Лев Александрович, а как это объяснить: на карте глубина в этом месте тридцать пять метров, а мы, как видите, лежим на глубине чуть не в два раза большей?
Видно, мы попали в своеобразное ущелье, которое пока не нанесено на карты.
Но противник знает это ущелье
Несомненно. Ведь бомбы рвались именно на этой глубине. Вы это почувствовали?
Почувствовал, ответил я, растирая под мокрым кителем синяк на левом плече. Но почему сейчас он бомбит так неточно?
Над морем уже темно: солнце зашло тридцать минут назад. Здесь сильное прибрежное течение. Прибавьте к тому же ветер. Видимо, в таких условиях вражеские корабли потеряли ориентиры.
Как бы в подтверждение слов Лошкарева громыхнул очередной одиночный взрыв метрах в ста по правому борту. Если и дальше нас будут так бомбитьне страшно. У нас даже небольшое преимущество: мы знаем, где находится противник, и следим за ним, а он мечется вслепую. Теперь главноене выдать себя.
Пришел Тураев. Устало улыбнулся.
Ну как вы тут, натерпелись страху?
Наверное, как и все, отвечаю. Врать не буду. Было страшновато.
Еще бы: тридцать две бомбы в непосредственной близости. Но теперь уже все. Немцы, кажется, ушли. А может быть, бомбы у них кончились. Немного подождеми будем выбираться из этой ловушки.
Подождали еще немного и пустили помпу на осушение трюмов. Десять минут качаем, десять минут прислушиваемся: нет ли кораблей противника.
Восстановив дифферентовку, снимаемся с грунта и уходим с «гиблого места». Командир принял решение всплыть между двух минных полей, длинными полосами пересекших почти весь Финский залив. Волна шесть баллов. Качает сильно. Зарядку производим без хода, все время опасаясь, как бы ветром и течением не занесло на мины. Пополнив запас электроэнергии, в 2.48 снова погружаемся и, чуть ли не прижимаясь к самому дну, продолжаем путь.
Два дня прошло без происшествий, хотя гидроакустики то и дело докладывали о шумах винтов. Вражеских кораблей и катеров здесь полно.
25 сентября услышали сильный скрежет. Задели минреп. Отворачиваем в сторону, маневрируем ходами, но чувствуем, что минреп не отрывается. За что он зацепился? Снова маневрируем. Наконец трос оторвался и заскользил по корпусу. Не успели мы прийти в себя от этой встречиснова задеваем за минреп. А на карте в этом месте чисто. Следовательно, противник поставил новое минное поле. Штурман отмечает на своей карте точки, где мы коснулись минрепов. Эти координаты передадим в штаб.
После мы узнали, что за время пути оставили позади 47 наших и 51 вражеское минное поле!
26 сентября командир поздравил нас с завершением форсирования Финского залива. Мы в открытом море!
Ночью впервые за весь поход получили работу по своей прямой специальности подчиненные главного старшины А. С. Ермолаеварадисты корабля. Лодка доложила в штаб о выходе в открытое море. Радисты Гальперин и Метревели приняли сводку Совинформбюро, последние известия о событиях в стране и за рубежом. Парторг корабля Ермолаев поспешил снабдить этими материалами агитаторов.
Командир корабля понимал, что экипаж нуждается хотя бы в небольшом отдыхе. Мы отошли в спокойный район моря. Отдых, конечно, был относительным. Мы устраняли повреждения, проводили тренировки, в которых очень нуждались некоторые моряки. Особенно это касалось рулевых-горизонтальщиков: им никак не удавалось держать лодку на перископной глубине.
Непосвященный читатель не поверит, если я скажу, что управлять горизонтальными рулями на подводной лодке в сто раз труднее, чем автомобилем. Ведя автомашину, вы знаете, что она сразу реагирует на каждый поворот рулевого колеса. А на подводной лодке горизонтальщик переложит рули, а лодка откликнется на это только через пять, а то и десять секундв зависимости от скорости хода. Представьте себе самочувствие шофера, если бы у него рулевое управление действовало с таким замедлением. Допустим, он вернул баранку в нейтральное положение, а автомобиль после этого еще будет поворачивать вправо или влево в течение десяти секунд
Прошу извинить за примитивность объяснения, но мне хотелось проще пояснить трудности, которые стоят перед рулевым-горизонтальщиком. Хороший горизонтальщик на подводной лодкеэто истинный талант, художник своего дела. Не каждый может стать хорошим музыкантом, далеко не каждый матрос станет хорошим рулевым-горизонтальщиком. А водителем автомобиля после небольшой подготовки может стать каждый второй человек.
