Возможно, так, но я надеюсь, что и за такой срок добьемся удач.
Поговорили о подготовке экипажа. Я знал, что здесь еще много недоработок.
Завтра весь день проведем на «Охтенском море», сказал командир. Будем отрабатывать срочное погружение. Попрошу вас построже спрашивать с людей.
И вот мы направляемся на середину Невы. Присматриваюсь к своим новым товарищам. Да, это не «С-7», где все понимали друг друга с полуслова. В центральном посту шумно. Много лишних распоряжений, разъяснений. Старшина группы трюмных мичман Казаков дело свое знает, но и он нервничает. При любой команде стремглав бросается на боевой пост командира отделения трюмных Парового и помогает ему разобраться, что закрыть, что открыть. Записываю в блокнот первый «приговор»: командира отделения трюмных заменитьучить поздно.
После первого погружения и всплытия собираю в центральном посту старшин нашей боевой части. Говорю им:
Слишком много у нас неразберихи. Встаньте по местам и смотрите, как нужно делать.
Манипулирую клапанами и пневматическими устройствами кингстонов, объясняю, почему надо действовать именно так, а не иначе. Потом заставляю каждого сделать то же самое. Разъясняю, что должен делать каждый вахтенный на своем боевом посту. Таким образом несколько раз повторяем срочное погружение и всплытие, производим дифферентовку. Только убедившись, что старшины усвоили приемы, прекращаю тренировки. Предлагаю провести такие занятия с каждым матросом на его боевом посту. Меньше слов, больше практического показа!
Командир во всем согласен со мной. Снова и снова он приказывает погружаться и всплывать. «Охтенское море» мелкое и тесное. Мы вертимся на этом узком пространстве, ныряем и снова выскакиваем на поверхность. Если вначале было совсем плохо, то к вечеру понемногу стало получаться.
Когда вернулись к берегу, я сказал Рамазанову, что надо сменить командира отделения трюмных. Дивизионный механик согласился немедленно:
Назначу к вам Змиенко с «С-4». Мастер что надо!
Старшего матроса Ивана Змиенко я знал. Лучшую кандидатуру не придумать. Так что этот боевой пост будет у нас абсолютно надежен.
Каждый день выходим в «Охтенское море». К концу дня матросыполуживые от усталости. Но никто не жалуется. Понимают, что без усиленных тренировок нам не обойтись.
Старшины увлеклись. Старшина группы электриков мичман Анатолий Васильевич Лавриков сказал мне:
Когда делаешь полезное дело, особенно такое, от которого и собственная жизнь зависит, тут уже не до отдыха. Другое дело, когда работа ненужная, вроде той, о которой на флоте любили раньше говорить: «Плоское катай, круглое таскай».
Но я велел умерить пыл. Иначе совсем измотаем людей. А ведь впереди поход, там не отдохнешь.
15 сентября на плавбазе «Смольный» состоялось совещание, на котором начальник штаба бригады ознакомил с планом выхода лодок из Ленинграда. В поход отправляются две лодки«С-12» и «Д-2». Узнаю, что на «Д-2» пойдет инженер-капитан 3 ранга Рим Юльевич Гинтовт, инженер-механик соседнего дивизиона. Что-то в этом походе участвует слишком много дивизионных специалистов! Уже по этому можно судить, что плавание предстоит трудное.
* * *
На этот раз переход в Кронштадт был сравнительно спокойным. Помогла темнота и дождь. Немцы постреляли немного, ни один снаряд не задел кораблей. Наши дымзавесчики надежно укрыли их.
Несколько дней провели в Кронштадте. Погрузили боезапас, топливо, продовольствие.
Враг то и дело обстреливал город. К счастью, ни один снаряд не упал на территории базы подводных лодок. Но где-то за городом вырос огромный столб дыма: по-видимому, снаряд угодил в цистерну с топливом. Пожар быстро потушили.
Вечером 19 сентября друзья простились с нами.
Лиха беданачало
Отданы швартовы, убрана сходня. Мы занимаем место в конвое. Нас сопровождают морские охотники и тральщики. Жизнь на подводной лодке «переворачивается на 180 градусов». Отныне ночь для нас будет днем, а день ночью. Коку Козлову приказано готовить обед. Козлова на лодке все величают Василием Николаевичем, видимо, в знак особого уважения к его боевому посту.
