Действовал здесь Юлиан Сливиньский, участник боев с фашизмом в Испании. Именно от него товарищи узнали, о возникновении в Кракове организации «Молот и Серп». У себя же они создали кружок друзей Советского Союза. В январе 1942 года Сливиньский известил Владислава Рейдыха о предстоящем собрании, на котором была создана Хшанувская организация ППР. Собрание это состоялось в квартире Станислава Пежинки в Мысляховице. Его участники Станислав Пежинка, Владислав и Ян Рейдыховы, Владислав Хмель, Францишек Пытлик и Анджей Грохаль создали Хшанувский комитет ППР. Секретарем его стал Ян Рейдых.
Ячейки ППР возникли на цементном заводе в Гурке (ее создал Владислав Зях), на обувной фабрике в Хелмеке (ее создали Владислав Пехота и Ян Рейдых).
Группа организаторов борьбы и активистов росла. Юзеф Семек связал Сливиньского и Адама Хенека, которые организовали отделение Гвардии Людовой, с другими старыми активистами из Либёнжа, Бычина и громады Плоки. Активисты работали с большим энтузиазмом.
Несколько позднее был создан районный комитет ППР. Секретарем его стал Францишек Венцлавек (Осет). Все более широкий масштаб работы требовал создания комитета подрайона Хшанув. Собрание по этому вопросу состоялось в Мысляховице. В нем принимал участие Роман Слива. Секретарем комитета подрайона стал Юлиан Сливиньский. Вопросы руководства Гвардией Людовой остались за Хенеком. В своем отчете он отметил пуск под откос поезда в Буковне и захват двух автоматов у солдат люфтваффе. На собрании признали, что в связи с большой протяженностью хшанувских земель в дальнейшем имеет смысл координировать борьбу на более низком, повятовом уровне. Одновременно был намечен план дальнейшей работы. Возникли новые ячейки ППР на металлургическом заводе Тшебиня (ее организовал Пежинка), в шахтах «Серша», «Либёнж» и «Збышек», на паровозостроительном заводе в Хшануве, где вместе с Венцлавеком работал Станислав Спыт, в каменоломнях в Плазе. Ячейки получали прессу и инструкции. Увеличилось число актов саботажа. За их подготовку на паровозостроительном заводе гитлеровцами были расстреляны братья Лукасиковы.
Пункт по переброске наших людей в генерал-губернаторство находился в Псарах, в доме Ясиньской. (В 1943 году арестована гестапо. Погибла в концлагере.)
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Два пришельца
От границы отряд направился в район Чернихува и Рыбной, откуда вышел в леса. Теперь мы шли уже по более знакомой местности. Ребята были довольны. Здесь мы лучше знали обстановку, размещение постов. Хорошая ориентация на местности облегчала продвижение и позволяла вовремя укрываться. Ребята рвались в дело, но в тот момент это было невозможно. Мы не могли проводить боевые операции на открытой местности, да еще без должного оснащения оружием. Соображения безопасности диктовали необходимость идти дальше.
Ребята начали носить здесь военные пилотки. Их сшила Зося Косыцаж дочь лесничего из Чернихува. К этому времени численность отряда увеличилась. В Русоцице к нам присоединились товарищи, направленные ППР. Это были Тадеуш Грегорчик (Тадек), который убежал из Германии, Эдвард Богусь (Парасолька), Юлиан Дулёвский (Крук), Франек из Лончан, Юзеф и Франек Урбаниковы из Воловице, Ханыс из Каменя, а также Юзеф и Франек Моравские из Русоцице. Пришел к нам в отряд и молодой еврей Абрам, которого ребята из Русоцице долгое время укрывали от немцев. В результате отряд увеличился почти вдвое.
Мы подошли к Черной, где должны были встретиться с членами комитета ППР из Кшешовице, Менкини и Навойовой Гуры. Быстро установили связь с комитетом ППР в Менкине.
У Черной нас ждали двое мужчин, которые хотели вступить в отряд. Подозрений они у нас не вызывали. Говорили по-русски. Они рассказали, что бежали из лагеря и в этом районе установили связь с партией. Позднее выяснилось, что это был обман.
Я приказал отвести этих людей в лес, где расположился отряд.
Представил их Стахаку и другим товарищам. Бойцы с любопытством смотрели на пришедших. Я угостил их сигаретами. Закурили. Мы легко понимали друг друга.
