В тот же день польская парашютная бригада в Англии грузилась на транспортные самолеты. Вопреки протестам командиров и солдат, несмотря на голодовку, объявленную всем составом бригады, и эта часть была передана под командование Монтгомери.
18 сентября первые польские парашютисты приземлялись на Рейне под Арнемом.
В этот же день терявшая последние силы оборона повстанческого бастиона при улице Окронг, номер 2 в Варшаве, где остатки славного батальона Кедыва АК Зоськи защищали последний редут уже перерезанной линии, соединявшей Варшаву с Вислой, была усилена двумя пулеметами. Это были пулеметы из 1-го батальона 9-го пехотного полка 3-й пехотной дивизии 1-й армии Войска Польского.
У командира батальона поручника Сергея Коненкова, командира роты хорунжего Владислава Стшижевского, как и у рядовых пулеметчиков, на сентябрьских «рогатывках» красовалась эмблема с пястовским орлом. Не они задумали варшавскую демонстрацию. Не они начали эту битву, несвоевременную битву на улицах столицы. Им чужда была ее цель. Но им были близки и дороги соотечественники, коллеги, солдаты, упорно сражавшиеся с захватчиками на улицах города. Вместе с жителями, вместе с повстанцами они теперь собственной кровью платили по чужому счету. Они старались спасти хотя бы то, что еще можно было спасти. Взрыв крупнокалиберного снаряда положил конец обороне бастиона на улице Окронг, номер 2.
С английских аэродромов на Рейн прибывали на «дакотах» все новые эшелоны польских парашютистов. Они прыгали в пекло горящего Арнема, чтобы выручить английских «красных дьяволов», окруженных танковой дивизией СС. Они возводили прибрежные валы над Рейном, обороняя край переправы, другой край которой уже давно был оставлен англичанами. Наконец, они прикрывали отступление тех, кто остался в живых после этой трагической и неудачной операции, прикрывали на глазах подходивших частей английских сухопутных войск, которые считали уже нецелесообразным ввязываться в проигранное сражение. Не они прибыли первыми в Польшу
На левый берег Вислы эшелон за эшелоном направлялись батальоны 9, 8, 6-го пехотных полков Усиливалось немецкое сопротивление, грохотали 1000 орудий и минометов корпуса фон дем Баха и артиллерии 9-й немецкой долевой армии. Им отвечало 600 стволов польской и советской артиллерии
С того берега доносятся тревожные голоса: «Стреляйте ближе, немцы уже в воротах»; бьет тревогу переправа: «Сделайте что-нибудь с артиллерией, нас засыпают снаряды» Одна за другой умолкают рации артиллерийских наблюдателей в рушащихся домах на улицах Загурной, Идзковского, Вилановской и Сольце; наблюдатели на Саска-Кемпе тщетно протирают стекла приборов, напрасно ругаются ослепшие польские и советские артиллеристы, не помогает ни специальный полк звуковой разведки, ни наблюдательные аэростаты в горящем городе ничего не видно, в грохоте уличных боев невозможно уловить эхо вражеских батарей.
Вновь начинают наступление соседи дивизии 47-й и 70-й армий. Неделю назад они имели самое большее по 3500 человек, а сейчас, после недели ожесточенных боев? Но командующий фронтом приказывает наступать, выйти за Бялоленкой на Легионово, к Висле, форсировать ее, захватить плацдармы между Варшавой и Модлином{141}. Еще продолжают грохотать орудия, небольшие группки пехотинцев просачиваются между немецкими узлами сопротивления. Саперы устанавливают штурмовые мостки на каналах, но немцы контратакуют. Вновь появляются «тигры» и «пантеры» дивизии «Герман Геринг». Плацдармы за Брудновским каналом потеряны. Наступление выдыхается. Вероятно, уже некому наступать.
Карандаш командующего фронтом черкает по полям представленного командующим польской армией документа, озаглавленного «План оперативно-тактических действий 1-й армии Войска Польского по овладению Варшавой»{142}. За три дня перебросить через реку целую армию и занять город? Что означают эти пустые графы?
