Александр ВоиновПАМЯТНИК ДЮКУ
КУРСАНТЫ
Тихий бой
1
Стажировка. Какое волнующее слово! Это значитты едешь в полк связи не кем-нибудь, а младшим командиром. В петлицах твоей гимнастерки, хоть и временно, но все же два красных треугольничка. Ты командир отделения, самого настоящего отделения, в котором около десятка бойцов. Ты ими командуешь, они тебе подчиняются и называют тебя: «Товарищ командир отделения».
Ты уже не говоришь: «Петров, принеси аккумулятор!» Ты отдаешь приказ: «Товарищ Петров, принесите аккумулятор!..» Слово «товарищ» и обращение на «вы» придает фразе иную интонацию. И голос при этом у тебя невольно становится инойволевой, командный голос!
Удивительное чувство испытываешь, когда видишь, как твое слово почти мгновенно становится делом. Сразу к этому трудно привыкнуть. Но постепенно начинаешь понимать цену и силу слова. Это заставляет тебя быть осторожным, очень осторожнымне всякое слово отныне ты имеешь право произнести
И вот наконец мы, курсанты, приехали в полк связи, нас распределили по отделениям, каждое отделение заняло свою палатку, и я оказался лицом к лицу со своими восемью бойцами. Все они в армии уже второй год, это опытные, знающие службу ребята. Приняли они меня вежливо, но без особого радушия, то и дело вспоминали своего командира отделения Козлова, который находился в госпитале.
В частом упоминании его имени содержался явный намек на мою неопытность: мы, мол, знаем цену хорошему командиру! Посмотрим, будешь ли ты таким, как Козлов!..
И мне искренне хотелось стать таким, как он. Нет, даже в тысячу раз лучше!.. Сначала мне думалось, что само положениекак-никак, а я курсант военного училищасоздаст мне необходимый авторитет.
Но на другой же день мне пришлось убедиться, что это не так
Подходя к нашей палатке, я услышал голоса моих бойцов. Они спорили между собой. Кто-то из них назвал мою фамилию. Я прислушался.
В общем гуле выделялись два голоса.
Один высокий, мальчишеский:
И зачем их к нам прислали?! Что мы, морские свинки, что ли, на нас опыты производят!
Другой, хрипловатый:
Надо же где-то командиров учить!
Первый из спорящих усмехнулся:
Разве Березин командир?! Да ему до Козлова, как до Луны!
Я поборол в себе искушение вбежать в палатку и разнести в пух и прах того, кто подрывал мой авторитет. Постоял и медленно побрел к беседке, где была читальня.
Механически перелистывал «Огонек» и думал: с чего начать, как добиться у бойцов подлинного, а не формального уважения?
Горько слышать, когда уже на второй день после вступления в должность над тобой подтрунивают подчиненные. Значит, ты сделал неощутимые для себя ошибки.
Я перебирал в памяти своих бойцов, стараясь представить себе, какой к каждому из них нужен подход. Но это не удавалось мне, я еще почти совсем не знал их.
Да, я понимал, что ошибки могут быть. Но какие? Это я еще не уяснил.
Самое главноенадо быть справедливым, в конце концов решил я. Вот где ключ ко всему!
И придя к такому решению, которое, как мне казалось, полностью исчерпывало все вопросы, я поднялся. И мир уже не представлялся мне больше таким мрачным.
Я глядел на бесконечные ряды уходящих вдаль палаток; конусообразные, с острым верхом, они напоминали шлемы богатырей. И казалось, сами богатыри спят где-то неподалеку, в ковыльной степи
Заиграла труба. Приготовиться к вечерней поверке!..
Возвращаясь к своей палатке, я невольно снова прислушался. Тихо! Осторожно откинул полог. Никого нет.
На перекрестке линеек я встретил двух своих бойцов. Оба были в вылинявших на солнце гимнастерках, с лицами, серо-коричневыми от загара; на головах выцветшие почти добела пилотки. Увидев меня, они прервали свой разговор, быстро одернули гимнастерки.
Высокий, сутуловатый, с хитроватыми темными глазамиБогатенков, фамилия другого, коренастого, как будто Артамонов. Да, точно, Артамонов. Командир взвода лейтенант Корнев предупредил меня, что он малый грубоватый, замкнутый и на него надо обратить особое внимание.
Оба улыбаются мне.
Скоро на поверку, говорю я и тоже улыбаюсь.