Я капитан НКВД. Попал в плен и, как вы уже знаете, бежал из лагеря, говорил о себе тот, что был выше ростом. Этот товарищ, движением головы он показал на соседа, бежал вместе со мной.
Нам по душе такие люди, сказал я. Но каким образом вы сюда попали? Незнакомая страна, столько гитлеровцев
Высокий пренебрежительно махнул рукой и проговорил:
Что и говорить, тяжело было, но теперь мы среди своих.
Да, согласился я.
Мне довелось познакомиться с целым рядом товарищей, продолжал он. Ячейки, комитеты ППР переправляли меня с места на место. Был я в Хшануве, Тшебине и еще в Мы-сля-хо-ви-це, произнес он по слогам.
Он ссылался на товарищей, которых я знал. В частности, на Франека Зайонца и других. Товарищ капитана не произнес ни единого слова. «Неразговорчивый», подумал я.
Дайте мне самый лучший пистолет и патроны, обратился ко мне капитан. Хочу бить немцев.
Я, конечно, не мог этого сделать.
Наши бойцы сами добыли себе оружие и не отдадут его. Если добудем еще, дадим вам, объяснил я.
Капитану мой ответ не понравился. Он повысил голос. Стал раздраженным. Я пристально посмотрел на него, и что-то неприятно поразило меня.
Вы неправильно ведете борьбу, разошелся капитан. Вы не должны нападать на поезда. Какая от этого выгода?! Лучше ударить по приходам, монастырям. Там, по крайней мере, деньги, богатства
«Провокатор или сумасшедший? мелькнула у меня мысль. Надо проверить».
Молчать! Я здесь приказываю! не выдержал я. Пока можете остаться с нами.
Еще в начале нашего разговора второй пришелец попросил отпустить его: он решил идти дальше, домой. Я не задумываясь разрешил ему идти. Взрыв негодования капитана и уход второго пришельца в то время я никак не связывал. У меня не было оснований не верить им. Но какой-то внутренний голос подсказывал мне необходимость быть осторожным, и тут я вспомнил случай, происшедший в Мехувском повяте. В созданный там первый партизанский отряд Гвардии Людовой Яна Швая (Секера) зимой этого года пробрался власовец, выдавший себя за советского полковника. Пробыв в отряде недели две, как-то вечером он бросил гранату в землянку, где находились бойцы. Несколько человек погибло, а несколько было ранено.
Вечером отряд покинул леса Черной, возле Кшешовице, и двинулся к Ойцуву, Оттуда мы должны были идти дальше к Коцмыжуву, затем повернуть на юго-восток, чтобы в конце перехода возвратиться в Подгале. Этот круговой марш на старую базу имел целью запутать следы отряда. Мы получили сигналы, что гитлеровцы хотят любой ценой уничтожить наш отряд.
Бойцы шли группками по два-три человека, спрятав оружие под одеждой. По дороге к Черной нам стали встречаться люди, по виду похожие на рабочих. Они заинтересовали нас. У одного из мужчин было распухшее от слез лицо. На щеке у другого выделялась сине-красная полоса. Женщина лет тридцати шла, плача вполголоса. Я подошел к ней. Левый глаз у нее распух.
Что случилось? спросил я, движением головы показывая на рабочих.
Женщина остановилась. Я стал просить ее рассказать, что случилось. В конце концов она согласилась. Работала она в ближайших каменоломнях по принуждению гитлеровцев. В каменоломнях этих, по ее словам, работала преимущественно молодежь из созданной гитлеровцами так называемой стройслужбы. Работа была тяжелой. Заработки нищенские.
Сегодня в каменоломни приехали гестаповцы. Пробыли целый день. Это они так избили нас! рассказывала женщина.
Чего они от вас хотели? Сколько их было?
Вызывали по нескольку человек в контору. Спрашивали, почему медленно работаем. «Слабая производительность», кричали они. Меня, как и других, избили резиновыми дубинками. Били куда попало по лицу, голове. Они должны остаться там до завтра.
Сукины сыны, процедил сквозь зубы кто-то из бойцов.
Возле каменоломни есть вилла. Там они и остановились.
Я остановил отряд и отозвал Стахака, Янека и Метека, чтобы посоветоваться. Приняли решение захватить гестаповцев на вилле. Распределили задания. Группа Касперкевича вместе со Стахаком ворвется в дом. Я же с остальными бойцами окружу здание. Ребята вмиг собрались в путь.
