И вдруг он вспомнил.
Это было связано с морским министром, контр-адмиралом Григоровичем. Человек, носивший странную фамилию, прорывался к нему на прием, затеял целый скандал, был решительно выведен вон, и у всех невольных свидетелей осталось такое впечатление: попади он в кабинет морского министра, мог бы натворить дел. Больше его, понятное дело, в министерство не впускали.
Еще одно воспоминание: что-то, связанное с Люйшуньским конфликтомс тем временем, когда Григорович был комендантом Порт-Артура. Но подробности не всплывали; скорее всего, Глеб их просто не знал.
Он внимательно посмотрел на собеседника. По возрасту тот вполне мог участвовать в военных действиях. Однаконе моряк, на лбу крупными буквами прямо так и написано: «не моряк».
Хотя в служебные обязанности Глеба не входил допрос подозрительных личностей, и рядом никого из «совят», кому можно было бы сдать с рук на руки Ивановича, нет, он решил заняться суетливым репортером сам.
И тут же пришла первая разумная мысль: «Ведь были же в зале еще свободные столики, отчего тогда этот чудак присоседился именно ко мне?»
«Совят» не раз и не два предупреждали о бдительности. Вот и представился поручику случай ее проявить!
Сдается, мы уже где-то встречались, сказал Глеб. Может, в «Бродячей собаке»?
Это артистическое кабаре за два года приобрело огромную популярность среди столичной публики. Но как раз в нем Гусев еще ни разу не бывал.
Да, верно, в «Бродячей собаке»! обрадовался Иванович. Вот откуда мне ваше лицо знакомо
«Ага! Попался, голубчик!..» возликовал поручик, а вслух невинно продолжил: А вы все там же трудитесь, на ниве пера и блокнота?
Да, именно на сей ниве. Я, изволите видеть, предан идеалам, да! И оттого сотрудничаю с «Вестником Европы»!
«Ясно, подытожил Глеб, идеалы, значит, либеральные. Журнал почтенный, хорошие повести публикует, а вот с идеалами промашка вышла. Впрочем, похоже, что врешь ты, друг ситный! Сотрудничаешь, значит, изредка статейки кропаешь? А трудишься-то на ином поприще!..»
Понимаю, многозначительно кивнул он. И уважаю.
Я так и думал, заявил вдруг собеседник совершенно иным тоном, и даже лицо у него вроде бы затвердело. Глеб насторожился: уж не ловушка ли тут расставлена на него самого, сотрудника третьего «совиного» отделения?
Родилась новая мудрая мысль: немедленно телефонировать начальству. Пусть пришлют кого-нибудь из пятого управленияим положено отрабатывать возможные контакты с агентами противника. Хорошо бы сам капитан Голицын приехалему разобраться с таким, как этот Иванович, раз плюнуть.
Простите, я отлучусь на пару минут, Гусев состроил скорбную мину. Проклятый здешний климат мне на пользу не идет. Застудил все, что только можно
В ваши-то годы?! натурально ахнул репортер.
Да вот, и в мои годы такое случается. Извините.
Глеб бочком выскочил в вестибюль и метнулся к метрдотелю.
Мне нужно срочно телефонировать начальству!
А вы, собственно
Закончить хозяин зала не успелГусев быстро показал ему «совиное» удостоверение. Разобрать, что там написано, метрдотель не успел, но двуглавого орла на обложке мигом опознал.
Вон туда, ваше благородие. Там канцелярия
Глеб рванул было по коридору, но вовремя оглянулся. Так и есть: Иванович вышел за ним следом.
Черт!.. шепотом ругнулся поручик. Тогда спервав клозет
Где располагалось сие заведение в «Палкине», он знал. Оно было оборудовано по последнему слову клозетной моды и имело не только писсуары из безупречно-белого фаянса, но и унитазы в кабинках.
Репортер буквально ворвался туда следом за Глебом.
Простите меня, господин Гусев! зачастил он. Я должен воспользоваться случаем, чтобы поговорить с вами наедине. Просто обязан!
Слыхал я про репортерскую наглость, немедленно вскипел Глеб, но это уже превосходит всякое воображение!
При чем здесь мое ремесло? Ну да, мы берем интервью в разных местах, бывает, и в окошки лезем, и подкарауливаем Но тутиное, поверьте мне! Очень важный разговор!
Для которого вы подобрали самое подходящее место!
