Гоштов с Крынкиным сошли на насыпь, не забыв прихватить свой «багаж».
Еще не светало, но звезды уже теряли ночной блеск. Мимо деревьев, подступающих к самым рельсам, ходил часовой. Второй маячил около платформ с зенитками. Окно классного вагона слабо светилось за шторкой затемнения, кладя на насыпь бледно-желтую полосу. Когда часовой направился в голову состава, Гоштов согнулся и нырнул под вагон. Крынкин последовал его примеру.
Гоштов, уставившись куда-то вдаль, срывал с ветки листья, остро поблескивал очками. Крынкин словно прочитал его мысли и цепко сжал локоть Гоштова.
Вернуться задумал, Осип Абрамыч? Гоштов вздрогнул.
А ты разве нет, Степан Ларионыч?
Почему ж не вернуться. Крынкин злобно усмехнулся. У большевиков мне делать нечего. Раньше соль засыпали за шкуру, а теперь как пить дать на фронт погонят. Нет, воевать мне не в силу.
Ишь, нахватался бандитских словечек.
Вместе же пятерку от звонка до звонка отпахали
То-то, ваша милость
Опухшие глаза Крынкина хитро сузилась.
Осип Абрамыч, а ты подумал, с чем к немцам пойдешь? Голеньким у них нечего делать.
Гоштов покосился на него.
Резонно.
Так как же?..
Что-нибудь придумаем. Что?! загорелся Крынкин.
Много будешь знать, скоро состаришься.
Крынкин надулся.
Гоштов толкнул его в бок.
Ладно, ладно, чего скис, обтяпаем все по первому разряду. Он ядовито озирался. Со мной, не пропадешь, ваша милость.
Через несколько секунд сумрачная чаща поглотила их
Дорога словно дымилась. Сквозь неоседающее облако пыли ползли танки, тяжелые тягачи с орудиями на прицепе, автомашины с пехотой или груженные ящиками. Мелькали мотоциклисты с пулеметчиками в колясках, велосипедисты с автоматами на груди. Их обгоняли офицерские «оппели» и «мерседесы». Туманное утро вздрагивало от лязга гусениц и грохота тяжелых грузовиков. Гитлеровские войска шли и шли на восток.
«Мерседес», сверкая черным лаком, свернул на обочину, пропуская встречный поток транспорта, и встал. Хлопнув дверцей, из машины вышел офицер. Поднял крышку капота и стал возиться с мотором. Гоштов с Крынкиным опасливо подошли, и Гоштов неуверенно, но довольно связно заговорил по-немецки. Продолжая копаться в двигателе, офицер повернулся и стал брезгливо рассматривать запыленных, небритых, измятых просителей, карикатурно иллюстрировавших перед ним стойку смирно. Они были так откровенно угодливы, что ему и в голову не пришло обыскать их. «Дезертиры, догадался он. Так что им нужно? Эшелон?.. Хм Ну, это по ведомству Клецке Впрочем, Клецке, без его, Вольфа, помощи все равно не обойтись. Если этот очкастый лжет, получит пулю, если же его рассказ соответствует действительности, можно рассчитывать на награду».
Офицер с треском закрыл капот, распахнул заднюю дверцу и жестом приказал обоим садиться Клецке, заложив руки в карманы галифе, стоял у окна своего кабинета. Откинув голову с залысинами, морща длинный птичий нос, он проводил глазами прошедший мимо паровоз. Когда стук колес и шипенье пара стихли, он отошел от окна и опустился в кожаное кресло.
Перед глазами почему-то встали синие сугробы, кровавые закаты, пушки, до колес занесенные снегом, окоченелые трупы немецких солдат Украина восемнадцатого года Непроходимые дороги, угрюмые леса Станции, забитые воинскими составами. Обломки вагонов под откосом. В тупиках и на запасных путях ржавеющие паровозы с потухшими топками. Пассажирские поезда с выбитыми стеклами, едва вмещающие сотни раненых немецких офицеров и солдат. Полустанки и хутора с пылающими соломенными крышами и ветряками. Клубы черного дыма над полями. Злое зарево, изрыгающее орудийный, пулеметный, винтовочный огонь Воспоминания цеплялись одно за другое. Он лежал забинтованной головой в госпитальной палате. За окном золотом отливали купола и кресты церквей. Зеленым бархатом переливались необозримые сады и парки. Синели воды Днепра. Сосны толпились по крутым берегам. Прекрасный Киевна всю жизнь запомнил он этот город, город необычайной красоты и несговорчивых, упрямых людей, не желавших смириться с тем, что Украина должна стать протекторатом Великой Германии. Он изучил русский язык, а секрет русского упорства так и не разгадал. Тогда пришлось убраться отсюда Но вот Кайзера заменил Гитлер, пообещав немцам золотые горы, и, Клецке поверил в него. Что ж, теперь по воле фюрера германская армия снова здесь, и наконец-то неукротимый русский дух будет сломлен. Чин майор-инженера и должность начальника крупного паровозного хозяйствадля начала недурно. Клецке ревностно принялся за дело. В первый же день он лично осмотрел паровозный парк и даже, облачившись в комбинезон, облазил огневые топки и, осмотрев дымогарные трубы, связи, швы, отдал должные распоряжения. Однако он не намерен ограничиваться только педантичным исполнением своих обязанностей. Война предоставляет много счастливых в возможностей сделать головокружительную карьеру, а он уже не молодему нужно спешить.
