Чарльз понес тарелки на маленький балкон, выходивший на шумную улицу.
Я действительно чувствую себя чужой на этом балу, вздохнула Августа. Ехать пришлось долго, а большинство гостей здесь просто невыносимы.
Она взяла с тарелки маленький треугольный бутерброд с икрой.
Да, большинство, повторила она, посмотрев на Чарльза снизу вверхпо-другому из-за его роста не получалось.
Тогда зачем вы приехали? спросил он.
Мне сказали, что будет слишком мало женщин. И я решила она немного помолчала, что присутствовать здесьмой патриотический долг. Со мной поехал один из моих бывших рабов. Конечно, я могла бы добраться и одна Почему вы улыбаетесь?
Потому что вы чертовски э-э потрясающе
Ничего, я уже слышала слово «чертовски».
Вы так уверенны. И смелости в вас побольше, чем в Джебе Стюарте.
А разве это плохо для женщины?
Я этого не говорил.
Тогда зачем так подчеркивать это?
Просто это удивительно.
Это лучшее, что вы можете сделать, удивиться? А как вы на самом деле к этому относитесь, капитан?
Вот только не думайте, будто поддели меня. Если вы действительно хотите знать, мне это нравится.
К его изумлению, она покраснела. А потом изумила его еще раз, сказав:
Простите, я вовсе не хотела вас поддевать. Это просто дурная привычка. Я ведь уже, кажется, говорила вам при первой встрече, что никогда не считала себя красоткой, поэтому и веду себя не так, как им полагается.
А я все равно считаю вас красивой. Очень.
Спасибо, вы чрезвычайно добры.
Барьер между ними возник снова. Неужели он так пугал ее своим вниманием? Хотя, по правде говоря, его и самого пугал собственный интерес к этой хорошенькой, но уж очень необычной вдове.
И все же он не хотел бы уехать ни с чем. Они стояли в неловком молчании, наблюдая за экипажами и прохожими внизу. В Ричмонд в эти дни хлынуло много приезжих, и Чарльз слышал, что город буквально захлестнула волна уличной преступности. Грабежи, убийства, изнасилования
Оркестр заиграл снова.
Вы потанцуете со мной, Августа?
Он выпалил это так неожиданно, чуть охрипшим голосом, что она даже вздрогнула. «Что ж, подумал он, у нас обоих есть причины осторожничать. Да и это место подходит больше для пустой болтовни и обмена ни к чему не обязывающими любезностями, чем для чего-то более серьезного».
В руках Чарльза Августа чувствовала себя легко и свободно. А он так давно не был близок с женщиной, что в танце старался держаться на приличном расстоянии от нее, чтобы его тело ненароком не откликнулось на столь длительное воздержание. Они провальсировали мимо группы офицеров, и Фиц изобразил ему беззвучные аплодисменты. Потом мимо Хантуна, который вытаращил глаза от изумления, на что Чарльз лишь небрежно кивнул. И наконец, мимо майора из Первого Виргинского.
А, майор Гадок! радостно окликнул его Чарльз.
Августа рассмеялась и даже на мгновение приникла к нему. Он почувствовал ее тело, а ее полнота сделала прикосновение еще более сексуальным.
С горячего согласия Августы Чарльз остался ее партнером на весь вечер, а потом проводил ее до пансиона, где она сняла комнату. Ее вольный негр ждал перед «Спотсвудом» с каретой, но она отправила его спать. Чарльз радовался, что смог провести с ней еще немного времени. Его поезд уходил в три часа, и у него оставался еще почти час.
Парадная сабля слегка била его по ноге, пока они шли. Улицы были тихи и пустынны, лишь изредка проскальзывали в тени чьи-то фигуры или проезжали экипажи с возвращавшимися с бала гостями. Они прошли мимо нескольких шумных баров, где до сих пор бражничали солдаты и штатские. Однако их никто не побеспокоилвнушительный рост Чарльза и его очевидная сила служили надежной защитой. И Августе как будто нравилось держать его под руку. Наконец они дошли до темного крыльца пансиона.
Я должна вам кое в чем признаться, Чарльз. Она шагнула на нижнюю ступеньку, и теперь ее глаза были вровень с его глазами. Мы сегодня говорили о чем угодно: от моих урожаев до характера генерала Ли, но одну тему не затронули, хотя и следовало.
