Капитан Соколов был пожилым человеком, с седой головой, а остальные на вид моложе тридцати лет. Капитан достал папироску:
Пойдём, покурим, предложил он.
Я не курю.
Тогда пиши домой письмо, скоро прибудет почтальон.
Капитан и лейтенанты вышли на улицу, а я послушал совета, достал из вещмешка карандаш и бумагу. Мне хотелось написать маме прощальное письмо, что, быть может, погибну, но писать такое передумал. Клонило ко сну, поэтому письмо получилось коротким и не складным: «Живздоров, прибыл на фронт. Не беспокойтесь». Ещё просил передавать всем приветы. В письмах нельзя было ничего писать лишнего: фамилии командиров, что происходит в полку, и так далее. Это являлось военной тайной. Немецкая разведка тоже не дремала, письма могли попасть к врагу. Пока я писал, Сергей Винокуров уже лёг на груду веток, подстелив свою шинель. Он предложил мне лечь рядом, а сверху укрыться моей шинелью, вдвоём будет спать теплее. Я лёг, но сразу уснуть не мог. В голову лезли всякие мысли. От собеседников я узнал, что завтра полк идёт в наступление. Возможно, завтра я погибну, и жить осталось мне не долго. Но мой внутренний голос успокаивал: «Это невозможно. Ведь мир существует, пока живу я. Если я умру, то весь мир исчезнет для меня во тьме»
5 Знакомство с командиром полка
Первые дни на фронте, мне пришлось находиться при штабе, поскольку подполковник Приладышев забыл обо мне и в штабе не появлялся. Наша армия стремительно наступала, каждый день палатки перевозили на новое место, за десятки километров вперёд. По штабной карте было видно, что мы приближались к границе с Литвой. Эти дни я тоже не сидел без дела, помогал разбирать палатку, грузить штабное имущество на машину, а потом на новом месте разгружать.
Командир полка появился неожиданно, рано утром. Мы с Сергеем Винокуровым только успели сбегать в кусты по нужде, как следом за нами в палатку вошёл Приладышев. Мы вытянулись перед ним.
Доброе утро, поздоровался он и присел на ящик.
Начальник штаба, капитан Соколов, спавший в углу, поднялся и поздоровался с командиром за руку, как старый приятель.
Пойдёмте на улицу покурим, предложил он, и мы вышли из палатки. Подполковник задел фуражкой за откидную дверь, обнажив лысину. Фуражка упала с головы, покатилась по земле. Винокуров поднял её и подал командиру. При первой встрече я не успел, как следует разглядеть подполковника. Передо мной стоял седеющий, не бритый человек, среднего роста, с добродушным взглядом серых глаз. Он достал из полевой сумки пачку «Казбека», раздал всем по папироске и протянул мне:
Закуривай.
Спасибо, не курю, смутился я.
Глупо здесь беречь здоровье, серьёзно произнёс Приладышев.
Если ему дым не нравиться, так зачем курить, вступился за меня начальник штаба.
Как зовут то тебя, старшина? поинтересовался командир, и его немолодое лицо засветилось доброй улыбкой.
Николай Сержпинский.
Ну и мудрёная у тебя фамилия. По пьянке не выговорить.
От него попахивало винным перегаром, лицо раскраснелось, было понятно, что он с похмелья. В снайперской школе нас, курсантов приучали к военной дисциплине, все командиры вели себя официально, строго требуя соблюдать Устав. Приладышев же выглядел простым мужичком, в помятом испачканном мундире, с недельной щетиной на щеках и под хмельком. И как это ни странноон командовал огромным количеством людей, гвардейским полком. На фронте, наверное, командир должен быть проще, и Приладышев был типичным командиром, фронтовиком.
Пока мы разговаривали, из других палаток выходили бойцы, раздетые по пояс, поливали друг другу воду на руки и умывались. Кругом росли кусты. Палатки располагались в шахматном порядке, среди кустов, а за ними виднелся лес. Сентябрь время осеннее, с каждым днём становилось прохладнее, часто шли моросящие дожди, наводя тоску. Однако тосковать, было некогда. Окружавшие меня люди относились ко мне по-доброму.
Принесли с кухни в термосах кашу и чай. Начался завтрак. Мы с командиром, сидя на бревне, продолжали беседовать и одновременно ели. Он говорил на какие-то отвлечённые темы, а насчёт моих обязанностей пока умалчивал. Наконец, как бы боясь меня напугать, очень спокойно произнёс: «Сейчас у нас в полку осталось десять снайперов, а по штату должно быть тридцать. В ближайшее время нам надо пополнить снайперский взвод. Тебя, старшина, назначаю командиром этого взвода».
