В логове фашистского зверя шли ожесточенные бои, события развивались с головокружительной быстротой. Люди в победном порыве не щадили жизни. Штабы полков и дивизий переправлялись вместе с первыми эшелонами и управляли войсками непосредственно на поле боя. Форты «Король Фридрих-Вильгельм» и «Шарлотта» оказались на линии второго эшелона наших соединений. Гвардейцы зашли им в тыл, на танках подвезли саперов со взрывчаткой. Уже после первых мощных взрывов гитлеровцам стало ясно, что их не спасет железобетон. «Король Фридрих-Вильгельм» пал первым, за ним сдалась и «Шарлотта».
Артиллерия и «катюши» обстреливали позиции противника массированным огнем. На каждое укрепленное здание была нацелена батарея, с воздуха совершала налеты авиация. Сплошная стена разрывов, грохот армады танков Гитлеровцы не выдерживали, многие сходили с ума. Воздух наполнился кирпичной пылью, пеплом пожарищ. Густой серо-красный туман ложился на мостовые, на шинели наступающих бойцов
Войска Галицкого и Белобородова в ожесточенных боях завершили окружение гарнизона Кенигсберга. Но это еще не означало полной победы. Город способен был выдержать долгую осаду.
Все попытки гитлеровцев прорваться к Кенигсбергу со стороны Земландского полуострова закончились провалом. Командующий 3-м Белорусским фронтом вызвал к телефону командарма Галицкого.
Не кажется вам, Кузьма Никитович, что дело идет к концу?
Идет, товарищ маршал, но орешек попался крепкий.
Понимаю, что трудно приходится, однако трем армиям в Кенигсберге делать нечего.
Маршал Василевский решил завершить разгром кенигсбергского гарнизона войсками Галицкого и Озерова, а армию Белобородова повернуть фронтом на запад, против земландской группировки.
В ночь на 9 апреля войска Галицкого вновь навязали гитлеровцам ожесточенные бои. К утру 8-й гвардейский стрелковый корпус генерал-лейтенанта М. Н. Завадского форсировал реку Нейер-Прегель и, расширяя плацдарм на ее северном берегу, овладел лесопильным заводом. В середине дня командир 1-й гвардейской стрелковой дивизии полковник Толстиков вводом в бой своего второго эшелона 169-го гвардейского стрелкового полка начал наступление на королевский замок, резиденцию прусских королей, которую защищали специальные офицерские подразделения 69-й пехотной дивизии и эсэсовцы. Штурмовые отряды под командованием подполковника А. М. Иванникова, ломая сопротивление врага, продвигались вперед. Каждый отряд состоял из трех штурмовых групп.
Штурмовая группа под командованием лейтенанта Воробьева наступала впереди всех. В ее составе действовали две подгруппы захвата. Одна, в количестве шести человек Плюснин, Гарбуз, Скицко, Гаврилов, Бикбулатов, Синицин, наступала по правой стороне улицы. Другая пять человек по противоположной. Им прокладывала путь «тридцатьчетверка», за танком шла самоходка, ведя огонь с коротких остановок. Саперы расчищали завалы и проделывали проходы в минных заграждениях. Каждая подгруппа внимательно просматривала противоположную сторону улицы: враг то и дело открывал огонь из окон и с чердаков.
Из пролома в стене дома в «тридцатьчветерку» прицелился фаустник. Первым заметил его Плюснин. Вдвоем со Скицко очередями из автоматов они успели уничтожить врага. С чердака углового дома гитлеровцы открыли пулеметный огонь. Группа залегла. Лейтенант Воробьев ракетой указал цель самоходке. Первым же выстрелом пулемет был уничтожен. Командир полка на усиление штурмовых групп бросил огнеметчиков. Огненные струи ударили в окна замка.
На подступах к замку ранило командира полка Иванникова, но он остался в строю. От вражеской мины погиб коммунист лейтенант Воробьев. Осколками ранило комсомольца сержанта Штырина, рядовых Кожокаря, Худайбердиева. Нелегкой дорогой пришли они сюда Воробьев шел с боями от Сталинграда, Кожокарь из-под Воронежа
Командование взводом принял сержант Анисимов. К шестнадцати часам Плюснин, Скицко и их товарищи завязали бой на первом этаже главного здания королевской резиденции. К девятнадцати стрельба прекратилась, бойцы подполковника Иванникова овладели зданием.