И какая же это тема?
Истинная причина того, что я отправилась в такую далекую поездку. Да, я патриотка, но не настолько, благодарю покорно. Августа глубоко вздохнула, как будто собираясь прыгнуть в воду. Я надеялась, что там будете вы.
А я «Не позволяй поймать себя в ловушку» твердил внутренний голос, но Чарльз не слушал его, я тоже надеялся увидеть вас.
Я слишком откровенна, да?
И замечательно. Я не смог бы сказать это первым.
Вы не производите впечатления застенчивого человека, капитан.
С людьми вроде Гадока я действительно не застенчив. Но с вами
На каком-то далеком шпиле колокол отбил четверть часа. Ночь была теплой, но Чарльзу она казалась удушающе жаркой. Она крепко пожала его руку:
Вы навестите меня на ферме, когда сможете?
Даже если забудусь и назову вас Гус?
Августа посмотрела ему прямо в глаза, а потом наклонилась, и ее светлые локоны коснулись его лица.
Даже тогда. Она поцеловала его в щеку и убежала в дом.
Быстро шагая в сторону вокзала, Чарльз весело насвистывал. Внутренний голос продолжал настаивать: «Будь осторожнее! Кавалерист всегда должен быть налегке!» И хотя он понимал, что должен прислушаться, он чувствовал себя таким окрыленным, что не хотел обращать внимания ни на какие предупреждения.
Глава 36
Вернувшись в министерство финансов со срочного совещания, созванного министром, чтобы обсудить проблему фальшивых денег, Джеймс Хантун сел за свой стол, залитый светом осеннего солнца, и положил перед собой десятидолларовую купюру, которая выглядела совсем как настоящая, хотя ею не являлась. Ему было поручено показать ее Полларду, редактору «Икзэминера», чтобы газета предупредила читателей о появлении фальшивых денегувы, напечатанных даже лучше, чем те, что делала правительственная типография Хойера и Людвига. Полларду наверняка понравится такая история, и Хантун уже предвкушал появление язвительной статьиему, как и редактору, не нравился их президент, его политика и все его правительство. В настоящее время мишенью газеты был полковник Нортроп, начальник военно-торгового управления армии, быстро ставший самым ненавистным человеком в Конфедерации из-за его неспособности справиться с закупкой и распределением продовольствия. В своих антинортроповских статьях Поллард никогда не забывал упомянуть и о том, что Дэвис всегда стоит на стороне своего дружка по Вест-Пойнту. Единственным выпускником Академии, которого поддерживал «Икзэминер», был Джо Джонстон, да и то только потому, что президент постоянно нападал на него, считая, что тот не по праву занимает свое место.
В частных разговорах Поллард высказывался даже более злобно. Он называл Дэвиса миссисипским выскочкой; обвинял в том, что президент будто бы делает все, что велит ему жена, «да он просто воск в ее руках»; не забывал напомнить своим слушателям о том, что Дэвис протестовал против решения конгресса о переносе столицы в Ричмонд, «разве это не говорит о его отношении к нашему любимому городу?» и о том, что, получив известие о своем избрании, сообщил об этом своей жене таким тоном, словно получил смертный приговор.
Поллард был не одинок в своей неприязни к президенту. На Юге поднялась уже целая волна недовольства, и люди зачастую не стеснялись выражать его весьма резко и нелицеприятно. Вице-президент Стивенс открыто называл Дэвиса тираном и деспотом. Многие требовали немедленного смещения президента, а церемония его избрания на полный шестилетний срок должна была состояться в ноябре.
Разочарование в новом правительстве было одной из причин подавленного настроения Хантуна. Другой причиной была Эштон. Все свое время она тратила на то, чтобы любыми путями подняться как можно выше по социальной лестнице. Дважды она заставляла Хантуна принимать приглашение на ужин у Бенджамина, этого хитрого маленького еврея, с которым у нее было много общего. Оба выбирали осторожную тактику, всем угождали, никого не оскорбляливедь нельзя предсказать заранее, откуда может нагрянуть буря на следующей неделе.
