Граница проходит рядом - Николай Илларионович Данилов 9 стр.


«Голову, голову мне его доставьте!»требовал курбаши, когда узнал, что оборванец Курбан Чарыев возглавил в Кашлы аульный Совет.

Может, тогда впервые дрогнуло сердце Берды, может, с того момента и вкралось в душу сомнение: той ли дорогой пошел? Стало быть, не так плохи красные джигиты и их новые порядки, если большим начальником в селе сделали справедливого и честного бедняка Курбана. Против кого же он, Берды, дерется? Ради чего дерется? Но слишком глубоко увяз в грязных делах басмач Джумаев со своим жестоким главарем, слишком много сделано непоправимого, чтобы вернуться в свой аул с повинной. Да и Дурды-хан не простил бы измены. В страхе держал он своих бандитов. У всех на глазах, как капустный кочан, слетела с плеч голова у Ораза Хидырова, когда тот отказался обезглавить председателя аульного Совета.

 Теперь все вы со мной одной веревочкой связаны,  говорил курбаши, как буравом, сверля людей единственным глазом.  Живыми попадемся в руки неверных, всех вздернут на одном карагаче.

В последнем бою с пограничниками банду Дурды-хана разбили наголову. Курбаши погиб в рукопашной схватке, оставшихся в живых пленили. Не успел тогда Берды перерезать себе горло. Обессиленная рука, надрубленная в предплечье, не слушалась. Окровавленный, скрипя зубами от боли и злости, лежал он под фисташковым кустом и обреченно ждал, когда на шею набросят веревку. У него кто-то вырвал нож, зло замахнулся кулаком, но не ударил

Долгие годы провел Джумаев далеко от Туркмении. Многое понял за это время, многому научился. И хотя стыдно было возвращаться в свой аул, по нему тосковал, вспоминая родные места с щемящей сердце человеческой болью.

Председатель аульного Совета Курбан Чарыев встретил Джумаева незлобно.

 Ошибка все это,  сказал он, посадив против себя Берды.  Тыжертва обмана. Да разве тебя одного втянул тогда в банду Дурды-хан! Твое место было с нами. Больше старое вспоминать не станем Хорошо, что вернулся в Кашлы. Назначаю тебя мирабом

Нет, не без пороков возвратился в родной аул Берды Джумаев. Конечно, он рад был такому приему, и работа пришлась по душе. Но никто не выселит из его души аллаха. Увидел Берды в селе большие перемены, порадовался им. Однако многое в новых порядках ему не понравилось. Молодежь почти вся отреклась от всевышнего. Не верит в него и сам председатель аульного Совета. Его жена не носит борык, сняла яшмак. Да и другие женщины прикрывают рот только тогда, когда увидят стариков.

Молодежь ведет себя совершенно бессовестно. Парни и девушки вместе ходят в клуб, поют песни, пляшут. Сам Курбан Чарыев против калыма. Ах, сын он шайтана! Отдавать девушку замуж без калымаслыханное ли дело? А что в коране сказано?..

Много лет прошло с тех пор, как Берды вернулся в родной аул. Много с тех пор протекло по колхозным арыкам воды. Постарел, поседел Джумаев. Уже давно зовут его почтительноБерды-ага. В его доме семеро внучат. Любит он их по-дедовски, казалось бы, одинаково и все-таки, заметно всем,  больше предпочтенья отдает внучке Соне. Да это и понятно: внуков-то полон дом, а внучкаединственная. И ничего больше Берды-ага не желает, как дожить до ее свадьбы. Он и жениха уже Соне присмотрел, поливальщика Йылгая, внука соседа Сапара. Йылгай парень тихий, послушный и, главное, от мусульманской религии не отрекся. Более подходящего мужа для своей любимицы Берды-ага в ауле не видел, а старому Сапару не раз снилась легко порхающая в его доме красивая пичуга-щебетунья, внучка соседа.

Бывало, старики, отдав дань аллаху, сходились после вечерней молитвы у дувала, подолгу молча сидели на корточках, заложив под язык по щепотке наса. Они давно решили: быть осенью свадьбе. Но стариков больше волновала деловая сторона предстоящего бракакалым. Здесь их интересы резко расходились. Соседи боялись прогадать: один намеревался запросить как можно больше, другойдать предельно меньше.

 Да поможет нам аллах!  вслух высказывался кто-нибудь из них, хитро пряча под тельпеком свои мысли, и поднимался с корточек, давая понять собеседнику, что пора расходиться по домам.

Не встрепенулась радостно от слов деда Сона, не заблестели счастьем ее глаза.

