Для противника хороша, ответил я, а для нас паршивая. Все как на ладони. Двинемся к переправесразу заметят и огнем накроют. Можно было бы, конечно, попытаться скрытно, но для этого ночь нужна. А ждать столько времени нельзя. Весь смысл нашего рейда теряется разом. Да и обнаружить за день могут.
Это точно! согласился Шляпия. Ждать никак нельзя. Сейчас гитлеровцы, судя по всему, не догадываются, что мы у них под самым носом. А догадаютсяхудо будет. Значит, давай будем действовать так
Через полчаса подготовка к форсированию Западной Двины уже шла полным ходом. Принятое нами решение сводилось к следующему. Первый батальон должен был занять исходное положение на опушке леса против понтонного моста, примерно там, откуда мы проводили рекогносцировку. Перед ним ставилась такая задача: атаковать и захватить предмостные укрепления противника, выбить гитлеровцев из траншей на этом берегу реки, а если появится возможность, то ударить и непосредственно по переправе. Действия этого батальона предстояло поддерживать 2-му артиллерийскому дивизиону, которым командовал майор П. А. Ивакин.
Остальные силы сводного отряда сосредоточивались в лесу у берега, примерно в километре правее. В их состав входил и 3-й дивизион капитана И. М. Лебеденко. Они одновременно с атакой у моста должны были начать переправу через Западную Двину, используя для этого подручные средства, и затем с фланга ударить по населенному пункту Церковище, который раскинулся на высоте. Первому дивизиону, которым командовал капитан К. М. Воробьев, выпала доля, оставаясь на месте, поддерживать огнем переправу на тот берег наших подразделений, а если потребуется, то и подразделений 201-го гвардейского стрелкового полка подполковника Г. А. Иноземцева, которые, как нам сообщили, вышли к реке несколько юго-восточнее нас, в районе населенного пункта Дворище.
В неглубокой промоине, спускавшейся к самой воде, мы со Шляпиным устроили временный командный пункт. Временный потому, что и Геннадию Фадеевичу, и мне предстояло переправляться на противоположный берег вместе со всеми и уже оттуда руководить боем.
Все это было впереди. А пока бойцы, не теряя даром ни Одной минуты, готовили переправочные средства. В ход шло все, что могло держаться на воде. Из стволов деревьев сооружались плоты и плотики. Те, что покрупней, предполагалось использовать для орудий и минометов. Те, что помельче, должны были принять на себя пулеметные расчеты, личный состав, радиостанции. К тем плотам, которые предназначались для пушек, дополнительно крепились пустые металлические бочки из-под бензина, канистры.
Может показаться удивительным, но, несмотря на трудный ночной марш, невзирая на то, что впереди ждал бой, работа шла весело. То здесь, то там слышались шутки.
Хлопцы, начинал кто-то, у кого из вас утюг есть?
Это еще зачем? Он любой плот ко дну утащит.
А если красноармеец Вилка мырнет, чем ему на том берегу брюки и гимнастерку гладить будем? Он же у нас такой франт, каких в целом свете не сыщешь!
Так я, ребята, плавать вообще не умею, отшучивался Вилка. Уж коли мырну, как говорите, то ни утюга, ни брюк глаженых мне не потребуется.
В самый разгар работ неизвестно откуда, словно из-под земли, появился высокий худой старик. И тут же без промедления начал стыдить бойцов:
Что же вы делаете? Зачем деревья рубите? А ну, сказывайте, где тут у вас самый главный начальник?
Его привели на наш временный командный пункт.
Ты откуда тут взялся, отец? уставился на него гвардии майор Шляпин. Кто такой? Чего шумишь? Или не рад, что Красная Армия пришла?
Про Красную Армию такого не говорил, нахмурился старик. Считай, три года ждали, как ты еще некого не ждал. А шумлю потому, что не то делаете, что надобно.
Эта как же понимать? прищурился Шляпин.
Ты скажи, продолжал старик, где это видано, чтобы из сырых бревен плоты вязать? Много ли они поднимут?
Так где же тут возьмешь сухие?
А ты прикажи своим ребятам мою сторожку, мою баньку разобрать. Вот они туточки, совсем близко, в лесу.
Мы разберем, а ты как, отец, жить будешь?
