Ой! А чего она не идёт?
И не пойдёт. Владленспортсмен. Пресс имеет что надо.
Ой
Тут Владлен тоненькой струйкой из рта марганцовку пустилпсссссссь! И страдальчески:
Что ж вы делаете, а?! Насквозь же продавили, ну!но пресс не отпускает пока.
Девкиладошки ко ртам сейчас и у них брызнет стоят, бледные, коленки девственные трясутся. То на крантик, то на Владлена. А Владлен ещё пуще напрягся, да ещё маленько, да ещё и пошло оно обратно в объёмкость хорошо, что Эсмарх не видит... и ещё!.. иплямс!пипка лихо из задницы вылетела со звуком специфическим, и давай летать, поскольку сила реактивная, как у зенитной ракеты, а марганцовка из пипки веером брызжет, и всё на «Баккару», и вот тут они не выдержали, и начался у них массовый психоз... В общем, вот так, за один день, две ракетыи обе в цель! Ай да Владлен! Мастер ракетного удара.
И операция успешно прошла. Без патологий и осложнений. А за сутки до того вырезания открывается, значит, дверь, и в палату новенький заходит. Рожа холёная, надменная. Оказалось, тоже майор. Владлен уже приготовился его не уважать, потому что майор сильно смахивал на политработника, а не уважать политработника для боевого офицерапризнак хорошего тона. Но майор оказался не политработником, а начальником строевой части N-ского ракетного полка. И тоже с грыжей.
Ну что, пулечку распишем?
В карты не играю.
Н-да? А козлика забьём?
«Козёл»игра для козлов и дебилов.
Ух ты! Дебилов, говоришь? Добро
А как насчёт по портвейнчику?
В госпитале установлен определённый порядок, который не положено нарушать.
Во даёт! Расстелил койку, разделся и лёг. Достал книгу, напялил очки и углубился. Глянули на обложку и совсем опупели: Кафка, «Процесс». Ах, вот как? Ну, свинья культурная А он ещё и шуток с девчонками не понимает, пару раз осуждающе высказался на эту тему, причём всё без матов и с деепричастными оборотами. Вот такой интеллигент попался. Ну, всё, хана. Ракетная атака.
Так вот, про этого-то пошлого начальника строевой части как раз и вспомнили после операции. Девочкам срочно преподнесли шампанское и конфетки в знак благодарности и примирения, а заодно указали на потенциальную жертвуна майора на этого. «Ой, девчата, если б вы слышали, что он про вас сказал!.. Он про вас такое сказал, такое сказал ну я прям не знаю!..» Девки угрюмо насупились и пошли готовить самое ржавое и самое претупое лезвие «Нева».
А когда с позором обшкрёбанный майор крабовой походкой отправился на клистир, Владлен и говорит:
Так, мужики, все на перекур, все в гальюн. Ща цирк будет.
А в гальюне всего две кабинки, и обе стали вмиг оккупированы: в одной летун засел с интереснейшим цветным иллюстрированным журналом «Советский воин», в другойВладлен с сигареткой «Золотой пляж». Ждут. Ждёт и остальной честной народ, полный гальюн набился. И вот он, герой кавказской легендылетит, родной, чуть ли не разбрызгивает. «Баккара» постаралась на славу, полный жбан в беднягу влила.
Врывается в гальюн. Народ слегка расступается. Майор с выпученными глазищами дёргает дверцу первой кабинки. Оттуда, тягостно: «Занято!» Дёргает вторуюэффект аналогичный. Выпучивается ещё больше, и его сильно кривит на рожу.
Ы-ы-ы!!!он принимает характерную взлётную позу, держась одновременно за манипура-чакру и за ту часть тела, которая у бабуинов-самцов обыкновенно красная.
Кабинки хранят ледяное молчание. Как, впрочем, и зрители, хотя их уже реально прёт.
М-м-м!..майору с трудом даётся давно забытое слово «мужики».У меня ж!.. это!.. клиззззьма-а!..
Везёт тебе, приятель!это летун из крайней кабинки, завистливо так.А вот у нас, блиннаоборот
И Владлен тоже старательно кряхтит. Высокорафинированный майор беспомощно оглядывается вокруг. А вокруг лишь безмятежные рожи с бычками во ртах. У него уже булькает. Что, ЧТО ДЕЛАТЬ?!!
Ну, вон же раковина,участливо бросает кто-то.
