От автора
Мой отец Сержпинский Николай Сергеевич участник Великой Отечественной Войны, и эта повесть написана по его воспоминаниям.
В 1944 году, после окончания центральной снайперской школы, его направили на третий белорусский фронт, в 21-й гвардейский полк снайпером-инструктором. Вместе со своими боевыми товарищами он освобождал от фашистов Литву и Восточную Пруссию.
С детства я запомнил папины рассказы о войне. Сам он не собирался писать мемуары, ему тяжело было вспоминать пережитое. Когда я просил его рассказать о войне, он не всегда соглашался, перед тем как начать свой рассказ, долго курил, лицо у него становилось серьёзным, а в глазах появлялась боль. Чтобы сохранить эту солдатскую историю для потомков, я решил написать всё, что мне известно, в виде повести от первого лица. Времени прошло после тех событий много, поэтому папа не всё мог вспомнить, воспоминания складывались из отдельных эпизодов. Чтобы построить его рассказы последовательно в соответствии с известными историческими событиями, мне пришлось много поработать над военно-исторической литературой, и архивными материалами. В 1986 году отец заболел. После инсульта его частично парализовало. Тем не менее, в работе над повестью, он оказывал мне посильную помощь. Ещё до болезни он, по моей просьбе, написал в письмах свою краткую военную биографию. Вот выдержка из его письма от 26 февраля 1984 года: «Тебя, Серёжа, интересует моя биография военных лет. Постараюсь вспомнить, конечно, что мне удастся. Ведь всё, то, тяжёлое из пережитого хочется придать забвению, ибо память тревожит душу».
1 Гости из Ленинграда
Последние дни перед войной мне хорошо запомнились. К нам в Данилов, как и в прошлое лето, приехали гости из Ленинграда. Это три маминых сестры: Мария, Павля и Лариса. Тётя Павля приехала вместе с мужем Иваном Александровичем. Родственники любили гостить у нас, им нравился Даниловтихий, провинциальный городок, и наше гостеприимное семейство.
По такому торжественному случаю, мама послала меня в магазин за продуктами, и как водится, за бутылочкой хорошего вина. Предвкушая праздничный обед, я шёл по улице, насвистывая какую-то мелодию. После короткого утреннего дождя, из-за облаков выглянуло солнце, подул тёплый июньский ветерок. Я перепрыгивал через грязь и лужи, стараясь не испачкать новые ботинки.
До ближайшего продуктового магазина, под названием «Мосаинский», было не далеко, всего два квартала. И вот, оказавшись перед стеклянным прилавком винного отдела, я разглядывал бутылки с красивыми этикетками. В нашей семье водку никто не любил, все предпочитали сладкие виноградные вина. Из нескольких сортов на прилавке, я выбрал, по своему вкусу, кагор. В другом отделе купил, по маминому списку, продукты.
Выйдя из магазина, я чуть не столкнулся со своим другом и одноклассником, Олегом Коровкиным. Мы оба обрадовались встрече, всё же год не виделись. Олег был выше меня ростом и шире в плечах, в его рукопожатии чувствовалась мужская сила. Он знал, что я поступил в художественное училище в Загорске и спросил: «Как идёт твоя учёба, рисовать стал лучше?»
Наверное, лучше, ответил я смущённо, и уточнил: «Нас учат не только рисовать, но и делать игрушки из пластмассы и папье-маше».
Это же здорово! улыбаясь, воскликнул Олег, затем отошёл на шаг, разглядывая меня со стороны.
А ты, Коля, повзрослел, но за этот год, пожалуй, не подрос. Ну, ничего, в армии вытянешься. Пойдём ко мне, угощу тебя твоей любимой вяленой рыбой, завтра махнём на рыбалку, предложил Олег, и при этом глаза его радостно засветились.
Однако от такого заманчивого предложения мне пришлось отказаться, ведь надо было готовиться к экзаменам за первый курс. Разговаривая, мы простояли минут десять. Потом Олег проводил меня до дома и рассказал о своих новостях.
Наша дружба была крепкой, как это бывает в детстве. Раньше мы и дня не могли прожить друг без друга. В школе сидели за одной партой, после уроков опять шли гулять вместе. В восьмом классе нас даже рассадили за разные парты, чтобы на уроках не болтали, но от этого дружба ещё больше окрепла. В наших отношениях иногда появлялась ревность и обиды, если кто-то из нас общался с другими ребятами. В старших классах, Олег влюбился в мою двоюродную сестру, Марусю Смирнову. Она была красивой, стройной девушкой. Вроде бы надо было мне содействовать Олегу, однако я всячески препятствовал. Маруся вместе со своим братом Володей, жила три года в нашей семье и училась вместе с нами, только на один класс старше нас. Володя учился в классе на ступень ниже. Но гуляли мы почти всегда вместе.
