Он играл когда её не было дома, но от того, что она настолько не принимала музыку, даже в её отсутствие ему было некомфортно и Виктор подходил к инструменту всё реже.
Сейчас, после концерта он ощутил ту странную, все еще не забытую физическую потребность прикоснуться пальцами к клавишам, познать рождение звука. Он смог бы сейчас отдать музыке нерастраченное, жившее в его душе, то чему он не знал имени. Это были его надежды, мечты, другой мир звуков, гармонии, голосов, который он так легко открывал для себя раньше и всё реже теперь. Но этот мир всегда ждал его. Терпеливо ждал.
Виктор сидел в кресле перед окном в типовом люксовом номере той гостиницы, где обычно останавливался в Гамбурге. Из окна с высоты тринадцатого этажа виден был город и за его пределом порт с огнями причалов и кораблей, а дальше море. Балтика. И над всем этим пламенел, предвещая ветреное утро, оранжево-красный закат. Солнце садилось в море. Виктор ждал пока оно скроется совсем, и облака на небе вспыхнут отраженным светом уже невидимого за горизонтом солнечного диска.
Море было спокойным, и казалось, что там за чертой города открывается пространство из огня и воздуха, облака отражались в воде.
Когда солнце село, холодное северное море вспыхнуло и заиграло всеми красками небесного пожара, линия горизонта исчезла, облака в небе слились со своим отражением в море, соединились на несколько мгновений в величественном, зловеще-прекрасном свете вечерней зари.
Виктор подумал, что должно быть так и представляли себе волшебный огонь, который окружал спящую валькирию Брунхильду, создатели древних саг.
Холодный пожар полыхал в небе недолго, восточная часть неба стала наползать на него, она всё увеличивалась, скрывала краски, затягивала город тёмной туманной мглой. И вот уже от заката осталась одна тонкая светящаяся полоска. Потом и она исчезла.
Комната, в которой сидел Виктор, погрузилась в мрак. Ему всё ещё не хотелось зажигать свет. Музыка и закат ненадолго подарили ему то, к чему он стремился, но вместе с тем он хотел разделить это с кем-то. Нет, с Ритой. Именно с ней, рассказать о том, что сейчас чувствовал, чем наполнен был его вечер. О том, что скучает по ней и что их разговоры совсем не те, а он должен сказать ей нечто важное.
Виктор посмотрел на часы, которые так и не снял, он ещё и не переоделся после концерта. А ведь уже поздно. Вяземский вспомнил, что как выключил телефон в концертном зале, так и не включил его. Забеспокоился. Что если она звонила? Он снял с пояса аппарат, взглянул на входящие. Нет ничего. Наверно Рита ждала его в онлайн. Он прошел в смежную комнату, там на столе был открыт ноутбук. Виктор проверил мейл и увидел письмо. Неожиданная радостьРита всё-таки написала.
С волнением ждал он, когда откроется текст, и вот строчки появились на экране. Письмо было коротким, скорее деловым. Маргарита сообщала, что уезжает в Москву на презентацию фирмы своего знакомого. Виктор зналэто тот самый человек, который был с ней до их встречи, его звали Александр, Рита много рассказывала как жила с ним, жаловалась, что плохо. И вот, она едет к нему. Объясняла, что он очень просил её, обещал не выходить за рамки дружбы, что ему нужна её поддержка, что ей жаль его и она не может отказать.
Ревность подавила все чувства Виктора. Он выключил компьютер, сейчас не мог ни говорить по скайпу, ни ответить на её письмо. Он понимал, что никаких условий «оставаться в рамках дружбы» её бывший любовник не сдержит. Впрочем, она всегда называла его «мой первый муж», они прожили вместе года три. В памяти Виктора стали всплывать все те подробности, в которые Рита его щедро посвящала. Но тогда она была с ним, Виктор хоть и ревновал, но к прошлому. А сейчас неумолимое настоящее говорило ему, что раз она по первому зову кинулась к своему бывшему другу, значит ей не слишком хорошо было в том доме, что Виктор построил для неё. Она едет в Москву потому что «не может отказать». Интересно, а в чём ещё она не откажет ему?
Неделя прошла как в тумане.
Маргарита позвонила ему из поезда и потом ещё раз с вокзала уже из Москвы, сообщила, что благополучно доехала, сказала, чтобы он не волновался и просила дать ей возможность разобраться в себе, не звонить, не писать. Она сказала, что объявится сама, а сейчас хочет побыть одна. Виктор исполнил её просьбу. Через два дня Рита прислала ему несколько фото, у Кремля на Красной площади, ещё где-то на улицах Москвы, вероятно фотографии сделал тот человек, с кем она была.
