***
Я залезла на наш чердак и подошла к окну. Отсюда, с крыши, город всегда казался мне таким мирным, незащищённым, что сердце сжималось от боли. А между тем, на улицах уже вовсю шла война. С каждым днём становилось всё тяжелее. Съестные припасы потихоньку заканчивались. Помимо этого начались сильные перебои со светом, водой. Интернет «поймать» тоже было тоже практически невозможно. И всё что мне оставалось, это играть в игры на телефоне и общаться с Ванькой в нашем импровизированном «Скайпе».
«На связь» я выходила каждый день. Как и обещала, разговаривала со звёздами, и в такие моменты сама над собой посмеивалась. Хотя с небом разговаривать было легко, ему можно была рассказывать секреты, открывать тайны сердца, не боясь, что оно кому-то разболтает. Иногда я говорила со звёздами, иногда рассказывала что-то Ване, а иногда мне вообще казалось, что я разговариваю с самим Богом.
«Привет Бог, это я Леся. Знаешь, а у нас-то тут совсем беда. Эти обстрелы замучили, и еды нормальной нет. Хотя тебе уже, наверное, надоело слушать каждый день одно и то же. Слушайте, звёзды, вы ведь точно видите, как там Ваня! А я здесь на него очень сержусь. Он взял и уехал, и мне его не хватает В общем, звёзды, вы только Ваньке не говорите, но он мне очень дорог. Да ладно, что скрывать! Ваня, я тебя очень полюбила! Я всей душой к тебе привязалась. Ты мой самый лучший друг! Только ты, наверно, никогда об этом не узнаешь Ну вот, у нас опять обстрел! Похоже, опять придётся ночевать в подвале как уже это всё надело Ну ладно, пока! Я в подвал».
Последнее время обстрелы заметно участились, на улицу выходить было опасно, и мы, как могли, коротали время в подвалах: читали книжки, разгадывали кроссворды, и даже иногда играли. Подвал с недавних пор стал для нас родным, и мы сделали всё, чтобы чувствовать себя здесь комфортней. Жильцы дома соорудили тут из ящиков кровати, принесли тумбочку, маленькие столики, и теперь здесь можно было поспать и даже приготовить ужин. Нас по праву можно было считать детьми подземелья: мы натащили в подвал книжек, всяких настольных игр, и даже плакат с Джастином Бибером. Его принесла сюда Алиса. Мальчишки при виде плаката плевались, но всё-таки разрешили его оставить в память о ней.
В тот вечер всё было как обычно. Взрослые читали или тихо беседовали, Макар и Денчик играли в какую-то телефонную игру, а мы с младшей сестрёнкой Макара сидели и рассматривали «киндеры». Полина по одному доставала их из сумочки, а я расставляла рядами на столе. Эту коллекцию она собрала ещё в те, довоенные времена. Теперь о «киндерах» и шоколадках можно было только мечтать, и поэтому эти маленькие игрушки грели нам душу. Рассматривая их, мы как будто снова возвращались в те далёкие времена, когда у нас все было, а главноебыло счастливое детство, и не было войны
Смотри, какой бегемотик! Полина протянула мне ладошку с очередной игрушкой. Мне тётя Жанна подарила, у неё целая коллекция, а это вот мишки, а это дерево со зверюшками. Их тоже целая
Слово «коллекция» Полина сказать не успела, потому что вдруг раздался страшный грохот, и какая-то нечеловеческая сила как будто вжала нас в пол.
Перед глазами мелькнули папа, мама, Ванька, какие-то еще картинки Обычно в подвале залпы были слышны намного тише, но в этот раз слышимость была просто чудовищная, и в тот же момент с потолка градом посыпалась штукатурка и пыль. Послышался звон стекла, все вокруг заволокло каким-то белым туманом, и заложило уши, и потемнело в глазах Всё это длилась каких-то несколько секунд, но все мы сразу поняли что случилось что-то ужасное, непоправимоев наш дом попал снаряд!
Я закашлялась, пытаясь хоть что-то разглядеть в пыли. От ужаса я не могла встать с земли и только испуганно оглядывалась по сторонам. В тумане кто-то причитал и плакал
Мама! Мамочка! закричала Полина, и, как будто придя в себя от этого крика, я вдруг вскочила и побежала наверх. Сердце бешено колотилось, первым делом я хотела узнать, всё ли в порядке с моим папой! Он ведь должен был скоро вернуться. А что если он подошёл к дому в тот самый момент?! Пол в подъезде был усыпан кусками штукатурки и мелкими осколками стекла.