Боцман Н. А. Балакиревопытный моряк, неплохой воспитатель матросов. А вот вахта на горизонтальных рулях ему оказалась не под силу. Другое дело у его подчиненногостаршины 1-й статьи Бориса Звягина.
Вахтенный офицер Лошкарев, давая вводные Звягину, незаметно подтолкнул меня локтем. А я и так уже не сводил глаз с этого ловкого парня. Лодка в его руках была изумительно послушной. Ученик намного превзошел своего учителя. Боцману бы радоваться. А Балакирев сник. Мы догадывались о его состоянии. Наверное, всегда учителю немного не по себе, когда он видит, что его ученик справляется с делом лучше, чем сам он.
Опять «первый блин»
28 сентября, проведя на переходе винт-зарядку, в 6.00 подводная лодка погрузилась на западной кромке своего квадрата, в районе маяка Акменрагс. Весь день бродили в поисках противника. К вечеру оказались у южной кромки своего квадрата, на траверзе маяка Ужава. Вражеских судов не встретили. Столь же бесплодно кружили мы на своей позиции и следующий день. Лишь поздно вечером вахтенный офицер капитан-лейтенант Лошкарев увидел противника. Фашистские суда были от нас в 40 кабельтовых.
Сыграли боевую тревогу. Выключили зарядку. Вооружившись ночным прицелом, командир начал боевое маневрирование для определения курса и скорости противника. Плохая видимость, которая раньше была нашей союзницей, теперь превратилась во врага. Мы долго гнались за огнями кораблей, пока не обнаружили себя. Один из кораблей вдруг резко повернул и, все ускоряя ход, помчался на нас. Это был миноносец, сопровождавший транспорт. Пришлось срочно уходить под воду. Атака сорвалась. Нам ничего больше не оставалось, как лечь на грунт.
30 сентября в 15.30, когда мы находились вблизи Либавы, гидроакустик старшина 2-й статьи Семин доложил вахтенному офицеру капитан-лейтенанту Булгакову о шумах винтов. Начав боевое маневрирование до прихода командира, вахтенный офицер приказал всплывать на перископную глубину. Мы втроем вбежали в центральный посткомандир, комиссар и я. Тураев поднялся в боевую рубку, я, как обычно, под нижним рубочным люком. Комиссар тоже остался в центральном посту. Через несколько минут мы услышали голос командира:
Линкор! Вот это добыча!
Линейный корабль «Шлезиен» шел в сопровождении миноносцев. Никогда еще нам не приходилось иметь дело с такой целью. Все волнуются. Звучит сигнал «Торпедная атака». Командир берет пеленг и вызывает Лошкарева в боевую рубку. Старший лейтенант Рыжков спешно готовит таблицы. Мне в центральном посту не слышно, о чем говорят в боевой рубке. Гудит лебедка: перископ поднят вторично.
Но вот доносятся слова Лошкарева:
Повернули все вдруг. Идут противоторпедным зигзагом. Атака не получится.
Тураев еще раз меняет курс для выхода в атаку, но через двенадцать минут окончательно убеждается, что на такой скорости, с какой идут вражеские корабли, к тому же на зигзаге, атаковать их невозможно, и приказывает:
Отбой тревоги! Оружие в исходное положение. Погружаться на безопасную глубину.
Спустившись в центральный пост и подойдя к штурманскому столу, Тураев и Лошкарев еще долго обсуждают свой маневр и маневр немецкого линкора. Обидно упускать такую добычу.
Этот район Балтийского моря стал очень оживленным. Все время снуют взад и вперед дозоры противолодочной обороны. Нам приходится уклоняться от них, изменяя курс и глубину погружения.
Ночью 4 октября, когда мы, меняя галсы, производили зарядку аккумуляторной батареи, сигнальщики сквозь пелену мелкого дождя увидели огни конвоя из трех кораблей. Командир сейчас же изменил курс. Сближаемся с противником под острым углом. Плохо то, что мы находимся в более светлой части горизонта, враг может нас обнаружить. Но тут уж ничего невозможно изменить.
Уточнили состав конвоя: транспорт в сопровождении двух миноносцев. Следует в направлении на Либаву.