Про меня не тужите. Все равно в землянке дни коротаю. Там спокойней. Если до вашего прихода дожил, то теперь и подавно выдюжу. Да и жизня-то моя, считай, прошла. А мальцам, которых ты на сырой осине переправлять собираешься, еще жить да жить. Так что не сомневайся, командир, разбирай мои хоромы.
Ничево не ответил старику Геннадий Фадеевич. Подошел он к вашему нежданному гостю, крепко обнял и трижды поцеловал его.
Когда приготовления к переправе подходили к концу, меня отозвал в сторону майор Н. И. Махалев:
Хорошо бы, Георгий Никитович, перед боем партийное собрание провести.
Так. времени-то осталось всего ничего.
А мы накоротке, по-фронтовому.
Тогда без долгих рассуждений собирай коммунистов, замполит. Я сейчас тоже приду.
Буквально через несколько минут Николай Иванович открыл собрание. Оно проходило под деревьями на опушке просторной, покрытой яркой травой поляны. Слушал я политработника и внимательно всматривался в лица людей, которым предстояло вскоре окунуться в огненную купель. И не просто окунуться самим, а повести за собой остальных. Не сомневаюсь, что каждый из коммунистов прекрасно понимал это. Но в коротких выступлениях речь шла не об опасности, не о риске, а о том, что и как надо делать во время переправы, что требуется для выполнения поставленной задачи.
Резолюция, которую приняло собрание, была очень короткой и состояла фактически из одного пункта, который гласил: «Коммунистам мужественно, бесстрашно и самоотверженно выполнять приказ. Быть первыми на левом берегу. Вперед к полной победе над врагом! Смерть немецким оккупантам!»
Сразу же после собрания я возвратился к Шляпину. Он внимательно рассматривал в бинокль противоположный берег.
Что нового? поинтересовался я.
Да, в сущности, ничего. Все так же, как и прежде. Часовые прогуливаются у моста взад и вперед. В окопах никакого оживления не наблюдается. Слава богу, пока, кажется, не унюхали нас фашисты. Теперь и не унюхают. Через семь минут начинаем.
Точно в назначенный срок наши дивизионы открыли огонь. Над вражескими траншеями поднялись черные столбы земли. А в траншеях заметались, забегали вражеские солдаты. Чувствовалось, что они никак не могли понять, кто и откуда стреляет. По направлению к понтонному мосту двинулись бойцы стрелкового батальона.
В нашем краю тоже ожил лес. Красноармейцы, сержанты и офицеры быстро сбрасывали маскировку с подготовленных переправочных средств. Дружно подхватив илоты, тащили их к реке, тут же спускали на воду, грузили имущество, состоявшее, главным образом, из ящиков с боеприпасами. Чуть в стороне артиллеристы закатывали на бревенчатые плоты пушки. Споро, без суеты, словно каждый день приходилось выполнять такую работу, трудились расчеты.
И все же плотики стрелковых рот отчалили раньше. В резиновой надувной лодке я увидел майора Шляпина. Его нельзя было с кем-нибудь перепутать: огненно-рыжая борода, которой он неизменно гордился и даже немного хвастался, служила безошибочным ориентиром.
Наконец и наш небольшой плотик, на котором кроме меня находились капитан И. М. Лебеденко, командир отделения связи с радиостанцией и старший артиллерийский разведчик старший сержант И. Е. Игнатенко, отвалил от берега. Все шире становилась полоса воды, отделявшая нас от него. Однако всем казалось, что мы стоим на месте. Вероятно, такое впечатление создавалось потому, что справа и слева от нас примерно с такой же скоростью преодолевали реку десятки других плотов.
Со стороны понтонного моста все громче звучали выстрелы. Били автоматы, пулеметы, наши орудия. Потом глухо ударили какие-то особые, непохожие на другие взрывы. А у нас пока было тихо. Вероятно, наш расчет на то, что прямая атака на переправу отвлечет внимание гитлеровцев, оказался правильным.
Я приказал радисту связаться с дивизионом гвардии майора Ивакина, узнать, что там и как. Через минуту последовал доклад:
Стрелковые подразделения подошли вплотную к мосту, но переправиться пока не могут. Гитлеровцы успели взорвать центральные понтоны в середине моста Бой продолжается
«А нас пока, чувствуется, не обнаружили!»с радостью подумал я. И не успела промелькнуть эта мысль, как неподалеку от плота одновременно прозвучало несколько звенящих взрывов, четыре фонтана воды брызнули к небу, в воздухе засвистели осколки. А мы были, увы, еще только где-то на середине реки, может, чуть-чуть дальше.