Левый дизель работает на подзарядку батареи, правыйна винт. С первых же минут для мотористов начинается морока. Тральщики с тралами ползут 8-узловым ходом. Наш же один двигатель на малых оборотах дает ход кораблю 10 узлов. Мотористы сбавляют обороты, дизель начинает работать с перебоями. Приходится опять прибавлять обороты. Лодка то налезает на трал, то отстает и того гляди попадет на форштевень сзади идущего корабля. Мотористы беспрерывно манипулируют рычагами ручной отсечки, все время в напряжении. Больше десяти минут не выдерживают, приходится их подменять. В два часа ночи они выбились из сил и запросили пощады. Старший инженер-лейтенант Сорокин пришел в центральный пост и спросил меня:
Виктор Емельянович, долго ли еще будет продолжаться это издевательство над мотористами?
Давайте спросим штурмана.
Ильин обернулся, сердитый, взвинченный:
Вы крутите свой дизель не поймешь как, я и с помощью интегралов не разберусь. Но часа через два дойдем.
Мой помощник поморщился, словно откусил лимон:
За это время мы все с ума сойдем.
Побудьте в центральном посту, говорю Сорокину, а я поднимусь на мостик, посмотрю, что там делается.
Посмотрите, посмотрите, отозвался Ильин. Там темно, как в погребе под бочкой в двенадцать часов ночи.
Взбираюсь по трапу. В первые минуты действительно ничего не вижу. Постепенно глаза привыкли. Начинаю различать кильватерные огни кораблей и силуэты впереди идущих тральщиков.
Василий Андрианович, говорю командиру, что-то мы сегодня чаще обычного меняем ход. Мотористы замучились совсем.
Ничего не поделаешь. Попадаются свежие мины. Вот и приходится тральщикам очищать тралы. Куда же подводной лодке деваться?
Внезапно впереди блеснул огонь, выросла огромная, подсвеченная изнутри пирамида воды. По корпусу лодки ахнул гидравлический удар, и только после донесся гром взрыва. У меня с головы сорвало пилотку, и она упала в центральный пост.
Стоп дизель!
К счастью, никто не пострадал. Это взорвалась мина в трале одного из тральщиков. Перебитый трал сменили, и мы снова двинулись в путь.
Спускаюсь вниз. Небо в просвете рубочного люка начинает сереть. Скоро рассвет. Сверху приказывают остановить дизеля. С мостика все спускаются в центральный пост. Командир задраивает люк, приказывает погружаться для дифферентовки. Вначале все идет нормально. Слежу по приборам, принимаю воду в уравнительную, перекачиваю. Но чувствую в поведении лодки что-то необычное. Никак не держится на ровном киле. «Блуждающие пузыри воздуха в топливных цистернах»обжигает догадка. В топливных цистернах соляр по мере его расходования замещается водой. У нас же, видно, проник туда воздух. Докладываю командиру, прошу разрешения всплыть в позиционное положение.
Только быстро. Рассвет уже!
Продуваем среднюю. Мы с командиром выскакиваем на мокрый мостик. Сбрасываю ботинки, бегу к люку в палубе над клапаном добавочной вентиляции одной из цистерн левого борта. Волна небольшая, балла три, но все равно перекатывается через низкую палубу. Вода ужасно холодная, и, когда меня в надстройке чуть не с головой накрывает волной, хочется кричать. Открываю клапан. Воздуха почти нет. Закрываю вентиль, заматываю его проволокой. Перехожу на правый борт. Здесь тоже воздуха нет. Но из третьей цистерны воздух вырывается с шумом. Держу клапан открытым минуту, другую. Командир нетерпеливо спрашивает:
Ну как там?
Уже кубометра полтора вышло.
Давай-ка скорей!
У меня уже зуб на зуб не попадает, а воздух все выходит и выходит. Наконец из клапана показался соляр. Проверяю другие цистерны. Там воздуха больше нет. С трудом заматываю последний клапан скользкой проволокой, задраиваю ключом лючок. Бегу к скобтрапу, а руки, измазанные соляром, скользят по поручням. Василий Андрианович хватает меня за шиворот и помогает взобраться на мостик, бормоча извинения за такой необычный способ помощи, и мы оба ныряем в люк.
Открыть вентиляцию средней! командую посиневшими губами.