Нет! НЕ-Е-ЕТ!!! В раковину, в умывальник, да ещё при зрителях? Воспитание не пущает... А куда деваться? Взвыл ещё взвыл О, САНТА РОЗАЛИЯ!.. страдая полез, кряхтя Тррррррраххх-буллллль!!!вылетело, забрызгало, зажурчало ох!.. Господи легко-то как сполз на кафель сконфуженно не глядя ни на кого, прохладной водичкой сполоснулся, штанишки напялил ибочком-бочкомна выход народ посторонился вежливо... пли-и-из!
Уже вечером к майору в палату жена приволокла пива, портвейна и закуски. Позвонил, наверно.
Ну, чё это м-мужики у меня тут колода новая есть в трыньку-то играет кто-нить, нет?
ГЛАВНОЕ НЕ СТОЛКНУТЬСЯ
Ночь. Темнотахоть глаз выколи. Ни черта не видно.
Посреди ночикораблик. На мостике вахтенный офицер, два сигнальщика и рулевой; где-то внизу сидит метрист. А кораблик неторопливо чешет в ночь на своих семи узлах.
Впереди по левому борту внезапно обнаруживаются огни. Сигнальщики впериваются глазами в темноту: два топовых... зелёный бортовой...
Судно слева сорок пять, идёт вправо, длина судна более пятидесяти метров!
Метрист, пеленг-дистанцию до цели!
Пеленг двести двадцать три, дистанция двадцать восемь кабельтовых.
Есть, метрист.
Вахтенный офицер щёлкает секундомером. Выждав положенное время, снова орёт вниз:
Метрист, пеленг-дистанцию до цели!
Пеленг двести двадцать три, дистанция двадцать два!
Ракурс судна примерно ясен; на мостике наступает тревожная тишина, которую нарушает шёпот одного из сигнальщиков:
Пеленг не меняется, дистанция сокращается...
Сам знаю!
Вахтенный офицер лихорадочно определяет элементы движения цели на глаз (какой планшет в такую темень?); линия относительного движения ясна и без расчётов. Надо менять либо курс, либо скорость... потом до него вдруг доходит, что судно должно уступить дорогу.
Пеленг двести двадцать три, дистанция восемнадцать!
(свистящий шёпот) Должно уступить!..
(тоже шёпотом) Да сам знаю!..
(громко) Дистанция четырнадцать!
Похоже, и не думает уступать. Что за наглость? Влево ворочать нельзя, там опасные отличительные глубины; только вправо... или просто уменьшить ход? А если оно возьмёт и тоже подвернёт вправо? Вдруг они там вспомнят, что должны уступить, и подвернут? Чем они там думают вообще?!
Дистанция одиннадцать кабельтовых, пеленг не меняется.
Чуня сжал рукоятки машинного телеграфа так, что из них потекло. Рулевой томно вздохнул, ожидая команды на изменение курса.
Дистанция девять!
И в этот момент на судне вдруг загорелись два красных огняпо вертикали, один под другим. Сигнальщики завопили наперебой:
Судно, лишённое возможности управляться!
Да сам вижу!зло процедил Чуня, то бишь вахтенный офицер.
Зловещую тишину нарушало только жужжание электромоторчиков, которые двигали модель ночного судна относительно макета мостика с торчащими на нём курсантиками, изображавшими рулевого, сигнальщиков, метриста и вахтенного офицера. Огни на «судне» зажигал мичман-лаборант, он же управлял движением моделькии всё это по неслышным командам Кирпича (то есть капитана первого ранга Кузнецова), принимавшего практический зачёт. Данные для метриста поступали из простенького аналогового вычислителя, рассчитывавшего относительное движение цели и кораблика с незадачливым вахтенным офицером. Всё это вместе называлось «прибор Казанцева в лаборатории кафедры Морской практики», модифицированный из тренажёра торпедной стрельбы. Курсантики издавна учатся на нём избегать столкновений с другими кораблями.
Дистанция восемь кабельтовых, пеленг не меняется!
Когда останется три кабельтова, Кирпич прекратит мучения и за неизбежное столкновение вкатит «вахтенному офицеру» два шара. Его ехидная физиономия была заметна даже в темноте.
Дистанция шесть кабельтовых!
Ну-с? Что, Чуйков? А? Команду на руль и машины дадим, не? Или будем сталкиваться?
Чуня промокнул вспотевший лоба, гори оно огнём, будь что будет!и твёрдым голосом выдал в темноту аудитории:
Срочное погружение! Товарищ капитан первого ранга, цель прошла над нами.
Слабый стук; это Кирпич уронил на палубу очки. Вспыхнул свет.
