Самые трудные дни - В. П. Скоробогатов 9 стр.


Как потом стало известно, стараясь помешать соединению наших фронтов, немецкое командование решило нанести внезапный удар силами 24-й и 16-й танковых дивизий по нашему флангу.

До конца войны мне, пожалуй, больше не довелось видеть такого плотно насыщенного артиллерийского удара по узкому участку, как это произошло в тот раз. Огонь сотен орудий встретил атакующую массу немецких танков. Земля стонала от гула. Орудия били буквально со всех сторон. Довершали контратаку летчики и танкисты.

Попытка Паулюса сорвать окружение провалилась. В 16 часов 23 ноября 36-я танковая бригада четвертого мехкорпуса Сталинградского фронта сомкнула кольцо окружения, соединившись с 45-й танковой бригадой четвертого танкового корпуса у поселка Советский около Калача-на-Дону.

Как известно, в окружении оказалось 22 дивизии и 160 отдельных частей отборной гитлеровской армии.

Участникам этой мастерски выполненной операции «Уран» никогда не забыть тех морозных минут, когда от поселка Советский и почти до самого Калача в воздух взлетала масса разноцветных ракет, оповещавших о завершении первого этапа разгрома фашистских войск под Сталинградом.

П. А. Беляков, подполковник запасаСОКОЛ УМИРАЕТ В НЕБЕ

Грузноватый мужчина шел по аэродромному полю. Шел тяжело и шатко, неестественно четко печатая шаг, словно проверял твердость почвы под собой. Он был невысокого роста, худ и бледен. Крупные черты лицабольшой с горбинкой нос, крутой подбородоквыдавали в нем человека незаурядной силы, воли и решимости. Ярко светило солнце. На аэродроме буйно зеленела трава. Лето было в самом разгаре. Человек часто останавливался и, каждый раз подставляя лицо теплому солнцу, счастливо улыбался. Голубое небо и солнце наполняли его сердце трепетом. Отчего же так волновался человек? Почему так влюбленно смотрел в небо?

Вот он подошел к офицеру-летчику, стоявшему у взлетной полосы.

 Капитан Кузьмин. Прибыл в ваше распоряжение. Из госпиталя,  пояснил он.

Командир полка майор Курочкин, совсем молодой и энергичный человек, засыпал вопросами:

 Воевал? Сколько сбил самолетов?

 Воевал. Вначале под Брянском, затем на Калининском направлении. Самолетов сбил мало,  скупо отвечал Кузьмин.  Всего четыре.

 Мало, говоришь?!  удивился офицер.  Да ты, я вижу, не лишен чувства юмора. Иди в штаб, оформляйся. Комэском будешь.

 Есть!  козырнул Георгий и неуклюже повернулся на месте. Командир посмотрел ему вслед с укором: «Со строевой выправочкой, видно, не в ладу живет капитан».

В штабе Кузьмина встретили с радостью.

Комиссар эскадрильи Валовой, статный мужчина лет под тридцать, стоял перед строем летчиков, одетых в новые комбинезоны.

«Держись, дружище!»шепчет Георгий и торопится на выручку, но ведомый ровным маневром уходит из зоны огня и сам атакует подвернувшийся бомбардировщик. Вражеский самолет «хейнкель» вспыхивает и падает вниз, оставляя за собой грязно-серый след.

 Так его! Молодец!  Кузьмин обрадован успешным действием друга. Он бросает свой истребитель в сторону для новой атаки, но тут замечает, как к машине ведомого крадется фриц с каким-то ярким знаком на фюзеляже.

«Гитлеровский ас, верно».

Георгий метнул истребитель «горкой» вверх и с небольшой высоты спикировал на него. Фашист трусливо отвернул в сторону и вышел из боя, а Георгий Кузьмин устремился к бомбовозам.

 Не пропустим врага! Не дадим сбросить бомбы на нашу землю!

В воздухе чадная гарь.

Грязные шлейфы дыма сбитых стервятников тянутся к земле.

Враг обращен в бегство. Семь минут, а какой успех! Наверное, не только смелость, но и вид новых самолетов придал гитлеровцам страха. Кузьмин дает сигнал эскадрилье возвращаться. И время, и горючее были на исходе. Истребители победно колыхнули крыльями, возбужденные, летят, соблюдая порядок.

Вот он, полевой аэродром. На длинном шесте колышется полосатый «колдун». Показались рулежные дорожки, посадочное «Т» на краю травяного поля, бегущие навстречу друзья. В полку уже знали об успешном выполнении задания эскадрильей и о том, что комэск лично сбил два немецких «хейнкеля».

