Документы по наследованию дома у вас с собой?
Так точно. Вот
Чем занимался ваш брат?
Художник по сельским храмам.
Кто?
Ну, понимаете, ездил человек по селам и обновлял на иконах лики святых. Но это не то что маляр постенный. Брат мой тому умению учился, два года в Угличе жил.
А чем собираетесь заняться вы?
Торговлишку самую малую заведу. Народ говорит, что по новому, по вашему стало быть, порядку это можно и даже имеет содействие немецких властей. Или врут люди?
Почему врут? Мы за частную инициативу. Но что же вы будете продавать?
Вещички разные из обихода жизни. Война-то растрясла людское имущество. Кто имеет, что продать, а кто в том нуждается. А я тут как тутмежду ними: извольте, к обоюдной выгоде. Комиссия, одним словом, но не как-нибудь там налево, а по закону, согласно выправленного патента. Потому я к вам и пришел.
Так Так Значит, когда умер ваш брат?
Девятого февраля сего года.
А когда вы приехали сюда?
Я же сказал: четырнадцатого марта.
Человек, сидевший в кресле, помолчал и сказал:
Вот тут, Бабакин, мне кажется, вы делаете ошибку. Дату смерти брата вы должны знать назубокс этим связано ваше счастье. А вот дату своего приезда сюда так точно называть не следует. Тут лучше сказать: в середине месяца. Так будет естественнее.
Почему, товарищ подполковник? Ведь для него и дата приезда связана с тем же счастьем. В этот день он впервые видит унаследованный дом.
Подумайте, Бабакин, подумайте. Ведь кто Пантелеев? Туповатый и темный тип. Для него каждая датаэто цифра, арифметика. Подумайте об этом. Дальше. Выбросьте словечко «факт». Оно не из лексикона Пантелеева. Теперь насчет профессии и профсоюза. Эту игру слов надо выбросить. Она может стоить вам слишком дорого. Ведь в составленных гестапо списках крамольных организаций наши профсоюзы упомянуты рядом с партией. А платили вы взносы или не платили, они могут на это не обратить внимания или просто не понять.
Я и сам подумал об этом, сразу согласился Бабакин. Но вы так быстро спросили: «Профессия?» И я, как есть тип темный, переспросил: «В смысле профсоюза?» И тут же спохватился, но уже поздно. Учту, товарищ, подполковник.
Не думать о таких мелочах нельзя. А в общем хорошо. Правильно, что у него нет большой злости на НКВД. Ведь действительно, никакой особой трагедии с ним не случилось. Работал подносчиком на лесозаводе под Казанью, а попал на север в леспромхоз. Может, ему на новом месте даже лучше стало. И со справкой из НКВД вы придумали здорово. Побольше таких вот находочек, и чтобы каждая работала на ваш типаж. Очень хорошее, например, выражение «вещички разные из обихода жизни».
Это я у Горького вычитал, улыбнулся Бабакин.
Кстати, маляр постенныйтакое выражение есть?
Есть, товарищ подполковник. Я специально консультировался. Так говорят о плохих малярах, которым платят не за колер или красоту, а по размеру стены.
Хорошо подполковник Марков снова осмотрел Бабанина. И внешность уже приблизилась к норме, только вот бородка слишком аккуратная.
Отрастет. Бабакин кивнул через плечо. Что на фронте?
Плохо Подполковник Марков подошел к висевшей на стене карте и подозвал к себе капитана Бабакина. Вот уже где они. По данным на четырнадцать ноль-ноль сегодня. Окончательно утверждено: наша база будет вот здесь.
Когда вы туда прибудете?
Мы тронемся, когда их войска пройдут дальше на восток, а в этих местах все мало-мальски определится. Наконец, надо убедиться, что наши данные правильны и «Сатурн» расположился именно в вашем городе.
А если нет, товарищ подполковник?
Тогда придется на ходу перестраиваться. Еще раз, Бабакин: пока к вам не придут наши люди, вы ничем, кроме своей торговли, не занимаетесь. От прочности вашего врастания в город зависит очень многое. На первом этапе операции ваш ларек на рынкеглавный узел моей связи со всеми, кто окажется в городе. Главный и единственный.
Понимаю, товарищ подполковник. Буду только присматриваться к людям.
Марков повернулся к нему:
Вы слышали? Я повторяю: абсолютно ничем.
С ума можно сойти, товарищ подполковник! тихо проговорил Бабакин. Сидеть сложа руки, когда вокруг
Если вы серьезно, сейчас же подайте рапорт.
