Возле дороги редкие домики с мертвыми окнамибезлюдье; немцы убежали, советские солдаты не задерживались тут. На ступеньке крылечка сидел старик в шапке с козырьком; на плечахрваное одеяло. Круглые густо-синие очки темнели, как пустые глазницы. Лицо обросло бородой. Это был немец. Редко встретишь бородатого немца.
Лейтенант поздоровался и спросил: как жизнь?
Старик промолчал. Он был полуслепой или совсем слепой и чутко уловил в вопросе больше любопытства, нежели искреннего участия. Зачем спрашивать, как живется? Все понятно и без того. Но он не обиделся. Его удивило то, что с ним разговаривал немец.
Ты пленный, бежал из плена,сказал старик утвердительно, не шевелясь, лишь едва приподняв голову.Почему не спрячешься? Ведь всюду русские. Они убьют тебя, несчастный немецкий солдат. Беги!уговаривал слепой.
А перед ним стоял советский офицер в новой шинели, обхваченной желтыми, еще не потемневшими от времени и сырости ремнями. Но старик-немец не догадывался, что это русский. Он только слышал молодой голос и удивлялся появлению своего человека, советовал скрыться поскорее. А тот ни слова не сказал о себе и спрашивал слепого, почему он не ушел от русских и есть ли в деревне еще кто из немцев.
Ни живой души,проворчал старик и с горечью признался, что ему, слабому и слепому, невозможно было уйти, его просто бросили. Старик долго сидел в подвале, продукты кончились. И вот сегодня он вышелпусть русские убивают
Что там, на дорогах?спросил старик.
Машины, войска.
Война Проклятие! Он говорил, что германская империя должна пойти по той же дороге, по которой прежде шли тевтонские рыцари, и с помощью меча приобрести земли для германского плуга.
Кто говорил?
Разве ты не знаешь? Фюрер. Он писал в своей книге, что слезы войны дадут хлеб насущный. Слез и крови пролито много, а где хлеб? Чего ты ждешь, солдат? Хочешь вместе со мной умеретьне от пули, так от голода?
Никто вас не тронет,сказал Колчин, натягивая плащ-накидку и собираясь идти дальше, но, помедлив, развязал мешок, вынул буханку хлеба, отломил половину и положил ее в руки слепому. Руки дрогнули. Старик быстро ощупал хлеб, поднял выше и понюхал.
Ты русский!вскричал слепой, по хлебу догадавшийся, с кем говорил: он держал не эрзац, а настоящий хлеб, какой ел давным-давно и хорошо помнил его ни с чем не сравнимый запах и вкус.Скажи, ты русский?
Ответа слепой не услышал.
Колчин был уже на дороге.
Мечты, надеждывсе к черту!выругался он.Получилось не то, к чему стремился, о чем мечтал. А могло бы И этот за своего принял. У слепых особенно обостренный слух. По разговору для слепого старика янемец
2
Начальник политотдела Витебской Краснознаменной дивизии подполковник Веденеев знакомился с новым инструктором. Посмотрев кандидатскую карточку, Веденеев мысленно пожалел, что прислали такого молодого политработника: лейтенанту Колчину всего двадцать один год. Но просьба политотдела дивизии прислать человека, хорошо знающего немецкий язык, была срочной, ее выполнили, теперь дела не изменишь.
Игнат Кузьмич!громко позвал Веденеев, и в комнату вошел пожилой рыжеусый ефрейтор в фуфайке.Организуйте чаек нам с лейтенантом.
Усач принес кружки и чинно удалился, чтобы не мешать разговору. Подполковник кивнул ему вслед:
Шабунинстарый солдат. В первую мировую войну побывал у немцев в плену, знает язык. В случае чего, вам помощник. Мы с ним встретились в сорок первом Ну, а сейчас коротенько расскажите о себе для лучшего знакомства,попросил Веденеев.
Коротенько получилось так.
