Юрий ЗавражныйМАКАРОНЫ ПО-ФЛОТСКИ
От автора
«Макароны по-флотски»это действительно сборник рассказиков. И он действительно в печатном виде нигде не публиковался. Поэтому под очередным выложенным рассказиком или стишком я так и пишу: «из ненапечатанного сборника «Макароны по-флотски». Оно всё в Интернете висит, но на бумаге пока не было.
Идея писать такие рассказики посетила мою «боевую рубку» году примерно так в 1993-м. Тогда я помаленьку начал что-то кропать, ковырять, делать какие-то наброски... а в 97-м, перед самым уходом на яхте «Тарпон» на Командоры (я к тому времени уже два года как ушёл с действующего флота), наш штурман Валера Сердюк подарил мне книжку Покровского «Расстрелять!..»
И я приуныл. Потому как решил, что Покровский меня всё равно переплюнул, опередил и вообще. Однако друзья приказали мне не вешать нос и нормально писать свои рассказикимол, у тебя получается не хуже. Ну... не знаю. Пишу помаленьку. Их уже много набралось, этих рассказиков. В первых трёх сборниках «В море, на суше и выше (Покровский и братья)» некоторые были напечатаны, но, конечно, не все и не этой редакции; кроме того, есть и свежачок. Коллекция пополняется. И задумок ещё хватает.
В 2002-м судьба сделала мне подарок в виде пусть и короткой, но очень интересной встречи с Покровским в Питере. Александр Михайлович угощал вкусным красным вином и говорил, что писать нужно обязательно, и чтоб непременно было смешно. Он прав: жанр трагикомедии рождён в России, и это лучший жанр из всех существующих (во всяком случае, мне так представляется). А ещё я знаком с несколькими такими же, как я, и мне кажется порой, что они пишут лучше. Например, Максим Токарев, Олег Рыков и ещё.
Рассказики в сборнике условно поделены на три части, а то раньше лежали как попало, словно пьяные лейтенанты в день выпуска. Читайте на здоровье. Возможно, что-то вам понравится. Я старался. Тема военного флота неисчерпаема.
Да, и ещё. Некоторые рассказики... м-м как бы это сказать немножко «с приветом». Ну, ничего не поделаешь. Уж так написаны.
Поначалу их планировалось ровно девяносто шесть, включая предисловиекак градусов в шыле. Уже больше. И, наверно, будет ещё.
Ваш Флибустьер Юрий РОСС,
корветтен-капитан, или просто
Юрий Завражный
Камчатка
Часть I. ЗАВТРАК
БЕЗ ВИНЫ ВИНОВАТЫЕ
Курс молодого бойца позади. Я выстрижен, я принял присягу, у меня есть противогаз, а также автомат с четырьмя магазинами и штык-ножом. Я одет в уже начавшую белеть брезентовую робу со слегка полинялым форменным воротником-гюйсом и в синий берет; на моих плечах погончики с якорьками, а на нагрудном кармане боевой номер: 11410. Первый факультет, первый курс, четвёртый взвод (или класс), десятый по списку. 11А рота, по-флотски «одиннадцатая-аз».
Я просыпаюсь не оттого, что проснулся. Более того, я уже лихорадочно напяливаю «гады», но ещё продолжаю спать. Когда орут «Рота, подъём!!!», мы вскакиваем, выпрыгивая из-под грубых синих суконных одеял, но при этом каждому из нас ещё что-то снится.
Каждое утро я бегу три километра. Два круга вокруг училища. Оно огромноене то что в Ленинграде или Владивостоке. Бегать в «гадах» удовольствие ещё то. Зарядка отменяется только если навалится жестокая вьюга-пурга, а такое в Севастополе бывает ничуть не чаще, чем в Неаполе или Хайфе. Вариант: полкругаи в гимнастический городок. Ряды турников, «козлы», «кони», качать пресс, «Первый комплекс вольных упражненийначи-най! Р-ряз! Два-а-а!.. Второй комплекс начи-най!..»
Я ненавижу «гады». Их ещё называют «прогары». Грубые флотские яловые ботинки. Тяжёлые. В них тяжело ходить, не то что бежать. Если будешь тонуть вместе с кораблём, сбросишь ботинки (это запросто ввиду их конструкции), и сразу выплывешь, потому что стал вдвое легче. Они для того такими и придуманы. Но вовсе не для трёхкилометрового бега, а ведь будет и шестикилометровый, только с автоматом и всем прочим...
Умываться! Умываться! Ох пожалуй, лучшее умываниеэто сон.
