Войска генерала Крылова вели боевые действия на своем участке с переменным успехом, готовясь к новому наступлению. Капитан Губкин, проводив командующего фронтом в последний путь, вернулся в свой батальон и готовился к новому штурму. Проверяя боеготовность артиллеристов приданного дивизиона, увидел, как заряжающий одного из расчетов писал мелом на снарядах: «Гитлеру за Черняховского!» Комбат задержался.
Откуда родом?
Рядовой Карпухин, из Горького! представился боец.
Уверен, что твой подарок будет доставлен адресату?
Уверен, товарищ капитан! Вся батарея поклялась, что ни один снаряд не пропадет даром.
Когда Губкин вернулся на свой НП, его вызвал к телефону Городовиков, прибывший из госпиталя.
Не уберегли командующего
Не уберегли, с горечью согласился капитан.
Батальон готов отомстить за гибель Черняховского?
Готов!
Вот Только что принесли приказ Иван Данилович подписал, после паузы вздохнул комдив. Поздравляю с присвоением звания майора!
Служу Советскому Союзу!
Наутро Губкин повел в атаку свои роты, усиленные танками и артиллерией. Батальон с ходу ворвался на окраину одного из важных опорных пунктов на южных подступах к Кенигсбергу. Здесь везде были видны следы работы нашей артиллерии. НП Губкина расположился у полуразрушенного дома: взрывом снаряда вырвало часть стены, сбросило черепичную крышу. Комбат, увлеченный наблюдением за уличным боем, не предполагал, что вражеский снайпер из противоположного дома взял его на прицел. Пуля попала в руку, комбат упал, поспешил отползти за стену. Рядом разорвался снаряд, осколками обожгло плечо, грудь
Губкин прислушался к звукам боя: роты продвигались успешно, автоматные и пулеметные очереди отдалялись. Собрав все силы, попытался подняться, но полушубок успел примерзнуть к земле. Рядом в луже крови лежал командир минометной роты капитан Парскал. Губкин хотел крикнуть, но силы оставили его, он потерял сознание.
Замкомбата капитан Лакизо взял на себя командование батальоном. Губкину и Парскалу санитары оказали первую помощь и на носилках доставили их на батальонный медпункт. Георгий, очнувшись, понял, что лежит на сене, в тепле. В печке догорали дрова, разожженные еще, должно быть, гитлеровцами. Звуки боя уже доносились с другой стороны фольварка.
Обстановка в полосе наступления 3-го Белорусского фронта усложнилась. Гитлеровцы продолжали драться за Восточную Пруссию с особым ожесточением, как за главную жизненную артерию немецко-фашистских армий. Этому способствовало наличие подготовленных укрепрайонов, система которых по своей мощи не уступала линиям Зигфрида и Маннергейма. Наступление соединений 5-й армии приостановилось, командованию фронта пришлось изменить срок штурма Кенигсберга. Он был перенесен на начало апреля. В этом имелись свои плюсы и минусы. Время помогало нашим войскам создать более мощную группировку, основательнее подготовиться к штурму. Немецко-фашистское же командование понимало, что с падением Кенигсберга борьба за оставшуюся территорию Восточной Пруссии и Земландский полуостров теряла смысл. Поэтому гитлеровцы использовали отсрочку для тщательной подготовки к обороне. Они срочно превращали каменные здания в долговременные огневые точки, создавали дополнительные фортификационные сооружения, инженерные заграждения, убежища.
Во второй половине марта главные силы фронта добили хейльсбергскую группировку противника. Войска 11-й гвардейской армии генерал-полковника К. Н. Галицкого, 43-й армии генерал-лейтенанта А. П. Белобородова и 50-й генерал-лейтенанта Ф. П. Озерова готовились к штурму Кенигсберга. Им предстояло овладеть подготовленным к обороне городом и укрепленным районом, размер которого превышал двести квадратных километров, с гарнизоном, насчитывающим более ста тридцати тысяч хорошо вооруженных солдат и офицеров.