Падение этого мощного укрепленного узла ошеломляюще подействовало на гитлеровцев. Кольцо вокруг окруженной группировки смыкалось все теснее и теснее. Коменданта крепости то и дело вызывали на узел связи. Командиры дивизий докладывали: «Дальнейшее сопротивление невозможно». Один из таких докладов закончился возгласом: «Прощай, Германия!» Вслед за этим в наушниках прозвучал выстрел
Лаш заперся в бункере. Что вспоминал он в эти часы? Победный бой с русскими у Танненберга, когда он был еще молодым лейтенантом? И как с тех пор два с лишним десятилетия готовил себя к новой победоносной войне И вот теперь его, уже седого генерала, ждет плен и позор. Мысль о плене сменялась раздумьями о самоубийстве
Стук в железную дверь вывел коменданта из оцепенения. У входа в бункер стоял полковник Хефке. Лаш доверял ему, считал одним из преданнейших своих офицеров. Полковник посоветовал начать переговоры о капитуляции.
В девятнадцать часов 9 апреля в расположение 11-й гвардейской стрелковой дивизии прибыли полковник Хефке и подполковник Кервин для переговоров о прекращении боевых действий. Хефке передал просьбу коменданта крепости, чтобы командование Красной Армии в свою очередь направило к нему парламентеров.
К Лашу были посланы начальник штаба 11-й гвардейской дивизии подполковник П. Г. Яновский и с ним два офицера. Их сопровождал немецкий подполковник Кервин.
Войска генерала Галицкого прекратили огонь и приостановили наступление. Яновский был уполномочен вручить генералу Лашу ультиматум о безоговорочной капитуляции со сдачей оружия и обращение Маршала Советского Союза Василевского к войскам гарнизона, в котором говорилось:
«Всем генералам, офицерам и солдатам гарантируется жизнь, безопасность и возвращение после войны на родину или в другую страну по их желанию. Одежда, личное имущество и ценности сохраняются. Раненым и больным гарантируется немедленная квалифицированная медицинская помощь».
Подполковник Яновский к двадцати трем часам возвратился обратно и доложил Галицкому: «Лаш безоговорочно принял ультиматум и в двадцать два часа сорок пять минут отдал приказ о немедленном прекращении сопротивления и сдаче в плен».
Галицкий сообщил об этом маршалу Василевскому.
Несмотря на то, что советские войска прекратили огонь, гитлеровцы на ряде участков не только продолжали стрелять из орудий и пулеметов, но и вели артиллерийский обстрел. Полковник Хефке, оставленный в штабе Галицкого, продолжал утверждать, что генерал Лаш принял твердое решение о капитуляции. Из штаба Василевского потребовали проверить, отдал ли Лаш приказ о сдаче оружия.
Генерал Галицкий был вынужден вторично направить подполковника Яновского к Лашу теперь уже с предложением, чтобы комендант крепости со своими штабными генералами и офицерами прибыл в расположение наших войск. Молодому начальнику штаба дивизии суждено было второй раз испытать судьбу. В его ушах еще стояли злобные выкрики эсэсовцев, разъяренных слухами о капитуляции и настаивавших на продолжении боевых действий: они прорвались к подземному железобетонному убежищу коменданта, готовые перестрелять парламентеров и своих капитулянтов. Охрана Лаша с трудом оттеснила матерых нацистов. Яновский знал, что много парламентеров в эту войну погибло от рук гитлеровцев. Но знал и то, что затяжка капитуляции фашистского гарнизона может стоить жизни тысячам наших солдат и офицеров.
Перед выходом он услышал по радио приказ Верховного Главнокомандующего, в котором сообщалось о падении Кенигсберга
Гитлер пришел в ярость, когда узнал, что Москва салютовала войскам 3-го Белорусского фронта в честь взятия Кенигсберга. Однако начальник генерального штаба Цейтцлер доложил ему, что Кенигсберг обороняется, русские просто поторопились с салютом. Гитлер срочно потребовал к телефону начальника СД Восточной Пруссии оберфюрера Боме. Но связь с ним была прервана. Разгневанный фюрер набросился на начальника связи. Тому с большим трудом удалось соединиться по телеграфу с генералом Мюллером.
Телеграфист начал нервно выстукивать:
В чьих руках Кенигсберг?
