Не горюйте, что-нибудь придумаем.
Что вы задумали?
Старуха затопила, вода уже закипает, и мы бросим в нее угадайте что?
Клецки?
Скажешь тоже, старик выпятил нижнюю губу. Настоящую ногу поросенка! торжественно заявил он. Правда, он не очень большой, весит несколько десяткой килограммов, но зато жирный. Чего его прятать? Чем его съедят фрицы, лучше съедим сами. Надо спешить, а то придут люди рыть окопы, гитлеровцы приедут
Тогда надо тащить его в ригу. Я помогу.
Вы уж как следует все сделайте, попросила Выжгова.
Все будет в порядке, заверил ее Выжга. Товарищ мне поможет.
Я оглушил поросенка топором. Он даже не взвизгнул.
И вправду хорош, похвалил Выжга.
Он нетерпеливо смотрел на воду, ждал, когда она закипит. Рассвет уже пробивался сквозь щели.
Начали собираться люди на рытье окопов, а это означало, что и гитлеровские солдаты находились где-нибудь поблизости. Наконец из котла пошел пар. Мы с Выжгой схватили поросенка, чтобы обдать его паром, но он вдруг вырвался и через неприкрытые двери риги бросился в поле. У старого Выжги словно крылья выросли. Он кинулся за недобитым поросенком и схватил его за задние ноги. Послышался громкий визг.
Ах ты, чертяка, хочешь немцев накликать? выругался старик и отрезал поросенку голову.
Когда запахло мясом, старик стал шутить:
Э, товарищ, если бы мы так с оккупантами воевали, им бы тут еще долго сидеть. Я, конечно, знаю, это у вас лучше получается. А вы заметили, что фашисты не такие уже храбрые и нахальные? Это верный признак, что фронт уже близко.
Так от происшествия с поросенком старик перешел к оценке того, что наблюдал, сделав собственные выводы.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Таинственный кабель
С момента прибытия капитана Березняка и лейтенанта Шаповалова собранные сведения регулярно передавались два раза в день. Капитан Березняк со своей группой советскими партизанами и с нашей группой партизан прятал в лесу вторую радиостанцию, а также совершал нападения на железнодорожный и автомобильный транспорт врага. Захваченные в плен гитлеровцы располагали важными документами и сведениями.
Чтобы представить себе характер деятельности группы, стоит привести небольшой отрывок из записей капитана Березняка:
«28.10 1944 г. Шоссе Закопане Краков у деревни Стружа. Уничтожен грузовик с продовольствием, убит один немец.
3.11 1944 г. На станции Строне (Краков Кальварья) уничтожены телеграф и телефон, разоружено 17 немцев.
67.11 1944 г. Воля-Радзишевска. Взорван мост, пущен под откос воинский эшелон. Уничтожено: паровоз, 4 платформы с грузовиками, 3 вагона с солдатами. Убито 40 гитлеровцев. Ранено 6070. Движение прервано на 20 часов.
23.12 1944 г. Около станции Велька Касина пущен под откос воинский эшелон. Уничтожены 2 паровоза, 4 вагона с лошадьми и солдатами. Движение прервано на 15 часов.
25.12 1944 г. Деревня Рацеховице около Добчице. Захвачен в плен немецкий инженер-майор Курт Пекель из краковского укрепленного района, член гитлеровской партии с 1925 года (номер партийного билета 10340). Очень ценный «язык».
29.12 1944 г. Деревня Рацеховице. Захвачено у немцев 10 лошадей, 2 повозки. Взято в плен 9 предателей-власовцев.
7.1 1945 г. Деревня Возаны около Велички. Взят в плен немецкий унтер-офицер.
8.1 1945 г. Бузув. Группа наших товарищей вместе с группой партизан АЛ напала на пограничный отряд немцев. Убито 2 немца, ранено 8.
12.1 1945 г. 14.00 (время московское). Немцы силой до 1000 солдат окружили наш лагерь в районе горной деревушки Козлувка. После полуторачасового боя мы прорвались вместе с польским партизанским отрядом и без потерь вышли из окружения. В бою отличился Растопшин Семен, он убил 5 немцев и захватил их пулемет.
12.1 1945 г. Около деревни Пальча мы с Семеном напали на немецкий лагерь. Обстреляли его из леса. Убито и ранено несколько немецких солдат.