Оборона Кенигсберга состояла из двух внешних позиций в предместьях города и одной внутренней, окружающей центр. Каждая из них включала по три и более траншей, основу составляли фортификационные сооружения. На первой позиции, проходившей в шести-семи километрах от города, располагалось пятнадцать фортов. Гарнизон каждого состоял из усиленного пехотного батальона. Форт окаймлялся рвом шириной до двадцати пяти и глубиной до семи метров. Ров на два метра заполнялся водой. Центральное железобетонное сооружение с толщиной стен до шести метров занимало четыреста метров по фронту, двадцать огневых точек простреливали все пространство вокруг. Вторая позиция была оборудована непосредственно на окраине города, ее основу составляли сорок дотов, двадцать пять дзотов и более двухсот убежищ, а также около шестисот каменных зданий, приспособленных к обороне. Третья позиция, находившаяся в центре города, включала в себя десять старых фортов, соединенных траншеями. Кроме всего этого город был окружен минными полями, обнесен проволочными заграждениями и противотанковыми надолбами. Гигантскую систему укреплений, прикрытую артиллерийско-пулеметным огнем, немцы называли «ночной рубашкой Кенигсберга».
Геббельс в печати и по радио трубил о неприступности Кенигсберга. По гарнизону был отдан строжайший приказ, в котором указывалось, что Гитлер требует во что бы то ни стало удержать «абсолютно неприступный бастион немецкого духа». При этом офицерам объявили, что сводный отряд СС, сформированный при коменданте крепости, будет стрелять по всем, кто попытается уклониться от боя.
В соответствии с этим приказом немецко-фашистское командование укрепило гарнизон крепостных сооружений проверенными офицерскими кадрами, ожидались перемещения и в высшем командном составе армейского звена.
Гитлер сместил командующего группой армий «Север». Вообще в вермахте к этому времени не оставалось ни одного командующего группой армий, который бы находился на этом посту с начала войны против Советского Союза.
В штабе и командовании 3-го Белорусского фронта с приходом маршала Василевского перемещений не произошло, если не считать того, что порученец Черняховского подполковник Комаров пожелал уйти в войска. Ординарец Ивана Даниловича ефрейтор Плюснин попросился также на передовую и был направлен в распоряжение командира 1-й гвардейской стрелковой дивизии полковника П. Ф. Толстикова. Комдив предложил старому солдату остаться при нем ординарцем.
Товарищ полковник, благодарю вас, но мое место на передовой. Хочу отомстить фашистам за смерть командующего, ответил Плюснин и, не скрываясь, смахнул с глаз слезу.
Может быть, пойдете в батальон связи?
Очень прошу направить меня в свой полк, настаивал Плюснин.
169-й стрелковый полк находился во втором эшелоне, и комдив не стал возражать старику.
Штаб полка располагался в роще, а на противоположной ее стороне проходила передовая. Весна сорок пятого вступила в свои права. Территория Восточной Пруссии с многочисленными озерами, болотами, вязким черноземом, сама по себе была трудно преодолимым препятствием для наступающих войск. То и дело валил липкий снег, таял, едва коснувшись земли.
Насквозь промокший Плюснин дошагал до передовой, с трудом вытаскивая из грязи отяжелевшие сапоги. Гвардейцы во взводе приняли его тепло и уважительно. Не только потому, что большинству из них он годился в отцы, но и за его скромность, простоту. Особенно сдружился с ним рядовой Скицко. Ели из одного котелка, делились махоркой и трофейными сигаретами
Подготовка к штурму Кенигсберга подошла к концу, решающая атака была назначена на шесть часов утра 6 апреля. Медленно наступал мутный рассвет. Низкая облачность грозила помешать работе авиации, туман затруднить корректировку огня артиллеристам. Десятки тысяч стволов безмолвно смотрели на гигантскую крепость. Истекали последние минуты. Враг еще не знал, что несет ему этот день. Радиостанция Кенигсберга передавала бравурные марши
Туман не рассеивался. Маршал Василевский перенес начало штурма на двенадцать часов. В девять задрожала земля от разрывов мин и снарядов началось артнаступление. Позиции противника заволокло дымом. Три часа длился неумолчный гром. Беглый огонь сотен орудий, мощные залпы «катюш», вой мин и снарядов
К полудню облачность несколько рассеялась, над полем боя появилась первая шестерка штурмовиков под командованием отважного сына башкирского народа дважды Героя Советского Союза майора М. Г. Гареева. «Илы» сделали по шесть заходов, низко проходя над огневыми позициями вражеской артиллерии. К тринадцати часам над Кенигсбергом было уже столько наших бомбардировщиков и сопровождающих их истребителей, сколько гитлеровцы в свое время не могли сосредоточить даже под Сталинградом. Воздух наполнился грозным гулом моторов. Бомбардировщики заходили с четырех сторон, «звездным налетом». Их было так много, что временами они закрывали все небо.