Следом за минометами заговорила артиллерия противника. Теперь разрывы вставали буквально со всех сторонсправа и слева, сзади и впереди. Вода бурлила и кипела. Прямым попаданием разбило один из плотов, на котором переправлялись бойцы Шляпина. А его крупная фигура по-прежнему виднелась впереди и несколько левей. Стоя в лодке во весь рост, он размахивал руками и что-то кричал, но голос его заглушали разрывы.
Можно было лишь догадываться, что он торопит людей. И действительно, с каждым мгновением вражеский огонь становился все точней и точней. Логика подсказывала, что остается один разумный выход: как можно быстрей преодолеть оставшееся расстояние, быстрей подойти к высокому противоположному берегу. Он прикроет от прямых попаданий. Там можно отыскать промоины и расщелинки, которые спасут от осколков. Гвардейцы отлично понимали все это. Они гребли изо всех сил веслами, обломками досок, саперными лопатами и даже просто руками.
Кто-то неподалеку коротко вскрикнул. По взбаламученной воде начало быстро расплываться еще одно кровавое пятно. На земле, быть может, и остался бы жив человек, а тут помочь ему было просто невозможно. Если раненый падает в воду, то почти наверняка его можно считать убитым.
Старший сержант И. Е. Игнатенко тронул меня за рукав:
Глядите, товарищ подполковник
Я сразу понял, о чем он говорит. От высотки, находившейся левее, к предполагаемому месту нашей высадки уже бежали гитлеровские солдаты с двумя пулеметами. Если они успеют занять позицию и открыть огонь, то будет совсем плохо. С высокого берега просматривается вся река, и на ней мы как на ладони. Выбирай цель и бей по ней длинными очередями.
Но фашисты опоздали. Два плотика с пехотинцами Шляпина уже ткнулись в берег, за нимитретий, четвертый. Гвардейцы тут же, не медля ни секунды, кинулись к круче. Вот они уже карабкаются на нее, вот уже устанавливают ручные пулеметы, чтобы свинцовым ливнем встретить приближающегося врага
В это самое мгновение какая-то сила выбила, выдернула у меня из-под ног плот. А может быть, он остался на прежнем месте, а воздушная волна, туго ударив в грудь, отбросила в сторону меня. Как бы то ни было, но сразу почувствовал, что нахожусь под водой. Молнией в мозгу пронеслась мысль: «Неужели конец?» И тут же другая: «Не дышать, только не дышать!» Потом каким-то образом оказался на поверхности. Чувствуя, что намокшее обмундирование, сапоги тянут на дно, обеими руками инстинктивно ухватился за подвернувшуюся толстую доску, вдохнул полной грудью, но тут же чуть было не потерял сознание от жгучей боли в плече.
Это я, Самаркин, послышалось рядом. Держитесь за меня, товарищ гвардии подполковник. Ничего, берег близко, теперь доберемся.
Эх, Самаркин! Даже в этот критический момент мой адъютант обращался ко мне по уставу. Вот ведь чудак!
Но добираться до берега вплавь не пришлось. Подошла надувная лодка. С огромным трудом перевалился через борт и почувствовал, что снова потемнело в глазах. Видно, все же зацепило меня осколком. Хотел было поблагодарить лейтенанта Самаркина за помощь, но оказалось, что, сдав меня, он снова устремился туда, где в воде барахтались люди. Но вот наконец и последние метры.
Где Лебеденко? крикнул я, выбираясь на берег.
Тут я! послышалось сзади.
Иван Максимович, которого близкий разрыв тоже сбросил в воду, размашистыми саженками плыл метрах в пяти от резиновой лодки. Отфыркиваясь, отряхиваясь, через минуту и он стоял рядом со мной.
Быстрее орудия на берег! приказал я командиру дивизиона и побежал разыскивать гвардии майора Шляпина.
Цел? Он встретил меня сочувствующим и в то же время радостным взглядом. Только искупался? Э, да ты, брат, гляжу, ранен Санитар, перевязать подполковника!
Потом, успеется, попытался возразить я.