Капитан первого ранга Кузнецов нагнулся, подобрал очки, затем не спеша подошёл к «мостику» с обалдевшим «экипажем», внимательно посмотрел Чуне в глаза и процедил:
Три балла, Чуйков. За находчивость. Выныривайте и поплыли дальше. И да, специально для вас уточняю: вы не на подводной лодке, а на малом ракетном корабле. Свет долой!
ОТЦЫ И ДЕТИ
Только две касты в Системе имеют своё собственное наименование. Это первый курс и пятый.
Первый«караси». Пятый«пятаки».
Плох тот карась, который не мечтает стать пятаком.
Ещё хуже тот пятак, который забыл, что когда-то был карасём.
Ибо любой адмирал начинает с матросской робы и с гадов. С мозолей от шлюпочных вёсел, тросов и турника. И с приборки в гальюне.
Надо же, на пятом курсе угодил в приборщики гальюна Вот умора. Все четыре предыдущих года не попадал, а тут нате вам. И это, заметим, не разовое мероприятие, а постоянно. М-да.
Мы живём уже не в жилом корпусе, где плац и бюст Нахимова, а в общаге пятаков, потому что выпускной курс всех трёх факультетов живёт отдельно. Это действительно каста. Мы теперь не носим робу и береты. Мы постоянно ходим в форме номер два или номер три. У меня больше не написано на груди 15409, это лишь подразумевается. Носим фуражки, понятно. У кого шитые, у кого перешитыевсё больше знаменитые флотские «грибы»; у некоторых уставные: «Народ дал, народ пусть и смеётся». У нас последний год учёбы, и вряд ли можно сказать, что он проще, чем самый первый, где мы были «без вины виноватые». Просто мы привыкли, адаптировались. Многое уже просто в крови, притом (скорее всего) на всю жизнь. Например, всегда делать первый шаг левой ногой.
На «Керчь» после четвёртого курса я не попал. Моим (плюс ещё пятеро обормотов) появлением был осчастливлен сторожевой корабль «Беззаветный» проекта 1135 под командованием капитана второго ранга Валерия Носачёва. Да-да, тот самый «Беззаветный», который потом через семь лет дважды таранил американский крейсер УРО «Йорктаун», выталкивая его в Чёрном море из наших тервод. Ещё совсем недавно эти корабли считались большими противолодочными. И есть за что: 1135это скорость, маневренность, ударная и оборонительная мощь. 1135это боевой альбатрос нашего флота. Замечательный корабль! Однако что-то у кого-то переклинило в Главном штабе, и БПК проекта 1135 сделали сторожевиками. Своей внешней и внутренней красоты корабли, конечно, не утеряли, но за них почему-то стало обидно.
Всю практику пробегали по морям, у стенки почти не стояли. «Беззаветный» заступил в дежурство по флоту, и его куда только не пихали. Стреляли из пушек и торпедами, стреляли ракетами по самолётам и искали «вражескую» подводную лодку, бегали к Босфору и встречали там уже не помню кого, ставили мины. Ту минную постановку я помню очень хорошо. Дело было ночью, я стоял дублёром вахтенного офицера и потел, решая задачи совместного плавания под бдительным и насмешливым наблюдением командира БЧ-1 капитан-лейтенанта Кобышева, здоровенного рыжего детины с огромными волосатыми ручищами. Помню, я удивлялся, как он этими своими «заготовками» умудрялся точить карандаши, да так, что залюбуешься Мины ставили двумя кораблями; вернее, ставил «Безукоризненный» (тоже 1135) под командованием Юрия Рыкова, а мы шли у него в кильватере и обеспечивали. Горели только дежурные синие огни, оба сторожевика крались во мраке. Всё шло гладко до тех пор, пока на «Безукоризненном» не ушёл под воду матрос: в темноте он пристегнулся не к лееру и не к скобам, которые есть на ПОУКБ, а к якорю мины, и вместе с этой миной встал на заданное углубление, успев только громко крикнуть прежде чем утонуть. Сразу дали «дробь» учебно-боевой минной постановке, врубили свет пока разобрались, пока сыграли «человек за бортом» и «все вдруг на обратный курс», пока выставили наблюдение в общем, парня, конечно, не нашли. Увы. Старая поговорка: краснофлотец, не щёлкай ртом. У-вы.