Мама-а, Лен-аа! Дан-и-ил! истошно вопили соседи, в панике ища своих.
В последнее время общежитие заметно опустело. Уехали все, у кого была возможность уехать. В доме остались только бабушки, наотрез отказавшиеся сбегать, и четыре-пять семей, которые проводили своих отцов в батальоны.
Я первой выбежала во двор и остолбенела. Там всё дымилось и шипело. Снаряд попал не в сам дом, а во двор, но ущерба от этого было не меньше. Взрывной волной были выбиты всё стёкла. От взрыва дом почернел и обуглился, но основной удар пришёлся на второй подъезд, там из полуразрушенной боковой мансарды летели красные искры
«Неужели пожар?» пронеслось у меня в голове
Быстрее! Быстрее, там огонь! испуганно закричала я соседям.
Гори-и-им! тут же завыли женщины, и началась еще большая паника. Кто-то начал звонить в пожарную, кто-то просто бегал по двору. Мужчин в нашем доме осталось немного, а женщины, вымотанные постоянным стрессом, только плакали и ругались. В этой кутерьме я увидела отца. Он подбежал откуда-то и сразу привёл нас в чувство:
Что вы кричите?! За дело! Быстрее! Шланги! Вёдра воды! начал командовать он.
Как мы все бросились тушить пожар! Тут уж и мы, дети, не отставали от взрослых. Закидывали песком, затаптывали, пытались сбить огонь. На улице была тёмная ночь, но от пожара во дворе стало светло как днём.
Скоро жильцы нижних этажей организовали подачу воды, они спускали её вниз в вёдрах, а мы передавали друг другу по цепочке. Я тоже встала в цепочку вместе со всеми. Двумя руками схватила ведро и передала стоящему рядомкакое же оно было тяжёлое! Я ещё не успела отойти от первого, а мне уже подавали второе. От напряжения у меня затряслись руки, а надо было передавать четвёртое, пятое. После каждого вылитого ведра огонь яростно шипел, плевался паром, злился, но почему-то разгорался ещё сильнее. Силы были явно неравны, и пока мы пытались залить его внизу, он уже успел подняться на крышу. Вот уже и крыша начала странно трещать, то тут, то там были видны языки пламени, так что и подойти уже стало невозможно!
Назад! Назад! закричал кто-то, а чердак уже заполыхал, и, казалось, закричал от боли и ужаса
Мы отошли к забору и смотрели, как горит наш дом. Мы были совершенно бессильны перед огнём. Это было так страшно! Ужасно. Мы всё не могли поверить, что горит наш дом
От дыма резало глаза, у многих текли слёзы, хотя, пожалуй, они текли совсем не от дыма, а от боли, от злости и обиды на того, кто взял и за секунды разрушил нашу жизнь, уничтожил всё, что нам было так дорого
Вскоре послышался вой сирен, и мы увидели пожарную машину.
Быстрей, быстрей, перекрытия деревянные! кричали соседи пожарным, но те не поддавались панике, работали слаженно и четко. Скоро около нашего дома собралась толпа зевак. Все кричали, что-то советовали, узнавали, есть ли жертвы. Жертв, слава Богу, у нас не было! Если не считать бабу Тоню, которой стало плохо: от ужаса у неё, видно, очень подскочило давление.
За первой пожарной приехала вторая, затем третья; мощные струи воды сразу превратили пламя в дым, сначала он был чёрным, потом стал густым белым. Огонь постепенно унимался, затухал. С ним пожарники справились минут за десять, но потом ещё долго поливали дом водой. За это время на улице уже немного рассвело, и все жильцы начали расходиться по квартирам и оценивать масштабы бедствия.
Я поднялась наверх и не узнала нашу комнату. Окно было выбито. Кровати, диван, телевизор, книги, компьютерзалиты водой.
Ничего, главное сами живы, пытался успокоить меня отец.
По сравнению с другими жильцами мы с папой пострадали не сильно. В квартирах, которые находились по левую сторону, жить было уже невозможно. Было больно смотреть, как люди, вмиг оставшиеся без крова, горестно ходили по пепелищу и откапывали, протирали от копоти, рассматривали дорогие сердцу вещи
Совершенно измотанная и подавленная, я спустилась во двор. Интересно, какой силы же должен был быть снаряд, если он нанёс такой ущерб?..
Вот это да! Похоже, пятисотка была! мы снимали на телефоны, обсуждали происходящее.
Фугаска точно! Полдома разнесло! К этому времени мы уже хорошо разбирались в снарядах, умели определять из чего и откуда стреляют.