Наступает, известно, пехота, поддерживает, известно, артиллерия, а обеспечивает кто? Какими техническими средствами заполнить эти графы? И наконец, как это все будет выглядеть на простреливаемой с обеих сторон реке, полной рукавов и мелей, где на протяжении трех четвертей зеркала реки тяжелое оборудование и орудия не могут двигаться ни на колесах слишком глубоко, ни на паромах слишком мелко? Однако штаб фронта направляет в Прагу в распоряжение генерала Берлинга одну за другой бригады советской артиллерии, саперные батальоны, химические и минометные подразделения. Их забирают у соседних армий 8-й гвардейской, 47, 48, 70-й, соседям приказывают строить лодки для поляков{143}. Офицеры связи на дорогах выискивают части из резервов фронта, марширующие где-то между Бугом и Вислой. Части прибывают, сосредоточиваются, вводятся в бой, но все это требует времени.
Первыми, раньше сроков, установленных приказом, прибывают части, выделенные из 8-й гвардейской армии, самые необходимые 4-й понтонно-мостовой полк, 274-й батальон амфибий. Приказ приказом, но ведь в нечеловеческой войне есть еще и что-то человеческое. Сталинградские саперы Чуйкова оплачивают долг благодарности за польские танки, что спасали пехоту 8-й армии на варецко-магнушевском плацдарме, за польских танкистов, сгоревших под Студзянками.
1-я танковая дивизия в этот момент пересекала в море цветов и горячих поцелуев границы Голландии
Призывы, направленные командованию Армии Крайовой объединить усилия для спасения столицы, остались без ответа. По наведенным такой дорогой ценой линиям связи передаются только технические и тактические данные, информация о противнике, указание целей для артиллерии, требования огневой поддержки.
Страшные дни третьей декады сентября 1944 года стали вершиной польской трагедии. Под густой тучей дыма Варшаву уже почти не видно, но варшавское зарево освещает всю Польшу. Взорваны электростанция и водопровод, нет тока, нет воды и пищи, нет лекарств и перевязочных материалов. За штурмовыми группами корпуса фон дем Баха шаг за шагом продвигается полиция, методично «ликвидирующая» жителей извечного гнезда бунтовщиков. В прах обращены 700 лет истории города, воплощенной в его строениях, и тысяча лет истории народа, воплощенной в его памятниках и архивах. Но еще можно спасти людей эти сотни тысяч, скучившиеся в районах, сжимаемых кольцом вражеских позиций. Сотни тысяч людей самое ценное достояние. Ученые и ремесленники, люди творческого труда и просто человеческие сердца. Ведь в их знаниях, характере, поведении тоже воплощено вековое достояние нации. Они еще поднимутся, они еще выпрямятся, они еще смогут столько выдержать и столько сделать!..
Баланс крови и славы. Четыре года продолжается борьба польского народа. В течение четырех лет поляки сосредоточиваются и собирают силы, готовятся к тому дню, когда их воля к борьбе, их умение и самоотверженность, их способность на величайший риск будут полезны родине. Где они теперь?
Шестнадцать тысяч повстанцев, вооруженных винтовками, автоматами, гранатами, находятся на баррикадах «Вот весь мой арсенал», говорит командир одного из важнейших участков обороны, открывая ящик письменного стола, в котором лежит несколько гранат и пачка патронов.
Где сейчас польские летчики те сотни сильных и ловких людей, обладавших высокими моральными качествами и квалификацией, сыны народа, которые в течение ряда лет получали образование за счет экономии нищенских ресурсов нации? В небе Варшавы и Лондона, над Атлантикой и над Германией они доказали, что готовы ко всему. Тем более теперь! Но английский маршал авиации Слессор отвечает, что не видит возможности использовать их ввиду слишком большого риска: потеряно уже 27 машин Две тысячи польских летчиков погибли, защищая Англию{144}.
И когда наконец началось то великое, давно обещанное и давно возможное наступление с Запада, на глазах у всей Варшавы «ковер» из ста семи огромных четырехмоторных бомбардировщиков перемалывает винтами воздух. Но как высоко, как все еще далеко от варшавской мостовой! Медленно, очень медленно опускаются парашюты с контейнерами на давно уже оставленную Охоту, на разгромленную немцами Волю и даже на Прушку. В руки повстанцев попадает всего 15 контейнеров, так как лишь несколько самолетов пролетают низко над землей и сбрасывают драгоценный груз прицельно, прямо между повстанческими баррикадами «Это поляки», говорят в Варшаве.
