеленого, грузно стоял танк. Желтые его кресты были ясно видны в бинокль. Лейтенант тихо показал рукой Снегуру: приготовиться! Сердце его с шумом гнало кровь в виски, он слышал скорый-скорый ее бег.
В танке открылась крышка люка. Высунулась голова и плечи немецкого офицера. То опуская, то поднимая бинокль, он вел его И остановил в направлении завода. Несколько секунд он смотрел. Лещенко, не сводя с него взгляда, углом глаза видел все поле боя со всеми перемещениями на нем. Немец юркнул внутрь танка, люк за ним опустился. Танк рывком сдвинулся с места и пошел к заводу, башня его стала быстро разворачиваться на орудие Лещенко.
Своя команда: «Огонь!» показалось лейтенанту, прозвучала негромко. Необычно резко видел он сейчас всё: и своих людей, и орудие. Нагнувшись, Арбаев смотрит в окуляр, руки его легко подвертывают маховички механизмов: он не отпускает из перекрестья прицела идущий танк. Небольшое ухо наводчика, потемневший от пота край пилотки на запыленных коротких волосах, напряженные мускулы шеи, угол щита, вмятину от пули на нем, выкрашенные зеленым станины, сколько мелких деталей увидел Лещенко за секунду, протекшую от его команды до знакомого резкого звука своего выстрела
Привычно вздрогнул и откатился назад ствол пушки. Снаряд попал в крышку люка. От танка по щиту ударили пули.
Орудие зарядили вновь. Танк проскочил полсотни метров от перекрестка, стреляя на ходу по заводу. Сзади пушки у сарая с особым звуком раскалывания, точно треснуло что-то, разорвался один, за ним другой снаряд. Осколки ударили среди людей расчета. Палеев вздрогнул и вскочил со своего места.
Куда? крикнул Снегур. Дурная голова!
Палеев снова присел к ящику, откуда вынимал и подавал снаряды.
А ну, пусти, пусти! бешено крикнул лейтенант. Отстранив рукой Арбаева, он подскочил к панораме и стал наводить Веду, веду его! говорил он вслух. О-гонь!
Он попал прямо в борт танка. Танк задымился и встал.
Лещенко перевел дух: так и должно быть! Уверенность в точности своих действий у него была такая, что за миг до выстрела он уже знал, куда попадет. Разорвавшийся рядом снаряд обдал его землей, и он пригнулся, едва ли заметив это сам. Себя, своего тела он не чувствовал, оно было где-то не с ним.
И тут же он увидел, как справа по ближней дороге между деревьями с шумом и лязгом гусениц, как кабан, на середину посадки стремглав выскочил тот, другой, танк и, все время стреляя, на большой скорости понесся по полю тоже к заводу.
Пушку мгновенно развернули ему навстречу. Наводя перекрестье тонких черных нитей на цель, Лещенко нащупывал, куда стрелять, но видел лишь лобовую броню. «Надо сюда, под гусеницу. Развернуть его боком! Так, так Давай, давай ближе»
Метрах в двухстах от завода, когда лейтенант уже решил стрелять, танк вдруг сполз правой гусеницей в старый окоп и неожиданно повернулся бортом к пушке. Лещенко воспользовался этим, выстрелил.
Танк дал белую вспышку дыма, перешедшего в клубы черного с языками желтого пламени. На лейтенанта нанесло запах пороховой гари и смрад горящей резины. Как вытолкнутые пружиной, два немца выскочили из этого танка и побежали в сторону леса. С конца насыпи Юсупов дал по ним две короткие очереди из пулемета.
Попал, однако! крикнул Глазырин.
В горящем ближнем танке стал взрываться боекомплект. Все происходило с такой быстротой и четкостью, как будто Лещенко не сам вызывал эти действия, а смотрел со стороны на кого-то, действующего безупречно правильно. «Все равно они не смогли захватить нас врасплох, не смогли!..» К прицелу снова стал Арбаев. Лещенко вытер ладонью пот, катившийся градом по лицу и груди.