Я всё время хочу спать. И есть. И спать. Даже больше, чем женщин, которых у меня ещё не было.
Малая приборка. Все расписаны по своим объектам. Дежурная шутка: малая приборка есть равномерное размазывание грязи по объекту, а большаясобирание грязи в кучки. Через пятнадцать минут рота блестит. Блестят и «внешние объекты»плац, курилки, аллеи
Утренний осмотр. Что? Кто это там плохо побрился? У кого там засаленный «гюйс»? Почему роба грязная? Боевой номер отрывается пришить немедля! Три минуты, время пошло! Бегом!!!
Командир ротыкапитан-лейтенант Сазонов Серафим Григорьевич. В меру строгий, в меру добродушный, очень небольшого роста. Он нам нравится, и мы уверены, что нашсамый лучший в Системе. Вот просто нравится он нам, и всё тут. Как и старшина роты Игорь Головко, который уже на третьем курсе. Другие командиры рот и старшины почти все имеют клички (часто очень обидные), а нашинет.
Начальник факультета. Капитан первого ранга Головаш. Пал Петрович. Говорят, он был одним из самых лихих командиров кораблей Черноморского флота. Мы его страшно уважаем и прощаем ему даже сигареты «Новость» (точнее, бычки с обжёванным белым фильтром), которые он, не докурив, бросает возле центральной клумбы. Из клумбы торчит пьедестал с покрашенным бронзовой краской бюстом адмирала Нахимова. На него новоиспечённые лейтенанты всегда натягивают майку-тельник. Старая традиция, с которой бесполезно бороться. Неужели случится чудо, и я тоже когда-нибудь стану лейтенантом?
Я очень хочу спать.
Здравствуйте, товарищи!
Здра!!! Жла!!! Тащ!!! Тан!!! Пер-Ранга!!!
Вольно.
Всё училище выстроено на плацу перед жилым корпусом. Три факультета. Наш, корабельный, в центре. Слевавторой противолодочный; справатретий, береговой ракетный. Все орут приветствия своим начфакам.
Роты маршируют на завтрак. Первыми с плаца уходят «пятаки», потом четвёртый курс, третий мы последними. 11-я рота и 11А. В одиннадцатой сто с лишним человек, в одиннадцатой-«аз»шестьдесят три. Точно так же последними покидают плац 21-я и 31-я роты.
Наш молдаванин Ваня Кристя умудряется спать прямо на ходурота идёт на камбуз, а Ваня спит в топающем строю. Я так не умею, и мне жутко завидно.
Первокурсники за завтраком съедают всё дочиста. Тарелки и кружки можно не мыть. Самое волшебствоэто (о-о-о!) масло и сахар
Три пары до обеда. Высшая математика, высшая физика, теоретическая механика морская практика, уставы, кораблевождение, иностранный язык, оружие массового поражения, тактика морской пехоты... ещё что-то... начертательная геометрия, история флота и (о, ужас!) история КПСС. Лекции, летучки, семинары, практические и лабораторные работы, расчётно-графические задания Физподготовка, конечно. Это единственная дисциплина, на которой не поспишь. Нас бегают, прыгают, ползают, плавают, дёргают и крутят на турниках. А в аудиториях минимум половина банально дрыхнет.
Потому что страшно хочется спать. Организм вырабатывает такие позы для сна, чтобы это не заметил преподаватель. А преподаватели прекрасно видят всёони тоже когда-то были курсантами, почти все за редким исключением. Они нас понимают, но постоянно будят чаще вежливо и тактично, но иногда и с изощрённым садизмом, на который способен только капитан первого ранга, бывший герой-подводник Краснознамённого Северного флота. Ибо: учиться, учиться и ещё раз учиться.
Я начинаю понимать, что если бы я пошёл в студенты, я бы не дотянул и до второго курса. А здесь меня дотянут. Заставят. Конечно, при условии, что я сам этого хочу.
А я хочу. Хочу стать офицером Военно-морского флота. Я сплю на предпоследнем ряду в гулкой аудитории; идёт лекция, и сейчас мне абсолютно безразличен предмет. Просто это такая аудитория, где можно выспаться. Потом выучу, разберусь как-нибудь перепишу у кого-нибудь конспект... на сампо о-о... снова выключился.
Если жарко, то перед обедом купание. Всё училище (которое мы промеж себя именуем «системой») строем повзводно марширует на водную станцию. «Первая шеренгав воду!» Что-что, а уж купаться я люблю. И с удовольствием сдам за кого-нибудь зачёт по плаваниюблаго, преподаватели нас ещё не очень хорошо помнят в лицо всех поголовно. А кто-то за меня сдаст подъёмы переворотом на турнике. Турник я ненавижу.