Прошла ещё неделя, и ещё. Потом Виктор вернулся домой в Петербург. Известий от Маргариты так и не было.
Он мог бы поехать в Москву, найти её, уговорить вернуться домой. Но какое-то безразличие овладело им. Он знал, что она вернётся, что это ещё не конец, но знал также, что однажды она уйдёт насовсем.
Нарушая слово он несколько раз писал ей на мейл, она оставляла его письма без ответа, а может быть удалила этот ящик и не получила их.
Тогда он написал ей на бумаге.
«Здравствуй, Малыш»
А потом долго сидел, курил и смотрел перед собой. Он не различал листа, на котором сквозь дым проступали и опять исчезали эти слова, мыслями был далеко.
И всё же он должен написать ей сейчас, а не потом, когда она уйдёт. Виктор не мог смириться с прощальным письмом. Сейчас ещё не было сказано последних слов, и без них понятно: надежды рухнули, ничего впереди. Но уверенности в том, что Маргарита больше не с нимеще нет
Виктор положил трубку в глиняную пепельницу и начал писать дальше.
«Опять пишу тебе. Ты не отвечаешь на мейл и на мои звонки. Я пишу тебе на бумагетак оно будет надежнее.
Много раз пропадали важные слова, потому что я не успевал сказать их тебе. А надо было. Случается, они придут и остаются какое-то время во мне, но пока собираюсь записать, думаю вот сейчас сяду спокойно, сосредоточусь и а уже всё не то.
Было ли всё, что я делал для тебя «не то»? Не знаю, но попытаюсь понять.
Стерпи мой ужасный почерк и прочти это. Я обещал не писать, но не смог выполнить обещанное, прошел почти месяц и я не знаю где ты.
Я много думал о тебе всё это время, и я думал о том, что моя любовь к тебе, вероятно, совсем не то что ты хотела найти.
Но я люблю тебя. Как бы мне хотелось забыть обо всём, что происходит. И чтобы была только осень и море, дом облицованный серым камнем, а весь внешний мирза трёхметровым забором. Где-то тами не мешает нам.
Возможно это путь к безумию. Это разделение мира на две частив одной из которых ты и я, а в другой весь мир. Но тебе не нужен только я, тебе нужен и мир.
Не знаю осталась ли ты сейчас с тем человеком, к которому ушла, и стало ли тебе хуже, чем когда вы расстались в первый раз, если вы уже снова не вместе.
Наверно ты чего-то не поняла, что-то захотела доказать самой себе, раз решилась на такой шаг, как вернуться к нему и перепроверить. У тебя был путьбольше не встречаться с ним и жить с сомнениями, что не всё кончено, что ты зависима от ваших отношений, или встретиться и понять, что ты свободна. Ничем больше я не могу объяснить, что ты вернулась к нему.
За свободу приходится дорого платить, ты выбрала второй путь. Ценой за это был наш дом. Может и не слишком высокой ценой на твой взгляд, но сейчас я не о том. Я знаю, что тебе сейчас больно и нехорошо, но это пройдёт. Время, как прибой смоет с твоей души следы этой боли. Ты не будешь мучиться этим всю жизнь, лишь какое-то время.
Говоришь, что ты пожалела его, не смогла отказать. Я понимаю. Тычеловек, в тебе сердце человека, оно жалеет и сострадает, и никуда от этого не деться. Ты приехала к нему, а потомпотом тело подвело тебя, ведь так? И тоже потому, что ты ,человек. Я не осуждаю. Если ты вернёшься, то не стану упрекать ни одним словом. У меня нет на это права.
Однажды ты проснёшься совершенно свободной. Ты смелая девочка и не побоялась пойти и посмотреть в глаза человеку, который столько лет был тебе дорог, а потом стал чужим. Могу с уверенностью сказать, что он просил и даже умолял тебя вернуться. И это не потому, что я такой умный Гуру, просто это закон жизни и никому от него не уйти. Звёзды кажутся нам драгоценными лишь потому, что они недосягаемы, а если они лежат в кармане пиджака, то и цена у них, как у придорожных камней.
Ты изменилась. Я достаточно видел твоих фотографий, чтобы понять, что это не просто скованность перед объективом. Ты была с тем, с кем была, но сердцем уже не с ним. И ты не притворялась, не скрывала за весёлостью сожаление, или может жалость к нему, невозможность возврата к прошлому.