Бабакин вытянулся. Подполковник бросил на него сердитый взгляд и, вернувшись к столу, включил радио. Послышалась громкая оркестровая музыка, «тарелка» не могла пропустить ее через себя, она хрипела, дребезжала и, казалось, могла сорваться с гвоздя. Марков раздраженно выдернул штепсель и смотрел, как он качается на шнуре. Потом взял его и аккуратно вставил в розетку. «Тарелка» суровым голосом диктора предложила прослушать арию Ивана Сусанина
Марков прошел к окну и стал смотреть вниз, на улицу, похожую на дно глубокого ущелья. Здесь, на десятом этаже, в глаза ему било слепящее солнце, а там, на дне ущелья, лежала синеватая мгла. За спиной уже рокотал бас Сусанина. Раздражение не проходило.
С того дня, когда Маркова назначили руководителем оперативной группы, которой предстояло действовать в глубоком тылу врага, он часто впадал в такое раздраженное, почти неуправляемое состояние. Вот, изволите ли видеть, открылось, что у него есть нервы, с которыми он не может справиться.
Когда Марков повернулся снова к Бабакину, тот продолжал внимательно разглядывать карту.
Словом, ждать, товарищ Бабакин, как только мог спокойно сказал Марков и вернулся к столу.
И год ждать? весело спросил Бабакин.
Два! Десять! Ждать! повторил Марков, стараясь не смотреть на улыбавшегося Бабакина.
Приглушенно буркнул телефонный звонок. Марков схватил трубку:
Слушаю Ясно Он здесь
Марков положил трубку и посмотрел на Бабакина.
Я буду терпеливо ждать, товарищ подполковник, сказал Бабакин с такой интонацией, будто хотел успокоить Маркова.
Немедленно на аэродром, сухо произнес Марков. Приказ комиссара госбезопасности Старкова.
Бабакин вытянулся.
Есть!
Они смотрели друг на друга почти в замешательстве. Марков вышел из-за стола к Бабакину.
У меня, Алексей Дмитриевич, нервы тоже не из проволоки усмехнулся Марков, стараясь спрятать смущение. Ну, желаю вам успеха. До свидания.
Через десять лет? рассмеялся Бабакин. Если можно, хоть чуть-чуть пораньше.
Марков смотрел на него удивленно: неужели у этого черта нет нервов? Ему захотелось обнять капитана, сказать ему теплые, дружеские слова, но он этого не сделал. Они ограничились энергичным рукопожатием, и Бабакин быстро вышел.
Недовольство собой стало еще сильней. Марков снова подошел к окну и, перегнувшись через подоконник, посмотрел вниз. Из подъезда выбежал Бабакин, посмотрел по сторонам и юркнул в стоявшую у тротуара машину, которая тотчас сорвалась с места, развернулась поперек улицы и помчалась к площади. Сусанин закончил свою арию, и «тарелка» снова надрывалась от оркестровой музыки. Марков со злостью посмотрел на нее и вышел из кабинета.
По коридору навстречу ему шел комиссар госбезопасности Старков.
Бабакин отправился? спросил Старков.
Наверно, уже на аэродроме. Я к вам, товарищ комиссар.
Сейчас не могу. Вечерком Старков посмотрел на хмурого Маркова и взял его под руку. Вот что, едемте со мной. Поймали еще одну птичку из того же гнезда. По дороге и поговорим
Машину вел сам Старков. Однако он успевал поглядывать на сидевшего рядом Маркова, который пристально смотрел вперед, но явно ничего не видел.
Как Бабакин, в форме?
Марков вздрогнул.
Вполне. И, помолчав, прибавил:А я вот обнаружил, что у меня есть нервы.
Лучше поздно, чем никогда, улыбнулся Старков. Впрочем, лучше бы вы их обнаружили попозже, скажем, после войны.
Только когда машина уже вырвалась на широкую окраинную улицу, Марков сказал:
Когда я на финской с отрядом лыжников рейдировал по тылам врага, нервов у меня не было.
Старков долго молчал, а потом заговорил как будто совсем о другом:
Я сегодня ночью еще раз просмотрел досье на руководителей и работников абвера. Старков прищелкнул языком. Академики! На шеях кресты за Францию, за Чехословакию, за Испанию, за Польшу. Заметьте себе, Канарис возле себя дураков не держит. И во всех бандитских делах Гитлера разведка первое дело. Он бросает ее в обреченную страну, как квасцы в молоко, и молоко в два счета прокисает.