А вечером комиссар эскадрильи Григорий Валовой решил зайти к Кузьмину на квартиру. Тот жил один и почему-то сторонился друзей. «Что с ним?»Этот вопрос не раз вставал перед комиссаром. Валовой знал о Кузьмине мало. Знал, что воюет с первого дня войны, что родом из Саянского района Красноярского края, в 1930 году поступил в летное училище в городе Вольске, в истребительный полк прибыл из госпиталя. Вот и все. «В сущности, почти ничего не знаю,  заключил по дороге Валовой.  А ведь мне о человеке надо знать все. Ну, вот, к примеру, он малоразговорчив, замкнут. Отчего это? Если характер такой, это одно, а если что другое?..»

Валовой приоткрыл дверь. В комнате было тихо. На столе горела керосиновая лампа с разбитым стеклом, заклеенным газетным обрывком. Кузьмин сидел на кровати и с каким-то особым усердием растирал ноги. Брови Валового удивленно поплыли вверх: «Ноги Без ступней?!)» Заметив комиссара, Георгий смутился, покраснел и стал быстро натягивать на себя одеяло, но Валовой взял его руку.

 Георгий, что у тебя с ногами?

Кузьмин молча откинул одеяло.

Глаза комиссара еще больше расширились, а лицо слегка побледнело.

 Без обеих ступней летаешь И сбил два самолета  Валовой сдвинул фуражку на затылок.  Да ты герой, Кузьмин!

Георгий смущенно улыбнулся.

Комиссар подсел к нему.

 Расскажи, Георгий, что с тобой произошло, как потерял ступни ног?

 Сбили меня под Брянском. В ноябре сорок первого года. Морозы стояли. Все б ничего. Ранен-то я был в бедро. Идти не мог. Пришлось ползти. Пока добралсяступни почернели.

Кузьмин потянулся к стакану с водой. Валовой опередил его и подал сам. Глотнув воды, Георгий продолжал рассказ о себе.

 В госпитале врачи долго уговаривали ампутировать пальцы и часть обеих ступней. Чуть дуба не дал. Нет, не от боли, а от горя, что не буду летать. Заказали мне специальные протезы. Научился ходить. Не сразу, конечно. Месяца три падал, как ребенок. Да что там говорить: упаду, гляну в небо слезы в глазах. А сейчас ничего Хожу! Какое это счастье иметь ноги! Да, обыкновенные ноги. Когда их имеешь здоровые, то как-то забываешь, что они есть. Зато теперь всегда помню, что ноги у меня есть. И радуюсь. Только когда шел на комиссию, то очень боялся, что заметят мою хромоту, не допустят к полетам. А ведь я, Григорий Павлович,  улыбнулся Кузьмин,  натренировал свои культи так, что хожу на них, как на настоящих ногах. Не так ли?

 Да, конечно,  слабо улыбнулся Валовой.

Кузьмин сел на кровать, поджав под себя ноги, прикрыл их одеялом.

 Вот такой случай со мной произошел,  заключил он и, скривив губы, грустно усмехнулся, словно извиняясь за свой физический недостаток.

 Случай действительно редкий. Летчика, управляющего боевой машиной без ступней ног, да еще такой, как истребитель, вижу впервые.  Комиссар на минуту задумался. И Георгий решил, что безобразный вид его ступней вызвал у комиссара какое-то сомнение.

 Врачебная комиссия признала меня годным,  поспешил он заверить и постарался скрыть смущение.

 Верю, верю  согласился Валовой, но с лица его по-прежнему не сходила задумчивость.

Тогда Кузьмин встал с кровати и заходил по комнате, как бы демонстрируя свою полную способность ходить на ногах без обуви.

Дверь с шумом распахнулась. В комнату быстро вошел командир полка. Вид у него был возбужденный.

 Почему ты сразу не сказал?  заговорил он.

«Значит, и командир узнал,  догадался Кузьмин.  Из госпиталя, верно, документы пришли»

В голосе майора звучали металлические нотки.

 Россия еще не изошла здоровыми сынами, чтобы посылать в небо

 Калеку, хотите сказать?  перебил Кузьмин.

 Я не имею права рисковать жизнью людей.

 Выходит, пилот Кузьминспетая песенка. Конченый человек.  Георгий энергично заходил по комнате. Затем встал против Курочкина.

 Вам ли мне говорить, товарищ командир. Что хотите делайте со мной, а от боевой машины не отрывайте. Я еще не закончил счет сбитым фашистским самолетам. А что касается моих ног, они у меня в норме. Разве я не доказал это?

