Губкина оглушил свист. Один из «юнкерсов» пикировал прямо на его баркас. И вдруг снова взмыл в воздух, бомба упала далеко за кормой баркаса. Кто-то крикнул: «Фашисты удирают!» Действительно, на гитлеровских стервятников напали французские истребители из полка «Нормандия».
Главные силы батальона были уже на середине реки. Туман окончательно рассеялся, лишь на склонах высоты, где развернулись передовые подразделения батальона, длинные белые шлейфы еще простирались над созревающими хлебами. Враг подтягивал резервы. Внезапный пулеметный огонь хлестнул по плотикам и лодкам. От одной мысли, что форсирование может захлебнуться, Губкин покрылся холодным потом. Повернуть назад значило погубить людей, не выполнить задачи
Пули впивались в борта баркаса. Губкин по рации вызвал огонь артиллерии. С тревогой оглядывался на лодки, плоты и плотики, невыносимо медленно, как казалось, двигавшиеся среди пенных фонтанов. Отмечал вспышки на том берегу, передавал координаты
Высадившись на берег, уточнил боевые задачи подразделениям: шестой роте овладеть фольварком Погермань, четвертой, наступая в центре боевого порядка батальона, развить успех передового отряда, пятой отразить возможную контратаку противника с левого фланга.
Батальон капитана Губкина первым форсировал Неман на главном направлении наступления дивизии. Быстрота и натиск, с которыми он действовал, привели врага в замешательство. С ходу сбив вражеское прикрытие, бойцы устремились вперед. Из штаба полка требовали: «Не задерживаясь, продвигаться в глубь обороны противника».
Поесть люди смогли только в два часа ночи. Кухня отстала, пришлось ограничиться сухим пайком.
Бой не утихал ни на минуту. Еще утром был тяжело ранен командир передового отряда лейтенант Авдеев. На его место Губкин назначил Костина. К вечеру принесли израненного осколками мины старшего лейтенанта Ветрова.
Держись, брат! сказал Губкин старому другу. Помедлив, добавил: Возвращайся скорее в строй. Еще повоюем вместе!
Ветров открыл глаза.
Отвоевался я, товарищ капитан, сдавленно прохрипел он и заплакал.
С сорок третьего года они служили вместе, участвовали в боях
Как и многие фольварки в Литве, Погермань утопал в саду. Несколько добротных кирпичных построек, обнесенных каменным забором, напоминали крепость. Когда бойцы ворвались в ворота, навстречу им бросилось несколько девушек-украинок, угнанных сюда в рабство: они работали на хозяина, успевшего сбежать с гитлеровцами. Трогательная встреча длилась недолго.
Танки! крикнул один из бойцов.
Шесть вражеских танков двигались к фольварку с двух сторон. Костин выставил пулеметы в проломах каменного забора, чтобы отсечь пехоту. Две машины были сразу подбиты из противотанковых орудий. Остальные, выпустив по нескольку снарядов, отошли
Дальше продвигались не встречая серьезного сопротивления. Вскоре со стороны Каунаса послышались отдельные выстрелы, Губкин послал туда разведгруппу. Батальон уже двигался в походном порядке. Шли проселочными дорогами, минуя полупустые фольварки, небольшие перелески.
Вернулись разведчики. Противника они не обнаружили.
Товарищ капитан, доложил боец Жубатырев, мы тут встретили одного старика-литовца. Он нам наплел какую-то несуразицу. Дескать, мы немцев пропустили к себе в тыл, много танков и пехоты прошло к Неману
Известие казалось неправдоподобным, но Губкин немедленно сообщил о нем в полк. Старик оказался прав: вражеские танки и мотопехота прошли в полосе наступления соседней дивизии. Враг пытался отрезать и окружить вырвавшиеся вперед части генерала Городовикова. На отражение вражеского контрудара были нацелены соседняя дивизия и часть армейского резерва. Но Губкин об этом не знал. Начальник штаба полка подтвердил приказ: срочно перерезать шоссе на Каунас.
Не останется ли враг в нашем тылу? переспросил Губкин.
Продолжайте двигаться вперед! последовал ответ.
Вскоре разведчики доложили, что видят на шоссе немецкие танки и автомашины. В следующую минуту по рации поступил приказ командира полка подполковника Водовозова:
Закрепиться на достигнутом рубеже.