Одна по-настоящему дикая ссора испортила Хантуну все лето. Через две недели после приема в «Спотсвуде» некий джентльмен, имевший связи в Валдосте и на Багамах, появился в резиденции, в которую Хантун и Эштон переехали за несколько дней до этого. Джентльмен предложил Хантуну купить долю в том, что он называл своей судоходной компанией. Оказалось, что в английском графстве Мерсисайд, а именно в Ливерпуле, у него есть быстроходный пароход «Русалка», который можно было бы переоснастить за вполне разумную цену, для того чтобы он мог курсировать между Нассау и побережьем Конфедерации в обход блокады.
И что же будет перевозить ваша «Русалка»? спросил Хантун. Ружья и боеприпасы?
О нет, улыбнулся мистер Ламар Хью Август Пауэлл. Предметы роскоши. На них можно заработать гораздо больше. Как вы понимаете, предприятие довольно рискованное, поэтому речь идет скорее о краткосрочной сделке, чем о длительной договоренности. По моим расчетам, если правильно выбрать груз, то двух успешных рейсов будет вполне достаточно, чтобы получить прибыль минимум в пятьсот процентов. А потом янки могут потопить судно, если захотят. Если же рейсы продолжатся, то возможный доход для партнеров достигнет астрономических цифр.
Хантун вдруг заметил, что его жена очень внимательно наблюдает за их гостем. Сам он всегда опасался красивых мужчин, потому что не принадлежал к их числу; впрочем, он пока не мог сказать, что больше привлекло Эштон в мистере Пауэллеего внешность или же предложенная им сделка. В любом случае он не собирался иметь дело с этим проходимцем, потому что предусмотрительно навел справки о его прошлом, после того как получил от него записку с просьбой о встрече.
Он выяснил, что Пауэлл успел побывать и наемным солдатом в Европе, и пиратом в Южной Америке. В его досье значилось, что по закону он освобожден от воинской обязанности как владелец более чем двадцати рабов. В своей декларации Пауэлл заявлял, что на его семейной плантации возле Валдосты проживает семьдесят пять рабов, однако один знакомый Хантуна написал ему из Атланты, что на самом деле эта «плантация» представляет собой полуразрушенный фермерский дом с прилегающими к нему постройками, где обитают три человека по фамилии Пауэлл: мужчина и женщина за семьдесят и сорокалетний увалень с рассудком младенца, брат которого давно сбежал куда-то на Запад. Едва ли подобные рекомендации можно было считать безупречными, что, разумеется, и определило отношение Хантуна к их посетителю.
У меня нет желания участвовать в этом, мистер Пауэлл, сказал он.
Могу я узнать причину?
Их несколько, но достаточно даже одной, самой важной. Это непатриотично.
Понимаю. Вы предпочитаете быть бедным патриотом, а не богатым, так?
Импорт духов, шелка, а также шерри для министра Бенджамина не вписывается в мое представление о патриотизме.
Но, Джеймс, дорогой начала было Эштон.
Смутно чувствуя исходящую от этого хлыща угрозу, Хантун перебил ее:
Мой ответ «нет», Эштон.
Когда Пауэлл ушел, они допоздна кричали друг на друга.
Разумеется, я говорил то, что думал! отбивался Хантун. Я не желаю иметь ничего общего с этим беспринципным авантюристом! И, как я уже сказал ему, у меня достаточно для этого оснований.
Эштон, сжав кулаки и зубы:
Так назови их!
Хорошо Прежде всеголичный риск. Ты можешь себе представить, какие будут последствия, если все раскроется?
Да ты просто трус!
Боже, побагровел Хантун, как же я тебя иногда ненавижу! Правда, перед тем, как это сказатьочень тихо, он отвернулся.
Через какое-то время Эштон завелась снова, еще более злобно:
Мы живем на мои деньги, не забывай! На мои! Ты зарабатываешь не больше черномазых на плантации! Это я управляю нашими средствами
Благодаря моему терпению.
Это тебе так кажется! Я могу тратить деньги как захочу!
Хочешь проверить это в суде? По закону все эти деньги стали моей собственностью, как только мы поженились.
Ах ты, самодовольный адвокатишка! Она сорвала с кровати одеяла, скомкала их и вышвырнула в коридор. Будешь спать на кушетке, если, конечно, поместишься там, жирный боров! Она вытолкала мужа из спальни.
