Все говорили маневры, но маневры бывали и раньше, однако никогда не собирали такого количества военных и техники.
В городе тоже было неспокойно: придирчивее вели себя полицейские, развязнее офицеры. Раньше Софья никогда не видела их пьяными, да еще днем! А сейчас встречались у каждого ресторана, у каждого кафе, мимо которого приходилось проходить. Пьяными голосами орали: «Еще Польска не сгинела» Приставали к женщинам.
Что это у вас делается? поздоровавшись, удивилась Софья, желая что-нибудь выведать у работников инспектората. Военных пройти невозможно.
Ах, пани Софья! посочувствовал ей знакомый старый инспектор, хилый, болезненного вида человек. Вы только приехали, а мы вот уже почти месяц терпим. И, наклонившись к ее уху, зашептал: Говорят, война будет с Советами. Днем и ночью войско идет на восток. Только эти, кивнул на окно, почему-то остановились, уже неделю стоят. Город не спит из-за них. У меня бессонница Ах, пани Софья Он дрожащими пальцами взялся за виски, сел и замолчал.
Вам плохо? спросила Софья, быстро налила и подала ему стакан воды. Выпейте, прошу пана.
Тот непонимающе взглянул на нее, покивал головою и снова углубился в свои мысли.
Я, вероятно, зайду завтра, пан начальник.
Тот снова кивнул, и Софья, бросив «до свиданья», поспешила на улицу.
Солнце склонялось за полдень. Идти в такое время на явку было опасно, и Софья решила где-нибудь перекусить. В ресторан идти не решилась («Еще нарвешься на пьяных офицеров»). Завернула к небольшому кафе, когда-то, несколько лет назад, она в последний раз пила там кофе со Степаном, провожая его в далекий, неведомый путь. Кафе помещалось в глухом переулке недалеко от центра. Людей там было совсем мало какая-то дама с ребенком да двое мальчиков, которые лакомились мороженым.
Софья заказала чашку кофе и пирожное и села около окна. Только теперь она почувствовала, что проголодалась. Кофе был слишком горячим, и, отставив его, Софья начала откусывать понемногу пирожное.
Может, пани желает есть? спросил ее хозяин.
Нет, нет, благодарю, покраснела Софья.
Есть сосиски, пиво
Нет, я еще буду ужинать.
Как желаете.
Кофе тем временем остыл. Совинская с удовольствием выпила его и снова принялась за пирожное. Было еще рано, она не спешила. Глядела, как за окном, на тротуаре, играли дети. Несколько девочек, расчертив мелом асфальт, играли в «классы». Тоненькие, беленькие, они по очереди прыгали то на одной, то на двух ногах, громко выкрикивая: «Небо!», «Ад!», «Рай!» В такт их прыжкам комично, словно большие бабочки, взлетали за плечами косички. Девочки так увлеклись игрою, что совсем не обратили внимания на офицеров, которые остановились рядом. Офицеры они были пьяные с минуту глядели на забаву, потом один из них, оттеснив детей, те только удивленно отстранились, встал обеими ногами на «класс». Он был доволен затеей, хохотал, старался подпрыгнуть, но пьяные ноги слушались плохо, путались, подкашивались.
Давай в «рай»! подзадоривали офицера друзья. В «рай» прыгай!
Эх ты! А ну, подожди, пусти меня. Высокий, статный капрал подошел к офицеру, помог ему сойти с «класса» и встал сам. Игра ему удавалась. Капрал легко «прошел» через все отделения раз, потом принялся в другой
«Да это же Павло! чуть не вскочила Софья. Жилюк! Какой красавец! Но почему он тут? Почему не заедет домой?» Она быстро доела пирожное, рассчиталась и уже хотела было выйти, но вдруг охладела: «Лучше не связываться. Пусть уйдут. С пьяным какой разговор?» Она повернулась и взяла еще чашечку кофе. Не успела сесть за стол, как дверь с грохотом раскрылась и в кафе, все еще хохоча, ввалились офицеры. Их было четверо.
Кофе панам офицерам! крикнул один. Да с коньяком!
Они водили пьяными глазами, отыскивая место.
О, какая милая пани! Тот, что первый начал было на улице игру, подошел к столику, за которым сидела Софья. Разрешите, пани?
Совинская молча поднялась. «Подойти к Павлу или не стоит?» Жилюк сам обернулся на восклицание товарища.
