О чем вы говорите? с расстановкой спросил он, и в голосе его звучало такое неподдельное удивление, что майор опешил. Он взглянул на Брандта, и взгляд его, обычно такой приветливый, утратил все свое добродушие. Подчеркивая каждое слово, майор с угрозой в голосе спросил:
Рейхслейтер Борман уже говорил с вами?
Нет, господин майор.
Оба офицера обменялись быстрыми взглядами. Молчание становилось тягостным, и Брандт нервно вертел в руке рюмку. Чего, собственно говоря, хотят они от него? Если они не имеют права говорить о своих делах, то пусть, черт возьми, оставят его в покое. У него свои заботы. Вдруг капитан резко обратился к нему:
А почему вы вообще здесь, в убежище?
Я и сам не знаю.
Брандт разозлился. Черт побери, пусть он работал с ними, давал им время от времени информацию, но такое обращениеэто уж слишком. Такого тона он не допустит. В конце концов он подчиняется Аксману, а не им, и, если они хотят что-либо знать, пусть обращаются к рейхсюгендфюреру. В свою очередь Брандт так же резко спросил:
Это чтодопрос, господин капитан?
Но майор тотчас же успокоил его:
Извините, штандартенюнкер, это всего-навсего вопрос
Я только полчаса назад приехал сюда с Аксманом, ответил Брандт по-прежнему раздраженно.
Но капитан уже снова улыбался.
Это недоразумение, Брандт. Все в порядке. Вы еще сами не знаете, как вам повезло. Но не пугайтесь. Ваше здоровье!
Брандт подумал: «Нечего им секретничать. Больше того, что я подозреваю, и они не знают».
Капитан неторопливо поставил пустую рюмку на стол и сказал:
Хочу вас подготовить, Брандт, вы откомандированы в Плён и, возможно, сегодня ночью покинете Берлин. Все это вам подтвердит сам Борман.
Вот как? у Брандта перехватило горло.
Новость ошеломила его, и, хотя он ожидал чего-нибудь в этом роде, ему было трудно скрыть охватившую его радость. Плёнзначит, прощай, Берлин, Плёнзначит, прощай русские. Оттуда уж наверняка представится возможность сбежать на юг, в Мюнхен, где он договорился встретиться с отцом. Но в тот же миг сомнения опять охватили его. Можно ли вообще доверять офицерам из штаба главного командования? Может быть, это провокация, блеф? Но ради чего они стали бы морочить ему голову?
Почему именно в Плён? спросил он, удивленно подняв брови.
Потому что вам поручено руководство группой «вервольф» на севере, ответил капитан и наполнил рюмки. У Бормана есть планы насчет вас, а нам, он пододвинул к нему рюмку, нам нужен там свой человек.
Свой человек! Брандт поморщился. Как это понимать? До сих пор все звучало правдоподобно, но как армейские офицеры могли назвать его «своим человеком»? Значит, на севере ему придется представлять штаб Гелена?
Откуда, господин капитан, спросил Брандт, вам известно, что именно мне поручена эта роль?
Теперь ему ответил майор, с показным равнодушием прислушивавшийся к беседе.
Да потому, что мы вас знаем, Брандт, вас и вашего отца.
Вашего отца! Ага, так, значит, вот каким путем старик пытается выцарапать его отсюда. И как ловко он все это опять подстроил! Но пусть они не воображают, что он, Губертус, такой простак. И он осторожно спросил:
А какое отношение имеет ко всему этому мой отец?
Он уже не первый год сотрудничает с нами, ответил капитан Юргенс и поднял рюмку.
Брандт поблагодарил, но пить не стал. Его отец сотрудничает со штабом главного командования? Это верно! Он опять вспомнил слова гаулейтера, которые подслушал: «Лучше, если мы объединим свои усилия с вермахтом». Да, оба офицера говорят правду. И вдруг Брандт звонко рассмеялся. «Превосходно все получилось. подумал он, на это способен только мой отец. Борман ему доверяет, а старик тем временем интригует против него и обделывает свои делишки».
Но майор Вильнер неверно истолковал его смех:
Вы, Брандт, можете, конечно, отказаться. В этом случае, надеюсь, мы будем считать, что разговор наш не состоялся.
Для нас война еще далеко не кончена, бросил капитан, и не закончится даже тогда, когда русские войдут в Берлин.
Знаю, знаю, Брандт улыбнулся, господа могут вполне на меня рассчитывать.