В центре и в районе Амалиенау ведут бои эсэсовские войска и полицейские части генерала Шуберта, отвечал Мюллер.
Кто без моего разрешения отдал приказ о капитуляции?
Генерал Лаш.
Передайте мой приказ оберфюреру Боме арестовать Лаша! Комендантом Кенигсберга назначаю генерал-майора полиции Шуберта. Гарнизон крепости во главе с генералом Шубертом подчиняю вам. Любой ценой удержать крепость! Сражаться до последнего солдата!
В то время как Гитлер вел эти переговоры, Красная Армия была уже под Берлином. Союзные войска подошли к Лейпцигу и Мюнхену. Немецко-фашистская армия стояла перед неминуемым крахом. А Гитлер все еще верил в чудо, которое спасет фашистскую Германию, и приносил в жертву сотни тысяч жизней.
Вскоре началась капитуляция гарнизона Кенигсберга. Бои вели лишь отдельные эсэсовские и полицейские части, батальоны фольксштурма и те подразделения, которые, потеряв связь, не получили приказа о сдаче в плен.
Оберфюреру Боме так и не удалось арестовать генерала пехоты Лаша. Советский подполковник буквально из-под носа эсэсовцев вывел коменданта. В два часа ночи 10 апреля Лаш, с ним два генерала и десять старших офицеров прибыли в штаб 11-й гвардейской стрелковой дивизии. А через час солдаты окруженного гарнизона услышали по радио: «Ахтунг! Ахтунг!» Далее следовал приказ генерала Лаша: «Войскам гарнизона крепости Кенигсберг немедленно прекратить сопротивление и сдать оружие».
И вновь вспыхнула стрельба в районе королевского замка. Эсэсовцы, потеряв надежду выйти из окружения, заняли дот и взяли под обстрел все выходы.
Подполковник Иванников приказал выкатить полковое орудие на прямую наводку. Расчет первым же снарядом попал в дот. Вражеский пулемет смолк. Но стоило одному из наших бойцов появиться в окне замка, как он снова открыл огонь. Прямые попадания 76-миллиметровых снарядов не могли причинить никакого вреда железобетонному сооружению. Иванников послал за 152-миллиметровой самоходно-артиллерийской установкой. Однако она не смогла пробиться сквозь завалы и надолбы.
Тогда Иванников вызвал взвод сержанта Анисимова. Так как бои в Кенигсберге уже закончились и прошел слух, что дивизия отводится на переформирование, командир полка вызвал добровольцев. Из строя вышли Плюснин, Скицко, Бикбулатов, Гаврилов, Таборко Подполковник поставил задачу: «Подгруппе ефрейтора Плюснина обойти дот с левой стороны, ефрейтора Гаврилова с правой».
Далее надо было забросать гранатами амбразуры.
По сигналу командира полка, где ползком, где перебегая от укрытия к укрытию, Плюснин вырвался вперед. До амбразуры оставалось не так уж много, но открытое пространство перед дотом насквозь простреливалось. Пули ложились у самой головы. Неужели не доберется? думали те, что лежали за пулеметами прикрытия. Вот Плюснин быстро вскочил, побежал, снова упал. Переждав секунды, вновь вскочил, но, сделав три-четыре шага, упал как подкошенный: пуля попала в ногу. К нему подполз рядовой Скицко, оттащил его в «мертвое» пространство.
Эсэсовский пулеметчик перенес огонь на группу Гаврилова. Иванников, поймав момент, крикнул: «Вперед!». Скицко не мог слышать этой команды, но догадался, вскочил, бросил противотанковую гранату в амбразуру. Глухо ухнул взрыв, пулемет смолк. Но еще раньше, чем граната достигла цели, упал сраженный пулей Скицко
Сопротивление последних групп фашистов было подавлено к шести часам 10 апреля. Гитлер, взбешенный падением «абсолютно неприступной крепости», заочно приговорил генерала Лаша к смертной казни
Столица Восточной Пруссии оплот немецко-фашистского милитаризма, принесшего неисчислимые бедствия человечеству и прежде всего советскому народу, лежала поверженная в руинах. Но враг еще продолжал удерживать Земландский полуостров. Маршал Василевский бросил туда на разгром 2-й немецко-фашистской армии под командованием генерала пехоты Заукена главные силы фронта. Штаб вторично разбитой 4-й армии (той самой, которая была разгромлена в котле под Минском летом сорок четвертого года и вновь сформирована) успел эвакуироваться в Германию. Последние восемь дивизий генерала Заукена закрепились на полуострове. Наши войска на этом участке имели двойное превосходство. 13 апреля они перешли в наступление и на пятый день полностью очистили Земландский полуостров от противника. В руках гитлеровцев оставался еще небольшой полуостров с портом Пиллау.