Чувствуя, как на глазах выступили слезы, он поднял руку в примиряющем жесте:
Эштон
Хлопнувшая дверь ударила его по ладони. Он прислонился к стене и закрыл глаза.
На следующий день они помирились, как мирились всегда, но супружеской близости Эштон не допускала еще две недели. После этого настроение ее заметно улучшилось; она была бодра и весела и как будто вовсе забыла и о Пауэлле, и о его предложении.
Однако воспоминание о той ссоре никак не хотело уходить, став еще одним тревожным облаком на горизонте, который, казалось, и без того уже был заполнен ими. Так Хантун и сидел за своим столом с фальшивой банкнотой в руках, глядя в одну точку бессмысленным взглядом. Его начальнику пришлось весьма многозначительно напомнить ему, что давно пора идти в редакцию.
Как правило, рабочий день в Ричмонде заканчивался в три часа, после чего обычно начинался длительный обед, который подавали уже вскоре. Однако на семьи правительственных служащих такой режим не распространялся. К радости Эштон, ей крайне редко приходилось обсуждать меню с ее чернокожей кухаркой, тем более что она находила это занятие ужасно скучным. Обычно Джеймс возвращался домой после половины восьмого, как раз к легкому ужину.
В этот осенний день Эштон тоже не ждала мужа до вечера. К двум часам она наконец навела красоту и была готова выйти из дому; из времени, отведенного на официальные визиты, у нее оставался в запасе один час. Гомер подогнал карету к крыльцу, и вскоре они уже отъезжали от двухэтажного особняка на Грейс-стритрайона вполне респектабельного, хотя и расположенного довольно далеко от центра, чтобы считаться модным.
Несмотря на прохладный день, Эштон то и дело бросало в жар. Она решилась на этот рискованный шаг по многим причинам, в числе которых были и робость мужа, и растущее чувство разочарования, вызванное тем, что им никак не удавалось пробиться в высшее общество Ричмонда. Причин такой неудачи Эштон видела всего две: отсутствие у них должного положения, а также настоящего богатства. По обеим этим статьям Джеймс потерпел полный крах, как, впрочем, терпел его и всякий раз, когда пытался удовлетворить ее своим жалким подобием мужского достоинства.
Эштон откинулась на спинку бархатного сиденья кареты, глядя в окно на залитые солнцем улицы. Хватит ли у нее смелости? Ей понадобилась неделя на то, чтобы узнать адрес того мужчины, потом еще одначтобы, тщательно продумывая каждое слово, сочинить записку, сообщавшую о дне и часе ее визита, который будет касаться делового вопроса, представляющего взаимный интерес. Она даже хорошо представляла себе удовольствие в его глазах, когда он читал эту записку. Если, конечно, читал. Ответа Эштон так и не получила. Может, он уехал из города?
Записку Эштон отправила с каким-то черномазым мальчишкой, которого наняла на углу напротив площади Капитолия. Откуда ей знать, доставил ли он запечатанный воском конверт или выбросил по дороге? Обуреваемая сомнениями и страхом неудачи, Эштон не заметила, как лошади замедлили шаг и остановились.
Вот то место, которое вы хотели, миссис Хантун! крикнул Гомер, перекрывая шум поезда на Брод-стрит. Мне приехать сюда через час?
Нет. Я не знаю, как долго буду ходить по магазинам. Лучше я найму экипаж, как закончу, и поеду к мистеру Хантуну, а потом мы вместе вернемся домой.
Как скажете, мэм.
Карета поехала следом за белым армейским фургоном.
Эштон быстро зашла в ближайший магазин, а через несколько минут так же торопливо вышла оттуда с двумя совершенно ненужными ей катушками ниток. Опасливо оглядевшись вокруг и убедившись, что Гомер действительно уехал, она остановила первый проезжавший мимо экипаж.
Обливаясь по́том и слыша, как бешено бьется сердце, она попросила извозчика остановить возле квартала красивых домов на Чёрч-Хилл. Нужный ей дом стоял на Франклин-стрит, недалеко от Двадцать четвертой. Укрытый тенью кленовой листвы, уже чуть подернутой следами увядания, солидный особняк, казалось, спал в теплом воздухе осеннего дня.