Про то и говорю, угрюмо пробурчал Марков. Ни у одного из нас нет опыта в таких делах.
В таких и не надо, рассмеялся Старков. Ну вот А кого мы с вами против этих академиков выставляем? Скажем, в вашей группе. Рудинпарень из потомственной рабочей семьи. Кравцоввсего семь лет назад пас скот в колхозе. Тот же Бабакин: вся его академияэто завод, комсомол и армия.
Именно, иронически подтвердил Марков.
Но есть, Михаил Степанович, одно «но» Старков весело посмотрел на Маркова. Все они коммунисты!
Довольно долго они ехали молча, думая каждый о своем. У железнодорожного переезда пришлось остановиться и ждать, пока пройдет поезд.
Марков вздохнул.
А все ж не думал я, идя в органы, что мне приведется такое. Вы понимаете, это страх не за себя.
Увы, Михаил Степанович, положение у нас с вами безвыходное, сухо, без тени улыбки сказал Старков. Назвались чекистамиполезай в опасные и нелегкие дела. Но все на нашей грешной планете, в том числе и самое необыкновеннейшее, свершают люди. Обычные люди. Старков помолчал. Шутка сказать, была громадная темная, как тайга, Россия с царем-батюшкой во главе. А на ее месте возникло светлое государство социализма. И сделали это мы. Между прочим, как раз батька нашего Кравцова брал Зимний. И был тогда совсем неграмотным солдатом. А ваш отец что делал, когда была революция? То-то! Ну, хватит об этом, Степаныч. Обнаружил нервы? Тоже хорошо. Теперь вы знаете, где они, и можете ими управлять
Машина мчалась по шоссе, которое было как прямая просека в лесу. Старков уменьшил скорость и посмотрел на спидометр.
Где-то здесь
Они проехали еще немного и увидели стоящего на шоссе офицера, который делал им знак остановиться.
Сворачивать? спросил у него Старков.
Дальше не проехать, ответил офицер. Поставьте машину на обочину. Идти шагов триста, не больше.
Они вошли в лес, и сразу их обступила спокойная тишина, в лицо пахнули пряные ароматы горячего летнего дня. Марков невольно замедлил шаг. А Старков, будто не замечая ничего вокруг, шел рядом с офицером своим обычным размашистым легким шагом. Они говорили о деле.
Не сопротивлялся? спросил Старков, отстраняя свисшую на пути ветку.
Нет. Офицер засмеялся. Его ведь первая девчонка обнаружила и подняла такой крик, что люди сбежались со всех сторон. А пистолет он даже не вынул. Удивительно, как люди его не прикончили! Мы в самый раз прибыли.
Вам бы пораньше девчонки надо, ворчливо сказал Старков. Где его сбросили?
Да тут же.
А почему он отсюда не ушел?
Говорит, решил ждать темноты. Сбросили-то его на самом рассвете.
Парашют, снаряжение нашли?
Он все зарыл и сам показал где.
Имя девочки записали?
Катя Лагутина. Дочка путевого обходчика. Она здесь
Я вижу, здесь целый митинг, недовольно сказал Старков.
Они вышли на лесную поляну, на которой толпилось не менее сотни людей. Были тут и мужчины, и женщины, и, конечно, вездесущие ребятишки. Люди сгрудились вокруг парня в красноармейской форме, понуро сидевшего на гнилом пне. Рядом с ним на лугу лежал скомканный парашют и нераспечатанный грузовой контейнер.
Здравствуйте, товарищи! громко сказал Старков, подходя к толпе.
Отвечая Старкову, люди расступились.
Кто из вас принимал участие в задержании парашютиста?
Ребятишки вытолкнули вперед девчушку лет четырнадцати. Босоногая, курносая, с растрепанными рыжими волосами, она исподлобья смотрела на Старкова. Вперед вышли еще три человека: пожилой мужчина в парусиновом мятом пиджаке, женщина с маленькой корзиночкой земляники и круглолицый, багряно-румяный юноша в тюбетейке на крупной бритой голове.
Спасибо, товарищи, сказал Старков, внимательно вглядываясь в их лица. Он остановил взгляд на Кате Лагутиной и увидел, что на правой щеке у нее засохшая царапина. Это он тебя?
Катя фыркнула, тряхнула кудлатой головой.
Ничего, я ему тоже Она прикрыла царапину ладонью.
А он же мог тебя из пистолета?
Пусть бы попробовал!
Старков рассмеялся и оглянулся на Маркова.
Вон ты какая!
Такая уж
Молодец, Катя! Спасибо тебе огромное.