Обед!!! Благословенное мероприятие, делящее день пополам! Мы смачно уписываем капустный бигус («рыгу овощное») и перловку-РБУ (реактивная бомбомётная установка), набивая свои вечно голодные животы, и запиваем сладким флотским компотом А после обеда будет адмиральский часаж целых сорок минут можно спать, и никто тебя не тронет, если ты не забыл разуться прежде чем бессильно рухнуть на свою заправленную с утра койку.
В ротном помещении шесть кубриков, в кубрике примерно по двадцать человек. Человек? Хм... Курсантсущество неодушевлённое. Уж во всяком случае, курсант первого курса.
После обедасампо, то есть самоподготовка. Классы первого курсав одноэтажном «карасятнике», все остальные в огромном учебном корпусе номер один. А там и до ужина недалеко. За забором училища орут павлины. Там санаторий, там другая жизнь. Там холодное пиво, игривые девочки в обтягивающих джинсах и тёплое море. Первокурсник из этого всего имеет право только на море, и то лишь во время организованного купания, а также при сдаче зачётов по плаванию и нырянию. Ах, да, ещё в мечтах.
После ужинавечернее сампо. «Учиться военному делу настоящим образом!»
У меня не идут точные науки. Я по складу ума гуманитарий. У меня работает только правое полушарие, а левоетак, чуть-чуть и в треть накала. Система направлена на то, чтобы моё левое перестало сачковать. Без точных наук флотского офицера быть не может. Поэтому сампо первокурсников контролируется особо. Фиксируют и право-, и левосторонних.
На вечернее сампо неожиданно приходит «пятак» по имени Саша (фамилию уже не помню). Ему нужен «буратино». Я уже знаю, что такое «буратино», я согласен. Саша договаривается со старшиной класса, и вот я уже в учебном корпусе номер один, в 152-м классе, среди полубогов, которые вот-вот наденут лейтенантские погоны.
Саша пишет дипломный проект, а к нему полагается четыре ватмана с чертежами и рисунками. «Буратино»это тот, кто умеет хорошо чертить и рисовать. Я умею, и вот я здесь. Я рисую Саше крылатую ракету «Термит», траекторию полёта и функциональную схему системы управления. Карасю-первокурснику всё это пока недоступно, но это безумно интересно. Я задаю наивные вопросы, мне великодушно объясняют. Если заходит проверяющий офицер, меня хитрым образом прячут. «Буратинизм»это тоже традиция; она не поощряется, не приветствуется, но она существует, и никакие особисты-контрразведчики это вопиющее нарушение режима секретности никогда не пресекут.
Всего я за пять лет нарисую три диплома и семь курсовиков, не считая своих. Но я этого ещё не знаю.
Потом будет вечерний чай (о, да продлятся годы того, кто его придумал!), вечерняя прогулка вокруг училища строем под гулкий барабан; вечерняя поверка и
ИСПАААААТЬ!!!...
Я хочу субботы.
В субботу нет физзарядки, сразу малая приборка. В субботу нет послеобеденного сампо, а есть большая приборка. Всё ж хоть какое-то разнообразие. А ещё в субботу есть увольнение в город с 18.30 до «нулей»это при условии, что у тебя нет задолженностей. А они, как правило, есть, так что милости просим на вечернее сампо, где тебя сто раз проверят и зафиксируют. А к 21.00 ты, так уж и быть, можешь пойти в клуб и потанцевать там с девочками-студентками (если, конечно, они захотят танцевать тебя, карася несчастного, у которого одинокая галочка на рукаве, и у которого ночь заканчивается в полночь по команде «Отбой»).
В воскресенье подъём на час позже; на завтрак два (целых два!) варёных яйца и увольнение с 14.00 (всё так же, до «нулей»), но перед этим нам непременно придумают что-нибудь массовое. Например, марш-бросок всему училищу, повзводно, шесть километров по жаре и в полной выкладке (о, это отдельная песня свихнувшегося пингвина над бухтой Стрелецкой). Или массовая гребля первого факультета. Или ещё что-нибудь. Мозоли от турника и шлюпочных вёсел сойдут только через несколько лет после выпуска, а следы на ладонях останутся на всю жизнь...
Я карась, но я хочу стать офицером флота. По окончании первого курса меня ждёт практикажелезный крейсер «Дзержинский», шлюпочный поход по солёным волнам и полк морской пехоты в бухте Казачьей. А потом, после краткого отпуска, я пришью на левый рукав под звёздочкой вторую жёлтую галку.
