Парнишка, которому едва успело перевалить за двадцать, попробовал моргнуть, но в результате стал только хуже видеть из-за крови, лившейся из раны на месте отрезанных век. Он плакал и громко молился, страдая от боли всякий раз, когда пытался моргнуть.
Вьетконговка уже повыдёргивала все его ногти, а теперь занималась тем, что выгибала его пальцы, ломая их в средних суставах. Разделавшись с обоими мизинцами, она собиралась дойти до указательных пальцев, по очереди ломая остальные. Переламывая пальцы с интервалом в двадцать минут, она работала по тщательно разработанному графику пытки, которая была рассчитана на всё тело пленного и на всю ночь. Полночь только что наступила, и ей оставалось сломать ещё восемь пальцев.
Женщина и четверо бойцов из её взвода сидели у ног морпеха, вполголоса беседуя по-вьетнамски и посмеиваясь. Остальные тихо лежали в окружавших это место снайперских укрытиях в готовности поразить из засады любого, кто попробует вызволить пленного.
Женщина жевала бетель, сидя на корточках, положив руки на колени и сплёвывая слюну между ног. Она взглянула на юного морпеха. «Ты ещё мальчик? Наверно, нет. У тебя в штатах писек было много, точно говорю. А вьетнамскую письку пробовал? Наверно, да. На Чайна-Бич купаться ездил, там трахаться полно.
Ты целок любишь? Многие американские джи-ай любят целку. Насилуют много девочекцелок берут. Точно! Я знаю точно».
Она крикнула что-то по-вьетнамски сидящим рядом бойцам, они с ненавистью посмотрели на морпеха. Женщина подошла к юноше, висящему на бамбуковой раме, и выплюнула накопившийся во рту сок бетеля ему в глаза. «Проклятый грёбаный джи-ай!»сказала она.
* * *
Хэткок сидел на пустом патронном ящике, положив руки на верхний ряд мешков с песком и уткнув в них подбородок. Он глядел во тьму, с каждым часом ощущая, как нарастает его отчаяние. К капитану Лэнду, который продолжал осматривать границу леса, подошёл майор. Он предложил отправить одну из рот на поиски морпеха.
«Так вы добьётесь лишь того, что ещё больше человек погибнут, и тот бедняга тоже, ответил ему Лэнд. Во время Первой мировой войны немцы применяли такую тактикууложат человека на открытом участке, ноги прострелят, и он лежит там, помощи просит. И очень скоро находится герой, который не в силах больше этого терпеть, и организовывает операцию по спасению. И совершает большую ошибку.
Мы здесь и сами так делаем. Раним азиата на рисовом чеке и ждём, пока за ним друзья не придут. В итоге, бывает, ещё пару-тройку снимаем.
Держу пари, что между нами и тем бойцом столько мин, растяжек и снайперов, что вам или любому другому морпеху хватит больше чем на месяц».
Понятно, капитан, ответил майор. И что вы предлагаете?
То, что мы сейчас и делаем, сэр. Установим их местонахождениеможет, мои снайперы и снимут эту суку. Клин клином вышибают.
Майор встал, громко прокашлялся и ушёл. Хэткок сидел неподвижно, с закрытыми глазам, представляя в уме камни, деревья, тропы и ручьи в лесу.
«Хэткок, сказал Уилсон, давай-ка в койку. От тебя тут пользы мало. Мы со Шкипером к утру будем совсем никакие, а надо ж хоть кому-нибудь быть завтра в форме».
Большую часть ночи Хэткок пролежал без сна на койке, прислушиваясь к воплям.
* * *
Когда перед самым рассветом сгустился туман, вьетконговка завершила пытку пленного. «Проклятый грёбаный джи-ай! Не трахать больше», сказала она, подходя к нему с длинным кривым ножом в руке. Взяв его гениталии в левую руку, она воткнула острие лезвия под основание члена до самой лобковой кости. Она провела ножом по кругу, зажав в руке и отделив от тела оба яичка и членкусок плоти, истекающий кровью.
Из дыры, возникшей между его ног, хлынула кровь. Она знала, что долго он не протянет, и, быстрым движением перерезав верёвки, которыми он был привязан к бамбуковой раме, с диким хохотом сказала: «Беги, джи-ай. Может, успеешь доктора найти! Беги к колючке. А мы посмотим, как тебя морпехи на хер постреляют».
