В своем самом существенном замысле «Буря» должна была сыграть подобную же роль. Демонстрация становилась провокацией. Провокация принесла кровавые плоды.
Давно уже утратили всякий смысл, вероятно, самые важные в свое время цели «Бури»: демонстрация ушедшего в прошлое польского характера восточных земель, показ «обоснованности» власти польского лондонского правительства, защита старорежимной Польши ее географических очертаний, ее политического содержания и классовой сущности. Все это стало далеким историческим прошлым, столь же далеким, как и границы 1772 года, и извечные законы шляхетской вольности и демократии. Все минуло, испепелилось и развеялось вместе с liberum veto, конституцией иноверцев и «Сиятельнейшей гаранткой». Но разве от «Бури» так уж ничего и не осталось? Разве она не повлияла на человеческие судьбы? Разве она не сказывается еще и сегодня на позициях людей, не возвращается в воспоминаниях? Сами авторы «Бури» сегодня уже ничего не значат. Но исчезли ли все последствия их деятельности? Разве эти последствия, зачастую нераспознанные, не до конца осознанные, уже умерли?
Как оценить принятый как раз в тот момент подобный замысел? Как оценить безумную «историческую отвагу» или, возможно, скорее, отсутствие чувства ответственности у тех, кто приложил немало усилий и хитрости, чтобы в 1944 году сделать еще более высоким тот порог недоверия и враждебности между братскими соседними народами, о который Польша однажды уже спотыкалась в межвоенное двадцатилетие, чтобы обострить обоюдную морально-психологическую и политическую неприязнь, а эта неприязнь имела своими последствиями военное поражение, утрату независимости, оккупацию и шесть миллионов убитых?!
РЯДОМ
Начало. Между тем линия фронта все еще проходит под Ковелем, разделяя Волынь и Люблинщину. Июньское солнце, пока еще не ставшее историческим солнцем Июля, обычно, по летнему пригревает обе стороны фронта. Ядовитые испарения болот и топей окутывают леса Мазурские и Шацкие, Влодавские и Парчевские, Сольскую пущу, леса Липские и Яновские.
Пока еще ничто не свершилось. Ромблув, долина Бранви у Взгужа Порытового, болота над Таневом и Сопотом, под Осухами, пролив, соединяющий озера вблизи Острув-Любельского, все это только пункты местного значения, известные лишь здешним лесникам.
Теперь здесь, на Люблинщине, идет битва за время и за души.
Борьба за души людей это борьба за то, чтобы убедить всех как в том, что необходимо начать вооруженные действия, так и в том, что необходимо объединить усилия, что совместные действия более эффективны. Это борьба за единство нации, практическое единство в низах в деревне и в гмине. Специальные небольшие отряды АЛ передвигаются по уездам Люблинщины, устанавливая контакты с инспекторами АК, командованием гарнизонов, отдельными отрядами в лесах и повстанческими взводами в деревнях. Где-то в центральной Люблинщине, каждый раз на новом месте, печатается даже газетка «Вместе против немцев».
Теперь, накануне решающих боев за освобождение страны, речь идет уже не о выработке общей политической или идейной платформы. В борьбе против оккупантов АЛ, вступая в контакт с патриотами, предлагает взаимодействие в любой форме, приемлемой для них: вступление в отряды АЛ отдельных людей и подразделений, вхождение в АЛ целых организаций с сохранением их обособленности и командования, соглашение о постоянном сотрудничестве, временная договоренность о какой-то совместной конкретной операции против оккупантов, наконец, хотя бы просто «пакт о ненападении» установление способа мирного урегулирования конфликтов, которые могут возникнуть между отрядами. Руководители Армии Людовой говорят: Крайова Рада Народова представляет интересы и стремления нации, Армия Людова объединяет всех патриотов А может быть, советы и сомнения товарищей, находящихся еще там, за линией фронта, на советской земле, справедливы? Ведь Центральное бюро польских коммунистов при СПП писало ЦК ППР:
«Декларация КРН мобилизует трудящиеся массы городов и деревень на борьбу против оккупантов, однако она недостаточно направлена на то, чтобы на основе борьбы против немцев и за возрождение будущей Польши обеспечить широкую политическую концентрацию Реализация программы Народного фронта требует ряда уступок и компромиссов»{55}
Но с другой стороны, кто лучше знает обстановку здесь, в стране? Кому делать уступки, с кем достигать компромиссов, когда здесь стреляют? Ведь даже поиск контактов и стремление к единству также используются противниками единства! Год назад именно под предлогом переговоров о сотрудничестве энэсзетовцы истребили под Боровом отряд Гвардии Людовой. И сейчас, случается, офицеров АЛ убивают во время переговоров с различными вооруженными отрядами.