И при этой встрече, Олег не удержался и спросил:
Маруся дома?
Нет, ответил я, она с Вовой уехала к отцу на станцию Пантелеево. Им надо помогать по хозяйству, работать в огороде.
А может и мне поехать помочь? вопросительно посмотрел на меня Олег.
Не советую, сказал я, у них отец строгий. Он тебя не примет.
Придя домой, я отдал маме сумку с продуктами. Вместе с бабушкой она готовила обед на кухне. Там было душно и жарко, так как топилась печь. На её плите что-то варилось и жарилось, на керосинке кипел чайник. В открытое, небольшое окно на кухню слабо проникал свежий воздух.
А где все гости? спросил я.
Пошли погулять на пруд, вздохнула бабушка, и устало села на стул, вытирая передником пот со лба.
Иди и ты погуляй, скоро будем обедать.
Коммунальный дом, в котором мы жили, находился на улице имени Кирова, напротив Преображенского пруда. Бревенчатое, обшитое крашеными досками, здание выглядело не хуже, чем соседние дома, тоже в большинстве двухэтажные и деревянные. Кроме нас на первом этаже по соседству жила семья, а на втором этаже две семьи. Наша улица вся утопала в зелени. Вдоль тротуара росли высокие берёзы, но в войну их спилили соседи на дрова. Дорога и тротуар были выложены булыжником ещё пятьдесят лет назад, однако во многих местах булыжник осел, и там блестели лужи. Город издавна славился непролазной грязью, и лишь в центре мостовые выглядели сухими и обихоженными. Преображенский пруд имел такое название от Преображенской церкви, расположенной за углом. Вырыт он был давно, о чём свидетельствовали, росшие по берегу высокие ивы в три обхвата. Пруд являлся излюбленным местом отдыха Даниловцев, он привлекал к себе своими большими размерами, таинственной глубиной и красивым отражением деревьев.
В тот день народу здесь было мало. Приближаясь к пруду, я ещё издалека увидел папу и гостей, медленно идущих по песчаной дорожке. Мои братишки-близнецы, Саша и Вова, кидали камешки в воду, разгоняя стаи гусей и уток. Папа с Иваном Александровичем шли впереди женщин и беседовали о чём-то своём, видимо, как всегда о политике. Когда я подошёл к гостям, тётя Маня радостно воскликнула: «Вот и Коля пришёл!» Женщины прервали свой разговор и засыпали меня вопросами. Их интересовали мои успехи в учёбе, а также спросили, когда состоятся экзамены. Я кратко рассказал им об учёбе, что три экзамена уже сдал, а последний будет двадцать второго июня. После моего сообщения тётушки продолжили свою беседу. Они с большой ностальгией вспоминали обеспеченную, дореволюционную жизнь. Мама с папой мало мне рассказывали о своей молодости. Многие моменты из воспоминаний женщин были для меня новыми. Например, я знал, что у маминых родителей (Верещагиных) семья состояла из восемнадцати человек детей, и жили они не бедно. Но для меня стало неожиданностью, что тётя Павля окончила Смольный институт благородных девиц. Не случайно, перед её приездом, мама учила меня и братьев, как вести себя правильно за столом. «Не вынуждайте меня краснеть за вас перед тётей Павлей», говорила она.
Из воспоминаний тётушек, мне стало понятно, что они воспитывались в богатой дворянской семье. Чтоб развеять сомнения я спросил Ларису, самую молодую из них: «Скажи мне правду, ваши родители были дворяне?»
Конечно, А ты разве не знал? удивилась она.
От этой новости я заметно расстроился. Ведь в школе нам внушали, что дворяне, как и все буржуи, это эксплуататоры трудового народа. «Если мои друзья узнают об этом, то будут меня презирать», подумал я. Как бы поняв моё состояние, Лариса успокоила: «Никто о нашем происхождении не знает, и ты помалкивай, тогда всё будет хорошо».
Прогулявшись вокруг пруда, мы всей компанией пошли к дому. Навстречу из ворот вышла бабушка звать нас обедать. Иван Александрович заулыбался и сказал: «Вот и прекрасно, мы уже проголодались». А тётя Павля, обращаясь к бабушке, застенчиво добавила: «Евпраксия Павловна, не стоило беспокоиться, мы бы и сами пришли ко времени».
