Было решено отойти в глубь леса, чтобы оценить серьезность создавшегося положения. Сможет ли наша небольшая группа вынудить немцев отказаться от своих планов. А вдруг не повезет? Тогда положение еще больше ухудшится. Мы понимали, что дорога каждая минута. Что ожидает жителей Чернихува, если немцы обнаружат находящийся там динамит?
Я взял из тайника пятьдесят килограммов динамита, чтобы переправить его на правый берег Вислы, сообщил мне Вильк, спрятал его в риге Планетов под доской от разобранной телеги.
Да, немцы появились в тот самый момент, когда мы решили забрать динамит. Если динамит попадет к ним в руки, они решат, что жители Чернихува выкрали его из рудников. Люди будут гибнуть у нас на глазах. Все понимали серьезность положения. Сыпались разные предложения.
Атаковать сволочей.
Пробраться в Чернихув и предупредить жителей об облаве.
Был одиннадцатый час вечера. Решение появилось неожиданно. Я пришел к выводу, что выход в каком-нибудь внезапном ударе. Он должен отвлечь внимание немцев и заставить их изменить свои намерения.
Есть план, сказал я. Мы подожжем молочный завод в Рыбной, пожалуй, самый большой в воеводстве. Это встревожит немцев. В помощь возьмем несколько товарищей из местных.
Мы бросились к Рыбной. Нескольких гвардейцев я послал сообщить тем товарищам, которые присоединятся, что сбор состоится в районе молочного завода. Но они присоединились к нам уже по дороге. Одним из первых был Чекай из Кашува.
Когда все собрались, я отдал приказ действовать. План нападения мы с Тадеком Грегорчиком разработали еще на марше.
Под натиском гвардейцев с треском вылетели двери завода. Были выбиты окна. Через двери и окна мы проникли внутрь помещения. Коник схватил стоящий в углу молот и принялся крушить машины. Остальные делали то же самое. Кто железным ломом, кто железными штангами. Топорами рубили оборудование, резали ремни. Неожиданно ребята обнаружили склад водки. Часть бутылок разбили. Водка смешалась с разлитой сметаной, молоком, маслом и керосином. Потом эту смесь подожгли. Огонь из водочного склада быстро перебросился в другие помещения, и вскоре все здание завода было охвачено огнем. В воздух поднялись черные клубы дыма.
Охрана в Рыбной подняла тревогу. Проснулись жители села и его окрестностей. Как нарочно, не работал пожарный насос. Жители для вида суетились у молочного завода, но спасти его уже ничто не могло.
Мы на первых порах отошли в поле, где стояли большие стога сена, а потом быстрым ходом двинулись к Кашуву, расположенному в нескольких километрах от Рыбной. Прежде чем попасть в нее, немцы должны были сначала миновать Кашув.
Стало светать. Со стороны Чернихува послышался шум автомобильных моторов. Это ехали немцы. Количество автомашин говорило о том, что к нам направлялись все немцы, стянутые под Чернихув. План наш, видимо, увенчался успехом. Некоторое время спустя автомобили свернули в сторону и остановились в полукилометре от дома Чекая, откуда мы наблюдали за немцами.
Я приказал отходить по одному и назначил место встречи на случай, если связь со мной будет потеряна. За домом и на лугу росли кусты. На поле еще стояли рожь и пшеница. Используя эти естественные укрытия, мы незаметно уходили из Кашува в направлении Воловице. День был солнечный, и нам пришлось позаботиться о том, чтобы немцы не обнаружили нас. Небольшой группой нас было пятеро мы все дальше уходили от немцев. Откуда-то издалека до нас донеслись звуки отдельных выстрелов и очередей ручных пулеметов.
Когда мы встретились в условленном месте, выяснилось, что нет Юзека Пометло. Этот живой, отважный паренек не первый раз заставлял нас волноваться. Я помнил, как он первым вышел из дома Чекая, а потом куда-то исчез.
Кто видел Кальвина? спросил я.
Все молчали: никто не знал, что с ним случилось. Мы еще долго ждали его, но напрасно.
Я направил гвардейцев за оружием и динамитом, приказав предупредить оставшуюся, часть отряда, расположившуюся недалеко от Подгале. Мы с Коником остались на месте. В тот же день я вернулся к товарищам из Рыбной. На следующий день я узнал, что Кальвин погиб в бою с гитлеровцами. У него был хороший парабеллум, много патронов. Видимо, он горячая голова задержался, чтобы подстрелить нескольких немецких солдат. В неравном бою он уничтожил нескольких немцев, но и его настигла пуля.