 Доказал, согласен. А если посложней обстановочка будет?

 Справится,  поддержал летчика Валовой.

 За тебя, дурья голова, беспокоюсь,  совсем другим тоном заговорил майор Курочкин, подойдя вплотную к Кузьмину.

Алексей Иннокентьевич Курочкин был отходчив. Вот и сейчас в глазах его появились теплые искорки.

 Я ведь командир и не имею права рисковать жизнью Людей Хорошо, убедил. А теперь получай,  подал он свернутый вчетверо лист бумаги Кузьмину.  Тебе прислали. Пехота благодарит за помощь. Я тоже не остался в долгу. Написал на тебя наградной лист. Спасибо за службу. Восхищаюсь тобой, Кузьмин. Это просто здорово! Без обеих ступней летать, и не только летать! Но смотри мне! А зол не оттого я, что ты скрывал от меня свою тайну. Нет! Понимаешь

Курочкин нахмурился. В голосе командира послышалась нотка искреннего беспокойства.

 Немцы наступают. Приказано полку срочно перебазироваться.

Сможешь лететь?

 Смогу, конечно,  ответил Кузьмин.

 Тогда с рассветом первым вылетаешь со своей эскадрильей. Под Сталинград.

В конце августа 1942 года на подступах к Сталинграду шли ожесточенные бои. Боевые порядки гитлеровцев плотно прикрывались авиацией. Расстроить ряды наступающих войск, нанести им максимальный урон в приволжской степи и было одной из главных задач советской авиации.

239-й истребительный авиационный полк совершал вылет за вылетом. То вылет на прикрытие «илов», то самостоятельный полет на перехват очередной партии фашистских бомбовозов. Зачастую истребители атаковали гитлеровцев, круша огнем из пушек и пулеметов мотопехоту, артиллерию, автомашины и танки противника.

Капитан Кузьмин только что вернулся с очередного задания. Это был его 200-й боевой вылет с начала войны. Отойдя в сторону, Георгий с трудом снял сапоги и не удивился, что культи распухли. Боясь, что кто-нибудь увидит их, Кузьмин тотчас обулся. Поправил планшетку, пистолет и решительно шагнул к радиостанции, у которой сидели командир и начальник штаба. Подойдя, нагнулся к динамику. В эфире творилось невообразимое. Немецкие наводчики предупреждали своих пилотов.

 Ахтунг! В воздухе Алелюхин! Лавриненков!

Алелюхин и Лавриненков были прославленными летчиками соседнего гвардейского истребительного полка, которым командовал подполковник Лев Львович Шестаков. На помощь им вылетело звено из эскадрильи капитана Кузьмина. Возглавил его старший лейтенант Кравчук, ведомым у него был Чантурия.

Завязавшийся бой приближался к аэродрому. В воздухе стоял сплошной рев. Иногда прослушивались голоса, команды летчиков, командиров звеньев. Но из этого шума трудно было понять, чья сторона побеждает, только догадывались по восторженным возгласам:

 Бей! Заходи в хвост!

 Круши гада!

 Так его!

 Витя, «фоккер» сзади! Лечу на помощь.

 Чантурии голос,  угадал майор Курочкин.

Через несколько минут на аэродром сел истребитель старшего лейтенанта Кравчука. Пилот скорее упал, чем вылез из кабины. Техники увидели, как нервно задергались плечи летчика.

 Убили Убили Чантурию,  а потом крикнул:Скорее заправляйте баки!

 Разрешите и мне,  попросил капитан Кузьмин, обращаясь к командиру полка.

 Не разрешаю. Не время.

Но вот посты ВНОС сообщили о подлете новой партии немецких бомбардировщиков. Майор Курочкин посмотрел в глаза Кузьмина, полные гнева и решимости.

 Давай! Всей эскадрильей!

К городу летели «хейнкели». Летели группами, уверенно, нагло, не скрывая своих намерений.

Развернувшись, эскадрилья Кузьмина набирает высоту. Команды выполняют четко, почти мгновенно. Забыта боль в ногах. Прошла усталость. Ее нет. Есть ненависть. Жгучая, беспредельная, как сама сталинградская степь.

Когда в небе показались вражеские машины, командир оставил одно звено для прикрытия, а другое повел в атаку. Кузьмин видит, как самолеты врага принимают боевой порядок для бомбометания. «Успеть бы!»

 Атакуем!  услышали приказ Кузьмина.