На артиллерийских стрельбах нам доверили по очереди жать на педаль комплекса АК-726. По десять выстрелов на рыло. У Серёги Пошивайло оказалось девять: последний снаряд дал осечку. Артиллеристом был старший лейтенант Нольде, выпускник Каспийской Системы. Он вывел нас, курсантиков, на ют и показал, что он обычно делает в таких случаях: деловито снял галстук и фуражку, забрался в артустановку, вылез оттуда в обнимку с забастовавшим снарядом, подошёл к борту и выкинул его в булькнувшую пучину. Вытер руки об только что безупречную, а теперь уже вымазанную солидолом кремовую рубашку и сказал: «Примерно вот так, ребятульки»
Перед этим мы сдавали устройство пушки командиру БЧ-2. Сидеть с техописаниями и альбомами рисунков в невозможно душном кубрике не хотелось, поэтому я нашёл тренера из годковстаршину комендоров, весёлого белобрысого сибиряка Сашу Саушкина, который затащил меня в одну из артустановок и за пятнадцать минут своими словами объяснил и показал, как там всё работает, напомнив подзабытое с третьего курса. Саша оказался начинающим виртуозом трёхпалубного флотского мата (заслушаться можно), и у него я неплохо пополнил свой словарный запас. На зачёте командиру БЧ-2 (фамилию не помню, он через полгода к нам на факультет начальником курса пришёл) я так всё и рассказалпримерно сашиными словами, коренные основы которых вообще-то известны всем. Когда я закончил, экзаменатор минуты три молчал, потом спросил, откуда я всего этого набрался; я сказал, что у старшины первой статьи Саушкина, после чего мне тут же поставили зачёт.
А старпомом был капитан-лейтенант Александр Безмельцев. Уже потом я слышал и читал о нём восторженные отзывы«блестящий офицер» и тому подобное Однако, когда он громогласно крыл матюгами (притом какими-то уголовными и тускло-серыми, не то что комендор Саушкин) командира кормовой «Осы» лейтенанта Степанова, да при всём экипаже, да так, что было слышно по всей Минной стенке вместе с Графской пристанью, я решил, что вот таким я уж точно никогда не стану, ибо не хочу. Конечно, я могу понять, что нахождение на борту «Отважного» при том страшном взрыве кормовых ракетных погребов вполне могло наложить свой отпечаток на психику, но
«Беззаветный» был прекрасным кораблём. Было бы неплохо после выпуска попасть на 1135-й. Да.
Перед общагой пятаковрозарий. На розарии растут розы. Поэтому на всех пятаках еле заметный тонкий флёр интеллигентности. Иногда на розарии пасутся училищные ослицы Машка и Светка. Их никто не гоняет.
Пятаки могут ходить в увольнение хоть каждый день. Однако дежурные двойки и залёты по дисциплине продолжают сдерживать пыл рвущихся в город. Рваться есть зачем: кому-то молодую жену ублажать, кому-то младенца нянчить (первых и вторых уже почти половина от всех нас), а остальнымвесёлый и беззаботный холостяцкий досуг. Однако пятый курс в курсантском фольклоре именуется именно так: «Отцы и дети».
Ещё один курсовик. И ещё один, почти параллельно. И ещё. Вырисовывается дипломный проект. Руководители курсовиков и дипломов порой озадаченно чешут в затылкахибо мы чего только не изобретём.
Я точно знаю: уж что мне стопроцентно не пригодится на действующем флоте, так это научный коммунизм, которым нас пичкают ещё с четвёртого курса. Вот же бредятина... Если вы сейчас заглянете в будущее и скажете, что госэкзамен по НК я сдам на четвёрку, я назову вас Андерсеном. Или дядюшкой Римусом.
ТСУэто тактико-специальные учения. Всем пятакам «дробь» на увольнения, мы все ходим с противогазами и параллельно обычному учебному процессу воюем вовсю. Этакая корабельная практика на суше. Всё, чему нас успели и не успели научить за четыре с половиной года, притом в действии, в динамике. Мы прокладываем курсы и водим корабельные группы, мы стреляем на тренажёрах чем попало и куда попало, мы тушим фактические пожары (вай-вай!), спасаем реально затапливаемые отсеки (бр-р-р!) и спускаемся в аквалангах под воду в бухту Стрелецкую, доставая из неё всякие закинутые инструкторами железяки; мы составляем, шифруем и дешифруем оповещения и донесения, а потом куда-то передаём их и получаем ответы; мы постоянно кого-то атакуем и от кого-то отбиваемся, пуляем ракеты и уклоняемся от торпед; на нас всё время кто-то нападает, и мы защищаемся от оружия массового поражения; мы допрашиваем пленного полковника НАТО и перевязываем «простреленную» грудь своего товарища по классу Что? А, ну да. Конечно же, без гребли на шлюпке, традиционного бега и ненавистного турника никак не обходится.