Крестьянский сын из Тульской области. Недалеко от родной деревни были две немецкие коммуны: «Морген рог» и «Роте фане». Вместе с немецкими ребятишками Юрка Колчин бегал на Оку рыбачить и купаться, вместе с ними учился в школе. Весной сорок первого года уехал к тетке в Ленинград, чтобы поступить в фабрично-заводское училище. Началась война. Блокада, голод Зимой еле выбрался из Ленинграда по льду Ладоги. Взяли в армиюкурсы, год работы с немецкими военнопленными. Он хотел на фронт или в тыл врага разведчиком, подал рапорт. Просьбу удовлетворили. Началась подготовка. После голодной жизни в блокированном Ленинграде у Колчина испортились зубы, их заменили золотымилощеным и богатым должен выглядеть молодой немецкий офицер с дворянской фамилией. Летом сорок четвертого года сбросили с самолета к белорусским партизанам. Вскоре с группой партизан попал под минометный обстрел, и какая нелепостьранило осколком в ногу. Так и не успел ничего сделать. После освобождения Белоруссии долечивал рану в госпитале. Прибыл в политуправление фронта. Там инструктаж, назначение
Где вас сбросили к партизанам?
Район Беловежской пущи. А что, товарищ подполковник?
Ничего. Знакомы те места.Веденеев встал, подошел к печкеего знобило.
Теперьо предстоящей работе. До вас была женщина. Умный, смелый человек Эрна Августовна. Три года работала подпольщицей в оккупированной Прибалтике. Освободили ее от службы в армии по болезни. А работы у нас сейчас очень много. Так что выкак нельзя вовремя
Подполковник вернулся к столу и продолжал:
Сегодня я был в политотделе армии. Есть задание, о нем в нашей дивизии знают генерал Сердюк, заместитель комдива полковник Афонов, начальник разведки. Предстоит лично вручить письмо одному немецкому генералу в Кенигсберге.
Летом прошлого года, вы помните, в районе Минска была почти полностью окружена и разгромлена Четвертая ненецкая армия. Ее штаб с отдельными частями успел заблаговременно убраться дальше на запад. Самую большую группу окруженных войск возглавил командир двенадцатого армейского корпуса генерал-лейтенант Мюллер.
В окружении он убедился, что все попытки вырваться из котла напрасны, и сдался в плен. Наше командование предложило Мюллеру условия капитуляции окруженных немецких войск. Генерал в обращении по радио сообщил эти условия и приказал сложить оружие. Немцы прекратили сопротивление. Сделав такой шаг, Винцеиц Мюллер не остановился на этом.
И сейчасактивный участник движения «Свободная Германия». Нам говорили
Да. Вот кем написано письмо, которое надо вручить командиру корпуса Вартману. Кто это сделает? Один бывший офицер немецкой армии. Он прислан политуправлением фронта, находится у нас. С ним пойдут два или три человека, верные комитету «Свободная Германия». Им нужна помощь. Дело важное. Мы хотим скорейшей победы, чтобы не проливалась кровь наших бойцов, не гибло в Кенигсберге гражданское население и пленныерусские, поляки, французыих там тысячи. Поэтому предпринимаются вот такие шаги, и немецкие антифашисты готовы пойти на смерть лишь бы не допустить ненужного кровопролития, пойдут даже с малой надеждой на то, что у генерала Вартмана хватит разума и смелости отдать приказ, какой отдал своим войскам в прошлом году Винценц Мюллер.
Займемся практической стороной дела,Веденеев раскрыл планшетку, вынул карту и развернул ее на столе.Почему выбран участок нашей дивизии? Смотрите карту. Правее этого форталес, он тянется до пригорода восточнее Кенигсберга. Здесь к нам перешел немецкий унтер-офицер, потом группа женщин-работниц подземного военного завода. Перебежчика мы оставили у себя, для испытания послали с листовками к немцам, и он благополучно вернулся. Все этим топким и лесистым путем. Поарму было доложено, и там решили А я еще не знал и отправил Штейнератак зовут перебежчикас заданием сагитировать группу немцев и привести сюда. Он был бы отличным проводником. Должен вернуться этой ночью, но появиться ли? Во всяком случае, мы должны выполнить поручение. От командования дивизии за это отвечает заместитель комдива по строевой части Афонов, от политотделая, разумеется. Но поскольку вся операция проходит через политорганы, вы понимаете, главная ответственностьна нас с вами. Сегодня отдохнете, а завтра впрягайтесь в работу. Изучите здесь,показал на карте Веденеев,передний край. Правее не залезайтетам близко канал Ланд-Грабен, проходит дорога, оборона у противника крепкая. А сейчас познакомимся, так сказать, персонально Игнат Кузьмич!окликнул Веденеев ефрейтора.Пригласите сюда Людвига.
Подполковник поднялся из-за стола, расправил плечион не хотел выглядеть больным, расслабленным.
В комнату, стуча сапогами, вошел немецкий офицер в полной форме, на мундиреЖелезный крест, орденская ленточка продернута в петлю у пуговицы,высокий, длиннолицый, с раздвоенным подбородком. Он четко доложил, назвав Веденеева оберст-лейтенантом, а себя обер-лейтенантом Майселем.
Колчин тоже встал, неторопливо, без желания вытягиваться перед немцем. Он не сводил внимательного взгляда с обер-лейтенанта.
Веденеев познакомил Майселя с новым инструктором, который по своей должности будет работать с немцами. Майсель улыбнулся.
Карашо. Лейтенант Колшин как немец выглядеть. Глаза, волос
Поговорили о дождях и туманахпогода благоприятствовала путешествию за линию фронта. Как только Майсель ушел, Колчин быстро сказал:
Товарищ подполковник, ему доверяться нельзя.
И, волнуясь, торопливо рассказал, что видел этого обер-лейтенанта с приметным длинным лицом в лагере военнопленных.
Колчина, готовя к работе во вражеском тылу, переодели и поместили в лагерь к немцам, потом с группой пленных перевели в другой, третий. Всюду немцы принимали за своего. И в одном из лагерей Колчин увидел вот этого обер-лейтенанта, который гордился наградами за храбрость. Когда наш политработник-инструктор рассказывал пленным о «Союзе немецких офицеров», о Национальном комитете «Свободная Германия», обер-лейтенант демонстративно отворачивался и с презрением смотрел на тех, кто слушал доклад. Майсель не узнал Колчина, потому что мало обращал внимания на рядовых солдат, ходил по лагерю, задрав свою длинную, как у лошади, голову.
Майсельубежденный гитлеровец,доказывал Колчин начальнику политотдела.
Веденеев был огорчен. Еще раз он пожалел, что новый инструктор слишком молод.
Вы, лейтенант, могли спутать Майселя с другим пленным офицером.
Нет, товарищ подполковник, я серьезно готовился к работе разведчика и тренировал память.
Допустим, не ошиблись. Но делать столь категорический вывод по внешним признакам и кто как взглянулэто не серьезно. Вы встречались с Майселем в сорок третьем году, а следующий год принес Германии еще более тяжелые поражения и вызвал даже у офицеров душевный перелом.
Я знаю их настроение, товарищ подполковник.
Мюллер был гитлеровским генералом, а стал антифашистом,напомнил Веденеев.Кстати, Майсель говорил, что он знаком с Винценцем Мюллером.
Неправда. Майсель не из двенадцатого, а из девятого армейского корпуса. Позовите его сюда, и я изобличу.
Это не нужно.
Вы не верите мне, товарищ подполковник? Тогда как же работать?
Не могу верить. Вы кое-что не домыслили. Мы не можем сомневаться в Майселе, потому что он послан к нам Комитетом «Свободная Германия». Понимаете, в чем дело? Там знают своих людей, и нельзя проявлять малейшего недоверия к Майселю и еще к тем, кто приедет завтра. Политически, вредно. С политикой не шутят, товарищ лейтенант.
А если Майсель расскажет немцам о подготовке наших войск?
А что конкретно?спросил раздраженно Веденеев.Русские будут наступать на Кенигсберг? Это неизбежно. Вопрос: когда? Мне, например, не известно. Маршал назначит день.
Товарищ подполковник, я обязан был доложить о Майселе и сказал, что думал.
Вы доложили о своем предположении. Может, у вас это от неверного взгляда: немецзначит враг? Такой взгляд означает несоответствие должности.
Колчин пожал плечами: воля ваша
Это равнодушие удивляло и раздражало Веденеева. Но чем громче и резче он говорил, тем спокойнее вел себя новый инструктор. Колчин даже начал позевывать, прикрывая рот. Какая вызывающая недисциплинированность! Резкости он противодействовал безразличием, именно противодействовал. Веденеев подумал, что апатичность лейтенанта деланная. Не может молодой человек быть таким сонным, вялым, тем более в разговоре со своим начальником.
Нервничая от этого все больше, Веденеев едва не перешел на крик, но сдержался.
Поработать вам все равно придется, потому что сейчас у меня нет другого выхода,закончил он и отпустил нового политработникаустраивайся, отдыхай пока.
Веденеев лег на койку, но не уснул, а забылся в лихорадочном жаруначался очередной приступ малярии. Он видел себя в лесулежит на земле, укрытый шинелью; среди деревьев мечутся испуганные олени и косули. Вспомнилось: это Беловежская пуща.
Ранним июньским утром, когда только начало проясняться небо на востоке, а в лесу было еще совершенно темно и после душного вечера так хорошосвежо и росисто,всех обитателей Беловежской пущи встревожил грохот, какого они никогда не слышали. Земля вздрагивала. Множество огней возникло, и свет их, пронизывая лес, разбросал остатки ночи. Небо загудело, и поднялся такой треск, будто ломались столетние дубы и сосны.
Пугливые косули первыми заметались в поисках спасения. Тонконогие, стройные, легкие, они рассыпались по кустам, снова собирались вместе и бесшумно, уносились в глубину леса, подальше от жуткого грохота и огня. Благородные олени, поводя ветвистыми рогами, вслушивались в необычные, грозные звуки раннего утра, пытались сохранить привычное уважение к себе, но не выдерживали и, вскинув еще выше красивые рога, убегали в чащу, ломая сучья. За ними спешил горбатый лось, раскачивая «серьгу», свисающую с подбородка. Величественные гривастые зубры, грузно бродившие парами, останавливались и опускали бородатые головы, пытаясь понять, что же происходит на земле и в лесу, где всегда было безопасно, не понимали и торопливо уходили вслед за лосями. Бежали, глухо похрюкивая, кабаны, прятались куницы, барсуки. Суматошно прыгали с дерева на дерево белки, словно охваченные пламенем. Тетерева хлопали на взлете упругими крыльями. Ярко-пестрые сойки, лесные модницы, растерянно отыскивали друг друга, и все птицы собирались в стаи.
В древний заповедник входила война. Его постоянные жители не понимали этого, но предчувствие беды гнало их в глубь леса. Они прятались там весь день.
А вечером, когда небо смолкло и на земле стало тише, далеко разнесся тоскливый, протяжный вой.
К опушке леса подошла группа военных, человек тридцать. Один, самый высокий из них, был в зеленой фуражке, с перевязанной рукой, и еще на многих белели бинты.
Я же говорил, товарищ батальонный комиссар, что это наша собака и надо зайти. Точнонаша,уверял пограничник и окликнул овчарку:Амур!
Амур перестал выть, оглянулся на военных, заскулил виновато.
Это Николай Корольков,сказал высокий пограничник, наклонившись и разглядывая убитого.Прощай, друг! Остальных не знаю, но все, видать, сражались, пока могли.
Не будем терять времени, товарищи. Убитых похороним в окопе. Жолымбетов, возьмите документы,распорядился комиссар.
Вырытый пограничниками окопих последний боевой рубежстал братской могилой. Красноармейцы вытерли о траву саперные лопатки, спрятали их в чехлы, подняли винтовки. Жолымбетов прислушался и сказал:
В лесу кто-то есть, совсем близко.
Щуров, вы хорошо знаете эти места. Что опасного может быть в лесу?спросил комиссар у пограничника.
Здесь заповедник,ответил Щуров.Лоси, зубры, олени. Точно. Смотритенемцы!
Немцы подкатили на машинах и мотоциклах. Одни принялись разводить костры, другие в упор расстреливали животных, которые привыкли к людям и не боялись их. Олени, лоси, косули падали на землю, и лесная зелень покрывалась алой росой
Красноармейцы во главе с комиссаром уходили дальше. Они слышали стрельбу, радостный гогот и песню:
Das ist unser Lebensraum
Und erfϋllt ist unser Traum
Тридцать человекэто все, что осталось от роты, наспех созданной инструктором политотдела армии Веденеевым из бойцов разных подразделений и пограничников, не оформленной, разумеется, никаким приказом. Бой в течение всего дня, без передышки, в отрыве от штаба и других частей. Теперь оставался один выходлесом пробираться к своим. Немцы, подъехавшие к Беловежской пуще, не заметили группу Веденеева. Они охотились и собирались плотно пожрать.
Главные силы Десятой армии отступали, как предполагал Веденеев, к Волковыску и на Барановичи. Он посылал в северную сторону разведкутам всюду были немцы.