Над Срюдместьем и Чернякувом загораются «яки» полка «Варшава» и «кукурузники» полка «Краков». Не вернулся из-под Жолибожа майор Вихеркевич, один из тех довоенных польских летчиков, которые создавали в Григорьевском польскую народную авиацию. Советские летчики в польских мундирах опекают еще неоперившихся польских птенцов, совершающих над горящей Варшавой, свои первые боевые вылеты
В течение этих дней и ночей каких-нибудь 50 самолетов, которые можно одновременно поднять в воздух, сделали 533 вылета, 7700 вылетов сделано советскими самолетами.
Где сейчас польская пехота, ветераны Сентября, те, кто пересек границу семи государств, чтобы взять в руки винтовку? Их славят маки на Монте-Кассино
Где сейчас те, кого террор оккупантов выгнал из сожженных домов в партизанский лес, те, кому хорошо знаком свист пуль и кто не раз отважно штурмовал бункера вдоль железнодорожных линий и опорные пункты, устраивал засады на транспорты и танки? Они в обагренных кровью папоротниковых зарослях урочища Мазяже
А другие? В Кампиноской пуще закрепился Тура, или Долина (поручник Адольф Пильх), не предпринимавший энергичных действий с целью отвлечь внимание немцев от Варшавы. Видимо, двухлетнее маневрирование между большевиками и немцами, закончившееся отступлением из Белоруссии вместе с захватчиками, не прошло бесследно для его представления об обстановке, о нуждах нации для поддержания борьбы
Что толку в том, что в Кампиносе поручник Пильх со слезами умоляет капитана Шимона (Юзефа Крычковского): «Расстреливайте меня, но люди не виноваты. Дайте им возможность реабилитировать себя»{145}. Однако что-то оставалось неизменным.
В Келецком воеводстве солдаты АК окопались в укрепленных лагерях уже отменен приказ о марше на Варшаву, но не дано указаний о действиях, которые имели бы больший смысл. Они ждут русских. Новый приказ напоминает: овладеть Радомом, или Кельце, или крупным лесным массивом, или Краковом, или в крайнем случае Тарнувом «с таким, однако, расчетом, чтобы удар был нанесен по меньшей мере за два или три дня до вступления большевиков»{146}. Какое это имеет отношение к гибнущей Варшаве? Вскоре и этот приказ, означавший повторение трагедии в меньшем масштабе, хотя бы в Тарнуве, будет отменен.
Остается лишь демобилизация, устройство «засыпавшихся», трагическая сцена закапывания оружия, вдвойне трагическая, ибо вместе с оружием как бы хоронится мечта о борьбе, о том, чтобы быть полезным, чтобы сделать что-то для страны, но вместе с тем как это оружие будет легко выкопать потом, когда пройдет фронт и когда «после потопа начнет вырисовываться новая Польша, совсем другая, непонятная, зачастую недоброжелательная
По пляжу Козловского, где кончается улица Валечных на Саска-Кемпе, через сотрясаемое взрывами немецких снарядов смертоносное пространство, тянущееся от Медзешинского вала до зеркала Вислы, группами по восемь человек, с тяжелыми нескладными лодками на плечах, бегут автоматчики подпоручника Люцины Херц из 9-го пехотного полка. Половина из них не доберется даже до Вислы. Комендант переправы, стоя по колени в воде, с залитым телефоном в руках, с тоской в глазах считает лодки, которые спускают на воду, лодки, которые не вернутся.
Немцы, захватив дом на Виляновской, 14, вытаскивают из него повстанцев и солдат, женщин, раненых Выходит девушка без руки, с едва зарубцевавшейся культей. «Вист ду бандит?» «Я солдат Армии Крайовой!» Мария Цетыс произносит последние слова в своей жизни{147}. Со стороны улицы Французской до середины улицы Валечных спокойно, как бы прогуливаясь, направляется к переправе «папаша» заместитель командира 9-го пехотного полка по строевой части подполковник Ян Кулицкий. С чуть грустной усмешкой он подбадривает солдат, прячущихся под стенами домов: «Пошли, хлопцы, бояться нечего». Он погиб вместе с экипажем понтона, разорванный на куски, едва выйдя за Вислинский вал на пляж Козловского.