 Йылгай парень неразговорчивый, но деловой,  мягко говорил ей Берды-ага.  И душа у него добрая. Он в обиду тебя не даст

Опустила голову Сона, собралась с духом, ответила кротко:

 Он мне, дедушка, не нравится

А кто ей понравится? Кто по душе придется? У Берды-ага при таких мыслях замирало сердце. Только бы не подвернулся какой-нибудь комсомолец, безбожник. А впрочем, напрасны эти опасения. Как он, глава дома, скажет, так и будет.

Но что-то неспокойно стал вести себя сосед-приятель. Не случайно, видимо, Сапар-ага сказал ему однажды:

 Пограничники зачастили в наш аул. Ко всем присматриваются, везде заглядывают

На что хитрый сосед намекал? Посторонних людей в Кашлы нет. Все свои, все на виду. Кто чем занимается, тоже никому не секрет. К Берды-ага у них претензий быть не может. В чем когда-то был виноват, за то и получил по заслугам. Да, старик Джумаев не с распростертыми объятиями их встречает, увидитбоязливо свернет в сторону. И это дело его личное.

Не лицемер Берды-ага Джумаев. Чего самому лезть в друзья к тому, кому был в молодости ярым врагом? Верно, что с тех пор времени прошло многовато. Но все помнится. Зачем ему встречаться, о чем разговаривать с этими безусыми мальчишками? Вот, мол, я, бывший басмач, поглядите, пожалуйста, полюбуйтесьпоследний редкий экземпляр, который стрелял, рубил ваших отцов или, поди уже, дедов.

Ох, не случайно пограничники появились у порога его дома, чуяло сердце старикане случайно. Воды попросили, а сами с Соны глаз не сводят, лукаво перемигиваются. Не будь второго, русского, Берды-ага не нарушил бы туркменского гостеприимства, пригласил бы смуглого попить чая, отведать каурмы. Но очень смущал беловолосый солдат, бойкий и разговорчивый. Похож он был чем-то на того пограничника, который в последнем бою вышиб Джумаева из седла. Пока дед собирался с мыслями, Сона его опередила:

 Проходите, пожалуйста, чая попейте.

«Ох, егоза!»старик хотел притопнуть ногой, а получилось иначе:

 Проходите,  сказал.  По нашему обычаюпереступил порог, садись, гостем будешь.

Не заставили парни себя упрашивать, проворно сняли сапоги, уселись на кошму. Смуглый ловко подвернул ноги под себя, а у беловолосого не получалось. Бросил ему первому Берды-ага подушкуклади под локоть, коль по-туркменски сидеть не умеешь, сам пристроился между гостями. Сона поставила три цветастых фарфоровых чайника, три красивых пиалы, положила чурек, сахар. Через несколько минут в комнате вкусно запахло мясом.

 Меня Владиславом зовут,  представился блондин,  а это мой друг и сослуживец Мерген. Садитесь, девушка, с нами за компанию,  жестом пригласил он Сону.

Содрогнулся Берды-ага. Чтобы в присутствии хозяина гость приглашал женщину за трапезу, такого нахальства старик за свою жизнь не видел. Мерген незаметно толкнул друга ногой. А Сона улыбнулась и исчезла в другой комнате.

 Занята она, работа есть,  нахмурив брови, сказал Берды-ага по-русски.

 О-о!  подхватил Владислав.  Где это вы так хорошо научились говорить по-нашему?  спросил он и опять получил от Мергена толчок коленом.

Поперхнулся старик, закашлялся.

 Жизнь научила,  пробурчал он и резко показал рукой на блюдоешь, мол, коль пригласили да поменьше задавай в чужом доме вопросов. И поспешил Берды-ага заговорить с Мергеном на своем языке, откуда он, какого рода-племени, как служится ему, чем думает заняться после армии. А когда блюдо с едой почти опросталось и гости уже не протягивали к нему руки, старик пробормотал молитву и провел ладонями по бороде сверху вниз. Мерген в этот момент повернулся за сигаретами, а Владислав изумленно вытаращил глаза.

 Зачем это так, дедушка?

 Слава аллаху, нашему всевышнему,  ответил Берды-ага и сытно рыгнул.  Люди стали жить хорошо

 Не аллаху, дедушка, а Коммунистической партии слава. Ее это заслуга.