Скоро, товарищ командир! отвечают они почти разом.
Я сворачиваю на среднюю линейку и сталкиваюсь с Фокиным и Жариковым, мы с ними из одного курсантского взвода. Они беседуют между собой и громко при этом смеются. Я командую первым отделением, Фокинвторым, Вася Баженовтретьим, Винька Левшевиччетвертым, а Жариков бери вышепомощник командира взвода. У него в петлицах три треугольника.
Мы не виделись всего какой-нибудь час, но встретились так, словно не виделись год.
Как дела, Березин? спрашивает Фокин. Как поживает твой полк?
В полном боевом!
Моральное состояние?
Высокое!
Жариков начальственно глядит на нас.
Ну, хлопцы, теперь я вас погоняю! У меня будет полный порядочек!
Мы смеемся. Жизнь поставила нас в новые, непривычные отношения, и с ними еще надо освоиться.
Что будем делать завтра? спрашиваю я.
С утра занятия по радиомеханике, а во второй половине дня стрельба! Жариков прищуривается. Как у тебя, Березин, с этим делом? Ведь бойцы пример брать будут!
Я что-то буркнул в ответ. На сердце стало неспокойновдруг не выполню упражнения? А Козлов, как я слышал, отличный стрелок!..
Так с первых дней я невольно вступаю в соревнование с Козловым. Он незримо присутствует на всех занятиях, которые я провожу со своим отделением, лежит по соседству на стрельбище и целится в мишень; в строю он также шагает рядом. И где бы я со своими бойцами ни был, восемь пар глаз непрерывно судят: а так ли сделал бы Козлов?..
2
Прошло уже несколько дней с того момента, как я стал применять на практике свое великолепное решение завоевать сердца подчиненных справедливостью. Однако дела в моем отделении не только не улучшились, но в какой-то степени ухудшились.
Богатенков помрачнел и перестал шутить. Артамонов, малообщительный и замкнутый парень, стал разговаривать еще меньше, но я часто ловил на себе его настороженные взгляды. И только маленький шустроватый Северцев был неизменно любезен, даже ласков, как бы предлагая свою помощь. Но именно это мне в нем и не нравилось.
Я никак не мог уловить, что, собственно, происходит в отделении.
Дня через два, уходя на лагерные соревнования, я оставил за себя Степных.
Есть, товарищ командир! ответил он весело и многозначительно взглянул на Киселева, который тут же сумрачно уткнулся в учебник. После этого я почувствовал, что в отношении Киселева ко мне возникла какая-то неловкость. Вскоре во время стрельб я похвалил Артамонова, который поразил мишень всеми пулями, а бойцы как-то странно переглянулись. Артамонов помрачнел, моя похвала явно не принесла ему радости.
Да, было над чем подумать!.. Я ничего путного придумать не мог. Первый открытый конфликт уже вызрел, и ничто не могло его предотвратить. На занятиях по приему радиограмм Богатенков исказил несколько групп шифра.
Надо быть внимательнее, сказал я, подчеркнув ошибки на его телеграфном бланке густым красным карандашом.
И вдруг Богатенков, исподлобья следивший за моей рукой, взорвался:
Зачем вы, товарищ командир, ко мне придираетесь!
Одного взгляда на телеграмму было достаточно, чтобы убедиться в моей правоте. Я еще раз жирно подчеркнул ошибки.
А это вы видите? спросил я его.
Он молча придвинул к себе бланки и сделал вид, что приготовился записывать очередной текст.
На моем столе, справа, крепко привинченный телеграфный ключ, слевачерный рупор громкоговорителя. Легкий нажим ключа, и рупор издает писк. Опытный, тренированный слух машинально улавливает буквы и цифры, а рука быстро записывает их.
Точка!.. Тире!.. Точка!.. Точка!..
Рука работает автоматически, а я напряженно думаю, что делать. «Проверять или не проверять?.. Наверняка снова будет конфликт!.. Нет, не буду. Пока не буду!.. Перетерплю». Точка Тире Точка Точка
Занятия кончились. Отвел отделение в палатку и остался стоять на линейке в трудном раздумье. Как ответить на выпад Богатенкова?.. Как поступать дальше? Это первый сигнал! И очень тревожный
Вдруг за моей спиной послышались неуверенные шаги. Приблизились и замерли.
Я оглянулся:
Что вам, Северцев?