Капитан в третий раз наполнил свою рюмку. Выпив, он сказал:
Итак, Брандт, вы обратитесь к майору Хаазе. Вам надлежит иметь дело только с ним. Он в курсе. И с двусмысленной усмешкой заключилВ Плене нет ни Бормана, ни Гиммлера. Дениц их обоих недолюбливает.
С этими словами офицеры вышли, оставив Брандта одного.
Брандт закурил сигарету и маленькими глотками выпил коньяк. После этого разговора у него камень свалился с сердца. Итак, он отправится в Плён, и то, что станет концом для всех, будет для него только началом. Ему наплевать, пусть Берлин провалится ко всем чертям. Когда в этом убежище откроют газ, его уже и след простынет. Довольный, вышел он в приемную.
Там возбуждение несколько улеглось, никто больше не кричал, но атмосфера все еще была накалена. В группах и группках перешептывались, Йодль, Геббельс и Кейтель продолжали спорить, отметил про себя Брандт, проходя мимо. Увидев Бормана, Брандт решил доложить ему о своем приходе. Но в это время открылась боковая дверь, и шепот мгновенно стих. Раздался стук каблуков, взлетели вытянутые руки. В дверях показался Гитлер в сопровождении штурмбаннфюрера Гюнше, своего личного адъютанта, широкоплечего силача с лицом боксера. Гитлер поднял руку. Жест этот потерял свою обычную театральность, сегодня в нем чувствовалась усталость, а осунувшееся лицо, запавшие и воспаленные глаза свидетельствовали о том, что фюрер вконец измотан. К нему тотчас подскочили Борман и Геббельс, пытаясь в чем-то его убедить. Брандт затаил дыхание. Что произойдет? Не начнется ли у фюрера новый припадок безумия? И на кого он обрушится на сей раз, на Кейтеля, или на этого толстого Кребса, или на генерала Вейдлинга? Гитлер с минуту слушал своих любимцев, затем сделал несколько шагов по комнате и, кивнув остальным, пригласил последовать за ним. Брандт не знал, как ему поступить, и поискал глазами Аксмана, но, увидев, что однорукий подает ему знак, направился вместе со всеми.
В конференц-зале на столах лежали карты, разложенные еще на прошлом совещании. Гитлер опустился в свое кресло, взял красный карандаш и вопросительно взглянул на Йодля. «Ему придется докладывать, подумал Брандт, интересно, как он выкрутится», Йодль был краток и ограничился сообщением о более или менее удачных операциях по воздушной переброске в Берлин боеприпасов и продовольствия. Но не успел он кончить, как Гитлер прервал его:
Сколько дней может еще продержаться Берлин?
Столь прямого вопроса никто не ожидал. Все испуганно уставились на фюрера. Брандт инстинктивно почувствовал, какую опасность таит в себе внезапно наступившее молчание. Он видел, как Гитлер гневно сжал правый кулак, но Йодль ответил:
Мой фюрер, если вы прикажете генералу Венку прорвать кольцо осады Берлина, то столица продержится, пока сражение не будет выиграно. Он подошел к столу, нагнулся над картой и торопливо продолжал:Венк стоит в Магдебурге на восточном берегу Эльбы, он может соединиться с корпусом генерала Реймана у Потсдама.
Йодль пальцем показал на карте маршрут Венка. Гитлер некоторое время молчал, уставившись на карту, потом недоверчиво спросил:
А какими силами располагает Венк?
Йодль перечислил дивизии с блестящими названиями: «Шарнхорст», «Клаузевиц», «Ульрих фон Гуттен». Но Брандт знал, что эти дивизии состоят из одних семнадцатилетних юнцов, членов гитлерюгенда, из слушателей офицерских школ и отбывающих военизированную трудовую повинность.
Только Венк может прорваться в Берлин, мой фюрер! повторил Йодль с нажимом.
В его голосе появилась уверенность, он держался свободнее и непринужденнее. «Точно кельнер в ресторане, подумал Брандт, только вместо вина подает Венка».
Гитлер медленно поднялся.
Венк, пробормотал он, Венк!
Он приказал адъютанту немедленно соединить его с Венком. Гюнше подошел к столику, на котором стояли три телефонных аппарата, а Гитлер снова повернулся к генералам. В его мутных глазах опять словно вспыхнули искорки.
Венк прорвется к Берлину! сказал он. И тут Гитлера понесло, слова лавиной хлынули из его рта:Я изменю ходвойны! У врат Берлина я выиграю решительную битву. Провидение поддерживает меня, о возвращении Девятой армии не может быть и речи. Она останется там, где стоит, на Одере. Венк отбросит русских, а Буссе их просто изрубит изрубит!