А пока ябез вины виноватый. «Есть три наряда вне очереди!»
ПРИПРАВА ТАКАЯ
Стучат ложки.
Лёгкий гомон порхает над столами. Курсантики обедают. Святое время.
Первое, второе. Третьекомпот. Там даже есть сахар. С этим строго, хотя общеизвестно, что начальник училищацелый адмиралворует жратву у курсантов. Не сам, конечно. У него для этого есть жирный боров с тоненькими усиками, начальник продчасти майор Мусаев. Всё это вскроется уже потом, аж через шесть лет, кого-то очень сильно посадят, кто-то получит инфаркт, но мы об этом не узнаем, мы уже будем разбросаны по флотам
А пока мы упоённо двигаем челюстями, стараясь при этом не чавкать. Чавкатьдурной тон. Мыбудущая интеллигенция флота, специалисты широкого профиля, штурмана-артиллеристы-ракетчики-противолодочники. В перспективекомандиры кораблей, дивизий, бригад. Командующие флотилиями и флотами. Адмиралы. Главкомы.
Будущие главкомы ежедневно стучат ложками, набивая тренированные желудки жёсткой перловой кашей РБУ.
Но РБУэто на второе. На первоенастоящий флотский борщ. Такой борщ не в состоянии сварить никакая домашняя хозяйка, если она только не служила три года коком на крейсере. В противоположность перловке борщэто вещь. Жаль, что без сметаны.
Борщ равномерно разливается по тарелкам. В одной из тарелокжирный рыжий таракан. Плавает. Усатый. Вернее, усатаяибо самка, тараканья женщина, окончательно и безвозвратно беременная, с контейнером. Дохлая, конечно, потому что неосторожно упала в горячее и сварилась. Хозяин тарелки тупо смотрит на погибшее животное, скорбя о её потерянном потомстве и о своём потерянном аппетите.
Что такое?
Это начальник политотдела. Сокращённоначпо. Кап-раз. Он ходит вдоль столов и глядит сверху. Присутствует на обеде. Демонстрирует отеческую заботу. Типавсё ли нормально? Прекрасно знает, что курсантская жратва уходит налево, что порции слегка не полновесные Много чего он знает. И сам с этого имеет, кстати. Не может быть, чтоб не имел. Но должность обязывает присутствовать, вот он и присутствует: ходит и глядит. Он строг, непримирим и духовно возвышен. У него мужественные и правильные черты лица. Он идейно стоек, он вдохновитель и организатор всех наших побед.
Вот тащ тан перранга!
Курсантик возмущённо показывает на тарелку, где посреди борща уныло плавает несчастное насекомое, ровесник динозавров. Плавает, бессильно растопырив рыжие надкрылья и волосатые, как у мамонта, ноги. Он, вернее, она (по-нашему «стасик-тётенька») вылавливается ложкой и отправляется под глубоко посаженные и старательно нахмуренные очи начпо. Ноне успевает.
Стремглав подлетает, подстёгиваемый внутренним чутьём, мичман Ожогначальник камбуза. Это жуткий дядя, гроза камбузного наряда. У него тигрино-слоновий рык профундо и вращающиеся глаза навыкате. В варочном цеху висит плакатик: «Берегись ожога!». Поэтому от мичмана Ожога курсантики всегда прячутся.
Мичман Ожог точным движением выхватывает тараканиху из ложки двумя толстыми засаленными пальцами.
Лук, товарищ капитан первого ранга!
И всссссссь-хлюп! Мгновенно всасывает губами. Съедает ровесницу динозавров, хлопая невинными глазами, влюблённо вылупленными на начпо.
Слышно бульканье. Не успевший прийти в себя начпо поворачивается на звук. Всех вокруг выворачивает на столы и в тарелки. Всехэто в радиусе трёх метров, кто слышал и видел.
Начпо пожимает плечами и дефилирует дальше, качая холёной седой головой. Начальник камбуза хлопает глазами и, глупо улыбаясь, семенит следом.
Стучат ложки. Тихо! Не мешать! Будущие главкомы питаются.
МОРСКАЯ ПРАКТИКА
Как-то раз катал друзей на яхте по Авачинской губе. Сидели внутри, болтали-выпивали; стемнело, и одна леди произнесла в пространство потрясающую фразу: «А габариты включили?»
Она, конечно, имела в виду огни ходовые, которые горят ночью на любом кораблике, неся в себе огромный смысл и кучу тонкостей, которые далеко не каждый знает. Я, помню, тогда не удержался и, когда все отсмеялись, рассказал вот эту историю.