Как-то, уж очень сильно проголодался он и решил буквально на минутку к блок-посту побежать, хлебушка попросить. А здесь невидаль какая! Война в самом разгаре, кругом бомбят, а кто-то решил жениться, даже свадьбу сыграть.
И вот хилая процессия пересекала мост, и никто бы просто так и не догадался бы, что это свадебный кортеж, да один шарик большой, ярко-красный, и не простой, а вверх, в облака устремленный выдал затею.
Через мост, мимо блок-поста без мзды никто не проедет, а при таких мероприятиях «сам Бог велел», и велел небось немало; так что шел неуместный со стороны процессии торг. И в самый разгар Мальчик подошел:
Какой класивый шалик! воскликнул он.
О, здоров малыш, отвлекся от службы командир. Что, шарик понравился? Гм. Ладно, ради Мальчика сжалюсь: отвязывай шарик, и с миром совет вам да любовь!
У Мальчика и раньше были шарики. Правда, не такие, а маленькие, но с рисунками, но как их ни бить, хоть и легкие, а невысоко взлетали и к земле. А этот шарик странный: к руке его привязали, а он аж вверх от земли рвет, того гляди с собой унесет.
Позабыл Мальчик о хлебушке, на радостях побежал домой. И как дядя командир советовал, только войдя в подъезд попытался развязать узелок одной рукой не смог; уже войдя в жилище, ножичком веревочку перерезал, а шарик под потолок и не достать. Пошел Мальчик на лестницу там длиннющая палка. А в доме стекол нет, всюду сквозняк гуляет, и шаловливый ветерок заиграл с шариком, пощекотал его бока, поманил с собой в даль небесную, туда, где воля и простор.
С ужасом раскрыв рот, Мальчик видел, как неугомонный шарик, вроде с ленцой, с неохотой, цепляясь за верхний карниз, виновато выполз из его квартиры, а в подъезде во всю прыть устремился вверх по лестничному пролету и прямо в раскуроченное ракетой окно.
Бросился Мальчик за ним, крикнул: «Стой! Куда!? Побудь со мной!» И шарик ему внял. С началом революции в Грозном электричества нет, а после и быть не могло, новые грозненцы, будто захватчики, лишь разрушали лихо, а электропровода своровали в первую очередь как-никак цветной металл; нам не нужен, к свободе идем! И так получилось, все провода унесли, а во дворе Мальчика два проводка остались, то ли не смогли сорвать, то ли поленились. Да случайностей на свете не бывает: угораздило шарик попасть как раз меж этих проводов там он и застрял.
Заскулил Мальчик, слезу тихонько пустил, а громко плакать не посмел, от этого его отучили. Так посидел он в разбитом проеме немало, додумался в помощь взрослых позвать.
Пришел командир российского блок-поста, да не один, с охраной. Почесали они затылки высоко; предложили одно пульнуть.
Нет, нет, только не это. Вы шарик убьете, закричал Мальчик. Уходите!
Только они ушли, как из-под земли объявились чеченские боевики. Эти тоже почесали бороды то же самое предложили. Попытался Мальчик и этих дядей спровадить, ни в какую, чешутся у них руки услышать хлопок, будто мало их в городе.
А вскоре бабушка Учитал пришла. Да что ее слушать русская дура. И, наверное, назло ей и пульнули бы, да рядом блок-пост, до ночи подождать придется. Но вслед за бабушкой, к счастью, и Роза подоспела. Вроде и знает мальчик чеченский язык, да что сказала Роза, не слышал. Только видел, как боевики поогрызались и исчезли незаметно, как и пришли.
А была осень. И хоть ясный день, и теплый, а солнышко быстро садится, за руинами скрылось. И шарик будто бы на солнце обиделся, слегка сморщился, потускнел, и даже меньше стал, и тут явно дернулся. Потом еще и еще, и вдруг, когда совсем сумерки среди руин стали сгущаться и провода стали не видимыми, словно их и нет, выскочил шарик из западни и быстро взлетел, пока не достиг высоты, чтоб людские пули не достали. А там, на свободе, на фоне нежно-синего вечернего неба он вновь засиял алым светом и долгодолго там блестел, будто звал с собой Мальчика. И может быть, дозвался бы, да день кончился, солнышко спать ушло, шарик в ночном небе растворился, и вместо него бесконечное множество звезд, и лишь две родные звездочки блестят в слезинках на щечках Мальчика.