Беспорядочные фразы бурным потоком срывались с его губ, а вокруг с каменными лицами застыли генералы.
В эту минуту Гюнше доложил:
У аппарата Венк, мой фюрер.
Гитлер шаркая подошел к телефону. В комнате воцарилась гробовая тишина. Глаза присутствующих загорелись надеждой. Все, казалось, задавали себе один и тот же вопрос: пойдет ли Венк на Берлин?
Венк, говорил Гитлер в трубку, Венк, вы меня слышите?
Вы должны прорваться к Берлину, я приказываю вам! и патетическим тоном добавил:В ваши руки я отдаю судьбы Германии.
Пауза на другом конце провода длилась несколько секунд. Но Брандту они показались вечностью. Наконец из трубки явственно донесся голос Венка:
Мой фюрер, жизнь моя и моих солдат принадлежит вам
В эту минуту ординарец позвал Брандта к телефону. Выходя, он услышал, как Гитлер, обращаясь к генералам, торжествующе воскликнул:
Пока в Германии есть такие люди, преступно говорить о том, что война проиграна!
Брандт взволновался. «Может быть, звонит отец, подумал он, может быть, он уже в Мюнхене. Все устроил и решил вызвать меня с совещания». Губертус поспешил к телефону, но его задержал капитан Юргенс:
Что нового?
Венк обещает прорваться к Берлину.
Брандт попытался пройти дальше, но капитан, смеясь, задержал его.
А вы уже бежите ему навстречу? Да ведь это заговор обреченных, милый мой! Венк, как всегда, переоценивает себя. Но со своими юнцами ему далеко не уйти. Поверьте мне, Брандт, Берлину конец. Он повернулся, но еще крикнул вдогонку:Всего хорошего, Брандт До свидания!
Штандартенюнкер поднял телефонную трубку, и лицо его выразило разочарование. На другом конце провода прозвучал голос адъютанта Аксмана:
Послушай, Брандт, доложи старику, что от обергебитсфюрера Шлюндера прибыл курьер. У них большие потери за последнюю ночь. Шлюндер просит дать приказ об отступлении. Курьер ждет ответа.
Вряд ли это выйдет. Старик на совещании. Что еще?
У нас здесь парнишка из гитлерюгенда подбил русский танк. Шлюндер представил его к Железному кресту. Теперь все.
Есть. Я позвоню.
Он положил трубку. На обратном пути его снова трясло от страха. А что, если попытка Венка прорвать осаду автоматически отменяет задание в Плёне? Борман слыл человеком капризным, с переменчивым настроением. В последние дни Брандт достаточно часто наблюдал, как приказы и назначения давались и отменялись в течение одного часа.
У дверей конференц-зала его остановил Геббельс. Казалось, он почуял скверные вести и теперь озабоченно осведомился о содержании телефонного разговора. Брандт передал ему все, и Геббельс доложил Гитлеру о подбитом танке.
Мой фюрер, немецкая молодежь с доверием взирает на вас. Как мне доложили, в бою у Хафельского моста член союза гитлеровской молодежи уничтожил большевистский танк.
Гитлер взглянул на карту и спросил:
А разве мост через Хафель еще в наших руках?
Аксман ответил утвердительно. Он разозлился на Геббельса, который выхватил у него из-под носа хорошую новость, но, увидев, что Гитлер благожелательно кивнул, добавил:
Я позволю себе просить вас, мой фюрер, лично вручить награду этому юноше. Награда, полученная из ваших рук, мой фюрер, будет иметь огромное моральное значение для членов гитлерюгенда, сражающихся и умирающих с вашим именем на устах.
И он насмешливо взглянул на Геббельса, обычно сопровождавшего награждение орденами шумной пропагандистской болтовней. Теперь тот сердито отвернулся.
Брандт воспользовался этим обстоятельством, отозвал в сторону Аксмана и шепотом сообщил ему о потерях Шлюндера.
Аксман раздраженно нахмурился.
Шлюндер должен выстоять, сказал он, сообщи ему, что Венк уже выступает. Я не могу обременять фюрера подобными заботами. И выясни имя этого истребителя танков. Пусть его пришлют сюда.
Во время короткого разговора с рейхсюгендфюрером Брандт пытался по выражению лица прочитать мысли Бормана, который стоял рядом с Гитлером и с интересом рассматривал карту. Но это лицо, как всегда непроницаемое и надменное, ничего не выдавало, ни один мускул в нем не дрогнул.