Командир прибавляет ход до полного, чтобы сократить время сближения. Вдруг концевой миноносец резко поворачивает и идет прямо на подводную лодку. Циркулируем на обратный курс, не погружаясь. Расстояние не меняется. Миноносец огня не открывает. Лошкарев высказывает догадку:
Прицелы дождем заливает.
Минут через пятнадцать миноносец поворачивает назад. Мы тоже. Командир решил попытаться догнать конвой (у нас скорость намного больше, чем у транспорта). Два часа идем на параллельном курсе, едва различая силуэты кораблей противника на фоне береговой полосы. Дождь усиливается. Командир решил воспользоваться этим. На полном ходу идем на пересечку курса транспорта. Но нас снова постигает неудача. Головной миноносец меняет курс и направляется к нам.
Право на борт! командует Тураев рулевому П. А. Жулину.
Опять спасаемся бегством.
К карте спешит дивизионный штурман Ильин, а за ним по пятамштурман Богданов. Что-то отмеряют, о чем-то спорят.
Саша, что вы там колдуете? спрашиваю Ильина.
Выбираем позицию.
Какую позицию?
Командир хочет перехитрить трех вражеских капитанов.
Разве он не отказался от атаки?
Нет еще.
Ничего не понял, признался я.
Старший лейтенант Богданов улыбается.
Виктор Емельянович, помните поговорку: «Волка ноги кормят»?
По репитеру гирокомпаса, жужжащему у меня под боком, вижу, что мы снова идем параллельным курсом с эскортом. Завидую упорству командира и жду, что дальше будет, все еще не понимая, к какому маневру мне нужно быть готовым.
Идем час, два. Потом резко повернули к берегу и через двадцать минут погрузились.
Тураев из боевой рубки все время переговаривается со старшиной 2-й статьи Семиным. Наверху темно, вся надежда на гидроакустиков. Время движется страшно медленно. В носу приготовлен двухторпедный залп.
В 2.40 мимо нас прошел головной миноносец. В 2.51 раздалась команда «Продуть среднюю».
На мостик из темной боевой рубки выскочили командир, комиссар и Лошкарев.
По возгласам на мостике догадываюсь, что замысел командира удался: транспорт все-таки подкараулили. Но дождь льет как из ведра. Тураев никак не разглядит светящиеся деления ночного прицела.
Пли! наконец раздается команда.
Старпом переводит рукоятки прибора управления торпедной стрельбой. Подводная лодка дважды вздрагивает.
Смотрю на часы. Они показывают 2.55.
Лево на борт! Средний вперед!
В центральном посту все притихли. Ждем взрывов торпед. Прошло положенное время. Взрывов нет Расстроенный командир спускается к нам:
Мы тут нашумели изрядно. Немцы, пожалуй, подумают, что здесь орудуют три подводные лодки. Пойдем обратно на юг, к Мемелю.
Но по пути снова встретили противника. В пять утра сигнальщики заметили огни. Не проходить же мимо! Повернули на них. Чтобы лодку было меньше видно, из крейсерского перешли в позиционное положение.
Командир, комиссар и вахтенный офицер на мостике. Все заняли места по сигналу «Торпедная атака». Дивизионный штурман носится по трапам с мостика к штурманскому столу, к эхолоту и снова на мостик, иногда кричит на мостик прямо из центрального поста:
Впереди малые глубины!
Пришлось застопорить машины. Больше часа простояли почти без хода, поджидая, когда противник сам приблизится к нам. Наблюдатели-сигнальщики оглядывают темный горизонт, чтобы никто не напал на нас сбоку и с тыла.
Дистанция до противника сокращается. Трудно в темноте точно определить расстояние до предмета, а еще труднее сделать это на воде. В центральный пост доносятся реплики с мостика: сигнальщики спорят, сколько кабельтовых остается до цели.
Время 6.23. Дистанция три кабельтова.
Пли!
Торпеда вышла. Но следа от нее нет. Затонула! На транспорте выключили освещение, и он застопорил ход. Командир приказывает:
Электромоторами: правыйполный вперед, левыйполный назад!
Картушка репитера гирокомпаса поворачивается на 180 градусов.
Кормовые аппараты товсь!
Дистанция три кабельтова. Время 6.26.
Аппарат номер пять. Пли!
Торпеда вышла. Идет прямо на цель. Прошла под транспортом.
Взрыва не последовало.
В 6.32 новая команда «Пли», и снова мы напрасно ждем взрыва.