Глеб уже примерился пинками выставить Ивановича из клозета, но тот возопил пуще прежнего:
А где ж еще?! В других непременно помешают, а то и подслушают! Говорю же вам: дело архиважное! И, кроме того, вы можете поиметь с него свой профит!
«Черт знает что! засомневался поручик. Но не может же человек в относительно здравом уме говорить о профите сотруднику СОВА в таком заведении? Для этого нужно совсем спятить!..» И тут его осенило:
Послушайте, любезный, а не ошиблись ли вы часом? Может, не за того меня приняли? Внешнее сходство, к примеру, подвело?
Глеб был хорош собой, об этом ему множество дам открыто говорило, но он знал также, что его приятная внешность заключается всего лишь в правильных чертах лица и красивых выразительных глазах. А такой внешности в приличном обществехоть пудами меряй.
Нет, я знаю, где вы служите. Иванович вдруг стал спокоен. Шестая линия Васильевского острова Продолжать?..
Ну?.. вновь свирепея, спросил Глеб.
Только дослушайте до конца
Ну?!
Вы ведь честный человек! Я по глазам вижу Репортер сталсама проникновенность. Вы молоды, и вам кажется, будто ваша служба сатрапам и людоедамэто служба Отечеству! Но подумайте: достойны ли эти господа вашей преданности? Вы просто подумайте И поймете: нет, недостойны! голос его окреп. А сегодня долг всякого порядочного человекабороться за свержение самодержавия! Помните, как во Франции?.. Свергнуть, как Бастилию, и табличку на пустом месте повесить: «Здесь будут танцевать!»
И что же дальше? Глеб еще старался сдерживаться, но становилось все труднее.
Вы можете внести свой посильный вклад в общее благородное дело. И ваши труды будут, естественно, вознаграждены.
Помилуйте, да я не каменщик и не грузчик, я не умею ломать Бастилий
Так и не надо! Через ваши руки проходит множество бумаг, множество ценнейших документов. И вознаграждение
Тут поручик и не выдержал.
Ах ты, сволочь мелкотравчатая! Документы тебе?! Под грифом «строго секретно»?! А вот попробуй-ка, чем это пахнет!..
Рожденная в справедливом гневе мысль была прекрасна, и Глеб тут же воплотил ее в жизнь. Репортер и ахнуть не успел, как получил хорошо поставленный хук в челюсть справа и сразуапперкот по печени. Оглушенный и задохнувшийся от боли, Иванович согнулся почти пополам. А поручик схватил его за шиворот, подтащил к кабинке, ногой отворил дверцу и с огромным удовольствием засунул своего беса-искусителя головой в унитаз.
Это было торжество, это был триумф! Но совесть офицера тут же отрезвила горячую голову От триумфа явно пахнуло уголовщиной, а Глебу только трупа в клозете для полноты послужного списка недоставало.
С большим сожалением он отошел в сторону и лишь мрачно наблюдал, как иуда-репортер, высвободив голову, на четвереньках выползает из кабинки, отплевывается и встряхивается, словно пес. «Пес и есть!» мстительно подумал Глеб.
Иванович меж тем кое-как поднялся на ноги, дотащился до нарядной раковины и стал плескать в лицо чистую воду. Плескал долго и смылил на себя чуть ли не весь кусочек дорогого туалетного мыла «Петроний». Потом вытер лицо и волосы белоснежным полотенцемпорядок в ресторане поддерживался идеальный.
Глеб смотрел на него с презрением, гордый собственной неподкупностью. И лишь когда Иванович взялся за дверную ручку, поручика вдруг осенило: а ведь нельзя подлеца отпускать!
Нужно срочно идти на попятный, как-то удержать его, допытаться, кто подослал? Не на свои же гонорары собрался он подкупать сотрудника СОВА?!
Увидев, что Гусев подался к нему, Иванович рванул на себя дверь и выскочил в вестибюль. Но Глеб, налетев сзади, невольно произвел тот самый захват, которому обучают казачат, готовя их в пластунызахватил репортера сзади согнутой рукой, пережав горло так, что тот и пикнуть не смог. Казачат учат одновременно всаживать в сердце часовому нож, но поручик всего-навсего придушил своего соблазнителя и втянул обратно в клозет.