У пехотинцев душа радовалась. Полк, в котором служил Плюснин, оставался во втором эшелоне, старый солдат принялся считать самолеты, но они все летели и летели, и не было им конца.
Батя, что ты их считаешь? Пусть фрицы этим занимаются! крикнул Скицко.
Эх вот бы Черняховский порадовался
Нашел, когда вспоминать!
А я его и не забывал никогда
Ты, что ли, знал его? Чай вместе пили?
Приходилось и чай
Гул новой волны бомбардировщиков заглушил разговор. Скицко внимательно пригляделся к старому солдату.
Батя, не заливаешь?
Тот молча протянул свою солдатскую книжку. Молодой боец широко раскрыл глаза от удивления.
Что же ты до сих пор молчал? Расскажи, как погиб командующий!
Из-за нас погиб. Очень переживал за потери. С передовой не вылезал, все искал, где сподручней пройти пехоте
А ты что смотрел?..
Кто ж его удержит? Говорят, сам Сталин запрещал! А он все хотел видеть своими глазами, чтобы бить врага наверняка! Потому и был любимцем солдат. Наш теперешний командующий тоже его любил
Один из наших бомбардировщиков пронесся совсем низко, заглушая все звуки шумом моторов. Друзья замолчали. Над противником, сменяя друг друга, непрерывно висело более сотни самолетов. Обычно фронтовое объединение не получает более двух воздушных армий на усиление. Теперь их было четыре. Самолеты 1-й, 3-й, 15-й воздушных армий и тяжелые бомбардировщики 18-й армии дальней авиации наносили удары по фашистским войскам в Кенигсберге с целью лишить их возможности маневрировать между оборонительными секторами. В течение часа более пятисот бомбардировщиков непрерывно атаковали оборонительные сооружения, резервы и пункты управления противника. За это время было сброшено около четырех тысяч бомб общим весом более пятисот тонн.
Над городом поднялся полуторакилометровый столб черного дыма, подсвечиваемый снизу сполохами взрывов. С грохотом рушились железобетонные укрепления, взлетали в воздух склады с боеприпасами, обваливались укрепленные здания. В бомбоубежищах оказались погребенными под развалинами целые подразделения гитлеровских солдат и офицеров. Моральный дух фашистского гарнизона был сломлен.
Верховный Главнокомандующий, несмотря на свою занятость делами на берлинском направлении, пристально следил за ходом кенигсбергского сражения. В помощь маршалу Василевскому он направил своего представителя командующего Военно-Воздушными Силами Красной Армии главного маршала авиации А. А. Новикова, который лично руководил боевыми действиями тяжелых бомбардировщиков с командного пункта фронта.
Соединения генерала Галицкого, наступающие с юга, и генерала Белобородова, штурмующие Кенигсберг с севера, продвигаясь навстречу друг другу, прорвали первую оборонительную линию. Расстояние между ними сократилось до восьми километров.
Взводные и ротные агитаторы доводили до солдат сведения не только о каждом пройденном километре, но и о положении на других фронтах. Красная Армия вела гигантское наступление: 1-й Белорусский фронт расширял плацдарм на Одере, 1-й Украинский наступал в Силезии. Войска союзников форсировали Рейн.
На следующий день гарнизон Кенигсберга продолжал оказывать упорное сопротивление в надежде на помощь земландской группировки, главных сил 4-й немецкой армии генерала Ф. Мюллера. Маршал Василевский, предусмотрев это, еще 6 апреля приказал Людникову ликвидировать коридор между Кенигсбергом и Земландским полуостровом. В первый день 39-я армия продвинулась по направлению к устью реки Прегель всего на четыре километра, но перерезала железную дорогу. Немецко-фашистское командование бросило сюда 5-ю танковую дивизию. Развернулись ожесточенные бои на коммуникациях между Кенигсбергом и Пиллау. Вражеская танковая дивизия имела задачу прорваться к Кенигсбергу. На второй день она предприняла около двадцати контратак. Соединения 39-й армии успешно их отразили, но продвинуться дальше не смогли.