Я так вцепился в поручни трапа, что ладони горят.
Почему не взрываются торпеды? Возможно, судно сидит очень мелко, потому они и проходят под ним, не задевая днища.
Артиллерийская тревога!
Колокола громкого боя всколыхнули отсеки.
В центральный пост вбегает капитан-лейтенант М. И. Булгаковуправляющий огнем, за ним командир стомиллиметрового орудия старшина 2-й статьи И. М. Смирнов со своими комендорами. Один за другим они карабкаются по трапу.
На верхней палубе топот, лязг металла. Наконец слышится команда Булгакова:
Огонь!
Выстрела нет.
Огонь!
Орудие опять молчит.
Топот ног. Комендоры кубарем скатываются по трапу. С мостика поступает приказ дать полный ход обоим дизелям.
Последним с мостика спустился в центральный пост командир боевой части дватри капитан-лейтенант Булгаков.
Михаил Иванович, спрашиваю я его, что ты так плохо воевал?
Понимаешь, оба кранца первых выстрелов отсырели. А сменить снаряды не успели: на зюйде появились два дозорных корабля.
Да, в эфире сейчас небось стоит гвалт на весь мир. Эх, Михаил Иванович, не везет нам, да и только. Торпеды твои не взрываются, пушки не стреляют. Только зря пугаем немцев
Обидевшись и посылая неласковые слова во все известные ему адреса, капитан-лейтенант скрывается во втором отсеке.
Срочным погружением из-под дизелей закончилась вся эта бурная эпопея. Мы потеряли без толку несколько торпед и десятка два снарядов, которые отсырели (их пришлось выбросить за борт).
Но обидно не это. Обидно, что люди могут разочароваться, потерять веру в свои силы.
Я вспомнил, что и на «С-7» было так: вначале сплошные неудачи, у всех уже руки начали опускаться. Почему это происходит? Пожалуй, из-за недостатка боевого опыта. «С-7» впервые выходила в море после блокадной зимы. А «С-12»лодка новая, большинство ее экипажа вообще еще не участвовало в боевых походах.
Собравшись втроемИльин, Лошкарев и я, обсудили создавшееся положение и решили помочь командиру в этой трудной обстановке. Надо поговорить со своими подчиненными, убедить их, что неудачи бывают во всяком деле, но умения у нас прибавляется с каждым днем, и успех будет обязательно. Комиссар Ф. А. Пономарев, подключившийся к беседе, горячо одобрил нашу мысль.
Когда подводная лодка легла на грунт и торпедисты приступили к перезарядке аппаратов, я собрал моряков своей боевой части в дизельном отсеке. Пришел сюда и комиссар. Разговор я повел о наших делах:
Были трудности на переходе в Финском заливе.
Мы их успешно преодолели. Была возможность подучиться. Подучились. Теперь мы должны обеспечивать командиру любой задуманный им маневр. А что у нас получается практически? Мотористы при пуске дизелей в свежую погоду залили двигатели водой. Сначала такой промах допустил матрос Николай Иванович Аракчеев (оживление в отсеке). Казалось бы, его урок должен был научить всех. Так нет, этот же промах повторяет Николай Иванович Дроздов (еще большее оживление). Думаете, на этом кончилось? Нет. Даже старший матрос Константин Григорьевич Тавровский решил не отставать от них (смех, шутки). В результате три раза корабль на час-полтора оказывался без надводного хода. И все лишь потому, что некоторые наши товарищи никак не научатся вовремя открывать верхний газоотводный клапан. Трюмные здесь смеются, а у них ведь тоже далеко не все гладко. Товарищ старший трюмный Алексей Николаевич Копылов, куда девался сетчатый фильтр от трюмно-дифферентовочной помпы? Покраснев до ушей, Копылов встал:
Я же не нарочно
Не хватало еще, чтобы вы намеренно топили в море ценнейшие детали! А все же как это произошло? Расскажите товарищам, чтобы они поучились на вашем горьком опыте.
Приказал мне старшина почистить фильтр, начал смущенно Копылов, я вынул его и положил в ведро. Матросы по очереди курили в боевой рубке. Подошла и моя очередь, поднялся я по трапу. А тут уборку проводили в центральном посту и завалили фильтр мусором. Слышу, на мостике говорят, что скоро погружение; я быстро схватил ведрои наверх. Когда вывалил за борт, то было уже поздно. Но я сделал новый фильтр