Однажды так же посмотришь ты и на меня.
Все мужчины одинаковы. И я не буду скрывать, что когда вижу твою радость с другим, то хочу сказать обидное, уязвить, замутить её. Но не в этот раз. Да ты была с другим, и я ревновал тебя, и всё-таки сейчас я говорю с тобой с глубокой нежностью. На расстоянии многое видится яснее.
Я говорю с тобой не для того, чтобы ты жалела и меня. Да и зачем жалеть? Ведь я был с тобой счастлив. Странно, ты не ушла ещё, а я пишу «был».
Легче лёгкого сказать: «будь моей всегда». Скажи я таки ты вернёшься, я знаю, ты ведь вернешься. И останешься, даже встретив настоящую реальную любовь, вернёшься из жалости ко мне. Легко опутать тебя цепью сострадания, но я не говорю так, потому что знаюлюбовь требует свободы. Она должна владеть всем без остатка. А был ли я весь твой? Наверно, нет и не буду.
Если я позволю хотя бы и малой части тебя остаться со мной, твоё счастье будет неполным. Между тобой и тем, кого ты полюбишь, будет лежать бездна нашего с тобой мира, наш дом у моря
Чтобы дать тебе свободу, я должен уничтожить его, разрушить, стереть все следы с твоей души. Если ты скажешь, что время пришлоя сделаю это, клянусь. Что у меня останется послене знаю. Может быть воспоминания, может быть ничего, пустота. Я приму только те воспоминания, которые сохранят тепло и жизнь дней, что мы провели вместе, а мёртвый пепел прошлого мне не нужен. И тогда я не смогу вспомнить тебя. И даже тот образ, что я создал в своём воображении, уже будет не ты. Та часть меня, которая принадлежит и всегда будет принадлежать тебе, умрёт. Перестанет быть. Буду другой я. Не твой.
Рассказать ли тебе как я сейчас живу? В постоянном страхе, что потеряю тебя. Что завтра или послезавтра ты напишешь и это случится, и моя душа должна будет умереть.
Это было с самого начала так, возможно поэтому я обижал тебя часто, цеплялся к словам, искал в них то, чего не было, пытался рассмотреть наше будущее расставание.
Пойми и прости меня. Это не было желание пострадать, я не люблю страданий, да кто же их любит?
Сейчас я живу как во сне, но когда заставляю себя проснуться и взглянуть на факты как они есть, то вижу безысходность. Тупик.
Я не могу быть с тобой таким и так, как ты этого хочешь, и никогда не смогу. И ты не сможешь стать такой, как я хочу. Мы разные. Но главное, что я стремлюсь владеть тобой, всей тобой, а это невозможноты принадлежишь себе и только.
И вот я расколол мир надвое. В одной его части построил дом у моря, такой о каком всегда мечтал. В этом мире сколько бы мы ни спорили и ни ссорились, превыше всего наша любовь и близость. И в нём мы полностью принадлежим друг другу: ятвой, тымоя, и мы не боимся это потерять.
В этом доме я засыпал и просыпался, обнимая тебя, наполненный удивлением и радостью не проходящей близости, со слезами счастья на глазах и горячей волной в сердце.
В этом мире, независимо от времени годабудь то дождливая осень, снежная зима, весна с её прозрачным мартовским льдом и ручьями, или дождливое грозовое летов этом мире над всем преобладало живое тепло нашей любви. Наш дом был недосягаем для холодных ветров разочарования. Я воздвиг вокруг него стены куда более высокие, чем трёхметровая изгородь из камня и железа.
И море там хранило нас
Но вот что страшно, есть и другой мирреальный. Беда в том, что владея тобой в одном из миров полностью, в другом я не знаю даже где ты. Ты не со мной сейчас, а я хочу чтобы была тут, рядом и моя.
Сказать, что я ревнуюэто значит ничего не сказать. Когда я представляю тебя с другим, как ты смотришь на него, улыбаешься, я готов камни грызть. Во мне живёт только бессильная ярость, всё прочее мертво. И никакие доводы разума не убедят меня в абсурдности таких чувств.
Я вспомнил сейчас тот день, последний день, когда мы были вместе. На столе в моём кабинете стоял букет из осенних листьев, ты собрала их в саду, а впереди была ещё целая ночь. И я сказал себе, что обо всём остальном буду думать позже.
И вот, спустя день и до сих пор, тебя уже нет рядом, остались только мои мысли.