В краску бросило старика. Крякнул он, поднялся и вышел из помещения. Через минуту с улицы раздался его хриплый голос. Берды-ага на чем свет стоял за что-то ругал понурого ишака. Минут через пять вернулся к гостям. Парни беспечно лежали на кошме, удобно подложив подушки под головы, и курили сигареты. По их разморенному виду старик понял, что уходить они не торопятся. «Гости нужны, как воздух,  вспомнил старик поговорку.  Но если этот воздух вовремя не выйдет обратно, можно задохнуться».

 Напрасно вы так, дедушка, аллаха хвалите,  опять заговорил Владислав, видимо, по молодости своей не догадываясь, как грубо наступает на больное место собеседника.  Зря перед ним преклоняетесь. Религияопиум народа.

 В коране сказано, что всякий, кто неправедными устами богохульствует, покарается аллахом за содеянное.

 Вы, дедушка, меня не поняли,  солдат привстал на колено.  Я говорю, что всякая религия: мусульманская, христианская или еще там какая,  яд для народа. И ваш коран, и нашу библию написали не святые, а попы, ишаны. Так людям они затуманили мозги, что до сих пор от пережитков старого не отделаемся. Подумать только: девушку в Средней Азии, как вещь, как ишака, за калым продавали. До чего же дики законы шариата!

Вулканом закипело в груди старика. Он готов был взять неверного за шиворот и энергично показать ему дорогу за порог.

 Я понимаю, понимаю, дедушка, что вам трудно сразу отказаться от аллаха. Но могу завтра же вам доказать, что ни бога христианского, ни мусульманского аллаха нет вообще.

Плюнул старик с досады, отвернулся, но любопытство взяло верх. Этот сосунок берется доказать невозможное. Удобный момент его проучить.

 Завтра, говоришь?

 Угу. Могу начать сегодня.

 Начинай.

 Пожалуйста,  Владислав встал.  Вот вы, дедушка, можете всю ночь молиться, просить аллаха, чтобы он завтра не затмил солнца. У вас ничего не получится. Завтра в полдень светило все-таки померкнет. И не тучи его закроют, а луна. Несколько минут будет темно.

Старик ухмыльнулся в бороду.

 Только аллах один знает, что будет завтра, и не смеши меня, парень, своими небылицами.

 Не аллах, а я, комсомолец Владислав Морозов, говорю вам точнозакроется.

Берды-ага никогда грамоте не учился, а в силу этого, разумеется, газет не читал. Никто ему из аульчан о предстоящем неполном солнечном затмении не говорилто ли забыли, то ли не решились. Старик был уверен в своей правоте и, уже внутренне торжествуя победу, сказал;

 Я сбрею свою седую бороду, если завтра луна закроет солнце. А что ты сделаешь, парень, если так не будет?

 Будет,  ничего не обещая, сказал за друга Мерген.

 Но если не закроет, тогда чтоб вашей ноги здесь близко не было!  сердито сказал старик.

 Договорились, дедушка

Берды-ага провел ночь в томительной бессоннице. Разбередил в нем русский пограничник старую рану, заныла она тупой непрерывной зубной болью, щемя сердце. Намеревался ведь он тогда срубить голову бойкому всаднику в выцветшей гимнастерке, но тот ловко развернул коня и их шашки скрестились. Легко отогнул красноармеец его руку и так яростно замахнулся, что Берды невольно съежился, думал конец. Ан нет, сильного удара у пограничника не получилось, словно раздумал, словно пожалел И до чего же они между собой похожи, тот и этот, вчерашний гость. «Луна закроет солнце!  Берды-ага трижды звучно прищелкнул языком.  Вот додумался, шайтан!».

А светлый шайтан и его смуглый друг, как и обещали, появились у дома Джумаевых к полудню. В руках они держали закопченные осколки стекла.

 Через пять минут, дедушка, начнется затмение,  поздоровавшись, сказал Владислав и протянул старику стеклышко.  Через него хорошо наблюдать.

Берды-ага отмахнулся от пограничника, как от мухи, но остался стоять на месте. Без малого сутки он ждал этого момента, а пять минут подождет. Вышла Сона в темных очках. Сняла их, легким кивком поприветствовала гостей и встала рядом с дедом.

 И ты думаешь, что сейчас солнце закроется?  Берды-ага скосил глаза на внучку.

 Конечно, дедушка. Об этом по радио объявляли. В нашей республике будет частичное солнечное затмение.

 Никто воли аллаха наперед знать не может,  упорствовал старик, не желая брать всерьез чье-то предсказание. Он никак не мог уразуметь, что за подвох подстраивает ему неверующая в аллаха молодежь.

Вдруг небо чуточку посерело, словно туча крылом прикрыла краешек солнца.

 Началось!  объявил Мерген.

Берды-ага вскинул головув небе ни облачка, бездонная лазурь. А вокруг заметно серело. Словно по команде, истошно закричали ишаки, замычали коровы, залаяли и завыли собаки.

Старику сделалось не по себе. Он почувствовал легкую дрожь во всем теле. Что бы все это значило? Не конец ли свету? Но рядом стояли пограничники, Сона. Они весело разговаривали, издавали восторженные возгласы. Они все знали наперед, они ничего не боялись.

 Посмотрите, дедушка!  Сона поднесла к его глазам очки.

Не выдержал Берды-ага, взглянул и забыл обо всем на свете. Никакого подвоха не было: на красный диск солнца темным пятном серпа наползала бледная луна.

Не проронив ни слова, завороженным стоял старик, обеими руками вцепившись в очки. Ничего не нашелся сказать он и после, когда веселый беловолосый пограничник озорно спросил:

 Прислать, дедушка, парикмахера или сами бороду сбреете?

Не дернулся, не вздрогнул Берды-ага, когда Владислав положил на его плечо руку и снисходительно сказал:

 Ладно, дедушка. Учитывая вашу хроническую неграмотность, бороду трогать не будем

 Но согласно договору,  добавил Мерген,  вы не запрещаете нам навещать ваш дом

Приближалась осень. Заторопился Сапар-ага со свадьбой, на словах расщедрился:

 Чего, сосед, тянуть нам время? Давай скорее породнимся. Девушки с Йылгая глаз не сводят. Выбор товара большой. Но я верен своему слову. Да и Соне уже восемнадцать исполнилось. Пора птичку сажать в клетку. За калымом дело не встанет. Дам верблюдицу стельную, пять баранов

Молча слушал соседа Берды-ага и, как от боли в животе, морщился.

 В наш сельмаг дорогие ковры текинские завезли,  верещал сосед,  во всю стену можно вешать. Хочешь в счет калыма куплю за восемьсот рублей?

Берды-ага пристально посмотрел на соседа и неожиданно предложил:

 Купи у меня ишака.

 Ишака?!  не понял его Сапар-ага, растерялся. Кто же сейчас ишаков продает? К какому делу их нынче пристроишь? У Йылгая есть мотоцикл с коляской, коль потребуется, автомашину приобрести можно

А Берды-ага, не дождавшись ответа, не по-старчески, широко и бодро, зашагал к магазину.

На другой день все в селе знали, что скуповатый на деньги старик Джумаев купил самый дорогой ковер, за полторы тысячи. А кто-то распустил слухи о том, что приобрел его Берды-ага для внучки, потому что красавица Сона собирается выйти замуж за пограничника. Слухам верили и не верили, но на всякий случай молодежь стала исподволь готовиться к комсомольской свадьбе.

ОЧЕРКИ

Это было в Кушке

оселок Моргуновка, что расположен в пяти километрах от Кушки, имеет любопытную историю. В конце прошлого столетия, когда южная граница почти не охранялась, царское правительство решило переселить сюда украинцев, прошедших службу в армии. Выбор пал на Волчанский уезд Харьковской губернии. Бывших служивых соблазнили необозримыми земельными просторами Туркмении, и они потянули за собой семьи.

На пустыре, близ речушки Кушка, за один год образовалось селение. Его назвали по имени генерала КуропаткинаАлексеевским. Переселенцам выделили земельные участки, за выкуп дали коней. А чтоб пограничный поселок не очень беспокоили чужеземцы, каждому двору выделили по берданке.

Украинские крестьяне трудиться умели, и вокруг селения заколосились пшеничные и ячменные поля, зазеленели бахчевые, зацвели сады, во дворах появились скот и птица. Вскоре к Кушке из Мары провели железную дорогу.

Вот с этого момента отчетливо и помнит себя Иван Моисеевич Чернявский.

Двенадцатилетний мальчик, дрожа, шел навстречу пышной свите с хлебом и солью. Он два дня зубрил стихи, написанные учителем школы по случаю открытия дороги, и сейчас должен был прочитать их важным господам, русским и нерусским.

Напрасно переживали взрослые за Ванюшку. Он продекламировал стихи без запинки, громко, с выражением. Какой-то пожилой господин даже прослезился и протянул мальчику золотую монету со словами:

 Пусть тебе купят сапоги и картуз. Ты, дитя, достойный представитель молодого поколения, которое непреклонно будет стоять за нашу веру и царя-батюшку

Плохим пророком оказался этот сентиментальный господин.

Назад Дальше