Морпех побежал, неразборчиво что-то крича, а кровь так быстро хлестала из его тела, что за ним оставались густые лужицы на гниющей листве, покрывающей лесную землю. Возникнув из-за деревьев с той стороны рисового поля под постом, откуда вели наблюдение Лэнд с Уилсоном, он начал размахивать руками, всхлипывая и что-то невнятно выкрикивая.
«Бедняга хочет сказать нам, чтоб не стреляли, сказал Лэнд. Глянь-ка, ганни. Эта сука его кастрировала».
Несколько морпехов бросились ему навстречу, но когда они добежали до колючки, он замертво свалился ничком на кольца проволочной спирали.
Его последние жуткие вопли разбудили Хэткока, и, когда он добежал до поста наблюдения, морпех добегал последние ярды в своей жизни. Снайпер опустил голову, его трясло, и он едва уже мог совладать со своим гневом.
«Всё равно достану!»сдавленным голосом сказал Хэткок, стиснув зубы и сжав кулаки.
Лэнд ничего не ответил, он просто обнял Хэткока за плечи. Он тоже хотел отомстить.
Глава 9Знак снайпера
«Сержант Хэткок, прозвучал во тьме шёпот, палубное время три ноль ноль». Хэткок открыл глаза и увидел у подножия кровати чёрный силуэт. Дневальный, обходивший тех, кого надо было разбудить, включил фонарик и навёл его на Хэткока. «Вы уже проснулись?»
«Убери, приказал Хэткок, закрывая глаза от света вытянутой рукой. Я уже встаю».
Морпех разбудил ещё двоих человек и вышел из хибары. Дверь за ним хлопнула.
Хэткок отдал распоряжения разбуженным морпехам, завязал шнурки на ботинках и направился в столовую. Ему предстояло провести этот день, руководя группой снайперов-курсантов на полях и в лесах западнее высоты 55. По его мнению именно этот район представлял собой лучшее место для охоты и идеальный полигон для обучения начинающих снайперов искусству действий с замаскированных позиций.
Он пил кофе, перечитывая записи в снайперской книжке, когда к нему подсели два сержанта. При тусклом свете маленькой настольной лампы они пили кофе, обсуждая, как лучше разбить курсантов на группы для выполнения запланированных на день задач.
Двумя часами позже Хэткок с курсантами засели на краю леса, который тянулся по холмам до хребта Чарли-Ридж. Из их укрытия открывался вид на лоскутное одеяло рисовых чеков и троп, на краю поля приютилась кучка бамбуковых хижин.
Справа от Хэткока за белёсой пеленой тумана виднелась тёмно-синяя вершина высоты 55.
Над высотой 55 колыхался в мареве край восходящего солнца. Стая белых морских птиц неожиданно пронеслась на его фоне, и Хэткок поразился контрасту между красотой этого утра и безобразием войны.
Он знал, что в этих местах мало кто обращает внимание на то, как прекрасен рассвет. По утрам наступало время воевать. Хэткок обвёл глазами широкое лоскутное одеяло полей и разбросанных тут и там хижин, и мысли о мире и красоте оставили его. Он вспомнил о женщине, полмесяца назад зверски замучившей юного морпеха, и подумал о том, что она тоже сейчас где-то прячется. Он был уверен, что для неё наступление нового дня означает всего лишь, что пора воевать. Подумав об этом, он стал воспринимать его так же.
По дамбам, отделявших друг от друга рисовые поля и лотосовые пруды, двигались три чёрные фигурки. Когда они дошли до освещённой солнцем полосы, протянувшейся по всей долине от высоты 55 до хребта Чарли-Ридж, он приник к прибору М49, установленному перед ним на треноге. Тщательно осмотрев этих людей в оптический прибор с 20-кратным увеличением, он увидел, что в руках у них не винтовки, а мотыги. Это были крестьяне, выходящие на поля.
Уголком глаза Хэткок заметил, что курсант, назначенный дежурить со снайперской винтовкой первымгрузный рядовой первого классакрепко сжал шейку приклада, готовясь выстрелить по одному из крестьян. Не говоря ни слова, Хэткок закрыл рукой окуляр прицела. Рядовой взглянул на него и виновато улыбнулся.
Хэткок жестом приказал другому курсанту забрать у него винтовку. Первому морпеху предстояло провести остаток дня при инструкторе, а после возвращения на высоту уйти отсюда навсегда.
Трое морпехов продолжали бодрствовать, тихо лёжа под прикрытием мягких зелёных листьев папоротника и травы, под низко нависшим над ними зонтом из широких листьев деревьев и пальм. Справа от рисового поля, на котором крестьяне усердно пропалывали обочину дамбы, Хэткок заметил человека в рубашке цвета хаки и чёрных шортах, который то заходил в хижину на краю леса, то выходил обратно.