19.1 1945 г. Борис и Костя убили немецкого штабного офицера, забрали документы штаба 545-й немецкой дивизии.
21.1 1945 г. Растопшин, Шиманьский и я захватили в плен 9 немецких солдат, в том числе 2 обер-ефрейтора. Все из 344-й дивизии.
21.1 1945 г. Взят в плен радист 59-го немецкого корпуса.
22.1 1945 г. Взяты в плен 3 немца, в том числе обер-фельдфебель».
Краков должен был стать (и все это понимали) огромным полем битвы. Немцы гнали людей на рытье противотанковых рвов и окопов вокруг города, надеясь преградить путь частям Красной Армии.
Работы у нас прибавилось. Предстояло тщательно разведать системы траншей, укрепления. Мы также регулярно совершали обход тех участков, где рытье производилось кирками.
Штаб Конева стал получать в еще большем количестве информации об укреплениях и ходе инженерных работ. Алексей со временем раздобыл учетную ведомость, в которой немцы отмечали явившихся на рытье окопов. В результате он мог следить за ходом работ.
Мы ждали наступления советских и польских войск, которые освободили Люблин, на южном участке форсировали реку Сан и теперь были совсем близко.
Мы испытывали какое-то радостное беспокойство в ожидании предстоящих событий, но в то же время опасались за судьбу города и его жителей.
В один из осенних дней партизаны Армии Людовой, контролировавшие железную дорогу и шоссе Краков Катовице, доложили, что гитлеровцы начали копать довольно глубокий ров, идущий от шлагбаума в Броновице, то есть от конечной трамвайной остановки. Работы вела организация «Тодт». Здесь немцы не использовали ни одного поляка. Ров прокладывался справа от шоссе и тянулся в западном направлении.
Мы забеспокоились. Ров прокладывался явно не в хозяйственных целях: ведь линия фронта была совсем рядом. Значит, он предназначался для иных целей. Но для каких?
Алексей, Прысак, я и другие товарищи внимательно следили за ходом работ. Где должен кончаться ров? И на этот вопрос мы не могли сразу получить ответ.
Со временем нам удалось узнать, что на дне рва почти полутораметровой глубины гитлеровцы укладывали кабель диаметром четыре сантиметра. Возникали новые вопросы: для чего он предназначен? К чему он будет подсоединен?
Уложенные участки кабеля тут же засыпались. Видимо, немцы старались сохранить все в тайне.
Дни шли. Работы не приостанавливались ни на минуту. Особенно хорошая возможность наблюдать за тем, что делалось у рва, представилась Прысаку. Совсем рядом разбивались городские огороды, где он работал. Прысак сообщил нам, что немцы уже провели ров под железной дорогой, пересекающей шоссе западнее города, и дальше, около двухсот метров, под железнодорожным виадуком в Броновице. Железнодорожники, несшие службу в будке, видели, как немцы прокладывали кабель. Прысак заметил также, что рядом с правым рельсом, если смотреть в сторону Катовице, тянулся еще какой-то тонкий провод.
Вместе с Шаповаловым мы осмотрели железнодорожный мост, перекинутый над шоссе, и в одной из его опор, в каменной кладке, обнаружили отверстие. Может, здесь должно было проходить ответвление кабеля? Или это отверстие не имело к кабелю никакого отношения? После тщательного осмотра выяснилось следующее: тонкий кабель, протянутый через это отверстие, был соединен с проводом около рельса и сходился с главным кабелем на переезде около железнодорожной будки.
Какая роль отводилась кабелю для нас продолжало оставаться загадкой.
Будем следить за этими работами до конца, решил Алексей. Я согласился с ним.
Немцы проложили кабель за строения Броновице и дотянули до места, откуда шла дорога к Ойцову. Слева у этой дороги стояли крестьянские домики. В одном из них жил знакомый Прысака. Мы предложили Прысаку установить связь с этим человеком и с его помощью добыть у немцев сведения о предназначении рва с кабелем.
Поговори с ним, посоветовал я Прысаку. Возможно, ему удастся потянуть немцев за язык, и мы что-нибудь узнаем.
В один из дней повалил снег с дождем. Случилось так, что во время перерыва на обед немцы вошли в дом этого крестьянина погреться. Хозяин попытался завести с ними разговор о рве и кабеле. Но ничего не получилось. Немцы только спросили, могут ли они прийти к нему и завтра, если опять будет такая погода. Хозяева не отказали им в гостеприимстве.