Квартира, в которой жила наша семья, состояла из двух тесных комнат с низкими потолками, прихожей и кухни. Посреди квартиры стояла печь, обогревавшая всю жилплощадь. В прихожей на стене висел умывальник, и гости по очереди стали мыть руки, а папа ковшиком доливал, быстро убывавшую воду. В комнате, которую родители называли «гостиной», уже стоял накрытый белой скатертью стол, сервированный старинным фарфором, доставшимся от предков. Несмотря на тесноту, мебель из красного дерева, создавала уют и богатую обстановку. Квартира наполнилась вкусными запахами жареного мяса, лука и картошки. Гости нетерпеливо поглядывали на стол, и мама вежливо пригласила всех занять там места. Саша с Вовой, толкаясь и смеясь, уселись на один стул. Мама строго одёрнула их: «Дети, не баловаться! Вова сходи на кухню, возьми там себе табурет». Мне она разрешила сесть на кожаный диван, рядом с папой и Иваном Александровичем. Остальные сели на венские стулья с гнутыми спинками. До революции эти стулья находились у маминых родителей, а большой письменный стол у папиных. Папа тоже воспитывался в обеспеченной дворянской семье, но вёл себя в домашних условиях очень просто, не как дворянский сын. Мама часто делала ему замечания за его неряшливость: когда он рисовал, то, задумавшись, везде разбрасывал скомканную бумагу. Это был его единственный недостаток. Иван Александрович вёл себя как интеллигент. И одет он был соответствующим образом, в дорогой, серый костюм. Хотя в помещении было душно, пиджак и галстук он снимать не стал. В отличие от него папа выглядел бедновато: на нём были старые, но выглаженные брюки и серая льняная рубашка. В такой же простой одежде он ходил на работу в школу, где преподавал рисование и черчение. Среди учеников и учителей он пользовался большим уважением. Его считали настоящим интеллигентом.
Иван Александрович работал инженером в Ленинградском проектном институте, проектировал мосты. Зарабатывал он по тем временам хорошо, но жили они в маленькой комнатке коммунальной квартиры, где так и остались до конца своей жизни. Тётя Павля очень надеялась, что им скоро дадут достойную их уровня квартиру. Вот и сейчас она рассуждала на эту тему: «Как же я устала от соседей в нашей коммуналке. Но всё равно, в теснотене в обиде. Приезжайте нынче к нам в гости в Ленинград. У нас столько интересного. А переночевать место найдём, не беспокойтесь»
Когда все уселись за столом, папа разлил кагор по хрустальным рюмочкам, и торжественно произнёс: «Предлагаю выпить за здоровье наших дорогих гостей. Надеюсь, что не последний раз мы здесь собрались, и Верещагины с Сутугиными нас будут ежегодно навещать!» Я выпил вино до дна за три глотка, ведь рюмка была мала, забыл о маминых наставлениях и про этикет. Ошибку свою я понял, когда увидел, что все выпили вино не полностью, а чуть оставили. Тётя Павля строго глядела на меня. «Коля, ты молодой человек, должен уметь вести себя в обществе, говорила она. Это не прилично всё сразу выпивать, так пьют только дворники, да извозчики». После этого за столом установилась тишина, все начали не спеша есть, тщательно пережёвывая пищу. И лишь Саша с Вовой брякали ложками о тарелки, за что мама их постоянно одёргивала.
Когда обед завершили, началась непринуждённая беседа, а папа, с Иваном Александровичем, расставили шахматы на краю стола. Папа был заядлый шахматист и не упускал возможности с кем-нибудь сыграть.
Женщины опять возобновили свои воспоминания.
Помните, какие вкусные пироги пекла наша мама, продолжила тему тётя Мария. Она очень уставала с нами, хотя имела прислугу.