Пани Софья? сказал удивленно. Вот так неожиданность! Панове! обратился к своим. Это пани Софья Совинская, учительница из моего села И к ней: Ну как там наши, как отец? Он был выпивши, но с ним можно было разговаривать.
Выйдем отсюда, сдержанно сказала Софья и пошла к двери.
Одну минуту Я сейчас, неизвестно кому, ей или своим друзьям, сказал Павло. Догнал ее в дверях. Я так рад, Софья
А почему вы не наведались домой? Отец долго лежал избитый.
Избитый? Почему же мне писали больной? Кто его избил?
Софья пожала плечами.
Ночью. Кто знает Вы давно в Копани?
Уже неделю. Загнали в тупик
Война? спросила, пристально поглядев ему в глаза, Совинская.
Не знаю, сухо ответил Жилюк. Все возможно. Германия готовится.
Готовится Германия, а вас везут на восток.
Им виднее. Мы солдаты.
Они неспешно пошли почти безлюдным переулком к реке, видневшейся в нескольких метрах среди молодых тополей и редкого вербняка.
Вас не будут искать? поинтересовалась Софья.
Нет. Наших тут полно. В случае надобности известят.
В самом деле, на лугу, куда они вышли, прогуливалось и купалось в реке немало военных.
Это все ваши? Много. На маневры не похоже.
Не похоже, пани Софья. И не расспрашивайте меня больше, прошу вас.
Боитесь?
Павло не ответил. Лишь через несколько минут добавил:
Под честное слово скажу вам дальше мы не поедем. Уже получено распоряжение. Нас, наверное, пошлют усмирять И вдруг остановился, спросил ее: Что, в селе в самом деле бунтуют?
А что бы вы делали? Работали за бесценок, а потом с голоду пухли? Или как?!
Жилюк покачал головой.
Не знаю. Этот вопрос не для меня. И, вероятно, чтобы изменить тему разговора, спросил: О Степане ничего не слышно?
Нет, не задумываясь ответила Софья. Этой весной Глуша чуть с голода не вымерла, продолжала она. Где же справедливость? Федора Проца убили, вашего отца пустили чуть живым. Штрафы, экзекуции А вы спрашиваете, бунтуют ли села. Удивляться надо как до сих пор терпели?
Тише ради бога! Он вежливо взял ее под руку.
В самом деле: не слишком ли она? Софья умолкла. Тропинкой над рекой вышли к мосту и главной улицей пошли обратно. Солнце садилось где-то за лесами, которые тянулись огромным сплошным массивом за Турийскими болотами.
Вы когда домой? спросил Павло. Завтра? И мы, вероятно, завтра двинемся. В каком направлении, не знаю, но думаю, мне можно будет повидать своих. А сейчас не пускают.
Что-нибудь передать вашим? спросила Софья.
Да что? Приеду тогда обо всем и поговорим.
Чем ближе подходили к центру, тем люднее становилась улица. Встречаясь со старшими офицерами, Жилюк каждый раз приветствовал их, чувствуя себя неловко рядом с девушкой.
Может, сходим в кино? предложил он.
Спасибо, я сегодня с дороги, устала.
А где вы остановились? Что ему ответить?
У знакомой. Она в инспекторате работает. Все гостиницы заняты военными.
Это далеко? Я вас провожу.
Софья назвала адрес своей старой знакомой. Не виделась с ней уже лет пять. Может, ее и совсем там нет. Но какое это имело значение в данной ситуации? Ей надо было как-то вежливо оставить Павла. Они прошли еще немного, почти до городского кладбища.
Вот тут мы и расстанемся, остановилась Софья у деревянного, со ставнями домика. Спасибо. До встречи, так?
Павло крепко пожал ее маленькую руку.
Если на днях не буду, передайте поклон, попросил он, скажите, что видели, жив, здоров.
Голос его звучал печально.
В аптеке, к которой Совинская, чтоб не привлекать к себе лишнего внимания, подъехала на извозчике, было несколько посетителей. Софья подождала, пока они получили свое лекарство, и подала рецепт. Аптекарша долго вертела бумажку, молча о чем-то думала, что-то подсчитывала, наконец поняла, извинилась и вышла в соседнюю комнату. Через минуту вернулась, попросила подождать. Еще через несколько минут из комнаты вышел заведующий. Повертелся у витрины и, подойдя к Софье, шепнул:
Пароход отходит в восемь утра.
Софья встрепенулась, но мгновенно подавила волненье.