В дверь постучали.
Клецке оправил на себе синий мундир железнодорожного ведомства, отсунул кобуру с тяжелым «вальтером» на середину живота.
Да!
Вошел Вольф и вскинул вверх руку.
Хайль Гитлер!
Клецке ответил на приветствие, выдержал дипломатическую паузу. Он сразу приметил загадочный огонек в глазах молодого гестаповца. Сюрприз, герр майор.
Приятный?
Как будто бы Яволь, герр майор! Вольф козырнул и вышел.
Спустя минуту Клецке, дымя сигарой, внимательно слушал Гоштова, говорившего по-немецки. Крынкин время от времени поддакивал, хотя ни черта не понимал.
Особого доверия эти оба не внушали. Но перспектива не дать прорваться большевистскому эшелону, овладеть ценнейшим оборудованием очень заманчива. Уходя, русские совершенно опустошили депони станков, ни кранов. Локомотивы подолгу простаивают в очереди под снабжением, и начальство уже не раз выговаривало ему, как-будто он виновен в этом. А тут само просится в рот, остается только разжевать Вольф тоже явно заинтересован в этой операции, а его влияние в комендатуре нельзя отрицать. Военный комендант, конечно, выделит взвод-другой плюс роту полевой жандармерии, и все будет в порядке
А может, здесь ловушка?.. Впрочем, исключено: русским сейчас не до этого. Да и эти два типа слишком хлипки для роли заговорщиков Клецке суженными зрачками прицелился в Гоштова. Это не дезинформация?!
Гоштов вытянул руки по швам.
Помилуйте, ваша светлость. Я русский офицер, честь русского офицера
Водянистые глазки Гоштова за стеклами очков встретились с насмешливым взглядом Клецке.
Гут! сухо проговорил он и встал.
Когда Полищук прервал рассказ и вздохнул, Печкур еле выдавил:
Договаривай, Паша Все погибли?! в глазах Курбанова заметались тревожные огоньки. Говори
Лицо Полищука посерело.
Не все, но часть людей попала в лапы фашистам. Курбанов наклонился к нему, глаза у него остановились.
Кого они схватили?
Дубов, Вагин, Косицкий, Таня, еще человек тридцать ушли в лес. Остальных согнали там, еще на станции, на товарный двор и расстреляли. Женщин, стариков, детей Павел скрипнул зубами. Ну, а сведения эти можно сказать, «из первых рук». Он, Крынкин, гад, их еще отмыть после расстрела не успел. Встретил меня и обрадовался, сволочь, когда увидел, что на мне тоже полицейский мундир. Предложил «обмыть» это «счастье». Пришлось пойти в «забегаловку» и распить бутылку самогона. Охмелел и стал бахвалиться. «Кем я раньше был? орет. Паршивым шоферишкой. Крутил баранку. А теперь я пан полицайхозяин города Правда, немцы бьют иногда по морде, но зато я могу везде брать, чего хочу. Вот этосвобода личности! Захочусвою забегаловку открою. Надо только деньгами разжиться Ты нашего нового начальника уже видел? Бухгалтер был, конторская крыса. А теперь?.. Мы с ним дружки, понял?.. А ты за нас держись, не пропадешь!» В общем, тут он мне все и выложил И еще кое-что добавил.
Полищук понизил голос. «Представь себе, кореш, говорит, я думал, майор Клецке так себе, фриц залежалый. А у него, брат, голова работает, как магнето на автомашине. И что, вообрази себе, придумал Я, дескать, из захваченного большевистского эшелоначерный эшелон сделаю. Пройдет он под видом обыкновенного товарняка, секретно, прочешет лес и за собой оставит виселицы Тут Крынкин аж сам перепугался своей откровенности. Вцепился в меня: Смотри никому не ляпай, Гоштов мне как старому другу, по секрету» Ну, я обещал держать язык за зубами, хотя, честное слово, еле удержался, чтобы тут же его на мушку не взять.