Угостите их самогоном, посоветовали мы Прысаку.
Немцы пришли. Выпили, закусили. После этого стали разговорчивее, но и на этот раз ничего не удалось узнать. Приглашение на следующий день они приняли с большой охотой.
Я еще куплю самогону, пообещала им хозяйка. Хороший был? Гут?
Гут, зер гут! похвалили немцы.
Снежная крупа с дождем налетала часто. Холод не унимался. Мы приготовили для хозяев несколько литров самогону, чтобы им было чем как следует угостить немцев. Штаб приказал срочно выполнить задание.
А пока мы продолжали передавать сведения о передвижении немецких войск, о строящихся укреплениях.
В один из дней работавшие на рву немцы снова заглянули к нашему хозяину. Он и его жена то и дело подливали в их стопки самогон. Немцы захмелели, развеселились. Хозяин решил немного пощекотать им нервы. Жестами и несколькими немецкими словами он дал им понять, что в Краков войдут советские войска.
О найн! крикнул один из них. Вр-р-р-рум! Он вскинул вверх руки и вытаращил глаза.
Крестьянин догадался, что это могло означать: взрыв.
В общем-то мы и раньше уже догадывались, для чего предназначался кабель. «Беседа» же крестьянина с немцами подтвердила наши предположения. Теперь оставалось узнать, в каком месте будет установлено приспособление для включения тока. От кабеля в различные части города должны были отходить ответвления.
Немцы продолжали копать.
В западне
Шаповалов получил задание разведать гитлеровские отряды и части, расположенные в Величке. Ему были также необходимы новые документы. Их неплохо обрабатывал Бохенек.
Как-то рано утром Алексей, Валя и я отправились на краковский вокзал понаблюдать за выездом людей на окопные работы. Смешались с людьми. В один из моментов мы с Алексеем пошли к привокзальному киоску купить газету. К нам подошли темно-синие полицейские и потребовали документы о занятости на рытье окопов. Алексей предъявил свой документ. Я же не знал, что делать, потому что не имел такого удостоверения.
Я как раз собрался на работу, объяснил я.
Но это не помогло. Алексей и Валя отошли, а меня задержали и отвели в тюрьму, где уже находилось около двухсот человек. Во время проверки немцы ругались, что мы уклоняемся от рытья окопов и не хотим помогать им бороться с большевиками. Размахивали над нашими головами нагайками и угрожали штрафными лагерями.
В тот же день нас погнали работать на скалы Твардовского. Перед этим у всех отобрали документы. У меня было только фиктивное удостоверение, подтверждавшее, что я работаю откатчиком у одного хозяина в Плашуве под Краковом.
Каждое утро мы выходили на работу, а вечером нас снова пригоняли в тюрьму на Монтелюпихе.
Я начал подумывать о побеге. Нас охраняло всего около двадцати солдат. Если бы подобрать группу смельчаков, то по дороге на работу можно было бы разоружить гитлеровцев.
К счастью, на работах мы могли видеться с родными или знакомыми за соответствующий выкуп, то есть за водку. Этим воспользовалась Валя, через которую я договорился с Шаповаловым о побеге. С некоторыми задержанными осторожно начал вести разговоры. Так я познакомился с товарищами Стефаном Бартыком и Францишеком Серадзким, но, кроме них, больше никто не отваживался принять участие в нападении на охранявших нас солдат. Меня охватила бессильная злоба.
Оставалось одно подкупить немцев. Все организовала Валя. Она нашла фольксдойча, согласившегося на сделку, и вручила ему собранные товарищами деньги, Я просто не поверил своим ушам, когда однажды вечером двери нашей камеры открылись и я услышал:
Зайонц, хераус!
Я быстро попрощался с Бартыком (мы с ним находились в одной камере).
Дежурный отвел меня к пожилому немцу, который сидел за столом, держа трубку в зубах. Я получил от него свое удостоверение.
Лос! бросил он сквозь зубы. Черт! Иди к маме!
Ко мне подошли двое в штатском. Мне это не понравилось. Выходя вместе с ними, я посмотрел, не стоит ли во дворе или за воротами полицейская машина. Но ее нигде не было видно. Штатские свободно говорили по-польски. Один из них спросил, где я живу и на каком трамвае поеду домой. Мы вошли в «тройку». Снова «тройка», вспомнил я, счастливый номер! И про себя засмеялся. У почтамта мы пересели на другой трамвай, чтобы ехать дальше, до Броновице.
Штатские заявили, что им поручено проводить меня до квартиры. Я глазам своим не поверил, когда они выскочили из трамвая, шедшего к Броновице. На всякий случай вышел на предпоследней остановке, посмотрел, не следит ли кто за мной, потом полем пошел к дому. Постучал в окно условным стуком. На пороге меня встретила Валя.
Я так волновалась. Вот Алексей обрадуется, были ее первые слова.
С того момента, как я попал в облаву, прошло девять дней. Мы перебросились с Валей всего несколькими словами. Я сразу же пошел в поле, чтобы, соблюдая все меры предосторожности, переждать там до утра, пока не кончится комендантский час.
На рассвете мы с Валей отправились на встречу с Шаповаловым. Встреча с лейтенантом была радостной. Мы даже посмеялись над необычным приключением, происшедшем со мной.
Борьба продолжается
Мы работали вовсю. Нам помогали и совсем молодые ребята. Двенадцатилетний Сташек, сын Шафарского, неутомимо считал проходившие через станцию в Бореке-Фаленцком эшелоны, записывал каждый танк и каждое орудие, перерисовывал цветные обозначения войсковых частей. Под колючей проволокой ограждения пробирался в лагерь в Плашуве маленький Ясь Слива. Он передавал арестованным важные сведения.
Немцы всеми силами старались накрыть нашу радиостанцию. И вот в один из дней немцы окружили дом, в котором она работала. Ольгу схватили во время очередного сеанса связи со штабом. Гестапо отправило Ольгу в Краков. Немцы забрали и хозяина дома Михала Врубеля и двоих его дочерей школьного возраста Розалию и Стефанию. (К счастью, осталась радиостанция в горах в партизанском отряде. Вела передачи Крыся Ванда Янишевская.)
Как все это произошло? Вот что рассказывает в своих воспоминаниях Ольга:
«17 сентября 1944 года я, как и всегда, поднялась на чердак, чтобы связаться с Центром. Начала передавать радиограмму. Поглощенная делом, не слышала, как немцы окружили дом. Поняла все только тогда, когда меня схватили за волосы и к спине приставили ствол автомата. Потом меня за волосы стащили вниз. Внизу я увидела страшную сцену: в углу комнаты лежали лицом вниз с разведенными в стороны руками дочери хозяина Ружа и Стефа. К их головам были приставлены стволы автоматов. В другом углу в той же позе лежал отец девочек.
Вокруг дома стояли солдаты с автоматами. По углам были установлены пулеметы. Мне приказали стать к стене, за которой находился капитан. Там было укрытие, которое мы с хозяином подготовили два дня назад. Михайлов слышал все. Я решила вести себя так, чтобы немцы поскорее ушли: хотелось спасти жизнь командиру. На все их вопросы отвечала смело.
От капитана меня отделяла всего-навсего стенка из досок, и я очень боялась, чтобы он чем-нибудь не выдал себя. На допросе, как это ни удивительно, мои ответы и ответы хозяина совпадали. Наконец обыск кончился, и нас повели. Все это время меня мучил вопрос: кто мог нас выдать? Желая дать знать капитану, что опасность миновала, я запела. Когда мы вышли на дорогу, я увидела пеленгаторы. Мне сразу стало легче: я поняла, что никто из моих друзей не совершил предательства. Всех нас посадили в машину. Хозяин держался очень хорошо, даже улыбался, а у девочек вид был растерянный. Я снова запела песенку из фильма «Актриса», вставляя в нее свои слова, в которых просила хозяина держаться мужественно и не выдавать капитана. Он понял меня. Мы все время обменивались взглядами. Потом меня пересадили в другую машину. И вот мы подъехали к краковской тюрьме на Монтелюпихе. Там я видела своих друзей в последний раз. Прежде чем увели хозяина и его дочек, мы молча, вопреки запрету немцев, простились друг с другом. Больше я их не видела».
Как я узнал позже, всех, за исключением Ольги, вывезли в Освенцим, в концентрационный лагерь. Врубель погиб там. До последних минут своей жизни он держался очень стойко. Ни единым словом не выдал товарищей. А таких, как он, крестьян-патриотов было много. Без их помощи нам пришлось бы туго.