Три дерева свалило! Горку погнуло! А травы сколько пожгло!
Мы долго подсчитывали «убытки». Я ещё раз оглядела весь дворлавочка, на которой мы любили сидеть вечерами, была вырвана с корнем; сильно пострадал решетчатый забор: он был словно выдавлен наружу какой-то страшной силой. Столбы, где сидели львы, были разбиты осколками. А куда же делись сами львы?! где же они?..
Мы гурьбой подбежали к забору и обомлели. Столбы были пусты. На них никто больше не сидел.
«Может, их кто-нибудь убрал?» промелькнуло в моей голове, но нет Рядом со столбами мы увидели бесформенные и обугленные куски гипса. Один из них был похож на львиную морду. Очевидно, львов сбило взрывной волной, и теперь они лежали на земле, расколотые на мелкие кусочки. Охраняя нас, они, конечно, приняли весь удар на себя, и погибли. Мы в ужасе смотрели на смерть Гоши и Зевса, и нам казалось, что это начало конца. Наши львы погибли! Нас больше некому защищать, и поэтому вокруг теперь такая разруха и горе!
Совершенно поникшие, мы вернулись на лавку. Грязные, перепачканные гарью и пылью, мы сидели и горестно молчали. Эта ночь так вымотала нас, что даже эмоций ни у кого не было. Ничего не хотелось.
Идите сюда! крикнула вдруг Полинка. Её звонкий голосок быстро привёл нас всех в чувство. Она стояла около подъезда и хотела показать нам что-то. Ну, идите же сюда! Идите! Смотрите, тут берёзка плачет!
Вы когда-нибудь видели, как плачут деревья? А мне вот довелось. Около нашего подъезда в палисаднике росла маленькая стройная берёзка, её привезла соседка тётя Катя. Она выкопала её где-то в лесу и пересадила к нам во двор. Сначала берёза очень сильно болела, как будто скучая по своему лесу, поблекла, зачахла Но тётя Катя заботилась о ней, поливала, удобряла, и прошлой весной березка ожила, зазеленела. Жаль, что ненадолго. В её ствол попал уродливый осколок снаряда, и теперь она стояла, пригнувшись к земле, а из «раны» её капал прозрачный сок. Он действительно был похож на слёзы
Мы тихо подошли к берёзке, попытались вытащить осколок, но она не хотела успокаиваться, и всё плакала и плакала Интересно, о чём она плакала? Наверное, о нас.
Глава 13. Прощание
__________________________________________________________________
Наверное, это был самый тяжёлый удар!
Ещё два дня назад мы ничего не знали. . А потом этот пожар, слезы, суматошные сборы и переполненный автобус
В конце июля началась экстренная эвакуация. Город находился на осадном положении, его нужно было освободить от «балласта». В первую очередь вывозили женщин и детей. Я, конечно, до последнего верила, что папа уедет вместе со мной, или, в крайнем случае, оставит меня в городе. Но вечером перед отъездом он сообщил мне ужасную новость: я еду одна, потому что он обязан сохранить мне жизнь.
Путь обещал быть тяжёлым. Те, кто звонил из эвакуации, рассказывали про ужасные заторы на дорогах, про бессонные ночи под пулями. Но больше всего я переживала из-за расставания с папочкой, и поэтому в тот вечер ни на шаг не хотела его отпускать. Всю ночь пред отъездом мы просидели в темноте, обнявшись. Изредка я начинала плакать и причитать, что не хочу ехать без него, что боюсь его потерять, что боюсь смерти.. и тогда он утешал меня, обещал, что расставание ненадолго, что скоро военный конфликт закончится, и мы опять будем вместе. Но я ему почему-то не верила
Утром мы встретились с ребятами, и в последний раз оглядели наш когда-то многолюдный двор. Конечно война не щадила никого! За эти несколько недель у стариков прибавилось морщин, у взрослых седины в волосах. Глаза детей стали пустыми и испуганными. Вот и наш дом после пожара выглядел, как старая «заброшка», и грустно смотрел на меня пустыми глазницами выбитых окон.
Прощай, любимый Дом, тихо сказала я, но моё сердце просто разрывалось от злости и горя. Мне хотело орать, звонить во все колокола, добиваться ответов на свои вопросы.
Пап, почему они всё разрушают! Почему продолжают воевать! Почему не хотят сдать оружие и остаться хоть и побеждёнными, но живыми? часто спрашивала я отца, и он начинал объяснять мне про ситуацию в мире, про иностранных наёмников, про информационную войну.