По дороге от Несвижа, только что миновав перекресток, шел на полном ходу еще один танк. Первым выстрелом по нему Арбаев заклинил башню. От второготанк вспыхнул.
Так-то лучше, сказал лейтенант, молодец Арбаев!
Возбужденный происходящим, в мокрой от пота рубахе, он увидел Атмашкина, с длинной его шеей и голубыми глазами на курносом лице, Снегура, всех остальных. Поймал напряженный взгляд Палеева. Глядя на командира, он сказал виновато:
Теперь немцу вовсе капут!
А говорил: «Ну, мы пропали!»подмигнув, легко усмехнулся Снегур.
Почему-то боюсь до первого танка. Потом ничего
А ты бойся, да бодрись! посоветовал Снегур.
Лещенко продолжал наблюдать: из появившихся вдали немецких танков два, видимо, поостереглись, вошли в рожь, стреляя, подкалиберный снаряд с противным визгом дал рикошет, развернулись и ушли вправо от шоссе. Два других повернули обратно. Первый, подбитый между перекрестком и заводом, горел вспышками, будто кто-то набирая духу, раздувал в нем жаркий, неистовый пламень.
Надо было воспользоваться передышкой: огневую позицию сменили.
Бойцы, кто без пилотки, кто с распахнутым воротом, горячие от напряжения, заговорили, повторяя, как повернулся танк «на миг один», как его подбили, и как Юсупов «не прозевал» бежавших к лесу немцев.
Лейтенант сел на ящик от снарядов, удивляясь, что устал, снял пилотку, зачесал назад светлые густые волосы и снова надел. Возбуждение его улеглось, но что-то волнующее еще дрожало в сердце. Мысли куда-то пропали. Было жарко, лицо его горело. Полдень уже приближался, и по количеству событий трудно было подумать, что прошло не больше часа от первого выстрела немцев по машине Потапова.
Начало есть, сказал Снегур, теперь будем ждать продолжения. А потомузакурим!
Он достал кисет, бумагу, к нему потянулась широкая жилистая рука Глазырина, мальчишескаяАтмашкина, худощаваяРублева, и все эти руки, сближенные у кисета с махоркой, разные руки разных людей, только что участвовавшие вместе в смертельном поединке с врагом, спокойно, как всегда, взяли бумагу, насыпали табачку, стали сворачивать. Снегур говорил с командиром. В голосах их не было волнения, и только в глазах Снегура мелькали быстрые, живые, совсем бесовские искры.
Немного времени прошло с тех пор, как Лещенко заменил Потапова. С восемью бойцами расчета и одной пушкой, теперь он должен был отбивать танки противника, нанести им как можно больше потерь, а своих предупредить о танковой засаде у Несвижа.
Пушку снова перекатили на более удобное место к середине насыпи и устанавливали в окопе. Глядя на работающих, лейтенант думал, что и выполнение задачи, и жизнь всех их зависит теперь от него. Нет Задорожного, прекрасный был товарищ Отличный наводчик! В трудное положение попали они. Из огневого взвода только одна пушка осталась и половина людей. Трое убиты Тяжела потеря товарищей. Нет, не было ошибки в том, что он отправил раненых с машиной Беляева. Они и предупредят о засаде. И никто из ребят не оплошал Он смотрел на своих, чувствуя особую связь с ними, какую, может быть, и не сумел бы назвать словами. У него вертелось какое-то одно, им бы можно выразить то, что ему хотелось. Но слово не давалось.
Лещенко поднялся и пошел к своим артиллеристам, устанавливающим пушку у насыпи. Отсюда широко открывалось поле недавнего смертельного поединка.
«Да, да, молодцы, подумал он, вспоминая недавний бой. Так мы и будем держаться»
Вплотную! сказал он громко и не заметил, что нужное ему слово нашлось.
Люди в расчете работали дружно и споро, переговаривались, поглядывая на догорающие, почерневшие танки. Снегур говорил как бы всем, но Лещенко понял: для Палеева.