Пойдем домой, холодно, склонилась бабушка Учитал над Мальчиком.
Почему он улетел? с такой обидой сквозь всхлипы. Почему, объясни ты, Учитал?!
Ну, понимаешь, прерывисто-натужен голос бабушки, есть такое понятие, как гравитация, когда все тела в мире друг к другу притягиваются.
Не зная, как продолжить, она тяжело вздохнула, и тогда заговорила Роза:
Это бабушка как ученый физик-астроном рассуждает, а на самом деле все гораздо проще не мог красивый шарик ужаса войны видеть, вот и улетел.
А куда он улетел? Что там?
Там космос, звезды, бесконечная Вселенная.
И к какой звезде он полетел?
Э-э, замешалась бабушка Учитал, и вновь на помощь ей пришла Роза, по молодости ляпнула:
К той звезде, где твои папа и мама, От тебя привет передать.
Давайте и мы полетим к той звезде!
Не-не, встревожилась бабушка. тебя ведь просили родители дома ждать, они сами к тебе придут.
Что же они так долго не идут? Сколько я их жду!
Придут, придут, обязательно придут, склонилась над ним бабушка. А теперь пошли домой, и видя, что мальчик упирается, она, пойдя на компромисс, приняла версию Розы: Вот, наверное, скоро шарик до них долетит, от тебя послание передаст, и они тебя навестят. Может, даже сегодня, когда ты заснешь. А теперь помаши звездочкам ручкой, пожелай всем спокойной ночи и пойдем домой вечерять, потом спать, чтобы хороший сон нам приснился.
Они могут сегодня придти?! даже в темноте заблестели глаза мальчика, и смотрел он снизу вверх одновременно и на женщин, которые знали все, и на звездное небо, где было все.
Ужинали не хитро чай сладкий, много хлеба и две конфетки для Мальчика, одна шоколадная.
Перед сном ходили к разбитому проему между третьим и четвертым этажами, откуда шарик улетел. Любовались звездным небом, и бабушка Учитал впервые показала Мальчику Млечный путь, Полярную звезду, Большую и Малую Медведицы, созвездие Ориона.
А на какой звезде мои папа и мама? повторил Мальчик вопрос.
Они сами тебе расскажут. Пошли спать, пора.
Ночей Мальчик боялся, но ждал, ждал родителей, что прилетали во сне. Обычно он ложился ничком, прикрывал головку ручонками и под мышки бабушки. А когда начинали стрелять и бомбить, он еще глубже пытался залезть как будто под землю. Но эта ночь выдалась на редкость спокойной: тишина, мирная тишина, так что даже слышно течение Сунжи. И Мальчик в эту ночь не обмочился, но спал тревожно, все время дергался, норовил одеяло скинуть, и смеялся, смеялся, и что-то бессвязно бормотал.
И как обычно, раньше всех с зарею он вскочил, рассеянно посмотрел вокруг, побежал. Женщины думали, что в туалет. А он вдруг тихо простонал:
Где они? Где? Неужто улетели?!
Услышав скрип балконной двери, бабушка о страшном подумала, и зная, что с утра ее суставы не послушаются, закричала:
Роза! Вставай! Быстрее!
Мальчик уже стоял на разбитом балконе и сквозь слезы всматривался в озаренное рассветом небо, что-то выискивая, и в лице его было столько разочарования, вопрошания и мольбы, что мир должен был бы его понять, но миру было не до этого. Напротив, в этот момент раздался рядом оглушительный взрыв. Ударная волна оттолкнула Мальчика внутрь, в то же мгновение подоспела Роза.
Ты что!? Ты что?! надрывно крикнула она, сжав со всей силой Мальчика.
Они были, были здесь! Почему они ушли? Почему они не забрали меня и не остались со мной? слезы щедро текли из его глаз.
Эти «почему» и «куда ушли» с щемящим унынием повторялись весь день с небольшим перерывом, когда Роза принесла с базарчика блестящую игрушку. Однако игрушка оказалась некачественной, вскоре развалилась, а дело было к вечеру, и это еще больше усугубило гнетущее настроение Мальчика. А когда наступила ночь, ночь в осажденном городе, где с темнотой до предела стервенеет наступление и канонада, как фейерверк победы, Мальчик совсем потерял покой, и началась такая безудержная истерия, что он весь покрылся красными пятнами, а потом пошла носом кровь.