1 апреля командир 1-й бригады АЛ имени Люблинской земли капитан Гжибовский (Владислав Скшипек), инспектируя отделения и первичные группы АЛ в гмине Поток, решил заехать к Дембу (Кобыляжу), командиру чужой (кто тогда мог наверняка сказать чьей?) вооруженной группы в Домбрувце. Хотел обсудить с ним положение в районе, недавние столкновения, недоразумения и перестрелки. О встрече было известно заранее. На предостережения товарищей Гжибовский ответил, что едет с визитом к коллеге по довоенной армии и что там ничего плохого с ним случиться не может в прошлом он был кадровым подофицером и Дембу действительно знал лично. Кому-то из штабных офицеров он сказал: «Вот увидите, я еще сделаю из них достойных солдат Армии Людовой». У ворот кузницы Кобыляжа они были встречены неожиданным огнем из автоматического оружия. Прижатый огнем к земле, Гжибовский кричал, что приехал не сражаться, а поговорить Тяжело раненный в живот, он скончался спустя несколько часов{56}. Позже в той же местности, когда отряд НСЗ Тихого занял Тшидницкую Волю, энэсзетовцы приступили к истреблению скрывавшихся в деревне раненых бойцов АЛ. Срочно брошенный на выручку отряд АЛ Блыскавицы (Феликса Козыры) попал в засаду. Дважды раненный, в бессознательном состоянии, Блыскавица попал в руки энэсзетовцев. Вместе с шестью другими ранеными он был до неузнаваемости избит прикладами, а потом добит{57}.
Эти убийства вызывали у братьев иногда в буквальном смысле чувство глубокой и по-человечески понятной обиды и жажду мести. Из трех братьев Скшипеков один, Стефан (Словик), был убит реакционерами под Боровом, другой, Владислав, теперь в Домбрувце. Остался в рядах АЛ третий Бронислав (Ойцец). Под Боровом пал 19-летний Збышек Грончевский (Лев), остался в живых его брат, командир отряда Эдвард (Пшепюрка). За несколько месяцев до смерти Блыскавицы энэсзетовцы до смерти замучили его 12-летнего брата Бронека. Тадеуш Шиманьский (Лис) тоже похоронил брата Стефана (Крука), убитого предательским выстрелом в затылок в темном закоулке деревенской избы, где он по случайности оказался{58}
На Люблинщине поднималась волна гнева, стремление отомстить овладевало даже самыми дисциплинированными.
«Как только получим оружие, мы разобьем отряды эндеков, а уж потом установим на местах свою власть; в данное время они мешают нам вести борьбу против оккупантов» доносили из пятого округа Армии Людовой{59}.
«В отношении реакции нами принят курс: пока не очистим местность от этой скверны, наша работа будет хромать», доносил из южной Люблинщины начальник штаба округа АЛ{60}.
«Реакция по-прежнему коварна и использует наши добрые намерения, чтобы истребить нас и ликвидировать наше движение Правда, я хорошо понимаю необходимость консолидации сил, но у нас реакция по-прежнему вредна» писало в Варшаву руководство округа{61}.
Хуже того. Несмотря на недвусмысленные запреты командования и партийных инстанций, преступления провоцировали возмездие, которое, однако, не всегда попадало в цель.
«Отрядам запрещается использовать данные, полученные в ходе расследования собственными силами и от посторонних лиц; зачастую случается, что показания посторонних лиц фальшивы и тенденциозны; расследование должно вестись гарнизоном. Командиры взводов штурмовых отрядов не имеют права приводить в исполнение смертные приговоры на основе расследования, проведенного ими самими», напоминало 30 апреля командование Люблинского округа АЛ{62}.