Нет, мне страшен не тот, к кому ты ушла сейчас. Возможно, с тем человеком встреча твоя впереди. Я еще надеюсь, что ты вернёшься ко мне, но должен смириться с твоим светлым ожиданием, готовностью к любви, желанием отдать её Не мне. Я всегда это знал, оберегал тебя, пока ты ждала. Но я всё знал. Мне было больно от этого знания, от неотвратимости того, что не ядругой возьмет тебя за руку, посмотрит в глаза и с ним, а не со мной ты будешь «только вдвоём».
У меня нет права на ревность к нему, но ревную, и это Ад! Оттого то я бываю несправедлив к тебе и наказываю за то, чего ты не совершала. Не ты делаешь мне больно, но я сам! Хотя и виню тебя. Прости меня!
Я чувствую, как всё катится по наклонной, я срываюсь в пропасть и мне не за что уцепиться. Если бы ты знала, какое холодное оцепенение овладевает мною. Как будто я правда кусок льда, в чём ты меня так часто упрекала.
И ничего нет. Ничего. Пустота и холод внутри.
Зачем я говорю тебе это? Знаешь, пусть я скажу сейчас, пока ты как бы со мной, ведь потом я уже ничего не смогу сказать. Да и времени не будет. Это я тоже знаю.
Ты говорила о Дамокловом Мече, а я не первый день живу под ним. И всё-таки я благодарен судьбе за то, что мы встретились, за то, что вместе. Пока ещё вместе, ведь так? Ты не ушла, не оставила меня, Малыш?
Я благодарен тебе, что ты не скрывала куда и зачем уехала, а сказала, как есть. И я прошу тебя также сказать когда когда полюбишь и уйдёшь совсем.
Тогда мой мир опустится на дно Океана, как Титаник. И станет потерянной в небытие могилой любви.
Прости мне эти слова, но пусть я скажу их сейчас, пока ты ещё со мной
Я люблю тебя.
Твой В.»
Виктор писал это не останавливаясь, потом, не перечитывая, запечатал письмо и убрал в стол. Он смертельно устал и не имел силы идти в спальню, ложиться в постель. Уснул не раздеваясь на диване в кабинете.
А на следующий день, рано утром Рита вернулась.
Она была полна впечатлений о Москве, рассказывала Виктору про всё, что там было, про магазины, улицы, про то, как замечательно прошла презентация.
Письмо так и осталось лежать в столе нераспечатанным.
Глава 14
Пробуждение
Виктор не мог знать, что думает Рита, что она чувствует, как меняется её отношение к их жизни. В этом не было ничего удивительного, разве в чужие мысли залезешь? Физическая близость никак не влияет на духовную. Но Рита и сама не знала. Она ничего не понимала, что с ними происходит. И запуталась вконец.
Возможно, если бы они говорили друг с другом больше. Чаще. И не о героях книг, а о собственной жизни Но Рита не любила обсуждать это с Вяземским. Она не любила его манеру превосходства, во всяком случае ей казалось, что Виктор разговаривает всегда с высоты своего опыта, возраста. Считает её дурочкой.
Это не сразу стало понятно. Сначала ей понравилось, что он, такой взрослый и серьезный, обратил на неё внимание. Подошел. Ну, может быть, все случайно вышло, в автобусе оказались рядом в час пик. Не стал бы он специально лезть за ней в такую давку. Вяземский не такой. Рита и сама не могла понять, а что она-то думает. Все слишком быстро произошло в тот вечер. Виктор её сразу поцеловал. И если бы он потом остался с ней, поднялся бы в квартиру и вот это все, как было с Сашкой. Тот бы без долгих разговоров и сразу в койку. Сволочь, сделал ребенка, потом погнал на аборт. А обещал жениться.
Дома мать с отцом, сестра младшая. Работа гадкая, в конторе сидеть, бумаги с места на место перекладывать. Шеф плешивый, с масляным вглядом, все время норовит дотронуться. Если разговаривает, обязательно лапнет за руку или за коленку. Рита ненавидела его. В конце каждой рабочей недели давала себе слово, что уйдет, но в понедельник вставала по будильнику и опять тащилась в контору. Ваш новый взгляд на мирустановка и ремонт окон. Разве она этого хотела, когда на журфаке училась? Нет, она мечтала о своем журнале. Ну, или о большом толстом ежемесячном, стать штатным спецкором, чтобы писать туда статьи умные. Не светскую хронику, а что-то серьезное. А потом добиться известности, брать интервью у знаменитостей, как Познер.