Не потом, а немедленно. Мне нужны артиллеристы, которые воевать могут. Понял? И чтоб никаких возражений.
Говорил Шляпин так, что ослушаться его было совершенно невозможно. Да и плечо начинало побаливать не на шутку. Поэтому я больше не противился. Пока санитар перевязывал, радист связался с дивизионом Ивакина.
Давай, давай быстрей огонек по Церковище, торопил меня Шляпин. Там у них, смекаю, резервы сосредоточены. Так вот, постарайся сделать так, чтобы не было им ходу ни к понтонной перенраве, ни к нам сюда.
Я передал соответствующие команды. Дружно и, главное, точно ударили орудия дивизиона Ивакина. А спустя некоторое время к ним присоединились батареи Воробьева. Теперь, когда переправа через Западную Двину была в основном закончена, вся мощь артиллерийского огня могла быть сосредоточена там, где этого требовали интересы стрелковых подразделений, которые уже вели бой за расширение плацдарма, продвигались вдоль берега в направлении к нашему основному объекту, если так можно сказать, к понтонной переправе, к мосту, который нам было приказано захватить и удерживать до подхода основных сил.
Продвижение стрелковых подразделений, как можно было видеть, шло успешно. Майор Шляпин, находясь уже на новом наблюдательном пункте, то и дело отправлял связных с распоряжениями в батальоны, а порой, когда этого требовала обстановка, прямо в роты. Оттуда они через некоторое время возвращались с донесениями. Читая их, командир полка тут же делал пометки на своей карте.
Я, разумеется, и раньше хорошо знал майора Шляпина. Однако, признаюсь, только здесь, при совместном форсировании Западной Двины, в трудной обстановке смог в полной мере оценить энергию, бесстрашие Геннадия Фадеевича. Он обладал драгоценной способностью увидеть на поле боя и выделить самое главное, умел именно на нем сосредоточить все свое внимание и принять единственно правильное решение. При этом Шляпин держал себя так, как будто речь шла не о первостепенной важности задачах, а о чем-то обычном, не имеющем особого значения: посвистывал или тихонько что-то напевал, поглаживая бороду. И это спокойствие передавалось тем, кто находился рядом с ним, кто получал и выполнял его приказания.
Чем дольше продолжался бой, тем больше мы убеждались, что наш расчет оказался правильным. Переправа в стороне от понтонного моста и фланговый удар вдоль берега поставил гитлеровцев в трудное положение. Они начали постепенно пятиться. К 16 часам плацдарм был уже расширен до двух с половиной километров по фронту и до 800 метров в глубину. Примерно к этому же времени удалось очистить от гитлеровцев населенный пункт Церковище, раскинувшийся на высотке. Таким образом, поставленная задача была, казалось бы, выполнена. Саперы приступили к восстановлению подорванных врагом понтонов.
Используя передышку, мы решили с майором Шляпиным осмотреть освобожденный населенный пункт более детально. Пленные показали, что в нем находилась танковая унтер-офицерская школа. Бойцы стрелковых подразделений захватили в ней восемь исправных танков и шесть самоходных артиллерийских установок. Почему они не принимали участия в бою? Нашелся ответ и на этот вопрос: в баках машин не оказалось ни капли горючего. И будущие унтер-офицеры вынуждены были действовать, как пехотинцы. В этом отношении нам, прямо скажу, просто повезло.
Однако в дальнейшем рассчитывать на везение было бы легкомысленно. Мы прекрасно отдавали себе отчет в том, что противник так легко не примирится с потерей понтонной переправы через Западную Двину и захватом плацдарма нашими войсками на ее левом берегу. Безусловно, он примет все меры для того, чтобы вернуть ее или уж во всяком случае полностью уничтожить, восстановить положение. Поэтому пушечный дивизион, которым командовал гвардии капитан И. М. Лебеденко, тут же выдвинули на окраину населенного пункта и стали готовить к стрельбе прямой наводкой. Неподалеку спешно окапывались бойцы стрелковых подразделений.
Предчувствие не обмануло нас. Не прошло и двух часов, как фашисты, поддержанные танками и самоходными орудиями, которые, видимо, подошли из тыла, начали контратаки. Однако гвардейцы были готовы к этому и держались стойко. Врагу так и не удалось потеснить их.