Не за что девчушка презрительно посмотрела на парашютиста. Лезут, гады
Старков приказал офицеру записать со слов тех, кто задержал лазутчика, как все это было, а остальных попросил разойтись.
Нам надо работать, товарищи
Люди не очень охотно стали расходиться. Старков подошел вплотную к парашютисту:
Ну, герой Гитлера, назовись.
Подняв голову, парень с тупым страхом смотрел на Старкова и молчал.
Фамилия? Имя? повысил голос Старков.
Куницкий, негромко и хрипло ответил парашютист.
Яснее, громче.
Парашютист прокашлялся:
Куницкий Петр.
Где в плен сдавался?
Нигде не сдавался. Освобожденный я.
Что значит освобожденный?
Сидел в минской тюрьме. Немцы освободили.
За что сидел?
По тридцать пятой.
Старков переглянулся с Марковым.
Академические кадры, ничего не скажешь. Что собирался здесь делать?
Ничего не собирался. Думал, как сяду, дам деру куда подальше. В Сибирь, к примеру.
Тебя обучали?
Две недели и пять дней.
Где?
В спецшколе
Они, тихо сказал Старков Маркову.
Он приказал офицеру доставить пойманного в Наркомат госбезопасности и кивнул Маркову.
Поехали домой.
Шагая по лесу, Старков улыбался и посматривал на Маркова.
Ну, как у нас с нервами?
По крайней мере знаю, где они находятся, отшутился Марков.
Старков остановился.
Знаете, о чем я думаю? Ваша группа будет действовать там в благоприятнейших условиях. Да, да, Михаил Степанович, в благоприятнейших. Вспомните того первого, которого привез Петросян. Немец, не то что этот уголовник. Насколько у него спеси хватило? Ровно на сутки. А потом как он лебезил, как покорно ползал на брюхе, как поносил всю свою епархию! Ведь его же уверили, что война с Россиейвеселая прогулка. И академики Канариса тоже развращены успехами. После легких добыч в Европе у них должна быть очень опасная для господина Канариса самоуверенность и наглость. Вы только подумайте, они вот на этого типа, на тридцатипятника, возлагали задачу подорвать наш тыл! Наглецы! А тут Катя Старков посмеялся. Одна Катя, и сюжету конец.
Они вышли к машине и остановились, любуясь зеленым коридором шоссе, по краям которого крутым водопадом рушился солнечный свет.
И между темвойна тихо оказал Старков и вздохнул. Садитесь, Степаныч. Надо ехать, война не ждет
Машина развернулась и помчалась к Москве.
Глава 2
Самолет, на борту которого находился Бабакин, взлетел с Центрального аэродрома и, не делая традиционного круга, взял курс точно на запад. Бабакин был втиснут в кабину стрелка-радиста, вдвоем они не могли даже присесть, стояли, чуть подогнув колени, дыша в лицо друг другу. Стоило Бабакину чуть шевельнуться, он бился головой о пулеметную турель. Стрелок нервно оглядывал небо и потом со злостью смотрел на Бабакина: случись надобность, он не сможет вести огонь из-за этого бородатого.
Самолет летел низко, словно привязанный правым крылом к железной дороге. Чуть повернувшись вправо, Бабакин все время видел одно и то жепрямое двустрочие железнодорожного полотна и на нем эшелоны, эшелоны из кирпичиков вагонов. И было такое впечатление, будто эшелоны не движутся, а просто расставлены по всей дороге с небольшими промежутками. А вверху было блекло-голубое знойное небо. Впереди висело предзакатное громадное солнце. По отполированной руками стрелке пулеметной турели скользил нестерпимо яркий солнечный блик.
Стрелок резко дернулся, закрутил головой. Самолет в это время как-то боком взмыл от земли, у Бабакина перехватило дыхание, и вдруг он близко-близко увидел внизу жуткую картину разгромленного эшелона: несколько вагонов были опрокинуты и горели, паровоз лежал на боку, и вокруг него, точно молочная лужа, растекался пар. В стороне от поезда бежали люди. Бабакин понял: это случилось только что. Он глянул на стрелка, а тот в это время, до белизны закусив губу, бешеными глазами смотрел вверх. Бабакин тоже посмотрел туда: в голубом небе три самолета с черными крестами на крыльях один за другим пикировали к земле. Он ясно увидел, как из-под брюха первого самолета отделились и точно растаяли в воздухе черные сигары. Взрывов бомб он не видел и не слышал. Эшелон был уже где-то позади