Подобно тому как год назад, после Борова, потребовалась вся сила идейного влияния партии, а также элементарная воинская дисциплина, чтобы сдержать волну возмущения и обуздать ее, чтобы даже те, кто был затронут наиболее болезненным образом, поняли и приняли лозунг партии: «Свое оружие мы будем направлять только против немцев».
В итоге, несмотря на все препятствия, отряды АЛ все глубже укоренялись на Люблинской земле, все более тесно, особенно в низах, в деревнях и в лесу, сплачивались с теми патриотическими силами, которые до этого находились под влиянием Лондона.
Это новое движение шло снизу.
«Все чаще слышатся голоса, доносил округ АК Пулавы, что нам нужно настоящее единство, купленное даже ценою значительных уступок и жертв со стороны сил той или иной политической ориентации, и все чаще выражается сожаление, что эти голоса не находят отклика в официальных сферах»{63}.
Однако там, где действительно шла борьба, эти голоса находили отклик. Легче договориться на уровне партизанских отрядов, гарнизонов и даже уездов, когда разговор идет с солдатами-добровольцами, офицерами-резервистами, сельскими учителями или чиновниками магистрата, почты или кооператива. Труднее на уровне инспекторатов. Впрочем, для этого-то они и комплектовались из доверенных людей, пришлых, теснее связанных с центром, чем с «низами», с правительством, чем с местными жителями.
В трясине действие первое, героическое. Идет борьба за единство, идет борьба за время. Это борьба за ослабление немецкого фронта, борьба за блокирование немецких коммуникаций. Разрастающиеся батальоны АЛ стекаются в район главных железнодорожных линий: Варшава Лукув Брест Минск, Варшава Люблин Хелм Ковель Киев, Люблин Розвадув Перемышль Львов.
В соответствии с замыслами командования АЛ три группировки (каждая численностью в бригаду) должны оседлать три главные линии коммуникаций, по которым через предполья Люблинщины идет снабжение немецких войск. Сформированная таким образом, руководимая единым центром, оперативная группа «Люблин», а точнее, люблинский корпус АЛ должен, поддерживая связь с советскими войсками на фронте, парализовать коммуникации в том месте и в то время, которые окажутся наиболее подходящими для приближающихся советских войск.
А момент освобождения близился. Признаком этого является появление авангардов фронта рейдовых отрядов советских партизан (Вершигоры, Прокопюка, Банова, Карасева), поступление техники и людей, доставка по воздуху оружия и прибытие из Польского штаба партизанского движения групп, призванных стать центрами формирования новых отрядов.
Из-за Буга под командованием майора Рожковского подходят авангарды партизанской группировки «Еще Польска не згинела», созданной в феврале 1943 года из поляков, жителей Волыни и Полесья, и сражавшейся под Столином и Маневичами. Кадровый состав группировки во главе с полковником Робертом Сатановским прибудет на самолетах в июне, чтобы, по установлении теснейшей связи с отрядами Батальонов хлопских подполковника Конара (Станислава Скочиляса) в Подлясе, превратиться в две партизанские бригады и вооружить сотни людей{64}. Из Домачевских лесов через Буг продвигается бригада имени Ванды Василевской под командованием капитана Станислава Шелеста 320 волынцев из Любешова, Реентувки, Рафалувки, закаленных в боях, которые велись осенью 1943 года, против УПА и немецкой полиции под Стоходом и Припятью. Бригада специализируется на железнодорожных диверсиях. На территории Польши у нее на счету 16 немецких эшелонов в марте, 18 в апреле, а всего до момента освобождения 61{65}. За ней движутся польско-советский отряд Мухи (Николая Куницкого) и связной отряд Яновского (Леона Касмана) и поручника Пайды, высаживается авиадесантная бригада майора Чеслава Клима. Они контролируют прием материалов, сбрасываемых на парашютах, распределяют оружие, вооружают сотни людей.
Для польских партизан из-за Буга, сражавшихся до сих пор против немецких и украинских фашистов непосредственно за жизнь и существование польских деревень, жизнь собственных семей, самым большим потрясением здесь, в новой ситуации, становятся братоубийственные действия{66}. За Бугом не было НСЗ. «Поляк» всегда означало «свой».