Подводная лодка с легким вздохом облегчения погружается под перископ. Остальная часть дифферентовки не заняла и десяти минут. После этого плавно ложимся на грунт. В дизельном отсеке на меня льют теплую воду, я моюсь с мылом, переодеваюсь во все сухое. Кок кормит горячими щами, а лекпом Г. Я. Кузнецов потчует какой-то обжигающей настойкой. После этого я совсем согрелся. Все ложатся отдыхать на час-полтора. В 6.00 нас поднимает команда «По местам стоять к всплытию с грунта силами очередной вахты». Иду в центральный пост. Вахтенным механиком стоит старшина группы трюмных мичман И. А. Казаков. Действует он уверенно, четко подает команды своим подчиненным. Я не вмешиваюсь в его распоряжения. Подводная лодка плавно отрывается от грунта и на глубине 40 метров берет курс на остров Гогланд.
В 18.45 три мощных взрыва подбросили подводную лодку. Я стремглав бросаюсь в центральный пост. Успеваю вовремя, чтобы заполнением цистерны быстрого погружения загнать подводную лодку под воду, когда глубиномер показывал всего лишь 3 метра. Лодка тяжело легла на песчаный грунт на глубине 47 метров. Под ногами хрустят осколки стекла; от взрывов полопались плафоны и лампочки. Вместе с мичманом Казаковым проверяем забортные отверстия. Кажется, все в порядке, если не считать, что от сотрясения самопроизвольно открылся клапан точного заполнения уравнительной цистерны. Закрываем его.
Командир приказывает гидроакустикам прослушать горизонт. Старшина 2-й статьи Семин докладывает, что аппаратура не работает. Это уж совсем неприятно. К тому же обнаружилось, что не включается трюмно-дифферентовочная помпа. У нее поврежден пусковой автоматический замыкатель (ПАЗ, как мы его называем).
Малахова немедленно в центральный пост! приказываю я.
Командир второго отсека тотчас прибегает и докладывает по всей форме:
Старшина второй статьи Малахов по вашему приказанию прибыл!
В боевой обстановке можно короче, перебиваю я его. Немедленно принимайтесь за ПАЗ.
Вражеский самолет обнаружил нас, когда мы подвсплыли под перископ, чтобы определиться по Верхнему Гогландскому маяку. Боцман не удержал лодку на перископной глубине, и рубка показалась над поверхностью моря. Этим и воспользовались фашистские летчики.
Мало того, что они довольно точно сбросили бомбы. Теперь они могут вызвать сюда и вражеские катера, а мы не имеем возможности уклониться от нихвышла из строя шумопеленгаторная аппаратура. Вот к чему приводит ошибка одного члена экипажа!
На помощь Семину старшина радистов главстаршина А. С. Ермолаев направил командира отделения радистов Г. М. Метревели. К счастью, им удалось быстро найти неисправность и устранить ее.
Шумопеленгатор работает! поступил доклад в центральный пост.
И сразу же новый доклад:
Слышно приближение двух катеров.
Тураев волнуется. Я понимаю его: в самом начале похода такие неприятности!
Малахов разобрал ПАЗ. Оказывается, поломался храповичок, включающий сопротивление. Велю снять эту деталь с одной из циркуляционных помп охлаждения дизелей и поставить сюда. Через десять минут трюмно-дифферентовочная помпа заработала. Мотористы вручную выпиливают храповичок, чтобы поставить его на место снятого.
Где катера? запрашивает командир.
Гидроакустики отвечают:
Катера ходят, но не приближаются.
Мы переглядываемся с командиром. Он молча кивает головой. Я так же безмолвно подаю знак командиру отделения трюмных старшему краснофлотцу И. П. Змиенко. Он включает трюмно-дифферентовочную помпу на осушение уравнительной цистерны. Через пять минут выключаем ее. Акустики прослушивают горизонт. Кажется, противник не услышал нас. Снова пускаем помпу, чтобы откачать лишний балласт.
В 19.27 тихо оторвались от грунта. Иновая неприятность: мичман Н. А. Балакирев докладывает, что заклинило кормовые горизонтальные рули.
Пытаемся перейти на ручное управление. Боцман прикладывает все силыштурвал не вращается. На помощь ему спешит командир отделения рулевых старшина 1-й статьи Б. А. Звягин. Вдвоем они осиливают неподатливый штурвал. Почти милю управлялись вручную. И вдруг штурвал пошел легко, словно порвалась какая-то проволока, которая его удерживала.