Брандт на цыпочках вышел из конференц-зала, чтобы выполнить распоряжение Аксмана. Узнав по телефону имя юноши, подбившего танк, он невольно с недоверием переспросил:
Радлов? Иоахим Радлов?
Погруженный в свои мысли, он рассеянно опустил трубку на рычаг. Обернувшись, увидел, что в дверь протиснулся Борман. Брандт вытянулся, но партийный фюрер, небрежно кивнув ему, плюхнулся на диван в углу комнаты. Брандт застыл в ожидании.
Сегодня ночью вы покинете Берлин, штандартенюнкер, начал Борман, и отправитесь в Плён, в штаб-квартиру гроссадмирала Девица. Там явитесь к штурмбаннфюреру Вольфу. Вы назначаетесь руководителем северной группы «вервольф».
Слушаюсь! Брандт продолжал стоять неподвижно.
Вы отвечаете за прекращение на севере всех действий этой группы против союзников. Но это не значит, что группы должны быть распущены. Вы поняли меня?
Так точно!
Подробные инструкции вы получите от Вольфа. Штурмбаннфюрер будет вашим непосредственным начальником, пока я сам не прибуду в Плён. Майору Хаазе, офицеру связи из отдела «Восточных формирований», знать о делах «Вервольфа» не следует. Вы меня понимаете?
Так точно, пробормотал испуганно Брандт.
Значит, геленовские офицеры все-таки обманули его. В Плене, сказал капитан Юргенс, не будет ни Бормана, ни Гиммлера. А может быть, он и сам не знал, что Борман приедет позже? На глазах у Бормана ему, Брандту, будет трудно сотрудничать с Хаазе.
Борман встал и дружески положил Брандту руку на плечо.
Я доверяю вам, штандартенюнкер, сказал он, пытаясь говорить отеческим тоном. И глубоко сожалею, что должен сообщить вам печальную весть.
Он помолчал, словно подбирая выражения, и начал после долгой паузы:
Чтобы сохранить существование нашей нации, все мы приносим в жертву родных и близких. Я высоко ценил вашего отца. Свято храните его наследие, покажите себя достойным сыном этого честного национал-социалиста и продолжайте то дело, которое он начал. Помолчав немного, он добавил:Ваш отец, командовавший батальоном фольксштурма, погиб при защите родного города. Можете гордиться его героической смертью. Примите мои самые искренние соболезнования.
Брандт ощутил пожатие руки и механически ответил на него. Он слышал скрип сапог и удаляющиеся шаги. Пронзительный визг бронированной двери болезненно отозвался у него в ушах.
В зеркале отразилось искаженное лицо, белое, как стены убежища.
III
Командный пункт боевой группы охранялся часовыми. Расположен он был в небольшом сосновом лесочке, на краю лощины. Дверь блиндажа была открыта, у входа паренек в форме гитлерюгенда возился с полевым телефоном. Внутри возле кое-как сколоченного стола стояли два армейских офицера, а рядомстатный мужчина лет тридцати пяти также в форме гитлерюгенда. Огненно-рыжий, с выдающимся вперед подбородком и бледной нездоровой кожей, усыпанной веснушками, этот человек был на голову выше остальных. На левой стороне груди у него поблескивал Железный крест первой степени.
Гитлерюнге Радлов явился по вашему приказанию.
Ага. Значит, это ты подбил танк?
Так точно! Радлов мгновенно окинул взглядом петлицы и звездочки на погонах рыжего и повторил, как положено:Так точно, обергебитсфюрер!
Шлюндер подошел к нему, и его широкий рот расплылся в доброжелательной улыбке:
Ну, ну, расскажи, как это тебе удалось?
Рассказать? А что, собственно, рассказывать? Он и сам не знал, как это произошло. Все случилось слишком быстро. Он смутно помнил, как перед ним внезапно возникла стена из стали и как он выстрелил. Иногда ему казалось, что он видел сон, отвратительный, кровавый сон. И теперь, не зная, что ответить, он пробормотал несколько бессвязных слов.
Шлюндер одобряюще кивнул.
Ты стал примером для всей немецкой молодежи, сказал он. По приказу рейхсюгендфюрера тебе надлежит явиться в рейхсканцелярию, где тебе будет вручена высокая награда. Примет тебя сам Адольф Гитлер. И он протянул Радлову руку.