Откуда прибудет пополнение? поинтересовался я, вешая на ремень пустой котелок. Командир полка тоже закончил трапезу, закурил, и не спеша, стал разъяснять.
Ты сам будешь обучать бойцов снайперскому делу. Наберёшь из каждого батальона по несколько человек, из лучших стрелков. А сейчас я познакомлю тебя со снайперами, если они окажутся здесь.
Винокуров! крикнул он, стоявшему неподалёку Сергею.
Поищи снайперов, пусть сюда придут, все, кого найдёшь.
Вокруг палаток расположилось более ста солдат, в основном из разведроты. Будучи эти дни при штабе, я усвоил, что вокруг штабных палаток, всегда находятся какие-нибудь подразделения, из числа тех, которые непосредственно подчиняются командиру полка. Это разведчики, хозвзвод, санитарный взвод, отдельная сапёрная рота, и другие.
Пока Винокуров искал снайперов, мы с подполковником продолжали
беседовать, сидя на бревне.
Вот что, Коля, ты не волнуйся, ко всему привыкнешь, говорил он мне.
Я с Гражданской войны обстрелянный, но всё равно бывает страшно. Так человек устроен. Только я в отличие от тебя научился сдерживать свой страх. И ты научишься. Я себя так успокаиваю. Какая разница, когда и где умирать, дома от болезни, или в боюсмерть везде одинакова. Умирать тоже когда-нибудь придётся, если даже сто лет проживёшь. Люди рождаются, чтоб умереть.
В это время к нам подошли Винокуров и пятеро солдат со снайперскими винтовками. У одного из снайперов были на погонах лычки сержанта.
Товарищи снайпера, это ваш новый командир взвода, представил меня подполковник. Прошу любить и жаловать, за непослушание расстрел, шутя, добавил он.
А сейчас пойдите, постреляйте по мишеням. Даю вам на это час.
Всей группой мы отошли подальше, нашли подходящее дерево, прикрепили бумажную мишень и начали по очереди по ней стрелять. Ребята по мишеням стреляли хорошо. Не хуже меня. На небе появились вороны, и я решил показать свою квалификацию, чтобы снайпера меня оценили. Вороны летели на расстоянии более двухсот метров. Сложность стрельбы по летящему объекту, заключается в том, что надо ориентироваться быстро и оптический прицел не поможет. Я подстрелил сразу двух ворон. Ребята тоже стреляли, но не попали ни в одну. Когда мы вернулись, снайпера рассказали подполковнику о моей меткости. Он спросил меня: «Ты метко стреляешь из любого оружия?»
Да, нас учили стрелять изо всех видов стрелкового оружия, в том числе и трофейного, ответил я с уверенностью.
Покажи нам что-нибудь такое, что мы не умеем, попросил Приладышев и протянул мне свой пистолет «парабеллум». Я увидел на земле кусок телефонного провода, натянул его между берёз, и отсчитал двадцать шагов. Приладышев посмотрел на меня недоверчиво: «Ты думаешь, попадёшь?»
Я ничего не сказал и начал целиться. Вокруг собралось много солдат. В наступившей тишине послышался ропот: «Не попадёт. У него рука дрожит. Хвастается» Раздался выстрел. Провод оборвался, и многие облегчённо вздохнули.
Молодец, сдержанно сказал подполковник, попробуй ещё. Я снова натянул провод и опять попал.
Давай и я попробую, взял у меня пистолет командир. Я хотел связать провод и снова натянуть, но услужливые солдаты опередили меня. После этого подполковник Приладышев долго целился и промазал. Снова целился и опять мимо. Так он выпустил всю обойму, но не попал в провод.
Мне простительно, я не снайпер, оправдался он. И, похлопав меня по плечу, назвал это упражнение цирковым трюком.
Тебе надо после войны в цирке работать, пошутил подполковник.
Воодушевлённый успехом я предложил:
Давайте я покажу другие упражнения; могу стрелять на бегу, в темноте на звук, с движущейся машины, в висячем положении вниз головой.
В бою покажешь, или в другой раз, сказал командир, сейчас некогда. Он приказал всем разойтись и повёл снайперов в штабную палатку. Там он объяснил нам боевую задачу, расстелив на ящике свою помятую карту. Троих снайперов он направил в третий батальон, показал им на карте куда идти, а меня и ещё двоих ребят повёл сам, в первый батальон. Этих ребят звали Гришка и Санька. Хотя меня назначили их командиром, смотрели они свысока, подчёркивая, что я здесь новичок, а они уже бывалые.