Еще до схватки Кальвина с солдатами Кашув был окружен. Мы ушли вовремя. Немцы стали хватать людей. Пытать. Но все равно ничего не узнали. В бессильной злобе они подожгли несколько домов. Но Рыбной не тронули. Когда они появились в деревне, жители уже покинули ее. Так что немцам не на ком было сорвать злость. Чернихув тоже был спасен.
Мы внимательно следили за действиями немцев. Кашув горел. Немцы рыскали по всей округе, но так ничего и не нашли. Динамит мы перевезли в безопасное место. Готовые в любой момент к боевым действиям, мы провели в лесу несколько дней.
С основным отрядом я наладил связь в лесах Дробос. Теперь мы горели желанием отомстить немцам за их злодеяния. Именно в это время наш отряд увеличился за счет группы ППС Францишека Сасулы (секретарь районной парторганизации в Краковском округе. Погиб в 1944 году), состоящей из нескольких старых «пэпээсовцев». Мы снабдили их оружием и боеприпасами. Наши боевые возможности значительно возросли.
Вскоре я встретился с секретарем окружного комитета Настеком. Мы обсудили с ним последние события и решили расширить борьбу с оккупантами, сильнее бить по его транспортным коммуникациям. Я взял самовзрыватели к динамитным шашкам и возвратился в отряд. Теперь отряд часто менял свое местонахождение, оставляя за собой взорванные транспорты и разрушенные переезды. Мы действовали в районе краковского узла, а чаще всего на линии Краков Освенцим.
Переброска радиостанции
Погода благоприятствовала действиям отряда. Дни были солнечными. Ночи теплыми. Мы снова осели в Мысленицких лесах и кружили по уже хорошо изученному району.
Здесь я получил письменный приказ командующего округом Зигмунта, в соответствии с которым должен был немедленно явиться на явочную квартиру для приезжих, предназначенную для поддержании связи с представителями Центрального Комитета. Эта квартира находилась в доме товарища Бронислава Хаберкевича (погиб в 1944 году в Освенциме) на Подгуже по Кальварийской улице.
Я оставил отряд на Чарного и выехал в Краков. Хаберкевич уже ждал меня. В самых общих чертах он рассказал мне о предстоящем задании. Из кухни мы прошли в комнату. Там за столом сидели двое молодых людей. Хаберкевич представил их мне. Мы обменялись паролями, предназначенными только для явок. (Ими пользовались все прибывающие с поручениями Центрального Комитета.) Один из них, брюнет с голубыми глазами и римским носом, назвался Юзефом (это был Рудольф Хаскель), другой Федей. Юзеф был чехом, Федя русским.
Беседа началась. Как выяснилось, мне предстояло организовать переход этих двоих товарищей через чехословацкую границу. Но это было еще не все. Вместе с ними нужно было перебросить к месту назначения приемо-передающие радиоаппараты, которые они оставили у доверенных людей в лесах около Островца-Свентокшиского. Но вначале их следовало привезти в Краков. Отсюда начинался второй этап пути к границе. Я стал думать, как лучше переправить радиостанцию. В разобранном виде она помещалась в трех больших портфелях. Перевезти их можно было по железной дороге. Правда, это было связано с большим риском: в пути и на станции гитлеровцы устраивали бесконечные проверки. Но иного выхода не было. Теперь следовало умело подобрать людей, готовых к самому худшему и в то же время не выделяющихся в толпе пассажиров.
После долгих раздумий я послал за Янеком Шумецем. Он больше чем кто-либо другой отвечал нашим требованиям. Когда я рассказал ему о предстоящем деле, он, как и обычно, не колеблясь ни минуты, выразил готовность ехать.
Я сидел за столом с Юзефом и Федей. Мы обсуждали план выполнения задания. Как связаться с членами Польской рабочей партией в Келецком воеводстве, которые прятали аппаратуру нам сообщили. План местности мы получили. Оставалось подобрать еще одного человека в помощь Янеку.
Думаю, сказал Янек, что со мной должна ехать женщина. Лучше всего Валя.
Я позвал Валю и рассказал ей о нашем плане.
Трудное задание, промолвила она, но, конечно, я поеду с Янеком.