На командном пункте фронта напряжение не спадало. Маршал Василевский обратил внимание на бледное, осунувшееся лицо Макарова.
Нездоровы, Василий Емельянович? Прибалтийская погода сказывается?
Да, погодка неважная. И вы, наверное, продрогли в дороге. Может быть, немного коньячку?
Не до этого.
Сегодня ровно два месяца со дня гибели Ивана Даниловича
В таком случае не откажусь. Исключительной души был человек, беспредельно честный коммунист!
Не удержал я его от этой поездки, вздохнул Макаров.
Да, в современной войне командующий не имеет права рисковать собой. Его гибель приводит к временной потере управления, а это чревато поражением
Прошла еще неделя. Оставалось провести последнюю операцию.
Когда Василевский возвратился на свой КП у штаба 11-й гвардейской армии, Макаров сообщил:
Звонили из Генерального штаба. Сталин недоволен
Откуда же быть довольным? Мы топчемся у Пиллау, а Жуков уже на окраине Берлина!
Командующий понимал озабоченность Ставки: освобождающиеся на Земландском полуострове армии нужны на берлинском направлении, для выхода на Эльбу. Кроме того, он получил распоряжение Сталина: быть готовым в ближайшее время отбыть на Дальний Восток для руководства военными действиями против Японии. В голове маршала уже зрели планы по окружению Квантунской армии
Василевский вызвал генерала по особым поручениям. Тот сообщил, что один из корпусов выполнил ближайшую задачу. Маршал удивился: только что он говорил с командармом Галицким, и тот доложил, что ближайшая задача еще не выполнена. Сам решил выехать в названный корпус 16-й гвардейский, чтобы на месте разобраться в обстановке, дать точную информацию в Генштаб и принять меры для ускорения темпов наступления. Галицкий предупреждал маршала: «Враг обстреливает позиции корпуса на всю глубину. На этом участке ждем контрудара». Советовал не рисковать. Но надо было как можно скорее высвободить из боев 11-ю гвардейскую армию.
Каждый раз, когда Александр Михайлович выезжал на передовую, Макаров волновался. Слишком свежа была в памяти гибель Черняховского. Сейчас он не хотел отпускать Василевского одного. Но тот вежливо отказал: «Василий Емельянович, вдруг товарищ Сталин позвонит, а нас обоих нет на месте».
Машина направилась к Пиллау. Весна в Прибалтике была в полном разгаре, земля покрылась зеленым ковром, день обещал быть солнечным. Асфальтовая лента автострады вывела вездеход на высоту.
Александру Михайловичу пришлось уже сменить две личных машины: первая была подбита, вторая попала в аварию. Это был третий его вездеход. В пути маршал обычно обдумывал предстоящие дела. Сейчас, в который уже раз, в его ушах прозвучал голос Верховного Главнокомандующего: «В ближайшее время будьте готовы отбыть на Дальний Восток для руководства военными действиями против Японии» Разговор состоялся наедине, во второй половине февраля, вскоре после возвращения Сталина с Ялтинской конференции. Александр Михайлович вновь и вновь возвращался к замыслу предстоящей кампании. Местность, по которой они сейчас ехали, напоминала среднюю полосу Маньчжурии. Боевые действия войск на завершающем этапе Восточно-Прусской операции представлялись прообразом предстоящих операций на Дальнем Востоке. В памяти оживали разведданные, доставленные нашими разведчиками еще в 1942 году, совершенно секретный план, разработанный в Токио, по которому предусматривался захват территории нашего Дальнего Востока и Сибири. Значительная часть японской армии, в том числе две трети танков, половина артиллерии, отборные императорские дивизии сосредоточена в Маньчжурии, на границе с Советским Союзом. Предварительная оценка местности и расположения войск Квантунской армии подсказывала концентрический удар из Приморья, со стороны Забайкалья и из Монгольской Народной Республики. Такой замысел соответствовал и последним разведданным, полученным из Токио.