Хочу вас ориентировать
В чем, собственно? Мне не понравились его улыбка и манера, с которой он говорил: тихий голос, быстро оглядывается по сторонам, словно боится, что подслушают.
Ориентировать в обстановке! тихо, но настойчиво сказал он.
В какой обстановке?
В том, что происходит в нашем отделении! Нехорошие настроения, товарищ командир!
Мне не хотелось его слушать, но отвязаться от него я тоже не мог.
Какие там еще могут быть настроения? резко ответил я, закуривая. Вы что-то придумываете, Северцев.
Он оскорбленно вскинул руку:
Нехорошо, товарищ командир!.. Я же к вам с открытым сердцем!.. Просто хочу помочь разобраться На вас очень бойцы обижаются Некоторые! добавил он.
Я усмехнулся:
Богатенков?! Но все же наглядно видели, какой он работник.
Северцев взглянул на меня с сожалением:
Не в этом дело, товарищ командир! Козлов считает его лучшим бойцом. На Доску почета вывесил. И вообще у нас Богатенкова не критикуют. О нем даже в дивизионной газете не раз писали.
Я только вздохнул.
Теперь насчет Артамонова Он помолчал. У него взыскание за опоздание в строй. И Козлов не считает его примерным.
Дальше, сказал я деревянным голосом, что еще считает Козлов?
Нельзя, товарищ командир, оставлять Степных за себя, уже поучающе произнес Северцев. Козлов всегда оставлял Киселева! А теперь вроде вы ему не доверяете.
Так!.. Так!.. проговорил я, чувствуя, как по спине ползет холодок. Следовало бы поблагодарить Северцева, но меня все больше раздражала ласковая улыбка, не сходившая с его лица.
Я ушел возбужденный и злой. О каких глупостях мне надо думать! И что за человек этот Козлов? Его глаза, наверное, видят только два цвета: черный и белый. Вот он так и делит всех людей. Если опоздал в стройзначит, во всем плох. А отметили его в газетебезудержно хвалит
3
Я решил пойти в госпиталь. Навещу Козлова. Поговорю с ним откровенно, с глазу на глаз. Посмотрю, что за человек. Пусть расскажет, как работает. Может быть, я и не прав. Врезался с ходу в налаженную, устоявшуюся жизнь и навожу свои порядки
В первый же выходной день отпросился у лейтенанта Корнева на несколько часов. Купил в лагерном магазине яблок, конфет и пошел в село, где на окраине, в небольшом, одноэтажном деревянном доме размещался лагерный госпиталь. Туда обычно помещали тех, кто простудился или получил легкую травму.
Еще у калитки я услышал, как за кустами лихо щелкают костяшки домино, больные «забивали козла». Короткая тропинка привела к дому, на крыльце стояла молоденькая сестра в белом халате.
Пока я шел к ней по дорожке, она глядела на меня строгими серыми глазами.
Вам кого, товарищ?
Я робко сказал:
Сержанта Козлова.
Сестра пытливо взглянула на мои кульки:
Консервы нельзя! Селедку нельзя! Колбасы тоже нельзя!
Четверо игравших сидели под кустом вокруг стола и не обращали на меня ни малейшего внимания. Плотный, с озорным лицом парень в сером больничном халате изо всех сил стукнул костяшкой по столу и прокричал: «А у меня Марат!» Это значило, что он выставляет две шестерки.
Козлов! К тебе пришли!.. сказала ему сестра.
Игра прервалась. Козлов с любопытством взглянул на меня, и на его широком лице появилось выражение крайнего неудовольствия.
Ты что, из штаба?.. Дело какое?..
Нет, сказал я, к вам лично.
Партнеры зашумели. Игра еще не кончена, и прерывать ее из-за непрошеного посетителя никому не хотелось. Козлов бросил на меня сердитый взгляд, но я сказал, что не тороплюсь и могу подождать. В этот момент с крыльца спустился еще один любитель «забоя» и бодрой походкой направился к играющим. Козлов передал ему фишкии это успокоило партнеров.
Ну вот, лады, сказал Козлов, взял палку, которая стояла рядом с его стулом, оперся на нее и заковылял ко мне, стараясь как можно легче ступать на левую ногу. Ну, где мы сядем? Можно там.
Он подвел меня к скамейке, стоявшей поодаль, и осторожно опустился; держа ногу на весу, аккуратно прислонил к скамейке палку и как-то добродушно улыбнулся.