Да-а, эксперимент Печкур задумался.
Что делать будем, батя? озабоченно спросил Полищук.
Фашистов бить! вскочил со стула Курбанов, мстить будем! он ударил кулаком по столу.
Молча слушавший все время Алехин подошел к нему и встал рядом, плечом к плечу. Печкур положил свою руку на кулак Курбанова. Верно, затем нас здесь и оставила партия. Только бить-то надо с умом, они хитры, а мы должны быть еще хитрее.
Крынкин собирается показать тропу к партизанам, где, наверное сейчас Дубов и остальные наши, добавил вдруг Полищук. Пока помалкивает, чтобы потом продаться подороже.
Та-ак, заинтересовался Печкур. Откуда ж он знает?
Он работал в лесничестве шофером и буквально исколесил все наши леса..
И как ты на это реагировал?
Очень просто. Сказал, что тоже с ними пойду. А что он ответил?
Ну, сначала поартачился, а потом согласился.
Стало быть, он тебе верит?
Как же, мы с ним «приятели».
Это большая удача. Печкур привлек к себе Полищука, потрепал по затылку. Не зря служишь в полиции! Но Павел мрачно буркнул:
Пришью Гоштова с Крынкиным
Ты что, Паша, с ума не сходи, осадил его Печкур. Держись с гадами так, чтобы комар носа не подточил. Затем тебя и послали в полицию, чтобы там свои уши иметь.
Полищук хмуро посмотрел на него.
Тяжело И горячо попросил:Пошли меня, батя, в цех или в лес. Ну нет у меня больше сил носить полицейскую шкуру и притворяться миленьким Гоштов с Крынкиным наших людей под расстрел поставили, а я должен улыбаться их подлым рожам. Хватит с меня, сыт по горло Печкур сердито покачал головой.
Ну что ж, не хочешьнасиловать не будем. Можешь идти на все четыре стороны.
Полищук с опаской глянул на Печкурасерьезно это он? Печкур смотрел на него сурово.
Зря психанул. Ты коммунист
Ты думаешь, нам легко было с Алехиным, когда нас Дубов снял с паровоза? Курбанов сердито сощурил черные глаза. Как батя сказал, затем нас здесь и оставила партия
Полищук виновато опустил глаза.
Иван Иваныч, Вера Ивановна на горизонте, разрядил обстановку голос Алехина.
Ну, мне пора, спохватился Полищук, попрощался и направился к двери.
Печкур вышел его проводить и вернулся с сестрой.
Глянул в окноокинул цепким взглядом тропинку, бегущую к калитке, улочку, освещенную солнцем, и опустил занавеску.
Вера Ивановна с удивлением посмотрела на Курбанова, потом вопросительнона брата.
Об этом после, сказал Печкур. Верочка, ты неосторожна
А что прикажешь делать?
Для связи у нас есть человек
Полищук не железный возразила Вера Ивановна. Своей семьи у нее не было, и она относилась к Павлу, как к сыну.
А ты железная? нахохлился Печкур.
Эх, Ваня. Мы с тобой уже старики. А молодых оберегать надо.
Вера Ивановна вытащила со дна старомодного ридикюля пачку листовок и отдала брату. Иван Иванович быстро спрятал их под пол.
Курбанов с восхищением бросил Алехину:
Гляди, Борис, какая Вера Ивановна!..
Листовки были отпечатаны в той же типографии что и бланки немецкой комендатуры, даже формат и бумага были те же самые. Листовки особенно бесили гитлеровцев, но обыски результатов не дали.
Это тоже оружие, сказала Вера Ивановна. Люди читают и знают, что Советская власть в городе есть, что хозяева в городе не фашисты, а мыее представители. Но, честное слово, если бы мне дали винтовку
Боевая подобралась бригада, ничего не скажешь! улыбнулся Печкур. Вот и Пулат говоритбить их надо. Что ж, будем бить, не числом, так умением Ты, Вера, в комендатуре ничего не слышала про наш эшелон?
В комендатуре нет, но все знаю: Павлик сообщил. Я еще и поэтому пришласовет держать. Вера Ивановна взяла брата за локоть. Ваня, надо же связаться с отрядом как-то. Промедление смерти подобно
Дубов пришлет связного.
Ты уверен?
Письмо от него получил.
Кто передал?
Вот они, Пулат с Алехиным.