Бывает, новички пугаются танков. Вполне понятно, я сам пугался. Потом стал думать: а чем он пугает? Мне казалось, танк, когда идет на нас, вроде как издали видит меня всего, отовсюду, и сразу обнаруживает. А ведь это совсем не так. Он-то большой, да гляделка у него маленькая. Он видит узко и мельком, в нем тряско, и все перед ним от тряски смещается. Чтобы в танке хорошо работать, надо большую расторопность и ловкость. Слов нет, есть и у немцев хорошие танкисты, да ведь и у этой пушечки, он любовно положил руку на казенную часть орудия, неплохие артиллеристы стоят
«Орудие поединка»! сказал Лещенко. Так его наш капитан называл.
Оно и верно! Можем помериться с самым лучшим немецким танкистом, закончил Снегур. А тот, что против нас идет, может, еще и не самый лучший.
«Да, тут надежно, с одобрением взглянув, подумал лейтенант, он всегда на месте!»и услышал, как Снегур сказал небольшому, плотно сбитому Арбаеву:
Ты, Арбаев, ладно подоспел, не стал долго готовиться.
Готовиться Сам себе надо готовиться. Твой наводчик ранили, сменяишь наводчик. Командир орудия надо заменять? Заменяишь. Тогда расчет в бою делаится меньше, а сила его больше.
Ну, сила-то отчего больше? буркнул Глазырин: не подумавши говорит Арбаев!
А как же? Арбаев повернул к нему темно-розовое мальчишеское лицо с тугими щеками. Патеряишь товарищ, очень плоха, очень тяжело сердцу, сердце кипит человек делаится быстрый, как огонь.
Что ж, приходилось тебе так?
Арбаев кивнул головой, и круглое его лицо как бы ушло в тень, посерело.
Канешно, приходилось. На Курской знаишь как было?
Знаю, ответил Глазырин уже другим тоном.
Наблюдатель с насыпи доложил: из Несвижа вышли два бронетранспортера, у траншеи с них соскакивают немецкие солдаты.
Сейчас полезут к нам! насмешливо сказал Снегур.
А лейтенант уже командовал:
По местам! К бою! По бронетранспортеру осколочным Огонь!
Первый снаряд, перелетев, разорвался у белых домиков Несвижа, второй упал хорошоу траншеи. Немецкие солдаты, разбегаясь по ржи, стали спускаться в лощину. Было часа три дня. Так начался бой артиллеристов с немецкими автоматчиками.
Кучеров, по приказанию Лещенко, взяв с собой Рублева, Ященко, Глазырина и Атмашкина, прячась за сараями, ползком по одному выдвигались к сожженному танку, чтобы залечь там в кювете и встретить немцев, как полагается. Взяли гранаты. Чтобы отвлечь внимание, из орудия дали по немцам два выстрела.
Ну, теперь наш расчетчетыре человека, сказал Снегур Палееву и, увидев вопросительный взгляд его, засмеялся:Посчитай: ты, да я, да мы с тобойчетверо! Нам так и полагается действовать за четверых.
Палеев тоже рассмеялся. Ох, какой он, Снегур! Говорит тогда: «Я на тебя надеюсь!» Смелый, дерзкий он человек! Палеев хотел бы сказать: «дерзновенный», но не сумел подобрать слово. Да он и не знал такого. Вот Снегур стоит около своей пушки, высокий, плечистый, даже сейчас подтянутый и опрятный, хоть гимнастерка его и темна от пота.
Немцы, наступая перебежками, все приближались к заводу. Кучеров и его автоматчики молчали.
Может, наши не добрались еще? озабоченно сказал Палеев.
Давно уже там! махнул рукой Снегур. Немцев ближе подпускают. Ну, а если не добрались, мы за них сыграем! И Палеев почувствовал, что для этого человека все понятно, все удобно: он не теряется ни в каких случаях. Палеев стал тоже удобно для себя раскладывать снаряды. Снегур смотрел на него с одобрением.