Последнее время он вообще говорил мне странные вещи. Просил хорошо учиться и никогда не переставать улыбаться и смотреть на звёзды Скоро мы подошли к большой толпе людей, ожидающих эвакуации. Война была уже совсем близко. Обстрелы практически не прекращались, вот и сегодня грузиться в автобусы тоже пришлось поспешно. В первые два автобуса сажали только детей. Нас должны были отвезти в какой-то оздоровительный лагерь, а сопровождать нас вызвалась учительница биологии Тамара Львовна. Отец зашел вместе со мной в автобус и теперь стоял рядом, всё ещё не решаясь отпустить мою руку.
Смотри, не сбеги оттуда без меня, попытался пошутить он.
Последнее время он сильно сдал. Похудел, осунулся, начал часто кашлять, и мне было больно смотреть на это
Папочка, милый, я так тебя люблю! опять прижалась я к нему сильно-сильно. Я стараясь запомнить это мгновение, его сильные руки, его запах, но тут бабахнуло где-то совсем близко, и отец быстро отпустил меня. Он не любил долгие прощания, и я его прекрасно понимала.
Трогай! махнул он рукой водителю, бросил на меня последний прощальный взгляд и выскочил из автобуса. Двери захлопнулись, разделив нас с родными, и мы все припали к окнам. Мы стучали по стеклу, махали, кричали что-то Скоро автобус дёрнулся и, как огромный корабль, медленно поплыл вперёд. Наши родители пошли за автобусом, пытаясь подольше находиться в поле нашего зрения. Мы все ломанулись к заднему окну. Я нашла глазами папу. Он стоял там на дороге Такой большой, тёплый, родной! Яркая сиреневая рубашка была хорошо видна даже издалека. Таким я видела его в последний раз
Мой папа пропал без вести Я не знаю, где он сейчас, но так как похоронка нам не приходила, я верю, что мой отец жив! Может быть, он болеет, или ранен, а может, его насильно забрали в ополчение. Но, папочка дорогой, если ты меня слышишь, приезжай ко мне скорее! Я очень тебя жду!..
Стоп! Снято! Спасибо Олеся, ты просто умничка! Подписчики так ждут новостей о твоём здоровье. Люди очень тронуты. Многие стараются помочь. И знаешь ты становишься модным блоггером. Тебе это нравится?
Если честно, не очень я просто хочу стать нормальной, и папу своего найти хочу
По правде сказать, мне не очень приятно, что из моей жизни сделали "реалити-шоу", но после операции мне обещают вернуть только пятьдесят процентов зрения. Чтобы восстановиться полностью, придётся пролечиться, скорее всего, за границей. Мы нуждаемся в средствах, и не отказываем никому, кто к нам обращается. Теперь я снимаюсь сразу в нескольких проектах. Съёмочные группы не дают мне продыху даже перед операцией, и не успевает уйти одна, как тут же появляется другая
Передача «Спасите моего ребенка» на FOX-ТV, кричит какая-то девушка. Мы с вами договаривались на интервью перед операцией? Олеся, ты ведь можешь сказать что-нибудь на камеру?
Смогуя улыбаюсь. Я ведь уже почти профессионал
Сегодня у меня операция. Я очень волнуюсь. Конечно, я стараюсь думать о хорошем Я вот недавно размышляла.. последние полгода я ведь только и мечтала о том, что буду видеть. И сегодня, получается, исполнится моя мечта. Хоть и такой ценой
Олеся, кто помогает тебе справиться со страхом и со всеми переживаниями?
Бог
Но ведь около тебя постоянно есть ещё один человек. Расскажи о ней
Олеся Ткаченко! Прощаемся с поклонниками и готовимся к операции! слышу я громкий голос.
Олеся, мы рядом! Мы и операцию будем снимать! не унимается девушка, но от этого мне не легче, и я чувствую, как сердце уходит в пятки в прямом смысле слова
Скоро Лида берёт меня за руку. Она знает, что мне нужно! Так как я не могу видеть, мир я теперь воспринимаю через прикосновения, звуки, запахи. Здесь в больнице, например, он влажно-душный, смешанный, лекарственный. Для меня с недавних пор это ещё и запах боли. И когда я чувствую этот запах, у меня всплывают в памяти часы безнадежности и отчаяния, и тогда я даже немного радуюсь, что не вижу ни врачей, ни медсестёр. Потому что один только вид их белых халатов и металлических инструментов вселяют в меня страх. Пока я отвлекаюсь от волнения своими мыслями, меня переодевают, готовят к операции, кладут на каталку, и скоро я слышу, как её колеса начинают часто-часто стучать по плитам.