Погода разгуливалась, облака рассеялись, и выглянуло солнце. Мы шли через молодой лесок, по едва заметной тропинке. Если бы не канонада, то можно бы подумать, что войны нет. Приближался октябрь, лес был ярко раскрашен желтизной листьев; очень красивое время года. Впереди послышалась пулемётная стрельба, и чем ближе мы подходили к передовой, тем чаще пули обламывали верхние ветки деревьев. Сам того не желая, я пригибался и вздрагивал. Саня это заметил и сказал, обращаясь к Григорию: «Новобранцев сразу видно. Они всё время ходят на полусогнутых». Приладышев услышал, и как старший строго заметил:
Самто давно стал такой храбрый? Нам ещё в Гражданскую, товарищ Фрунзе говорил; «Настоящий герой никогда не хвастается своей храбростью и зря под пули без надобности не лезет».
Ребята смутились и дальше шли молча. Перед расположением батальона нас окликнули часовые, командир назвал пароль, и мы приблизились к траншеям, вырытым среди кустов, вблизи поля.
Где ваш комбат? спросил подполковник солдат, вскочивших с земли, когда мы подошли.
Он на голубятне, вполне серьёзно ответили они, указывая направление. Я не понял юмора, и думал, что действительно, где-то за кустами деревня, а там голубятня. Подполковник повёл нас в указанном направлении и на краю поля, я увидел стену из мешков с глиной, а из-за стены, в перископ, возвышавшийся над стеной, смотрел капитан. Устройство перископа было как на подводной лодке. Его ещё называли стереотрубой. Капитан стоял спиной к нам, а возле него сидели на корточках два солдата и ели из котелков. Они нехотя встали, увидев командира полка, устало приложили руки к каскам. Приладышев поздоровался с капитаном и представил меня:
Это наш новый снайпер-инструктор.
Капитан протянул мне руку, приветливо улыбаясь. Из-под его тёмных усов блеснули ровные белые зубы. Молодой для такой должности, симпатичный, он как-то сразу располагал к себе. Мы обменялись рукопожатиями, а подполковник спросил:
Сколько пулемётов обнаружено у противника?
Пять огневых точек, ответил капитан, особенно беспокоит пулемёт под танком.
Командир полка прильнул к стереотрубе. Я попросил у капитана бинокль, а Саня с Гришей стали смотреть в оптические прицелы. Перед нами раскинулась низина. По военной карте было известно, что в низине должен протекать ручей, по которому проходила граница между Белоруссией и Литвой. В бинокль я разглядел ручей, заросший по берегам кустарником. Низина заканчивалась пологим берегом, на котором виднелись кучки свежей глины. Это брустверы немецких окопов. Ближе к ручью, не далеко от окопов, стоял танк, со звездой на башне. Капитан объяснил, что это советский танк, подбитый в сорок первом году. Местные жители рассказывали о большом бое, происходившем в здешних местах. С тех пор танк здесь и стоит, а немцы использовали его, установили под ним пулемёт.
Да, это танк устаревшей марки, уточнил подполковник. Теперь такие не выпускают.
Мы обстреливали танк из миномёта, но бесполезно, сообщил капитан, слишком много брони сверху.
Командир полка отошёл от перископа и подозвал меня поближе:
Старшина, вся надежда на тебя, произнёс он, положив мне руку на плечо, и с озабоченностью добавил:
Только будь аккуратнее, не нарвись на мины. Даю тебе в помощники вот этих двух балбесов, показал он на Гришку и Саньку. Ваша задача уничтожить пулемётчиков под танком. Там их двое или трое.
Нас проводили в расположение хозвзвода батальона, чтобы снарядить в путь. Всё лишнее из карманов и вещмешок пришлось оставить у старшины. Он выдал нам по пятнистому масхалату, по противотанковой гранате, по плитке шоколада и по фляжке с водкой. Пить водку для храбрости снайперам запрещалось, её выдавали на случай ранения, как обезболивающее и дезинфицирующее средство.
После этого, перебежками, мы спустились к ручью и спрятались за его глинистый берег. Немцы усилили стрельбу, возможно, заметили нас. Оказавшись в мелководье, чтобы не промочить сапоги, я поднялся на камень, пригнувшись от пуль. Мои зубы отбивали дробь, хотя я не озяб. Ребята, потянулись за фляжками с водкой, и спросили у меня разрешения сделать по три глоточка. Я кивнул головой в знак согласия, боясь, что отвечу им дрожащим голосом, и они уличат меня в трусости. С жадностью я отхлебнул из своей фляжки крупный глоток, отчего поперхнулся. Ребята тоже выпили, но спокойно, будто воду. Меня всего передёрнуло, до того противная была водка. Гриша заметил мою гримасу.
Ты чего, Коля, никогда водку не пил? спросил он.
Пробовал, но та, какую пробовал, была помягче.
Конечно, на фронт хорошую водку не пришлют, высказал своё мнение Саня. Солдата всё равно убьют, так зачем добро переводить.
Выпив понемножку, мы дополнили фляжки из ручья, чтобы нас не обвинили в нарушении приказа. Фляжки снова стали полные. Меня подташнивало, и я закусил кусочком шоколада. Жар разливался по всему телу, дрожь пропала. Я вспомнил о маскировке, нарвал торчащие над ручьём ветки кустарника и воткнул их в петли на капюшоне масхалата. Ребята повторили мои действия, тоже замаскировались, и наши головы стали похожи на пушистые кустики. От ручья до танка, под которым засели немецкие пулемётчики, было около трёхсот метров. По берегу, за мелким кустарником, начинались заросли высокой травы и бурьяна. Это позволяло скрытно подобраться к танку, но в то же время, колыхание травы, могло привлечь внимание противника. Саня нашёл промятый кем-то след в траве, подал нам рукой знак, и первым полез туда на четвереньках. Мы с Гришей полезли за ним. С немецких позиций часто стреляли, с русских позиций тоже, и над нашей головой посвистывали пули Мне, казалось, что стреляют именно в нас, хотя я понимал, что это обычная стихийная перестрелка. Сильного, сковывающего, страха я уже не испытывал, наоборот, мозг работал чётко. У меня был бинокль, который дал комбат, и я ждал момента, чтобы понаблюдать за противником. Местами трава оказывалась ниже, поэтому приходилось ползти по-пластунски, затем, если трава, вдоль промятого следа, становилась опять высокой, пробирались на четвереньках, хотя это не по правилам, но так быстрее. Я полз за ребятами последний, и, выбрав удобный момент, сказал им, чтобы остановились. Осторожно приподнявшись над травой, я стал наблюдать в бинокль. Танк всё ещё находился далеко от нас, примерно за двести метров. На таком расстоянии можно уже прицельно стрелять, но под танком в темноте немцев было не видно. Тогда я принял решение подобраться поближе и дал команду двигаться дальше.
Через несколько метров пути, Саня вдруг остановился и выругался, затем испуганным голосом крикнул:
Здесь мина! Я чуть на неё не напоролся! Что будем делать?
Я предупредил ребят, чтоб не шумели и отползли назад.
Давайте, я сам посмотрю, меня учили мины обезвреживать.
В примятой траве торчала противопехотная мина советского производства.
Обезвредив её, я сказал ребятам, что мы родились в рубашке, ведь могли все погибнуть.
Наверное, ночью наши разведчики поставили, предположил Саня.
По его бледному лицу было видно, что переволновался. Когда он стал закуривать, то руки у него тряслись. Затем он снял с ремня фляжку, и, отвинчивая с неё крышку, предложил:
Давайте выпьем водки ещё по глоточку.
Ты что. Нас под трибунал отдадут, возразил я.
Наивный ты человек, усмехнулся он. За осушение фляжки пока никого под трибунал не отдавали. Мы же по глоточку, чтобы нервы успокоить.
Если выполним задание, даже к орденам представят, уверенно добавил Григорий. Он тоже уже держал в руке свою фляжку и отвинчивал крышку.
Ребята выпили без моего согласия, а я не стал пить водку, но не из-за страха перед трибуналом, а чтобы не ослабла внимательность и меткость. Я к водке был не привыкший, и даже один глоток мог на меня подействовать.
С первого знакомства эти парни мне не очень понравились. Но сейчас я стал к ним присматриваться и чувствовал, что мы подружимся. Гриша располагал к себе больше, чем Саня, наверное, добродушной улыбкой и доверчивым взглядом. Обоим парням было по двадцать пять лет, но Саня выглядел старше за счёт седины на висках. По его поступкам и упрямству, было понятно, что по характеру он лидер. Такие парни мне не нравились, но тут друзей выбирать не приходилось.