Вы ошибаетесь, сударь, не пароход, а поезд, ответила она, и выдержала паузу, изучая незнакомого, вопросительно смотрящего на нее, и не утром, а вечером.
Теперь они с приязнью, без подозрений и предосторожности, взглянули друг на друга, улыбнулись.
Ну, здравствуйте, первым подал руку мужчина. Пойдемте со мной.
Софья глазами показала на аптекаршу: мол, как она?
Пошли, пошли! взял он ее за локоть.
В комнатке, куда они вошли, сильно пахло разными травами, лекарствами. С непривычки у Софьи чуть-чуть закружилась голова, и она поспешила сесть.
Слушаю вас, товарищ
Совинская, отрекомендовалась Софья. Софья Совинская из Великой Глуши. И, уже не ожидая от него приглашения к разговору, продолжала: Мне нужно встретиться с кем-нибудь из секретарей окружного комитета.
Так, равнодушно сказал аптекарь, переставляя наполненные жидкостью пробирки. Вы можете подождать?
Как долго?
Ну, хотя бы хотя бы, пока он, аптекарь переливал жидкости, пока он придет сюда. И снова сдержанно улыбнулся.
Конечно, ответила Софья.
Тогда подождите. Берите вон журналы, газеты. Может, выпьете чаю?
Спасибо, я недавно пила.
Не хотите, значит? Хорошо. Тонкими белыми пальцами он быстро орудовал пробирками, смешивал, взбалтывал жидкости, разглядывал на свет, наконец вылил лекарство во флакончик. Вот и все, готово. Вы не видели, как приготовляют лекарства? Нет? Ну, так будете знать, чем мы вас иногда потчуем. Он быстро вымыл руки и начал одеваться. Что передать? Какие дела? Голос его зазвучал тверже.
Листовки и так текущие дела.
Аптекарь проводил Совинскую в другую, жилую комнату и вышел.
Вернулся он часа через полтора, когда во дворе уже стемнело. Заглянул, уверился, что никого из посторонних нет, и пригласил кого-то. В комнату вошла пожилая женщина. Поздоровалась.
Заждались, наверно? спросила она у Софьи.
Да я тут медициной занималась. Журналы просматривала.
Ну и как?
Хоть бы половина того, о чем пишут, претворялась в жизнь. Что в селах делается! Ужас! Целые семьи погибают от туберкулеза и лихорадки.
Женщина поправила платок.
Впрочем, одна медицина тут не поможет Подсев ближе, она положила Софье на плечо суховатую руку. Ну, рассказывайте Хотя давайте сначала познакомимся. Вас я знаю, а меня зовите просто товарищ Ольга.
Софья рассказала о событиях в селе, о том, как трудно людям и как тяжело сдерживать их в гневе.
Как? удивилась секретарь окружкома. Да вы главного, выходит, не знаете?
Софья непонимающе смотрела на нее.
Сегодня нам сообщили в Великой Глуше были каратели. Крестьяне выгнали их, многих обезоружили.
Совинская не верила своим ушам. Как же это? Солтыс даже не заикался об этом. И по дороге, когда ехала вчера на станцию, никого не встречала ни одного жолнера. Откуда они так внезапно взялись? Вот так новость! Софья на миг представила, что там, в селе, могло случиться, ее бросило в жар, лицо вспыхнуло.
Ничего, товарищ Софья, успокоила Ольга, не волнуйтесь, все, как видите, обошлось, жертв как будто нет. Вам нужно немедленно возвращаться.
Софья утвердительно кивнула.
Главное сейчас правильно сориентировать людей, продолжала секретарь. Готовить к наступающим, уже, вероятно, недалеким боям. Как у вас с жатвой?
Бастуем. Во время сенокоса нашлись было штрейкбрехеры, а теперь пока все хорошо. Листовок не хватает, товарищ Ольга, литературы.
Знаю, вздохнула собеседница, знаю, что не хватает. Но возможности наши сейчас ограниченны. К тому же события развиваются так стремительно, что едва ли мы сможем своевременно на все откликнуться листовками. Развертывайте устную агитацию. На местных фактах учите людей.
Да ведь сами-то далеко не всегда бываем информированы. У вас тут за день вон сколько узнала, а там Оторваны мы, изливала душу Софья.
Скоро соберемся, сказала секретарь. Значительные назревают события.
Война? прямо спросила Софья. Женщина подумала.