Падает раненый командир 9-го полка майор Францишек Межвиньский. «Что я? К чему жить, говорит он санитарке, если нет моего полка?!» На другой день погибает его заместитель по политической части капитан Станислав Клейер. У плота с орудием, безнадежно застрявшего на песчаной мели, далеко от обоих берегов Вислы гибнет начальник штаба 4-го полка противотанковой артиллерии майор Игнаций Сохончик. На Виляновской погибает поручник Сергей Коненков, командир 1-го батальона. Его заместитель по политчасти подпоручник Мариан Сольский умирает на ничейной земле, откуда пытался вытащить связную Ясю из группы капитана Мотыля. На другом фланге плацдарма, на Загорной, падает, раненным, командир 3-го батальона капитан Станислав Олехнович. На переправе ранен командир 2-го батальона майор Антони Дроздов. «За мной!» крикнул командир взвода Гольдберг, когда, ведя взвод в контратаку на дом на углу улиц Идзковского и Черняковской, уже занятый немцами, первым вскочил в пролом стены и тут же пал, скошенный автоматной очередью. Солдат, прижатый к мостовой улицы Сольце огнем, который немцы ведут из здания Национального музея и из-под виадука Понятовского, отчаянно пытается сокрушить каменное покрытие мостовой лопаткой. Ему приходилось сражаться на Волыни, в Полесье, в Подлясе, его учили ориентироваться в лесу и окапываться в болотах В огненном квадрате двора, образованном горящими домами на улицах Идзковского и Загорной, гибнут люди из-под Слонима и Ратно, из Бродов, Трембовли и Друскенника. Люди, которые впервые в жизни увидели город, впервые вошли в многоэтажный дом.
Бой на узкой полоске вдоль обоих варшавских берегов разгорается все сильнее и поглощает наши силы скорей, чем успевают прибывать новые. Не хватает понтонов, не хватает лодок, не хватает снарядов, не хватает, наконец, людей. В ночь на 21 сентября под Варкой, там, откуда пришли поляки, по приказу командующего фронтом покидает окопы 226-й гвардейский стрелковый штурмовой полк, лучший в 8-й армии. К вечеру он уже прибывает в Милосну под Варшавой в распоряжение командующего польской армией{148}. Но это уже ничего не меняет.
Где-то далеко, в трудных скитаниях, на пути в Польшу и в ряды армии находятся сейчас другие из районов Новогрудока и Вильнюса, месяцем раньше под Вильнюсом на предложение вступить в народное войско ответившие рыком шести тысяч глоток: «Хотим Вилька!» Они еще вернутся, они поймут, что важнее всего не полковник Вильк (Кшижановский) и не конституция 1935 года, а судьба гибнущей нации, что о границах, установленных Рижским договором, нечего мечтать. Они вернутся, но слишком поздно, хотя некоторые еще успеют отвоевать Поморье для Польши и землю для себя. Другие и уже не по своей вине вернутся лишь к моменту восстановления. Но здесь, на пражском пляже и на варшавском берегу, их тогда не было. Из-за споров, борьбы и противоречий последних лет эти польские силы в решающей битве не участвовали.
Солдаты советского минометного батальона, включенные в боевые порядки 8-го пехотного полка, тащат свои «бутыли» на варшавский берег близ улицы Червоного Кшыжа, а поседевший в боях у Волги и Днепра старшина-сапер, спуская на Вислу амфибию, уцелевшую из 48 имевшихся в его батальоне, с невыразимой горечью бормочет: «Да разве так воюют? Разве так берут города?» Из них уже никто не вернется, кроме десятка-другого раненых, сражавшихся там, где теперь находится автомобильный «Блошиный рынок», под мостом Понятовского, капитанов Барановского и Плейзера, командиров батальонов 8-го полка. А эту последнюю амфибию лишь спустя 15 лет землечерпалки извлекут со дна Вислы, чтобы поставить в музей.
Но в данный момент в подвалах горящих домов на плацдарме еще держатся тысячи людей, ожидая смерти, и истово молятся возле мигающих свечек перед иконами. Молясь за умирающих, они молятся сами за себя. Палуба корпуса прогулочного корабля «Байка» залита кровью собранных здесь раненых, а рядом на переправе дико воет обезумевшая от боли и ужаса женщина. На командном пункте 3-й дивизии от окуляров стереотрубы отходит командир дивизии генерал Галицкий Того, что он видит и знает, уже достаточно, хотя ему еще неизвестно, что его дивизия, не достигнув успеха, потеряла 2383 человека 25 процентов своего состава. А подпоручник Янина Блащак с автоматом в руках, в удушающих клубах сернистого дыма еще ведет своих хлопцев лучших минометчиков дивизии без боеприпасов, беспомощных, с одними только винтовками в последнюю контратаку.