Отряд приблизился к ярко освещенной вилле. Мы изучили подходы к ней. Обратили внимание на телефонные провода.
Франек, обрежь их, сказал я.
Франек тотчас же снял сапоги, засунул за пояс топор, поплевал на ладони и как кошка взобрался на самый верх столба. Провода полетели на землю.
Я отдал последние приказания:
Группа из пяти человек со Стахаком и Янеком ворвется в дом. Действовать решительно. Малейшее движение у гестаповцев стрелять, но только прицельно!
Бойцы окружили виллу. Я залег напротив главного входа с гранатой в руке.
Стахак и Янек с остальными бойцами подошли к двери. Все вместе налегли на нее плечами и она с треском поддалась. Полетели оконные стекла.
Хенде хох!
Трое гестаповцев, застигнутые врасплох, подняли руки вверх. Ребята поставили их к стене, обыскали, отобрали оружие.
Что дальше? Приказ мог быть только один расстрелять. Приговор привели в исполнение. Виллу разгромили. Отряд быстрым маршем отошел к лесам Ойцува. Открытые поля, дома мы обходили стороной.
Смерть шпиона
В течение всей ночи мы поддерживали довольно высокий темп марша. Ребята держались хорошо. Никто из них не жаловался на усталость. Шли молча. Стахак запретил разговоры. Час проходил за часом. Погода благоприятствовала переходу. Ночь была теплая, тихая, светлая. Рассвет застал нас у Ойцувских лесов. Двигаться дальше было небезопасно.
В Ойцувских лесах, рассеченных оврагами, легко было скрыться. То тут, то там белели выступы скал. Мы свернули к леску у пологой скалы. Здесь решили переждать до сумерек. Из леска хорошо было видно в бинокль местность на расстоянии нескольких километров. Это был отличный наблюдательный пункт.
Взошло яркое солнце. На небе ни облачка. День обещал быть теплым. Кусты и деревья, покрывала молодая светлая зелень. Мы вдыхали свежий утренний воздух. Кое-кто из бойцов чистил оружие. Другие, привалившись к скале, дремали. Солнце поднималось все выше. Вдруг всех нас поднял крик бойца, наблюдавшего за местностью в бинокль:
Немцы!
Я поднес бинокль к глазам. В первый момент не увидел ничего, достойного внимания. Передо мной были горы, леса и поля. Но вот ниже показалась белая лента дороги. Немцы! Целая колонна автомашин. Одна, вторая, третья Я перестал считать. За колонной тянулась полоса пыли. Серые фигуры солдат вермахта подскакивали и наклонялись то вправо, то влево, словно куклы. В бинокль их можно было даже сосчитать. Автомашины же были видны невооруженным глазом. Среди них были и легковые. Дорога вела к Олькушу. Гестапо, армия и полиция, очевидно, спешили в направлении к Олькушским лесам. Голову сверлила мысль: эти автомашины с солдатами и полицией идут в погоню за нами. Пусть едут.
Может быть, они намеревались прочесать лес? Но ни одна машина не остановилась на дороге, от которой нас отделяло около трех километров.
В нашем распоряжении оставался почти целый день. Возможны были всякие неожиданности. Поэтому мы ни на минуту не прекращали наблюдения за местностью. Не забывали и о подозрительном капитане НКВД.
Отряд был приведен в боевую готовность. Капитан все это время вертелся около Володи, явно стремясь завязать с ним более близкие отношения. Но это меня не беспокоило в Володе я был уверен.
Время текло медленно. Мы были в относительной безопасности, но все же находились не так уж далеко от места нашей последней операции. И это не давало мне и Стахаку покоя. Но в тот момент мы не могли ничего сделать. Оставалось терпеливо ждать, пока солнце не скроется за горизонтом. Ребята слонялись по лагерю. Вели тихие разговоры.
Когда стемнело, отряд направился к большому лесу. Там решили, что делать дальше. Дорогой бойцы доедали последние куски хлеба. Добрались до лесной опушки. Передохнули.
Лес подходил уже к границам Ойцува. У дороги приютилось несколько изб. Я послал часть бойцов под видом торговцев купить что-нибудь у крестьян. Через некоторое время они вернулись с припасами. Наш «завхоз» Валек поделил все на равные части.