Об этом, возможно, рано еще говорить, сказала она немного погодя. Дело значительно сложнее. Свита Мосцицкого ведет капитулянтскую политику, выявляет свою абсолютную неспособность выстоять перед Гитлером Вот где опасность. Именно это мы должны донести до сознания людей.
Вошла аптекарша. Извинилась, поставила на стол землянику в сметане, хлебницу, масло и два стакана чаю.
Будем пить чай, сказала товарищ Ольга и подвинула Софье стакан. Прошу. Берите хлеб, масло. Какая душистая земляника! Она набрала ложечку. Вы любите собирать землянику? спросила она неожиданно.
Софья растерялась. Конечно, любит. Только вот только не помнит, когда в последний раз за ней ходила, сколько лет тому назад.
Напрасно, сказала секретарь. А я бегаю в лес при первой возможности Земляника, грибы, черника Боже мой! Какая прелесть их собирать!
Пили горячий, душистый чай. Обеим было хорошо в этой небольшой уютной комнате, к окнам которой припадали зеленые ветки сада и куда не долетала тревожная суета города. Какое-то время молчали. Софье на миг показалось, что все эти разговоры, тревоги преувеличены, что нет никакой опасности, просто сошлись две старые знакомые и вот сидят себе, пьют чай и говорят о своих вкусах и пристрастиях
А знаете, товарищ Ольга, Софья отодвинула стакан, иногда мне хочется забыться от всего, всего хочется покоя Нагляделась я на людские муки, особенно этой весной, и больше, кажется, не могу. Вы извините меня, спохватилась она. Я понимаю и ради нашего общего дела готова на все, но так больно так щемит сердце особенно за детей. Чем они виноваты? За что должны терпеть?
Поэтому нам, старшим, и должно быть больно, сказала секретарь. Поэтому мы должны выстрадать, добиться для детей другой жизни, Софья. Для них и для себя. Жизнь без классов, без рангов, без привилегий для одних и равнодушия к судьбе других. Я понимаю вас. Думаете, я не такая? Такая же. Разве только большей закалки. А и мне бывает не по себе. Таково уж наше женское сердце. И будет оно болеть всегда, Софийка. Даже тогда, когда дождемся другой, счастливой жизни. Да и что это за сердце, если оно равнодушное и черствое? Она вздохнула. Наговорила я вам Что ж, таково уж нынче счастье. Может, скоро о другом услышим.
А скоро? ухватилась за слово Совинская.
Скоро, девушка, скоро. Мы же не одни. Есть и у нас друзья, есть братья и сестры там, на Великой Украине. Да и здесь, среди ваших людей, поляков.
Софья слушала и краснела за только что сказанное, за желание какого-то покоя, забытья за минуту отчаяния и страха, которые были и, возможно, еще будут.
Спасибо вам, сказала тихонько, за доверие, спасибо. Обещаю вам
Не надо, мягким, предостерегающим жестом остановила ее женщина. Не надо обещаний. Возвращайтесь домой и за работу. В случае чего мы должны быть готовыми захватить власть и какой угодно ценой удержать ее. Готовьте людей. Надежных, стойких. Вооруженных стычек избегайте. Забастовки, саботаж, агитация вот наше нынешнее оружие. А с листовками и литературой, если будет возможность, мы поможем Где вы остановились на ночлег? поинтересовалась она.
Собственно, покраснела Софья, я думала
Ну вот, усмехнулась женщина, переночуете здесь. До утра не так уж и далеко. Я скажу товарищу Янеку. Будьте здоровы. Она обняла Софью, крепко поцеловала трижды. Желаю вам успеха.
Софью положили на небольшом диванчике. Она долго не спала думала-передумывала услышанное и увиденное. Не выходила из головы Глуша: как там? Что делают сейчас? И Павло: «Нас, наверно, пошлют усмирять» Кого усмирять? Куда?.. Ответа так и не нашла, ее сморил сон.
Августовская ночь осыпалась спелыми звездами. Пахло рыбой, полем, хлебами.
Чарнецкий дремал. Однако он далек был от сна. Просто опьянел от тишины, приволья и утренней свежести. Благодатная пора! Да еще после всех этих варшавских свар Этого шума Бесконечных заседаний Речей в сейме Матка боска! Пусть теперь дерутся. Ему все это надоело, надоело Не так-то уж много осталось, чтобы терять дни, месяцы, годы целые годы! на это празднословие. Пускай себе грызутся