Нахожусь на открытой местности. Переходить к обороне на этом участке нецелесообразно
Закрепляйтесь на выгодном рубеже. Если необходимо, можете немного отойти.
Губкин поспешно отвел роты назад, занял оборону в районе безымянного фольварка.
Подошел Чернобаев с котелком, наполненным вареной картошкой.
Вам на двоих, товарищ комбат, с замполитом. Подзаправьтесь, пока фриц позволяет!
А как бойцы?
Не беспокойтесь, все будут накормлены. Нештатные повара во взводах потрудились!
Едва Губкин с Костиным принялись за еду, как появился связной от боевого охранения: по дороге в направлении фольварка движется бронетранспортер противника.
Поднявшись на холмик, увидели, как транспортер буквально перед носом нашего орудия развернулся и умчался на большой скорости.
Упустили разведку противника!
Приблизившись к пушке, услышали ругань.
Затвор, будь он неладен
В чем дело? спросил Губкин.
Виноват, товарищ капитан! сержант Воиншин, командир орудия, растерянно смотрел на комбата. Хотели подпустить поближе, взять целехоньким. Все время держали на прицеле, но фрицы, должно быть, почуяли, повернули назад. И, как назло, затвор заело
Вероятно, противник установил передний край обороны батальона. Губкин приказал усилить наблюдение, приготовиться к отражению контратаки.
Гитлеровцы контратаковали батальон Губкина превосходящими силами пехоты в сопровождении танков. Противник прорвался к командному пункту полка, который к тому времени был вынесен вперед. В ожесточенной схватке пулеметчикам удалось отсечь пехоту от танков, однако «пантеры» продолжали беспрепятственно двигаться прямо к полковому КП. На их пути в засаде осталось последнее противотанковое орудие. Против одного орудия четыре танка. Но его командир сержант Воиншин проявил железную выдержку и открыл фланговый огонь, когда до первой «пантеры» оставалось не более ста пятидесяти метров.
Грохнул выстрел, на землю со звоном скатилась гильза. «Пантеру» заволокло дымом. Еще выстрел, еще Горело уже два танка, остальные свернули, чтобы укрыться в роще.
Наступило кратковременное затишье. Немецко-фашистское командование не могло примириться с тем, что советским частям удалось закрепиться на плацдарме. В подразделениях 6-й танковой дивизии немцев было объявлено: «Германские солдаты! Перед вами «Дикая дивизия» русских! так они окрестили соединение генерала Городовикова. Вас ждет победа или смерть за фюрера, другого не дано!»
Противник начал сосредоточивать южнее Каунаса крупные силы для того, чтобы окружить и уничтожить 184-ю стрелковую дивизию. Генерал Городовиков, оценив создавшуюся обстановку, приостановил действия по дальнейшему расширению плацдарма. Особенно тяжелая обстановка сложилась на участке полка Водовозова. Немцы вышли на фланги и отрезали его батальоны от соседних частей. Командир полка решил любой ценой удержаться на занимаемых рубежах до наступления темноты, а ночью вывести полк из полуокружения и соединиться с главными силами дивизии.
Окопы переднего края переходили из рук в руки. Противник имел четырехкратное превосходство. Коридор, на котором оборонялся полк, не превышал в ширину двух километров и насквозь простреливался пулеметным огнем. Первый батальон капитана Стручина фронтом на юг отражал вражеские контратаки с переменным успехом. Второй батальон капитана Губкина под натиском гитлеровцев вынужден был оставить окопы первой линии. На него наступал батальон мотопехоты противника, усиленный танками и артиллерией.
Рядовой Примак первым увидел полковое знамя в центре боевых порядков батальона. Алое полотнище развевалось на ветру, полыхая огнем в лучах заходящего солнца, напоминая бойцам о крови народной, пролитой в сражениях за Родину
Вдоль окопов пробежал замполит Костин:
Товарищи, поклянемся победить или умереть!