Тогда другое дело. Вера Ивановна присела на минуту передохнуть. Печкур сел рядом и, как когда-то в далеком детстве, провел рукой по ее волосам, уже серебристым от седины. Оба задумались, потом поднялись и вышли в сад. Седая усталая женщина и усатый сутулый старик с побелевшими висками.
Вера Ивановна притронулась к шершавому стволу старой яблони.
Помнишь, Ваня? Когда-то босоногий вихрастый парнишка, забравшись на дерево, тряс ветки, а девчонка с косичками, смеясь, собирала падающие яблоки. Сад тот же, он только погустел и разросся. И небо такое же синее над озером Все вокруг кажется неизменным. Но столько пережито и столько еще предстоит пережить
Иван Иванович поднял грустные глаза.
Помню, Верочка
Они направились к калитке. Яблоня тихо шумела листвой, будто провожала их. Ведь она тоже постарела и покрылась морщинами
Вера Ивановна открыла калитку.
Танюшу часто во сне вижу Как она там?
Да она у нас боевая Печкур помял борт пиджака. Пулат вот переживает. Осунулся парень. Болит у меня душа за обоих.
Ты, Ваня, не спускай с него глаз, горячий он, тихо сказала Вера Ивановна. И себя береги, браток.
Печкур долго провожал сестру взглядом. Вера Ивановна шла по тротуару, держась в тени деревьев. Согретый сентябрьским солнцем воздух окутывал улицу синеватой дымкой. И странно горько было увидеть на этой с детства знакомой улице появившийся из-за поворота немецкий патруль.
Вера Ивановна спокойно, почти машинально протянула мордастому ефрейтору свой «аусвайс»выдаваемый комендатурой не то паспорт, не то пропуск. Так же спокойно положила пропуск обратно в сумочку и пошла дальше. Одно не выходило из головыотряд Дубова и связь с ним
Много лет Вера Ивановна работала в дирекции депо секретарем-машинисткой, а потому прекрасно знала Дубова. Знала как отзывчивого, душевного человека, оперативного, настойчивого, с железным характером руководителя, как настоящего коммуниста. Нет, Дубов не подведет
ТАКТИЧЕСКИЙ ХОД
Треск мотора ворвался в проулок.
Немцы! воскликнул Алехин.
Курбанов увидел развернувшийся на мостовой грузовик, выскочившего из кабины офицера в черном мундире. Из кузова выпрыгнули полицай и два немецких солдата.
Алехин пошарил в сенях и быстро вернулся в комнату с топором.
Ни один гад не уйдет отсюда живым.
Курбанов бросил взгляд на полку, где хранился слесарный инструмент, выбрал тяжеленный разводной ключ.
Бросай топор, а ты ключ! приказал Печкур.
Курбанов с Алехиным недоуменно переглянулись: струсил старик?
Печкур грозно задвигал усами.
Ну, живо! Что за анархия! Он хитро прищурился. Прошу, господа, садиться.
Пока удивленные «господа» рассаживались, он небрежно бросил на стол толстую пачку денег, взял с этажерки колоду карт, стал тасовать и разбрасывать карты «партнерам». В дверь забарабанили.
Открыто! крикнул ПечкурНе запираемся!
Вольф, два автоматчика и полицай Крынкин изумленно оглядели «игроков». Гестаповец ждал любого подвоха, любого сюрприза, ждал, что те, кого они выехали арестовать, встретят их огнем Но усатый старик, рябой парень и смуглый не русского вида брюнет, азартно игравшие в карты, обескуражили его. Предположение начальника полиции Гоштова о том, что у мастера Печкура конспиративная квартира, настолько не вязалось с представшей перед ним картиной, что он сразу решил обойтись без обыска, а ограничиться лишь поверхностным осмотром. Тем не менее Вольф процедил сквозь зубы:
Бросай карт! Указал на распахнутую дверь. Геен мит унс. Пойдет с нами.
Печкур встал, пряча ухмылку. Алехин с деланным сожалением поглядел на партнеров, на банк, притворно вздохнул.
Когда все вышли, Крынкин обеими руками смел со стола деньги и рассовал по карманам. Потом взял карты, щелкнул по колоде пальцем и сунул в карман.
В кабинете у Клецке был полумрак. Сквозь опущенные шторы едва пробивался утренний луч солнца. Клецке развалился в кресле, на коленях у него лежала синяя папка, которую он любовно поглаживал. Почти всю ночь он трудился над обстоятельным докладом о том, как перехватил русский эшелон с ценным оборудованием. А завершив работу, тщательно побрился, надушился французским одеколоном и теперь с удовольствием раскуривал дорогую гаванскую сигару.