Решили послать связного в Краков. Выбор пал на маленького Казика. Он получил точные инструкции. Прежде всего ему надо было встретиться с Валей. Ей же предстояло связаться с командующим Краковского округа Гвардии Людовой Болеславом Ковальским (Зигмунт) и передать ему сведения от нас. Не исключалось, что они придут на встречу с отрядом. Товарищи из округа, очевидно, беспокоились давно не имели от нас известий. Встреча должна была состояться недалеко от Коцмыжува, в густом сосновом леске. Валя знала его расположение.
Капитан отправился с Володей, как он сказал, «на обход нашего расположения». «Пусть идет, Володя будет наблюдать за ним», решил я.
Бойцы собрались на полянке вокруг костра. Касперкевич, Коник и Стахак стояли около них. Пахло вереском и можжевельником.
Капитан и Володя возвратились. Капитан уселся возле меня. Володя немного поодаль напротив. Костер догорал. Капитан коснулся моего плеча и заговорил:
Люди голодают. Нападать на виллу в Черной не имело смысла.
Говоря об этом, он наклонился ко мне так близко, что я почувствовал его дыхание на своем лице. Все, что произошло потом, длилось всего несколько секунд. Подскочивший Володя быстрым движением вынул пистолет и выстрелил капитану прямо в голову. Тот наклонился вперед и упал. Пальцы его судорожно цеплялись за землю. Янек, Метек и другие бойцы направили свои пистолеты на Володю.
Не шевелись или получишь пулю, предупредил Янек.
Выстрел, сделанный Володей, в первый момент ошеломил меня. Я тотчас же вскочил на ноги. Володя протянул мне свой пистолет.
Друзья мои, я сейчас вам все объясню, тихо проговорил он.
Бойцы не опускали оружия.
Зачем ты стрелял в капитана? спросил я Володю.
Капитан уговаривал меня Уговаривал меня убить вас. Выстрел, который я направил в него, предназначался вам, командир
Чувствовалось, что Володя сам был сильно взволнован происшедшим.
То, что он рассказал дальше, позволило нам представить весь ход событий. Капитан уговаривал Володю напасть на отряд еще раньше, на предыдущей стоянке, после отхода из Черной в леске. Володя сказал ему тогда, что это можно сделать только в большом Ойцувском лесу. Он хотел выиграть время. Капитан согласился: другого выхода у него не было. Он обещал взять Володю с собой на Украину. Там, по его словам, он будет жить лучше и спокойнее. Он посоветовал Володе стрелять сначала в меня, а потом в Стахака, Янека, Шумиляса и Метека. Сам же он должен был тем временем выхватить у меня пистолет и помочь Володе расправиться с остальными бойцами. Ошибкой Володи было то, что он никого из нас не предупредил.
При обыске у убитого предателя было найдено удостоверение со свастикой. Значит, этот, как выяснилось, власовец находился на службе у гестапо. Под подкладкой плаща мы нашли листок с адресами ячеек, фамилиями членов ППР и указанием их местожительства. Это были адреса тех наших товарищей, которые помогли ему перебраться из Сосновеца в Менкиню.
На третий день после того как мы расправились с гитлеровцами в вилле, мы встретились в условленном месте с Болеславом Ковальским (Зигмунтом) и связной Валей. Зигмунт рассказал нам о реакции оккупантов на нашу последнюю операцию.
Вас преследуют. В Кшешовице стоит бронепоезд с войсками. Немцы взбешены
Мы передали Зигмунту документы, захваченные у гестаповцев в Черной, а также различные гитлеровские награды, в том числе золотой крест со свастикой. Его сорвал с шеи одного из гестаповцев Тадек Грегорчик. Вручили также Зигмунту бумаги и документы капитана НКВД.
Ковальский передал привет отряду от Центрального Комитета ППР, командования Гвардии Людовой и секретаря окружного комитета и пожелал нам успехов в проведении дальнейших боевых операций. Несколько бойцов получили заслуженное повышение.
Зигмунт и Валя попрощались с нами. Отряд ждали новые боевые дела. Стало смеркаться, когда отряд начал готовиться к выходу. Теперь он насчитывал 28 человек.
В Неполомицкой пуще
Тогда мы уже знали, почему спешили автомашины с гитлеровцами в Олькуш. Они считали, что где-то в этом районе должен был находиться сильный партизанский отряд. Наш же путь лежал в противоположном направлении к Неполомицкой пуще.