Настало время отправляться в путь. Мы снабдили Янека и Валю всем необходимым. Дали последние наставления. Вернуться они должны были через два дня. Из осторожности нашу явку пришлось перенести к Солтыкам на улицу Скавиньскую. Я много говорил с Юзефом и Федей. Они рассказали мне, как очутились в таком положении.
Когда их самолет пересек линию фронта и оказался над польской территорией, его неожиданно атаковали фашистские истребители. Три «мессершмитта», поочередно пикируя, поливали его огнем. Советский летчик делал все, чтобы оторваться от них, взмывал вверх, переходил на бреющий полет, но все было напрасно. Несколько пуль пробили фюзеляж. Беспрерывно маневрируя, советский самолет лишь изредка отвечал бешено атакующим немцам пулеметными очередями. Юзефу и Феде пришлось прыгать с парашютами в районе Келецких лесов. Здесь они наладили связь с местными жителями. Их укрывали, кормили. Прошли сутки.
Где теперь могут быть Янек и Валя? то и дело спрашивал Юзеф.
По моим расчетам, они уже собираются в обратный путь. Это смелые ребята. Оснований для тревог пока нет, успокаивал я новых друзей, а заодно и себя самого. Но мыслями мы были в келецкой деревне.
Федя, расскажи что-нибудь о партизанах, попросил я, чтобы как-то убить время.
Федя задумался, сел на диван, закурил.
Было это под Курском, начал он. В деревню приехало несколько десятков грузовиков с солдатами. Длинной вереницей растянулись они вдоль дороги. Немецкие солдаты были спокойны. Разошлись по домам отдыхать. И конечно, не обращали никакого внимания на ребятишек, которое играли возле машин. А ребятишек наши научили потихоньку достать из двигателей запальные свечи и припрятать их. Мальчишки сделали это.
Федя затянулся, минуту помолчал, потом продолжил свой рассказ:
А через несколько часов по застигнутым врасплох немцам ударили партизаны и местные жители. Бой был не на жизнь, а на смерть. В нем приняли участие и молодые, и старики. Те, у кого не было оружия, нападали на солдат с топорами и вилами. Немцы бросились к машинам, но стронуть их с места так и не смогли.
Час возвращения Янека и Вали приближался. Теперь мы считали каждую минуту.
Поднялись мы спозаранку. Клара, жена Солтыка, подала завтрак. Федя и Юзеф до еды не дотронулись. Выпили по стакану кофе и схватились за папиросы. То и дело смотрели на часы. Если поезд не опоздал, Янек и Валя должны уже подъезжать к Кракову.
Кто-то постучал в дверь. И через минуту до нас донеслись слова, которые заставили нас волноваться еще сильнее:
Весь район Подгуже оцеплен немецкими жандармами и полицией. Проход по мосту закрыт.
Сведения оказались правильными. Движение из Кракова до Подгуже было перекрыто. Ходили только трамваи. На правой стороне моста Костюшко стояла группа немецких солдат. Посередине проезжей части красовался станковый пулемет. Янек и Валя должны были прибыть с аппаратурой на подгурскую явку. Они вполне могли напороться на немцев. «Подгуже, район большой, думал я. И конечно, облава продлится долго. Наши высадятся на Главном вокзале, может быть, проедут еще остановку до Плашува и оттуда трамваем до Подгуже к дому Хаберкевичей».
Случайно я взглянул на сынишку Солтыков Метека, и в голове возник план. Я подозвал мальчика к себе, положил руку ему на плечо и сказал:
Слушай меня внимательно, Метек. Беги по мосту Костюшко к Хаберкевичам и скажи им, чтобы позаботились о Янеке и Вале. С вокзала они поедут трамваем. Пусть старая Хаберкевич предупредит их, чтобы ехали до конечной остановки. Понимаешь? Мальчик кивнул. Если тебя остановят немцы, заплачь и скажи, что бежишь за хлебом. Понял?
Да.
Мальчик стрелой вылетел из дому и побежал по улице. Потом я подозвал Рысека, старшего сына Солтыков.
Переплывешь Вислу около Людвинува, проберешься на Подгуже и скажешь обо всем Хаберкевичам, такую задачу поставил я перед ним.
Несколько часов спустя в дверь тихо постучали. Я открыл. На пороге стояли Валя и Янек.
Все в порядке. Оборудование и аппараты здесь, были ее первые слова.