Вот подковался немного! Думал, на три дня, а уже почти месяц тут прыгаю!.. Не срастается, проклятая!
Я протянул ему кульки. Он поблагодарил и положил рядом на скамейку, не развернув.
Ну, я уже догадался, кто ты! произнес он с дружеской грубоватостью. Ты Березин. Стажер. И, лукаво взглянув на меня, подмигнул. Ребята приходили, рассказывали, как ты там орудуешь!
Жаловались, наверно?
И это было!.. Ты, видно, в людях плохо разбираешься. В этом твоя беда. Ну ладно. Зачем пришел?
Да вот, посоветоваться
О чем? насторожился он.
Как-никак я в отделении человек временный. Уйду, а вы вернетесь. Да и опыта у меня маловато. Вот хочется узнать, как работаете.
Он вскинул белесые брови и взглянул на меня с чувством превосходства. Мой приход, видимо, ему очень польстил.
Хорошо, что пришел! Немного запоздал, правда. С этого надо было начинать. Я бы сразу тебя направил А то уже напутал малость.
В чем именно?
Ругаешь кого не надо и кому не надо благодарности сыплешь.
Да, хотя Козлов и в госпитале, но информация у него, видимо, полная. Правда, с некоторыми преувеличениями
Это вы о ком же? спросил я.
Если пришел говоритьне крути! А то разговора не получится.
Я и пришел говорить прямо.
Ну так вот, он хлопнул ладонью по краю скамейки, ты моих людей не трогай! Богатенкову авторитет не подрывай! На него, можно сказать, вся рота равняется. Он член комсомольского бюро! Его портрет в галерее лучших ударников! Он все наше отделение в передовые выводит. А кто его создал? Я!.. И он ткнул себя пальцем в грудь.
Но ведь слухач-то он неважный! Пять грубых искажений в одной радиограмме
Козлов иронически засмеялся:
Пустяки! Потренируется несколько часов, все будет в порядке.
Но он как раз и не тренируется.
Заставь! Ты же теперь командуешь! Выходит, это твоя недоделка! А он тут ни при чем.
Я только вздохнул. Выходит, я же и виноват.
Папиросы есть? спросил Козлов и протянул широкую сильную ладонь с короткими пальцами.
Закурили. Он насмешливо поглядывал на меня, видимо стараясь понять, как я усваиваю его указания.
Все понял? наконец спросил он.
Да, начинаю понимать, ответил я.
Понимай!.. Учись!.. А вот опять же насчет Северцева. Почему ты на него не опираешься? Этот парень вострый! Правда, он повернул ладонь ребром и покачал ею, верткий! Его не ухватишь. Но полезный
Чем же он полезный?
Преданный он человек! Всегда вовремя подскажет!
Я вспоминал все перипетии моего разговора с Северцевым, его лицо, его вороватый шепоток, захотелось возразить Козлову, но я удержался, все больше понимая, что это бесполезно.
А вот насчет Артамонова вы не правы, сказал я.
Он вдруг вспыхнул:
Что ты о нем знаешь? Этот тихоня завтра на тебя рапорт трахнет! Жаловаться любит много. То не так, это несправедливо!..
Я что-то не слышал, чтобы он жаловался.
Козлов помотал головой.
Экий ты человек! Ты советоваться пришел? Меня слушать или учить?
Слушать.
Так и слушай! Нечего Артамонова развращать. Ты уйдешь, а он мне на голову сядет.
Но если он отлично выполнил стрельбы, не могу же я это не отметить?
Отмечай! Но без нажима. События в этом никакого нет. Все должны отлично стрелять. Для того мы их и учим.
На что же все-таки жаловался Артамонов?
Не стоит об этом говорить! Чепуху всякую мелет. Ему лавры Богатенкова покоя не дают Кстати, ты Степных за себя не оставляй. У меня постоянный заместитель Киселев.
В какой-то мере весь этот разговор повторял то, что мне было уже известно от Северцева. Только все теперь осветилось по-иному. То, что мне казалось возникшим стихийно, на самом деле имело твердую основу и защиту.
Мое молчание Козлов принял за полное с ним согласие.
Ну, все усвоил? спросил он, похлопав меня по плечу. Получил зарядку?.. Теперь действуй в таком духе, не ошибешься. В отделении народ хороший. Сплоченный!.. А я скоро вернусьеще неделька, другая. И он протянул мне руку. Ну, теперь шпарь. За подарки спасибо! Привет ребятам!