Женщины запаниковали, сами рыдая заметались в беспомощности вокруг Мальчика, и неизвестно, к чему бы это привело, да вдруг Мальчик умолк, как-то странно, даже сурово посмотрел на кровь на полу и своим недетским баском с хрипотцой твердо сказал:
Нам плакаться нельзя побьют, и в упор глянув на бабушку: Я их столько жду, а они ушли, развел он ручонками. Вы ведь, бабушка, знаете, куда они ушли?
А-а-а, замешкалась бабушка.
Знает, знает, все знает, вступилась Роза. Вот сейчас ляжем спать, и бабушка Учитал тебе все расскажет, и все будет хорошо.
«Хорошо»? насупился мальчик. Значит, сказку?
Ну-у, чуть ли не хором вздохнули женщины. Ведь сказка это жизнь, а жизнь это сказка.
Глава вторая
Точного возраста, и тем более даты рождения Мальчика никто не знал. Так это не беда. Хуже было то, что ни он сам, и никто иной не знали его подлинного имени и фамилии. Правда, попавшего в «колонию», его по-новому нарекли, но это имя к нему не прижилось, и как принято в таких казенных заведения, получил он кличку. Просто спросили его: «кто он такой»? Он по-чеченски ответил «кант». Рядом стояла более взрослая девочка-землячка; она и перевела мальчик. Так он и стал Мальчиком.
Сказать, что у Мальчика не было детства не совсем так. В том-то и дело, что детство первоначально как раз у него было счастливым и благодатным.
Его отец, молодой милиционер, был на редкость чадолюбивым горцем. И несмотря на то, что с началом смутных времен зарплату защитникам правопорядка платили все реже и реже, он как-то изыскивал возможность содержать семью, а для единственного ребенка делал все, что мог, и все свободное время проводил с ним, будто знал, что осталось недолго.
В конце 1994 года в Чечне началась жесточайшая война. Многие предусмотрительно разбежались из Грозного. А отец Мальчика, даже не офицер, простой старшина, поддался уговорам убегающего руководства и с долгом стал исполнять обязанности начальника РОВД одного из районов столицы республики.
Видимо, он был человеком ответственным и смелым. По крайней мере он до последнего, как мог, нес службу, и лишь, когда в здание милиции попало несколько ракет, он покинул пост, да и то наиважнейшую документацию, кое-какой архив умудрился перевезти домой.
Однако вскоре здесь, в самом центре Грозного, в двух шагах от президентского дворца, разгорелись самые жаркие баталии. Только тогда отец Мальчика понял, что российские войска явились в Чечню не для того, чтобы навести конституционный порядок, а чтобы воевать, как можно дольше воевать. И он осознал, что долг только один: надо спасать семью.
Где-то в последние промерзшие дни декабря, в утренней передышке от артобстрелов, он посадил жену и Мальчика в свою старенькую машину. И успел только мост через Сунжу переехать, как попал под автоматный обстрел: машина как решето, заглохла, и просто чудо никого не задело, все выскочили из автомобиля. А короткие очереди продолжались. И тогда, защищая семью, отец Мальчика впервые в жизни применил табельное оружие два автоматных рожка ушли на подавление неизвестного противника.
Продолжить побег из города он не решился. Прижимая к груди сына, подгоняя жену, пешим вернулся к своему дому. А здесь эпицентр событий. Почти все жители центра Грозного покинули столицу, и только несколько русских семей, и то, в основном, пенсионеров, остались тут им некуда и не на что было бежать.
С десяток жильцов дома «Детского мира» около месяца скрывались в подвале здания, ежеминутно ожидая чего угодно.
Это была не жизнь, а сплошной кошмар. От непрекращающихся бомбежек старое дореволюционное здание постоянно трясло, и казалось, вот-вот оно рухнет, заживо погребая всех.
В одном отсеке подвала кое-как оборудовали печь там спали попеременно, и только Мальчик оттуда не выходил его оберегали все, он был лучом надежды и радостью. И еды было мало, очень мало, и первая порция Мальчику. А самое тяжелое было с водой. Каждую ночь отец Мальчика и еще один старичок совершали рискованные рейды до Сунжи. И илистая вода уже пахла не только пороховой горечью, но и, как настойчиво воображалось, даже кровью, и ее пили, ее берегли, ею дорожили.