Радость наша не знала границ. Мы бросились друг другу в объятия. А вскоре вернулись и дети Солтыка.
Мальчики, как выяснилось, добрались до квартиры Хаберкевичей по Кальварийской улице. Жена Хаберкевича, она работала дворником, вышла на улицу с метлой и, не обращая внимания на немецких постовых, начала мести. Трамвайная остановка находилась как раз напротив дома. Хаберкевич отчетливо видела всех людей, находившихся в трамваях. При приближении вагона она подходила к остановке и смотрела, нет ли в нем Янека и Вали. Немцы не проверяли трамваев, но, сойдя с него, Янек и Валя могли наткнуться на патруль. Нельзя было допустить, чтобы они сошли с трамвая.
Наконец в одном из вагонов Хаберкевич увидела Янека и Валю. Они стояли в тамбуре. Хаберкевич подошла к подножке и знаками дала знать, чтобы они ехали до конечной остановки.
Еще перед тем как увидеть Хаберкевич, мы сообразили, что немцы устроили облаву на улицах Подгуже, рассказывала Валя. Мы видели, как они обыскивали людей. Мы доехали до конечной остановки, вышли в Лагевниках. Оттуда добрались до Броновице, что на левом берегу Вислы. Аппаратура была спрятана в доме у товарища Дзивлика.
Мы слушали их, затаив дыхание. Федя и Юзеф сияли.
Мы доехали до Островца-Свентокшиского, продолжала Валя. Сошли с поезда и сразу же пошли в город, оставляя справа дымящиеся островецкие мартены и домны. Через пять минут были уже на Главной улице. Янек нес в руках свое пальто, а я сумку и платок. Вдруг к нам подошел мужчина и сказал: «Ничего не несите в руках. В таких прохожих немцы стреляют без предупреждения. Нельзя держать руки в карманах. Таков приказ».
Мы поблагодарили мужчину. «Видимо, им здесь здорово достается», подумала я. Решили на обратном пути на поезд в Островце не садиться. Город располагался по левую сторону от железной дороги, идущей в направлении Чмелюва и Сандомира. Из города постарались выбраться как можно быстрее. Валя глубоко вздохнула. Через некоторое время мы оказались у домика на опушке леса. К счастью, все были дома: хозяин, его жена, дочь и остальные члены семьи. Дочь, как мы позже узнали, была санитаркой в отряде Гвардии Людовой. Да и вообще почти вся семья была так или иначе связана с партизанами.
Мы быстро обо всем договорились. Запаковали аппаратуру. Они помогли нам разобрать ее, и мы тотчас же двинулись в обратный путь. Связной провел нас сначала по тропинке, а потом проселочной дорогой. Показал нам путь к станции. В сколоченном из досок помещении не оказалось ни одного пассажира. Но без разрешения гитлеровских властей здесь нельзя было приобрести билетов.
Об этом нас предупредили, вставил Янек.
Да, мы знали об этом. На поезд сели без билетов дали проводнику деньги. В Скаржиско-Каменной пересели на поезд, идущий в Краков. Время тянулось ужасно медленно. На каждой остановке у нас могли проверить багаж. Но мы были готовы к этому: опустили бы наши сумки на ремнях за окна вагона. Ехали целую ночь. Незадолго до полудня поезд подошел наконец к краковскому вокзалу. Валя вновь сделала паузу. Ее выручил Янек.
Я выскочил из вагона раньше, чтобы убедиться, нет ли немцев. Никого не заметил. Вернулся к Вале и сказал, что можно выходить.
Мы успели смешаться с толпой и добраться до выхода, продолжала Валя. Вдруг из-за колонн появились немцы. Среди них был полицай, известный в городе своей жестокостью. Честно говоря, в этот момент нам обоим стало не по себе. Но отступать было уже поздно. Шли мы не спеша. В руках вместо билетов деньги. Контролер сразу же взял их и даже поблагодарил. Теперь перед нами были гитлеровцы и полицай. Наступал решающий момент. И вдруг произошло непредвиденное. Прямо перед нами немцы приказали открыть чемодан какому-то мужчине. Тот открыл и гитлеровцы увидели золотые кубки и церковные блюда. Они тотчас же набросились на добычу, вырвали у мужчины чемодан и, забрав с собой его владельца, вместе с полицаем ушли на станцию. Мы бросились к трамваю. Что было потом, вы уже знаете.