Не легче приходилось и войскам Галицкого. В течение второго дня боев ими было отбито двенадцать контратак. И все-таки наступление продолжалось: было взято три новых форта, семь железобетонных убежищ, пять дотов, сорок пять опорных пунктов. В результате оказалась прорванной вторая полоса вражеской обороны. Особо отличилась в боях 1-я гвардейская стрелковая дивизия. Впереди еще оставалась третья оборонительная линия противника.
В ночь на 8 апреля комендант крепости генерал пехоты Лаш вынужден был запросить разрешения у своего командования оставить город и прорваться на Земландский полуостров. Командующий 4-й немецкой армией генерал Мюллер категорически отверг эту просьбу, приказав любой ценой удерживать крепость. Такова была установка Гитлера.
Командование кенигсбергского гарнизона предпринимало отчаянные попытки противостоять войскам Галицкого и Белобородова. Ряд частей с менее угрожаемых участков фронта был переброшен в южную часть Кенигсберга, в район Амалиенау.
На командный пункт 11-й гвардейской армии в населенный пункт Шенмор прибыл маршал Василевский. Детально ознакомившись с обстановкой, он пришел к выводу, что основные усилия необходимо перенести на левый фланг армии, в направлении на Амалиенау. Приказал в течение ночи форсировать реку Прегель, а с утра 8 апреля нанести мощный удар по противнику, наступая навстречу 43-й армии, чтобы совместно с ней окружить врага в Кенигсберге и отрезать его от главных сил 4-й немецкой армии.
Наступил третий день штурма. Генерал-полковник Галицкий во исполнение приказа командующего фронтом решил нанести главный удар 36-м гвардейским стрелковым корпусом генерал-лейтенанта П. К. Кошевого, к концу дня овладеть центром города и закрепиться на рубеже: пруд, Обер-Тайх, Зоопарк, Амалиенау. Если утром две красные стрелы, охватывающие кенигсбергский гарнизон с севера и юга, сходились лишь на топографических картах, то во второй половине дня они должны были сомкнуться на западной окраине города.
Погода резко ухудшилась. Всю ночь валил снег с дождем. Немцы открыли шлюзы и затопили окрестности Кенигсберга. Топи стали дополнительным препятствием на пути к городу. Пехотинцы грузили на плоты минометы, станковые пулеметы, боеприпасы и по пояс в воде преодолевали топь под прикрытием огня артиллерии. Впереди была еще более серьезная водная преграда Прегель. Штатные переправочные средства из-за бездорожья отстали, у берега можно было найти лишь разбитые лодки, полуобгоревшие баржи. Первыми форсировать широко разлившуюся реку выпало на долю воинов генерала Кошевого, смелого и энергичного командира корпуса. Сражение развернулось, когда утренняя мгла еще висела над землей. От разрывов снарядов и мин вражеский берег заволокло дымом. В ответ гитлеровцы открыли бешеный огонь из фортов и дотов. Подавить их с закрытых позиций артиллерия не могла. Красная ракета с наблюдательного пункта генерала прорезала мутное небо. Сигнал атаки!
Вражеский берег ощетинился огнем. Гарнизоны фортов были настолько обеспечены всем необходимым, что могли остаться в тылу наступающих войск и ударить им в спину. Однако генерал Кошевой предусмотрел это. По каждому крепостному орудию противника открыли огонь тяжелые орудия, выдвинутые на прямую наводку, 152-миллиметровые самоходки. Ракета не успела опуститься на землю, как от берега двинулись лодки и плоты с легкими орудиями. Передовая рота достигла противоположного берега. Парторг старший сержант Кулаков первым рванулся в атаку. Бойцы дружно устремились за ним.
Сразу же вслед за передовыми подразделениями форсировали реку комкор и командующий артиллерией со своими оперативными группами. Гвардейцы Кошевого тараном пробивали бреши в обороне врага. Бок о бок с ними форсировали Прегель соединения 16-го гвардейского стрелкового корпуса генерал-майора Гурьева. Вперед вырвалась 1-я гвардейская стрелковая дивизия.