В ответ взметнулось мощное «ура». Костин бежал от взвода к взводу, и следом катилось «ура». Растерявшиеся гитлеровцы вернулись в свои окопы, приготовились к отражению контратаки. Не дождавшись, возобновили наступление, но время было упущено, наступили сумерки
Правый фланг батальона Губкина с боем отступил к опушке рощи. За два часа гитлеровцам удалось продвинуться лишь на полкилометра, но двенадцать вражеских танков вклинились в глубь нашей обороны. В засаде их ожидало орудие комсомольца Воиншина.
Стрелять будем только наверняка. Быть наготове! приказал сержант.
Вражеские танки были уже близко от огневой позиции. Солдаты с напряжением следили за ползущими стальными чудовищами. Вот Воиншин взмахнул рукой: «Огонь!». Грохнул выстрел, передний танк развернулся на месте, задымил. После двух выстрелов загорелся еще один. Солдаты быстро перекатили орудие на запасную позицию. Вновь прозвучала команда, остановился третий танк. Идущий следом за ним полоснул из пулемета. Упал сраженный наводчик. Воиншин занял его место, подбил четвертый танк. Остальные, развернувшись, один за другим покинули поле боя.
Но передышка была недолгой. Вскоре слева показалось еще пять танков. Расчет моментально развернул пушку. Впереди на большой скорости мчалась «пантера», вот-вот подомнет под себя орудие. Выстрел Машина остановилась, над кормовой частью поднялся столб дыма. Пушка горящего танка выплюнула снаряд, осколком ранило Воиншина
Две «пантеры» продолжали ползти на ОП. Воиншин, из последних сил держась на ногах, навел орудие, нажал на спусковой рычаг. Сноп искр отлетел от лобовой брони танка. Рикошет
Товарищ сержант, последний снаряд! крикнул заряжающий.
Воиншин прильнул к прицелу.
Товарищ сержант
Танк сбавил ход, обходя фундамент сгоревшего дома. Выстрел. «Пантера» завертелась на месте. Следующий танк обошел ее.
Оставались противотанковые гранаты.
Артиллеристы невольно оглянулись назад. По всему участку обороны рвались вражеские снаряды, мины, пересекались очереди трассирующих пуль. И вновь над КП полка мелькнуло красное полотнище
Гранаты к бою!
Ефрейтор Герасимчук полз по нескошенному лугу. Из танка его не замечали. Потеряли из виду и наши солдаты лишь след на примятой траве
Неожиданно раздался взрыв, за ним второй. Танк остановился, экипаж стал выпрыгивать из люков. Автоматные очереди пехотинцев не дали фашистам уйти
Поздно вечером генерал Городовиков вызвал по радио подполковника Водовозова:
Противник бросил против нас до танковой дивизии, в том числе батальон из «Великой Германии». Отводите полк за Неман.
А как же с плацдармом?
На других плацдармах события развертываются лучше. Мы выполнили свою задачу.
Под покровом темноты все три батальона соединились, стали отходить обратно к Неману. Гитлеровцы попытались отрезать им путь. Всю ночь шли упорные бои. Только к рассвету под прикрытием авиации и артиллерии полк Водовозова переправился на противоположный берег.
Дивизия Городовикова была переброшена на дальние подступы к Каунасу.
При форсировании Немана отличились и летчики французского авиационного полка «Нормандия». Черняховский писал командиру полка майору Дельфино:
«Военный совет фронта от всей души поздравляет вас и весь личный состав вверенной вам части с присвоением вашему полку наименования Неманский.
Вместе с вами и со всем личным составом гордимся, что в вашем полку в героических боях с врагом выросли такие офицеры, как Альберт Марсель и де ля Пуап Роллан, удостоенные высшей награды Страны Советов звания Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда». Советский народ никогда не забудет героических подвигов их и всей вашей части в общей борьбе против немецко-фашистских захватчиков. Мы приветствуем в лице вашей части и всего личного состава великий свободный французский народ и его армию, героически борющуюся за окончательный разгром гитлеровской Германии. Желаю вам новых боевых успехов в великом, благородном деле освобождении человечества от фашистской тирании».
Войска Черняховского «перепрыгнули» Неман. Последний крупный водный рубеж на подступах к Восточной Пруссии был преодолен. До границы с фашистской Германией оставалось всего около восьмидесяти километров. Но какие это были километры! Тяжелые бои развернулись за город Алитус. Начальник разведки генерал Алешин доложил командующему о том, что фашисты не успели эвакуировать советских граждан из алитусского лагеря заключенных. Черняховский приказал не открывать огня по району лагеря, город взять фланговыми ударами.
В фашистском застенке томились сотни советских людей. Каждый из них с замиранием сердца прислушивался к приближавшейся артиллерийской канонаде. Охрана, заперев ворота, заняла позиции в траншеях, направив пулеметы на окна бараков. Узники уже видели облака разрывов, приближающиеся к лагерю. Этот огонь угрожал их жизни, но был и единственной надеждой на освобождение.
Стена разрывов остановилась, не дойдя до лагеря. Снаряды стали рваться левее и правее.
Фашисты удирают! пронеслось по баракам.
Только бы вырваться! Только бы оружие в руки!
Но неожиданно на плацу появились грузовики. Охранники стали выталкивать узников из бараков, загонять в машины. Тех, кто сопротивлялся, расстреливали на месте. На пяти битком набитых грузовиках гитлеровцы успели вывезти часть заключенных. Более ста человек расстреляли. Первыми из наших воинов в лагерь ворвались гвардии сержант Воронин, рядовые Астапенко, Баширов, Кожокарь Гвардейцы в штыковом бою принесли освобождение своим соотечественникам.
Война приближалась к цитадели фашистской Германии Восточной Пруссии. Раскаты канонады донеслись до пограничного города Ширвиндт. Услышал их и Альфред Мюллер, отставной кайзеровский капитан, руководитель местной национал-социалистской организации. Три с лишним года назад, в ночь накануне вероломного нападения гитлеровской Германии на СССР, он устроил прием для офицеров одной из частей армии вторжения. Провозглашая тост за тостом, вспоминал, как его предки три века подряд совершали нашествия на славянские земли, как полки короля Фридриха Второго вторглись в Россию. Правда, забывал упомянуть о том, что впоследствии они были наголову разбиты и русские вступили в Берлин. Мюллер орал «Хайль Гитлер!» и с жаром говорил о грядущем мировом господстве арийской расы, с особым удовольствием подчеркивая, что Кенигсберг станет центром Великой Германии, которая будет простираться до Волги.
Но все случилось не так, как мечталось Мюллеру. Последняя весть о крупном поражении в битве за Вильнюс, о том, что русские неумолимо приближаются к границе, повергла его в уныние. Выцветшие глаза еще более потускнели, седые усики не топорщились, как прежде, задиристо и вызывающе, почетный шрам на щеке не от бутафорской студенческой дуэли, а от ранения в первую мировую войну придавал лицу еще более угрюмое выражение. Да, сильно сдал Мюллер! А ведь еще недавно выглядел бравым солдатом, несмотря на седьмой десяток лет. Как и все истые пруссаки, он был сентиментален, любил отражение зорь в озерцах, всплески карпов в прудах, запах сосен в своих лесных владениях. Имел двух сыновей и дочь. Ребята выросли сильными и здоровыми. Учил сыновей стрелять, готовил к военной муштре. Старшему исполнилось восемнадцать, когда умерла мать. С того времени надпись на кладбищенском кресте: «Фрау Шмидт, в замужестве Мюллер» успела уже поблекнуть.
Стояло знойное лето. Клеверное поле Мюллера дремало в истоме. Однажды в полдень, наблюдая за полевыми работами, старик увидел двух человек в военной форме, направлявшихся к его имению. Приложив руку к нависшим бровям, присмотрелся и в одном из них признал старшего сына Ганса. Идущие приблизились, старик бросился к Гансу, обнял его и отпрянул:
Сын мой, что с тобой?
Ганс молча припал лицом к плечу отца, слезы потекли по щекам из незрячих глаз.
Я оставил глаза в России. Ими заплатил за твои мечты о Германии до Урала!
Прости, сын мой, прости! сорвалось с дрожащих губ старика.
Спутник Ганса оказался крестьянским парнем из соседнего фольварка. Оставив Мюллера, он зашагал домой, размеренно взмахивая левой рукой. Вместо правой болтался пустой рукав.
А брат? спросил Ганс.
Брата твоего нет в живых. Неделю назад получил извещение
На ходу вытирая слезы, Мюллер довел сына до дома, усадил на камень у крыльца.