Когда постепенно в центральном посту все наладилось, я снова вызвал Малахова, который долго не возвращался из пятого отсека.
Ну как с храповичком?
Его будет делать моторист Осовский, если мичман Лавриков не найдет запасной. Говорит, что у него был где-то запрятан, да не знает, подойдет ли по размеру.
А почему вы так долго не возвращались?
Помогал электрикам привести в порядок ходовые станции. При взрывах там посыпались кожухи, чуть не произошло короткое замыкание. Пришлось заменить искровые размыкатели.
Идите в свой отсек. Немедленно замерьте корпусное сообщение аккумуляторной батареи.
Вдали за кормой раздалось два взрыва. Гидроакустики доложили:
Увеличив скорость, катера удаляются.
Лицо командира корабля светлеет.
Перехитрили мы немцев. Они привыкли, что наши подводные лодки ходят южным фарватером или через Нарвский залив. Поэтому и сейчас решили, что мы ушли на юг. А мы попытаемся пройти северным фарватером.
Северный фарватер? Я вспоминаю, что слышал о нем. Он очень трудный для подводных лодок: узкий, как ущелье в горах, а в одном месте совсем мелкий, не случайно штурманы зовут эту точку перевалом. Фарватер этот проходит у самой северной оконечности острова Гогланд и зорко охраняется противником.
Из второго отсека Малахов докладывает, что аккумуляторная батарея не только не пострадала, но даже подсохла и ее изоляция улучшилась. Значит, жить можно!
Переползаем на брюхе через перевал. Я сам распоряжаюсь работой трюмных. Нужна величайшая осторожность. Иначе поломаем о камни гребные винты или вертикальный руль. Все же трижды касаемся камней, к счастью, носовой частью корпуса. Наконец на глубине семи метров переваливаем через седловину подводного хребта. Глубины стали увеличиваться. Пронесло! Молодец Ильин! Даже бомбежка не помешала нашему штурману точно вести счисление. Поэтому так удачно и сумели пройти через такую узкость.
В полночь на пустынном Гогландском плесе решили всплыть для зарядки батареи. Заряжать ее будем без хода: кругом минные поля.
И бомбежка не все спишет
Продуваем балласт. Как только лодка всплыла, командир, вахтенный офицер М. И. Булгаков и сигнальщики-наблюдатели Карпов и Бондаренко вышли на мостик. Комиссар старший политрук Федор Алексеевич Пономарев задержался в боевой рубке.
На продувание главного балласта пущены дизеля.
Все идет нормально. И вдруг замечаю, что стрелки тахометров, показывающие скорость вращения гребных валов, стоят на нуле. Из электромоторного отсека докладывают, что вырубило автомат первой группы аккумуляторной батареи. Что делать? Подводная лодка ни в крейсерском, ни в позиционном положении. Нужно или всплывать до конца, или снова погрузиться и под водой разбираться, в чем дело. Решил продолжать продувать балласт, так как времени для зарядки очень мало.
И тут широко раскрывается переборочный люк второго отсека и в клубах черного дыма показывается перекошенное лицо вестового Данилина. Он кричит:
Пожар! Горят аккумуляторы!
Надрывный кашель мешает ему говорить.
По кораблю звучит сигнал пожарной тревоги. В центральный пост прибегает аварийная партия во главе со старшим инженер-лейтенантом Сорокиным.
Останетесь здесь, говорю я ему. Балласт больше не продувать. Заряжать только вторую группу аккумуляторов. А я пойду с аварийной партией.
С мостика торопливо спускается капитан 3 ранга Тураев. Докладываю ему о принятых решениях и с его разрешения иду во второй отсек. Здесь разгром. Матросы выбрасывают мебель в первый отсек. Туда же отправляют и снятые с палубы листы настила. Малахов закрыл асбестовыми матами два аккумулятора, из которых еще валит едкий дым. Дышать нечем. В отсеке полумрак. Картина такая, что у меня под пилоткой зашевелились волосы. Чувствую, кто-то прикоснулся рукой к моему плечу. Оборачиваюсь. Старший политрук Пономарев. Он уже здесь. И как всегда, оказывается самым нужным человеком. Спокойный, энергичный. Кажется, уже одно его присутствие исключает растерянность и панику.