Трассы пуль впиваются в моторную часть «хейнкели». Бомбардировщик клюнул, но продолжал лететь к цели.

«Добью гада!»Новый заходи снова трасса пуль впивается в мотор.

Огромный неуклюжий «хейнкель», вобрав в себя порцию свинца и металла, сваливается на плоскость и летит прямо в воду.

 Принимай подарок, Волга!

Гитлеровцы не выдерживают натиска эскадрильи Кузьмина и, свернув с курса, беспорядочно сбрасывают бомбы.

19 ноября советские войска перешли в контрнаступление. С новой силой разгорелись воздушные бои над Волгой, над широкой сталинградской степью. Немецкие радиостанции теперь передавали в эфир тревожные предупреждения:

 Ахтунг! Ин дер люфт ас Кузьмин!

(Внимание! В воздухе ас Кузьмин!)

Наступление развивалось успешно. 239-й истребительный полк срывал попытки врага наносить удары с воздуха по наступающим войскам, крепко удерживал инициативу на своем направлении. Не внесла растерянности в души летчиков потеря бесстрашных пилотов Чантурии, Кочкина, Бондаренко. Гибель каждого друга отмечалась увеличением счета сбитых «юнкерсов», «хейнкелей», «мессеров», «фоккеров», «дорнье». Каждый день приволжская степь жадно поглощала в свою толщу разбитые части стервятников Геринга. Наступление наших войск продолжалось.

Это утро выдалось особенно холодным. Стоял лютый мороз. В приволжской степи гуляла пурга. Вздымая тучи сухого снега, на аэродромное поле въехал «виллис». У рулевой дорожки машина остановилась. Из нее с трудом выбрался генерал-майор Т. Т. Хрюкинкомандующий 8-й воздушной армией. Отряхнув меховой воротник комбинезона от снега, оглянулся. К нему навстречу бежал командир авиаполка.

 Есть у вас виртуоз?  поздоровавшись, спросил генерал.

 Кто?  переспросил командир.

 Найдется в полку летчик-виртуоз, который в такую погоду мог бы вылететь на разведку?

Командир полка опасливо покосился. На аэродроме бесновался снежный буран. Завихрения снега высоко поднимались к небу, и небо от этого казалось серым и тревожно-мрачным.

 Нелетная погода,  нехотя выговорил Курочкин.

 Сам вижу, что нелетная.

Генерал выжидающе посмотрел в сосредоточенное лицо командира. «Суровая погода,  думал генерал,  опасно летать в такое время, но иного выхода нет».

 Летчик такой есть,  наконец твердо произнес командир полка.

 Кто он?

 Кузьмин.

 Зовите его сюда.

Через несколько минут к генералу Хрюкину подошел Георгий Кузьмин, в унтах и реглане.

 Вот что, товарищ Кузьмин. Время на разговоры терять не будем. Командующий фронтом приказал разведать противника вот в этом районе.  Хрюкин, прикрываясь от ветра со снегом, развернул карту.  Есть предположение, что фашистское командование накапливает здесь танки и мотопехоту,  ткнул он пальцем в угол листа.  Важно узнать, так ли это? Кроме того, крайне необходимо уточнить, вышла на рубеж атаки наша конница или нет?

 Есть!  коротко ответил Кузьмин.  Будет выполнено.

Генералу понравился спокойный и уверенный тон летчика. «Этому доверить можно»,  тепло подумал он о Кузьмине.

 Удачного полета, сокол!  Хрюкин пожал летчику руку.

Генерал дождался, пока истребитель поднялся в воздух и скрылся в снежной коловерти, и только тогда направился к своей машине.

Георгий летел на низкой высоте. Самолет бросало из стороны в сторону. Земля проглядывалась плохо. Приходилось сильно напрягать зрение, кружиться по нескольку раз возле каждого подозрительного объекта. Над станцией Котельниково он развернулся. Заметив в завитках метели скопление конницы, сделал крутой разворот и, снизившись на предельную высоту, с большим креном пронесся над полем. Раз, другой По нему не стреляли. Группы конников стеною двигались вперед. «Наша конница или нет?  Георгий сбавил скорость и снова развернулся.  Паники не замечается. Конники идут на запад, значит, наши». Посмотрев на карту, Кузьмин окончательно убедился, что это и есть заданный район, куда должна выйти конница.

«Теперь надо узнать, где скапливаются фашисты: танки, пехота».

Сектор газа отведен до отказа. Самолет, набрав высоту, уносится в кромешную мглу. Проходит минута, другая. Время снизиться. «Ястребок» прижимается к земле.

Назад Дальше