Хэткок медленно повёл винтовкой вправо и приник к оптическому прицелу, наблюдая за хижиной. Ему показалось подозрительным, что тот человек вернулся в хижину и начал нервно топтаться в дверном проёме.
Издалека донёсся гул мощных разрывов от налёта «дуговой разряд»это B-52 военно-воздушных сил сбрасывали тонны бомб на цели в круто вздымавшихся горах далеко за хребтом Чарли-Ридж и Счастливой долиной. Именно там прятались руководители противника, и оттуда они управляли партизанской войной. Те места Хэткоку доводилось видеть лишь на картах и снимках с разведывательных самолётов. И даже на бумаге, где они ничем ему не угрожали, те места ему не нравились. Он знал, что только безмерно отважный американец мог отправиться в эти горы на границе с Лаосом. Там сама местность была смертельно опасной для человека.
* * *
В то утро самолёты бомбили опорные пункты Вьетконга и СВА, но бомбы миновали штаб дивизии Северовьетнамской армии, откуда командовавший ею генерал управлял тысячами солдат. Хэткок ничего о нём не знал, но генерал был уже осведомлён о Хэткоке и других снайперах. Командир дивизии внимательно прочёл доклад, отправленный в штаб той жестокой женщиной, что руководила вьетконговцами у высоты 55. Она сообщила о новой школе на высоте и результатах своих наблюдений за тем, как ведётся обучение снайперской тактике, выразив уверенность в том, что действия американских снайперов способны нанести значительный ущерб.
Пройдёт чуть больше месяца, и генерал прочитает намного больше сообщений о снайперах, обосновавшихся на высоте 55. Он узнает, как зовут многих из них, включая сержанта Карлоса Н. Хэткокаснайпера, получившего прозвище «Лонг Чанг», Белое Перо. Но уже в то утро, читая доклад при грохоте бомб, падающих в опасной близости от его штаба, укрытого по маскировочными сетями и листвой, он начал размышлять о том, как положить конец этой новой угрозеснайперской войне. Он понимал, что если её не остановить, она нанесёт большой ущерб его операциям в окрестностях Дананга.
Командир написал записку на листе из узкого блокнота чёрной перьевой ручкой, отделанной перламутром. Он высушил чернила небольшим пресс-папье из слоновой кости в виде детской лошадки (подарок дочери), сложил лист вдвое, капнул красным сургучом и приложил печать с эмалированной багровой пятиконечной звездойеё подарили ему в Китае.
Cолдат в военной форме песочного цвета и пробковом шлеме строевым шагом вышел из штаба. На его плече висела на ремешке небольшая кожаная сумка, в которой хранилась записка генерала. Солдат в безупречном обмундировании форме дошёл до конца дорожки и взглянул на полуденное солнце, стоявшее в зените. Он снял шлем, вытер пот с бровей и перевёл взгляд на гору туч, надвигавшихся с востока и предвещавших дождь ближе к вечеру.
* * *
Трое морпехов лежали под проливным дождём, замаскировавшись и наблюдая за происходящим на рисовых полях и возле хижин. Крестьяне, пропалывавшие обочины дамбы, сгрудились в дверном проёме хижины, прямо напротив которой засели морпехи. Хэткоку не было до них никакого дела, но человек, сидевший на корточках прямо за дверью хижины на краю леса, вызывал его неусыпный интерес.
Муссонный дождь лил весь день, и Хэткок с двумя курсантами промокли до нитки, лёжа на краю леса и внимательно наблюдая за человеком, сидевшим в хижинене проявит ли он себя как Чарли.
«Пойдёмте уже, прошептал Хэткоку грузный рядовой. Своё мы почти уж высидели, а Ви-си не видать. Я есть хочу».
Хэткок посмотрел на молодого морпеха с пухлым лицом с таким выражением, что тот без труда понял, что ему следовало держать свои мысли при себе. Поманив его пальцем, Хэткок строго прошептал: «Тихо сиди и не шуми. Ты и без того замаешься объясняться, как хотел по крестьянам стрелять».
Морпех опустил подбородок на сцепленные перед собой руки. До самого вечера, когда он предстал перед капитаном, он больше не произнёс ни единого слова.
Дождь стих, теперь только моросило, и с востока задул лёгкий бриз, разогнав туманную завесу над полями. В дверном проёме хижины на краю леса появился человек в рубашке цвета хаки и чёрных шортах. Он вышел из хижины, поглядел направо, затем налево, и снова исчез из вида, зайдя за хижину.
«Он что-то замышляет», подумал Хэткок, наблюдая за ним в прицел винтовки.
Десять минут спустя человек снова появился, с белой холщовой сумкой на плече. Он опять поглядел направо, затем налево. Убедившись, что никто его не видит, он вошёл в хижину и вытащил из укромного места СКС.
«Попался, Чарли!»подумал Хэткок, плавно нажимая на спусковой крючок. Человек рухнул как подкошенный.
«Пошли домой», сказал Хэткок грузному рядовому.
Трое морпехов тихо вошли в лес и, пройдя по его краю, остановились недалеко от хижины, возле которой лежал убитый Хэткоком вьетконговец. Они постояли, разглядывая труп, до которого от границы леса было всего несколько футов. Рядом с ним лежал СКС.
«Оружие я заберу», сказал Хэткок курсантам.
Когда они осторожно подобрались к границе леса и выглянули из густых зарослей, Хэткок подкрался к убитому и подобрал карабин. Он уже повернулся, собираясь быстро отойти, когда заметил под ногами широкое белое перо дюйма три длиной. Он вспомнил белых морских птиц, которыми любовался на рассвете, когда они вспорхнули над долиной.
Он опустился на колени, левой рукой поднял изящное пёрышко, и, больше не задерживаясь, быстро скрылся за зелёной завесой джунглей.
Пока тройка бойцов шла к пункту сбора, Хэткок вертел перо, зажав его между пальцами, и вспоминал безмятежный рассвет и белых птиц. Это перо вполне могла обронить и курица, забредшая в дальний уголок селения, но Хэткоку было приятнее думать, что оно было от одной из белых птиц, которых он видел утром. Подобно сотням других морпехов и солдат, носивших порою цветы на касках, как символ естественной красоты, выжившей в пекле войны, он снял панаму и воткнул перо под ленту.
Нахлобучив панаму обратно на голову, Хэткок занялся трофейным карабином. Он собирался его зарегистрировать и сдать на КП. Он надеялся, что ему разрешат увезти его домой в качестве сувениракак сделал когда-то отец с винтовкой «Маузер».
Обратно они шли намного дольше, чем утром до места. Группа пошла другой дорогой, зайдя с обратной стороны высоты 55. Они знали, что вьетконговцы нередко минируют тропу, по которой прошёл патруль, надеясь уничтожить бойцов, когда те пойдут домой.
Когда Хэткок добрался наконец до своей хибары, он ощутил необыкновенную усталостьон был физически вымотан и длинным днём, и дождём, и лишними милями по дороге домой. Ему было страшно трудно и неохота чистить винтовку и снаряжение, и Хэткоку пришлось заставить себя это сделать.
* * *
Ночью Хэткок поднялся и сел на краю кровати. Его трясло. Дрожали ноги, всё расплывалось перед глазами. В голове гудело, словно он только что совершил марафонский заезд на «русских горках». Он списал всё на день, проведённый под проливным дождём. Но в глубине души он знал, что это нечто иноето, что очень ему не нравилось. То, что подкрадывалось к нему, нападая и отступая, уже три года.
Это началось, когда Джо рожала Карлоса Нормана Хэткока III. Ей пришлось самой звонить в «скорую» военно-морского госпиталя в Черри-Пойнте и просить, чтобы её доставили в родильную палату. Хэткок к тому времени уже две недели страдал от приступов слабости и тошноты, и врачи на всякий случай положили его в госпиталь.
Там он и находился, когда родился сын. Он очень переживал по этому поводу, потому что предпочёл бы провести всё это время рядом с женой, но иногда ему казалось, что именно рождение сына укрепило его тогда в решимости выбраться из госпиталя и вернуться к исполнению своих обязанностей, хотя недуг и не оставил его насовсем.
Так плохо, как той ночью в хибаре снайперов на высоте 55, ему не было уже много месяцев. Он сидел на кровати, и даже со стороны видно было, как он дрожит. Мясистая рука легла ему на плечо.
«Что с тобой, Карлос?»
Хэткок повернул голову и увидел у кровати капитана. «Иди-ка в лазарет, сказал тот с присущей ему хрипотцой. Ты как выжатый лимон».
«Шкипер, сказал Хэткок нараспев высоким голосом. Всё нормально, точно говорю. Застудился я немного под дождём. Сейчас выпью чего-нибудь горячего и уползу в койку. Я поправлюсь».