Царство ей небесное, вздохнула Лариса и спросила:
Я так и не знаю, что стало с нашими братьями: Лёшей, Семёном, Ваней, Костей? Она переводила вопросительный взгляд то на мою маму, то на тётю Павлю, считая, что они больше знают. Мама в тазике мыла посуду и, вытирая тарелку, сказала:
Ты же должна знать, что Лёша погиб в войне с Германией, в 1915 году, а остальные пропали безвести позднее, в гражданскую
Да нет, я ничего не знала об этом, возразила Лариса. Она была самая младшая в семье Верещагиных и мало знала о прошлом. С детства я привык называть её просто по имени, так молодо она выглядела. Тётя Павля сообщила: «Ты, Соня, забыла, ведь Сеня уехал жить в Турцию, после гражданской войны. Он служил в армии Деникина, и не погиб». Проговорила это она почти шёпотом и затем добавила:
И боже упаси сказать кому-нибудь про него. В тридцатом году я получила от Сени письмо из Турции, которое принёс его друг, вернувшийся в страну нелегально.
Наступившую паузу прервал папа. Глядя на шахматную доску, он пробормотал себе под нос:
Да-а, интересные дела. Нынче зимой, сказал он чуть громче, в нашей школе арестовали за одну ночь, сразу троих учителей. Мы с Соней ждали, что и за мной приедут на чёрном вороне, но меня не тронули.
А что стало с теми учителями? спросили сразу несколько голосов.
Через два дня их выпустили. Иначе пришлось бы закрыть школу. Это, наверное, был акт устрашения со стороны НКВД, чтоб поменьше болтали. Лариса встала из-за стола, подошла к висевшему на стене папиному этюду, написанному масляными красками.
Серёжа, ты, где это рисовал? Похоже на нашу деревню Гарь.
Да, это она и есть, подтвердил папа. Мы с Соней ходили туда в прошлом году.
И что стало с нашим домом? Я бы хотела там побывать.
Ваш дом разобрали по брёвнышку и построили из него два барака. Эти бараки в Данилове, за кладбищем. В деревне остался одноэтажный дом, в котором жили ваши наёмные рабочие. В нём теперь начальная школа. Местных жителей осталось там мало, многие умерли или уехали в город. Вытирая полотенцем тарелки, мама добавила: «Наш деревенский фруктовый сад недавно вырубили, некому за ним стало ухаживать, а кладбище, где похоронена наша мамочка, заросло кустами. Я с трудом отыскала её могилу. Вот как всё меняется»
Тётя Павля, глядя на бабушку, восторженно сказала:
Евпраксия Павловна, вы бы видели, какие яблоки и сливы росли в нашем садуне хуже, чем на юге. Бывало, яблоко упадёт на землю и расколется пополам, величиной с детскую головку. Огромный был сад. Ухаживал за ним очень хороший садовникученик самого Мичурина. Читать не умел, но в садоводстве был грамотный.
Воспоминания продолжались долго. Я с интересом слушал и невольно думал: «Сколько тяжёлых испытаний выпало на долю нашей семьи. За что всё это?» И тут же сам себе нашёл ответ: «Революция сделала всех людей равными. Теперь нет богатых, но и нет голодных».
Я был комсомольцем и верил в коммунистические идеалы. Верил, что люди скоро будут жить всё лучше и лучше.
Затем тётя Павля и Бабушка начали говорить меж собой по-французски, чтоб вспомнить язык. В молодости бабушка знала в совершенстве четыре иностранных языка: немецкий, французский, польский и итальянский. Во всех этих странах ей приходилось бывать. Ещё она плохо знала английский и шведский языки. До Первой Мировой войны она ездила в Англию, к сестре, которая в 1907 году вышла замуж за английского дипломата, служившего в Петербурге. Оттуда они переехали в Англию, а затем в США. В школе я изучал немецкий язык, бабушка охотно занималась со мной. Французского языка я не понимал, другие тоже. Слушать бабушку и тётю Павлю нам стало не интересно и все вышли на улицу.
Во дворе, среди зарослей сирени, стоял дощатый стол и две скамейки возле него. Соседи со второго этажа, муж с женой, разбирали на этом столе корзину грибов. От них мы узнали, что пошли грибы.
Рано появились грибы, это к войне, сказала тётя Маняесть такая примета.
Когда стол освободился, папа с дядей Ваней перебрались туда играть в шахматы. Через некоторое время к нам пришёл другой сосед, Костыгов Александр Михайлович, живший возле пруда в угловом доме. Они с папой дружили и часто играли в шахматы. Костыгов работал слесарем в Даниловском железнодорожном депо. Он был очень порядочным человеком. Имея четыре класса образования, много читал, разбирался в различных вопросах, любил говорить о политике. В шахматы Александр Михайлович играл тоже не плохо, папа часто ему проигрывал. Пришёл он, как всегда, со своими шахматами и, мы вчетвером устроили турнир. Во время игры договорились идти завтра за грибами.