Настойчиво проводимая ППР «борьба за души», за единство позволяет как кадрам, заброшенным с воздуха, так и местным отрядам АЛ значительно расширить свои ряды, охватить не только тысячи не организованных ранее молодых людей, но и многих из отрядов БХ и из местной сети АК, вступавших теперь в АЛ поодиночке, а то и целыми отрядами.
Сотрудничество с окружной организацией Батальонов хлопских, несмотря на внезапную трагическую гибель от рук гестапо подполковника Скочиляса, вступление в АЛ партизанского отряда АК поручника Мары (Збигнева Стемпека) таковы лишь наиболее заметные признаки того, что в начале лета 1944 года в польских лесах что-то изменилось.
Организационным выражением этого должно было стать сформирование люблинского корпуса АЛ. Для осуществления этого плана из Парчевских лесов направляется на юг, в Яновские леса, командующий вторым (Люблинским) округом АЛ подполковник Метек, ведя за собой часть лесных сил округа почти 800 хорошо вооруженных партизан, в том числе батальона имени Холода, объединивший менее крупные отряды и переформировавшийся в бригаду АЛ северной Люблинщины{67}.
Из Парчевских лесов через Острув-Любельский местечко, давно покинутое немцами, предстоит пройти 20 километров по открытым полям, обходя стороной Любартув и форсируя Вепш, шоссе и железнодорожную линию, ведущие к Люблину, вплоть до Козловецких лесов за Любартувом. Дальше двигаться будет легче лесами. Но уже 6 мая неожиданно выясняется, что под Острувом находятся немцы. С этого момента они шаг за шагом двигаются по следам колонны АЛ. 11 мая колонна останавливается в лесу под Амелином. Из-под Домбрувки от Козловецких лесов ветер доносит звуки интенсивной перестрелки. Батальон Франека (Франтишека Волиньского) кидается на выручку. Там, окруженная и преследуемая немцами, ведет бой одна из рот советского отряда капитана Чепиги. 12 мая в лесочке под Амелином в результате ожесточенного сопротивления объединенных партизанских сил удалось на время остановить натиск врага. Ночью колонны вновь на марше, но уже на разных дорогах. Главные силы, пройдя 17 километров, останавливаются в небольшом лесочке под Клементовицами. Прямо перед ними пересекающие польскую равнину железнодорожные пути магистрали Варшава Люблин Львов. Форсировать линию железной дороги нелегкое дело. Лишь на следующую ночь, прикрыв оба фланга, длинная колонна партизан и обоза более 150 подвод прошла через пути, а к рассвету вынуждена была остановиться в редком лесу и на лугах хутора Ромблув.
Не успели повара приступить к раздаче завтрака, как над фольварком появились немецкие самолеты. Первые снаряды и бомбы попадают в дом, в кухню, вспыхивают возы с боеприпасами, по лугу носятся испуганные, дико ржущие от боли раненые лошади. Бегом, в спешке батальоны занимают на краю леска, за фольварком, круговую оборону. С трех сторон открытое поле, а с четвертой тоже открытые, но, к счастью, болотистые, мокрые луга.
Самолеты висят над головами. Идет минометный обстрел, по всем правилам разворачиваются цепи немецкой пехоты. Это не полиция, не вспомогательные формирования. Это части опытной в борьбе с партизанами дивизии СС «Викинг». Уйти из западни среди бела дня невозможно. Необходимо продержаться до ночи. Во второй половине дня, после яростной бомбежки, проведенной девятью пикировщиками, начинается регулярная артиллерийская подготовка. Как на фронте. В 17 часов решающая, массированная атака немецкой пехоты с трех сторон. Бой идет с переменным успехом. Несколько раз немецким солдатам удается ворваться в глубь позиций, и лишь удары резервов подполковника Метека спасают положение. В критический момент боя чашу весов перетягивает контратака роты партизан, скрывавшейся в глубоком яру, идущем от хутора Вонвольница. В сумерки бой стихает, густая тьма и проливной дождь прерывают сражение. 26 убитых, 36 раненых. Около полуночи в потоках воды, по бездорожью, с кочки на кочку, через взмокшие от дождя болотистые луга партизанская колонна выскальзывает из немецких силков.