Этот неполный месяц длился бесконечно, и даже руки вымыть воды не хватало. А вот Мальчика, по настоянию стариков, дважды искупали, и не просто так, а с целым ритуалом, и все принимали участие это было некое торжество, даже радость, а по существу посильный гимн жизни!
В последние дни января 1995 года взрывы в центре Грозного практически прекратились, как миновавший ураган, куда-то удалились. А потом и стрельба пошла на убыль, и стало тихо, совсем страшно. Будто в могиле провели еще день-два, и даже к реке бегать боялись. Однако голод и жажда похлеще страха. Стали к реке ходить по два-три раза за ночь, а потом и днем.
Затем то одна, то другая старушка на свет Божий повадились выходить. Родной город не узнать: все в руинах, в грязи, кое-где еще черный дым валит, всюду трупы; воронья, крыс и диких собак не разогнать. Да, слава Богу, хоть густой снег повалил, будто хотел все это одичание скрыть.
Пару дней центр города пустовал, лишь изредка по проспектам, как на параде, медленно колонны бронетехники проползут. А потом то там, то здесь, из подворотен да из подвалов темные, грязные, измученные люди, а точнее тени появились, и в увеличенных от голодной жизни, широко раскрытых глазах только страх, ужас, голод, тоска, вопрошание.
А тут после нескольких мрачных дней ненастья неожиданно яркое зимнее солнце выглянуло. Заблестел снег, заискрился, и морозец легкий, так что румянец на щеках заиграл, и не выдержали первыми, конечно, старушки, разбрелись по городу: у кого родня, у кого знакомые, у кого еще где жилье на попечении оставлено.
Вечером в подвале «Детского мира» женский плач, и тема разговоров сквозь всхлипы одна: под руинами многих домов люди погребены, а есть дома, откуда крики и стоны до сих пор доносятся. И к военным обращались бесполезно, они не спасать, а воевать прибыли. А сколько трупов обглоданных, а какой смрад! И почти что к каждому дому и подъезду военные «Камазы» и БТРы подогнаны солдатики пожитки грузят, офицеры торопят, хлам не берут, в общем война, мародерствуют.
И все-таки странная штука жизнь; заиграл огонек в печи, закипела похлебка пожирнее прежнего, а ужин разнообразнее стал, всего и не перечислишь. Коснулась позабытая масленая еда губ и щек, и улыбки да смешки появились.
Ой, девчата, а базар-то стоит, будто война мимо прошлась.
Да, а товару сколько!
А покупатели одни военные. Деньжищ у них полные кулаки. Все берут, даже бананы.
А таксистов видели? Хоть куда увезут.
Я спросила: а до Ставрополя? Нет проблем плати.
А платить-то чем? Сколько лет пенсии не видим!
На базаре говорят, за все годы компенсации скоро из Москвы выдавать будут.
Дальнейший разговор отец Мальчика не слушал, известие о том, что у базара есть таксисты, возбудило в нем жизнь семью надо срочно вывозить. На следующее утро он уже договорился с шабашником о маршруте до родного села и уже торговался об оплате, как по плечу его по-свойски ударили.
Салам алейкум, сиял улыбкой офицер его РОВД. А мы тебя уже две недели ищем, даже в село людей послали. Как раз сегодня нас всех собирают на совещание в министерство.
А что, министерство есть? удивился отец Мальчика.
Конечно, здесь рядом, у стадиона «Динамо». Пошли, пошли быстрее.
Не могу, не могу, мне семью надо вывезти.
Да ты что, наоборот, теперь надо сюда всех везти. А нам сразу же внеочередное звание. А оклады какие! Плюс компенсации, плюс полевые, плюс.
И этих плюсов было столько, что отец Мальчика не удержался: семью содержать надо, а у него денег только до села.
На совещании, которое проходило в небольшом зале, где и стоять места не было, присутствовало большое количество прежних работников; с докладом выступил новый министр из Москвы, говорил по-военному четко, громко, сурово, под конец, как тост, объявил, что скоро в Чечне восторжествует мир, порядок, законность. В тот же день отца Мальчика принял заместитель по кадрам; тоже полковник, тоже не местный, как министр грузный, также обещающий скорую благодать, и в подтверждение этому: