Город горел. Разведчики снизились. Радостные и взволнованные, они решили сделать победный круг над центром. Валентин прижал «пешку» еще ближе к земле. Увидев краснозвездный бомбардировщик, наши пехотинцы и танкисты начали махать руками, бросать вверх пилотки. И вдруг из церкви, что была в центре города, стали палить из зенитки недобитые гитлеровцы.
Первый же снаряд угодил в бензосистему. Из-под плоскости «тройки» показалось пламя. Сугрин быстро развернул машину на восток. Пламя разрасталось. Разведчики были уверены, что Витебск еще не взят, что им предстоит перелететь линию фронта, а поэтому надо тянуть и тянуть, пока есть возможность, до своей территории.
Вот и знакомая картина: изрезанная траншеями передовая. Теперь можно выбирать площадку для посадки. Пламя, однако, охватило уже левый мотор, подползло к кабине штурмана, к ящику с патронами. Да и бензобаки в любой момент могли взорваться.
Садимся! крикнул экипажу Валентин.
Впереди небольшой луг, за ним, кажется, гороховое поле. Вокруг, в пойме мелкой речушки, низкорослый кустарник. «Тройка» грубо приземлилась «на живот». Романов поранил лоб, ударившись о бронированную спинку кресла летчика. Все трое быстро покинули машину, отошли подальше, ожидая взрыва.
Пламя перекинулось на второй мотор, на мгновение ожило и затем стало утихать. Разведчики возвращались с минимальным количеством бензина, и, когда он выгорел, пожар прекратился. Сняв кассету с фильмом, экипаж на попутных фронтовых машинах к вечеру возвратился в Смоленск.
Утром Фисак, Бельский и я отправились на место, где лежала израненная «тройка». Мы захватили с собой военную карту, на которой Романов точно указал место аварийной посадки. Тем не менее проискали весь день. Окрашенный в цвет свежей травы, бомбардировщик скатился в ложбинку и слился с зеленым полем.
Вокруг ни души. Ближайшие деревни сожжены дотла. Наши войска ушли на запад. В поисках подбитой «тройки» мы не заметили, как очутились на окраине Витебска. Одинокие горожане бродили по улицам Остовы домов Черные глазницы на месте окон Перед входом в книжный магазин валялись обгоревшие книжки на немецком языке со свастикой на обложке. Встретившийся офицер гарнизонной службы сказал, что последним оплотом фашистов в городе оставалась церковь. Советские войска уже ушли на запад, город почти целиком был в наших руках, а со двора церкви палила немецкая зенитка. Она-то и подстрелила «тройку».
Кровопролитный бой разгорелся в районе вокзала, который немцы защищали с отчаянием обреченных. Мы поехали туда и увидели страшную картину. Сотни неубранных вражеских трупов свидетельствовали об упорном сопротивлении гитлеровцев. Они пытались сдержать натиск нашей пехоты и дать возможность удрать на запад последним воинским эшелонам. Впервые мы увидели, какой ценой достается нашим пехотинцам, артиллеристам, танкистам каждый отвоеванный метр родной земли.
Возвращались обратно той же разбитой дорогой. Шоссе на подъезде к Витебску было взорвано, а объездные дороги густо минированы фашистами. Мы читали надписи на дощечках: «Проезда нет. Не проверено на мины». И вот на стрелке, повернутой в сторону песчаной просеки наконец долгожданное: «Разминировано».
Фисак сказал мне, что я немедленно должен отправиться с Сугриным на аэродром и выбрать новый самолет: три «пешки» на днях перегнали с волжского завода.
Мчимся к боевым самолетам. Вот онитри сверкающих свежей краской красавца! Похожие внешне на обычные серийные Пе-2, эти машины выпуска 44-го года отличаются более строгими линиями, хорошо пригнанными к крылу посадочными щитками. Фюзеляжи блестят, будто отполированные.
В ходе войны бомбардировщик Петлякова модернизировался. Появился учебный самолет«спарка» с двойным управлением. Заводы стали производить вариант самолета-разведчика. Не кустарно, как это делали наши фотоспециалисты в начале войны, а солидно, с учетом последних технических достижений. В чреве машины устанавливалось до трех фотоаппаратов, была изобретена установка-качалкаАКАФУ, поворачивавшая аппарат на заданный угол.
Все эти усовершенствования внедрялись уже без участия главного конструктора, замечательного авиационного инженера Владимира Михайловича Петлякова. Он погиб в авиационной катастрофе в январе 1942 года, вылетев на самолете, который вел летчик нашего полка лейтенант Федор Овечкин.
Очевидец этой трагедии Никита Остапенко рассказывал однополчанам, как это случилось. Конструктор вместе со своим заместителем Изаксоном посетили казанский завод, где тогда налаживалось производство «пешек». Они интересовались, как идут дела с установкой лыж, и проверяли посадку самолета на снег. Работа была закончена, и конструкторы возвращались в Москву с докладом Верховному. В это время два наших экипажа прибыли на завод за новыми самолетами. Они спешили домой, на свой подмосковный аэродром. В бомбардировщик Овечкина сел Владимир Михайлович Петляков, с Остапенко полетел заместитель конструктора. До Арзамаса долетели благополучно. Потом начался снежный буран, и на глазах Остапенко самолет Овечкина потерпел катастрофу.
А вот лыжи на бомбардировщиках Пе-2 не прижились. Опыт показал, что самолет может безопасно взлетать и садиться на укатанный снежный покров. В течение четырех военных зим лишь однажды нам пришлось ставить машину на лыжи: «пешка» была подбита и аварийно приземлилась на лед озера Ильмень.
ИСТОРИЯ С ЛЫЖАМИ
Самая необычная авария, говорил Алексей Трошанин. С помощью треноги из бревен мы подняли ее сначала на одно колесо, потом на другое. Как водится, сменили погнутые при посадке винты, выпрямили створки шасси, сменили одно простреленное колесо. И встал вопрос: как летчику взлететь с ледяного поля. Вспомнили про петляковские лыжи. Мы надели их для взлета «пешки» с озера.
Пока мы ремонтировали самолет, лед таял. Образовались огромные лужи глубиной до двух ладоней. Летчик подвергался риску при взлете. Но значительная часть озера еще была покрыта снегом. Надо было перетащить самолет на полкилометра к сухому месту. Отправляюсь в ближайший колхоз к хромому председателю. Прошу подмоги, нужен обыкновенный трактор. «Нет у меня никакой техники, отвечает, и мужиков нет. Остались одни бабы». Прошу его собрать женщин. Рассказал им, в чем дело. Все как одна согласились, хотя толкать самолет пришлось по лужам по щиколотку в холодной воде. Вот это самопожертвование усталых, похудевших русских женщин я запомнил на всю жизнь!
Алексей, я прочитал твои «мемуары», что просил написать. Ты описываешь достоинства Пе-2.
Представь себе. «Пешка» имела бы и более приличную скорость, если бы мы любили самолет как девушку.
Что ты имеешь в виду?
А скажи честно, в кирзовых сапогах с железками на каблуках по крыльям и по фюзеляжу бегал?
Конечно, ты сам знаешь, что без стремянки на крылья не заберешься. А где ее взять на полевом аэродроме? С собой возить, с фронта на фронт. Так она в самолет не влезает. Длинноватая! Вот и прыгаешь по «пешке», сначала на хвост, на стабилизатор. С него бежишь по фюзеляжу. Затем спрыгиваешь на одно крылотам на середине горловина бензобака. Заправилбежишь на другое крылозаправлять. Впрочем, перед вылетом я проделываю то же самое, хотя бензобаки заправлены. Обязан по инструкции проверить, залито ли горючее до горловины. Рядом, кстати, горловина маслобака. И ее с помощью отвертки и плоскогубцев отковыриваешь.
Вот-вот! Отковыриваешь. В результате крылья исцарапаны сапожищами, замазаны грязью. Я в душе возмущался таким отношением к машине. Но молчал. А знаешь ли ты, что в конце войны стали выпускать с конвейеров те же самые «пешки», но почти на сорок процентов с прибавкой в скорости?
Знаю, читал. За счет улучшения аэродинамики самолета.
Вот именно. За счет улучшенной, шестикратной покраски крыльев. За счет устранения шероховатостей и щелей в створках бомболюков и уборки шасси, более обтекаемых туннелей масло- и водорадиаторов. А у нас на фронте самолеты летали с помятыми капотами, поврежденными коками винтов. Нам и в голову не приходило помыть самолеточистить его от пыли, грязи и птичьего помета.
Алексей рассмеялся. Да и сами мы, технари, нуждались в химчистке. Наши летние комбинезоны и бриджи, а по зиме толстые ватные куртки, шапки, варежки были пропитаны маслом. Мыли их, окуная комбинезоны в ведро с бензином, а куртки оттирали от масла пробензиненными тряпками. Технари вечно пахли бензином, хотя пижоны изводили много одеколона, чтобы не отпугнуть партнершу на танцах.
И все же мы победили врага, как и почему? спрашивал я друга- однополчанина.
Володя, я не комиссар Настоящий или наш политрук эскадрильи Пронькин, не умею говорить красивые слова. Хотя от них я не слышал громких слов. Не до политбесед было нам. Вкалывали с зари до зари. Но скажу, как могу. Победил народ, руководимый партией Ленина Сталина. Ясно, мы, технари, в атаку не ходили и не могли кричать: «За Родину, за Сталина!» Может быть, наши летчики, произносили эти слова, погибая от пуль фашистских стервятников. Но то, что этот лозунг вдохновлял нас, советских людей, на смертельную борьбу, это точно! Сталин, утверждают его недруги, якобы был в прострации в первые дни войны. В то время он на самом деле обдумывал ближайшую перспективу. В речи от 3 июля 1941 года он дал характеристику начавшейся войны, предсказал ее развитие, объяснил, что конкретно должны делать советские люди, в частности развернуть партизанскую борьбу. И ведь что поразительно, война шла как бы по плану, нарисованному им в той речи. Все сбылосьнастал праздник и на нашей улице.
Я приподнялся со стула и попросил Трошанина, инженер-майора в отставке, начальника одного из ЖЭКов на Ленинском проспекте Москвы, налить в стаканы фронтовые сто грамм. Он тоже приподнялся.
Посошок на прощанье? Ты должен идти? спросил.
Нет, Алексей. Выпьем молча, не чокаясь, в память о погибших на войне наших товарищах-механиках.
Мы выпили и вспоминали, как погибли товарищиАркадий Перехрамов и Вано Гахария, сбитые по ошибке нашим истребителем-охотником, Маров, Черныш, сгоревший Соколов, Фисак, Войненков. Кто еще?
Механик Войненков умер от раны в госпитале Калинина в 43-м. Не стало человека по глупой случайности. Ехал в грузовике на аэродром в Калинине. Зима, окна запотели и покрылись инеем. Усталый шофер не слышал окрика часового «Стой!» и продолжал путь. Часовой выстрелил по кабине и ранил Анатолия Войненкого. Отличный был парень. Его брат прислал мне письмо, сожалея, что врачи не могли сохранить Анатолию жизнь. Сообщил, что имя брата высечено на мраморе братских могил в Мигалово.
А как погиб старшина Черныш? Для меня это загадка. Дело было в Смоленске, летом. Его труп нашли в густой траве, метрах в тридцати от хвоста самолета. Убит пулей. Решили, что она случайная, пробная, выпущенная стрелком-радистом из пролетавшего самолета.
Узкий летний технарский комбинезон ладно сидит на фигуре, но так сшит, что всегда надевается и снимается с трудом. Костя Воробьевтак звали молодого механикахранил комбинезон, как и все технари в кабине стрелка-радиста. Люк кабины не запирался. Чтобы комбинезон не попался на чужой нехороший глаз, он запихнул его поглубже, за аккумулятор, где проходят бензопроводы. Один из них подтекалмы установили это позже. Когда Костя вытаскивал комбинезон, в лицо ударил удушливый запах бензина, но он не придал этому значения. Мы приспособились прополаскивать промасленную рабочую одежду в бензине.
Перед тем как начать осмотр мотора, Костя решил закурить. Чиркнул спичкой. И вдруг комбинезон вспыхнул. Человек моментально превратился в факел. Косте удалось сорвать догорающую рабочую одежду, но бензин пропитал уже и гимнастерку и майку. Горел человек! Костю сбили с ног, набросили на него тяжелый чехол с мотора, и пламя погасло. Механика отправили в госпиталь. Военврач не скрывал, что фатальный конец неизбежен из-за огромной поверхности ожога. Константин мучился три дня.
Смерть подстерегала любого из нас. Войне же не было видно конца, напротив, она принимала все более зловещие масштабы. Прощай, Смоленск! Мы улетаем на запад, на польский грунтовой аэродром близ городка Крынки.
ВПЕРЕД БЕЗ ПЕРЕДЫШКИ
После двух с половиной месяцев неудержимого броска от «Смоленских ворот» до польской реки Нарев солдаты 2-го Белорусского фронта под командованием К.К. Рокоссовского остановились на рубеже АвгустовЛомжаОстроленка. Войска нуждались в пополнении и перегруппировке для решающих битв на территории Польши и Германии.
Воздушные разведчики, естественно, не получили передышки. Как всегда перед началом крупных операций, полк включился в интенсивную работу, обнаруживая вражеские оборонительные сооружения и дислокацию войск. Разведчики регулярно появлялись над Варшавой, Торном, Данцигом, Лодзью, Бреслау.
Немцы серьезно готовились оборонять подступы к Германии, срочно создавали укрепленные районы, не дремала и их служба противовоздушной обороны. Во время разведки шоссейных и железных дорог, а также железнодорожного узла Лодзи экипаж Петрова заметил «Мессершмитт-109». Разведчики не дрогнули и, развернув самолет навстречу солнцу, с набором высоты продолжали полет. Истребитель не прекратил преследования, и тут у Виктора возникла дерзкая мысль.
В люках его самолета находились тысячи листовок на польском языке. Он дал команду Малинкину сбросить на стервятника весь «пропагандистский груз». Малинкин потянул ручку, и сзади «пешки» моментально образовался длинный белый шлейф. Спустя минуту стрелок-радист доложил, что преследователь резко пошел внизвидно, листовки угодили ему в водяные радиаторы, и мотор стал перегреваться. «Листовками сшибли гада!» рассказывали разведчики по возвращении на аэродром Крынки. Вернулись, как уже заведено, бреющим полетом.
Вечером в крестьянской хате, где разместились летчики, между хозяином-поляком и Виктором произошел такой разговор. Старик вдруг сказал:
Фрицы-то высоко летают, а вы, русские, низко. Видать, не умеете.
Виктор стал объяснять, что бреющий полет опаснее, а поляк не верит. Озадаченный Виктор отрезал:
Ну, хорошо, завтра полечу, возьму и сшибу трубу твоей хаты.
Не сшибешь, ответил поляк, она крепкая.
Хорошо, посмотрим!
И расстались.
На следующий день, возвращаясь с задания, Виктор разглядел эту самую трубу и прижал к ней Пе-2. Самолет взмыл, и от идущей от винтов струи труба рассыпалась. Ох, и смеху было в тот день! Поляк с восторгом всем рассказывал, какие храбрые русские летчики.
А Петров был счастлив вдвойне. Мало того что убедил старого поляка в своей правоте, но и вернулся с исключительно ценными фотодонесениями. Его боевой друг Малинкин в тот день захворал, и штурманом летал Дерябичев. Петров хорошо знал от Голубничего, что Юра в полете не любит лишних разговоров. На вопросы иного незнакомого летчика, решившего проэкзаменовать штурмана, постоянно спрашивая «Где находимся?», Юрий обычно отвечал: «В воздухе». А если летчик не унимался и, увидев деревню, снова спрашивал, что за пункт, Юра ехидно говорил: «Населенный». И так несколько раз, пока летчик не убедится, что штурман занят своим делом и ведет самолет точно по маршруту.
Но во время полета с Петровым Юра не умолкал всю дорогу.
Командир, подверни чуть вправо! попросил вдруг он.
А что случилось? Вроде бы летим нормально.
Так-то оно так, но вижу справа что-то похожее на вновь сооруженную крупную полосу обороны фрицев. Пролетали тут неделю назад с Голубничим и ничего не заметили
А где мы сейчас находимся?
В ста пятидесяти километрах западнее Варшавы. Через несколько минут разведчики приблизились к цели настолько, что отчетливо смогли разглядеть с большой высоты свежевыкопанные противотанковые рвы и другие атрибуты мощных оборонительных укреплений отступающих гитлеровцев. Полоса тянулась на много десятков километров с севера на юг.
Летим над целью, Витя, включаю фотоаппараты! крикнул Юрий.
Инициатива разведчиков была отмечена благодарностью. В напряженной боевой работе заканчивался славный 1944 год.
В новом году солдаты Рокоссовского прорвали фронт и развили наступление. Старшим авиамеханикам приказано перебазироваться на новый аэродром города Модлин, что находился севернее Варшавы, на берегу Вислы. Выезжаем в ночь с тем, чтобы прибыть туда утром и приготовиться к приему самолетов.
Модлин оказался старинной крепостью, обнесенной рвом и каменными укреплениями. Потайные ходы вели из нее к Висле. Наши пехотинцы и танкисты столь молниеносно окружили крепость, что не все гитлеровцы успели удрать. Несколько механиков спустились в катакомбы и взяли в плен с десяток голодных фрицев, направлявшихся подземными ходами за водой к реке.
А фронт уходил все дальше. Перед разведчиками полка встала задачавскрыть берлинский аэродромный узел. Одновременно летчики продолжали разведывать еще не сдавшийся Кенигсберг, обложенный со всех сторон Данциг и обширные районы Померании.