Пока вторично помятый Иванович, держась за горло, яростно откашливался, Глеб заговорил покаянным голосом:
Простите меня, Николай! Ей-богу, не хотел вас повредить. Но нельзя же вот так, в лоб, да офицеру!.. А у меня еще и нрав горячий
При этом он быстро прикидывал, как бы исхитриться и все же позвонить в пятое управление.
Черт бы вас побрал!.. просипел наконец Иванович.
Да виноват я, что ли, что нрав у меня такой?! Ну, вспылил!.. Вы бы тоже вспылили, при такой-то службе Гусев задумался на мгновение и выпалил: А ведь у меня тоже идеалы! По-вашему, я держиморда какой-нибудь? Нет же! Да у меня точно такие же идеалы!..
У вас?!
Да. Но я не могу говорить открыто. Кто вас знает, что вы за человек?
Да, провалитесь-ка вы, Гусев, с вашими идеалами!..
Репортер сплюнул и решительно устремился к двери, но Глеб схватил его за плечо, развернул к себе.
Говорю же вам, господин Иванович, я горяч. Коли вспылюсущий бес!.. Ну и куда вы пойдете, с мокрой-то головой? Высушить надо сперва, причесать
Не ваша забота!
Да выслушайте же! Да, я горяч. Так и вы меня разозлили, нагородили чего-то про Бастилию, про самодержавие Я даже толком и не понял! А тут еще и неприятность со мной приключилась, поиздержался изрядно
Глеб действительно потратил деньги на похороны. И хотя тетку хоронили вскладчину, прореха в кошельке все же образовалась. А о том, что вскоре вступит в силу завещание, по которому трое племянников получат неплохие денежки, он, понятно, докладывать Ивановичу не стал.
Поиздержались, значит? подозрительно прищурился репортер, но вырываться перестал.
Да. Я же сюда прямо с похорон приехал. Знаете, наверно, сколько берут в такую погоду землекопы? Говорят, мол, и динамитом землю не расковырять. А оклад жалованья у меня не такой, чтобы еще и динамит покупать Вот, с горя и пошел я к «Палкину» согреться да пообедать по-человечески. Все равно же одалживаться придется. Эх!..
Примите соболезнования, буркнул Иванович. Не думал, что у вас мало платят.
Кто в чинах, у тех жалованье хорошее. А я всего лишь поручик
Тут Глеб беззвучно взмолился: «Господи, сделай так, чтобы этот чудак ничего не знал про мое семейство и про обучение в академии Генштаба!»
Да-а протянул спустя минуту репортер. Но хоть платят регулярно?
Платят-то регулярно
И опять оба замолчали.
Иванович уже точно не пытался сбежать, и это было хорошо. Но о профите больше речь не заводил, и это было плохо. Гусев решил чуть-чуть подтолкнуть его к нужной мысли.
А вам, в журналах ваших, как оплачивают? осторожно спросил он.
Гонораров едва-едва хватает, а у меня еще папенька на шее. Беда с ним! признался вдруг Иванович. Еще бы мог служить, да никуда не берут. А в дворники он и сам не пойдет. И еще хворает сильно
Папенька-то в каких частях служил?
В Люйшуньском крепостном пехотном полку Да будет об этом! Сатрапам и самодержцам хоть как честно служиблагодарности не дождешься, а получишь одни лишь доносы, клевету и гадости!
«Так, подумал Глеб, старик, по всему видать, из обиженных. Похоже, это именно он учинил скандал в Морском министерстве. Возможно, даже был пьян. Кто на трезвую голову станет чуть ли не кулаками пробиваться на прием к министру? А сынок принимает все слишком близко к сердцу»
Я понимаю вас, очень хорошо понимаю, прочувственно сказал он. У меня у самого Эх, да что говорить! Все не так просто, а вот были бы деньги
Когда б вы не полезли в драку!.. снова заволновался репортер.
Когда б вы все растолковали вразумительно!..
То есть вы готовы исполнять небольшие поручения?
«Давно бы так», с облегчением резюмировал поручик и вслух добавил: Если только в обстановке строжайшей тайны
Это само собой, с жаром заверил Иванович. Господа, которые поручили мне переговорить с вами, за тайну ручаются. Шумиха им самим ни к чему. А я, правду сказать, даже не знал, как к вам подступиться. Вы уж простите, я от самого кладбища за вами ехал
Я догадался. Ну, так говорите теперь прямо: что требуется?
Сквозь ваши руки проходят важные бумаги, но не волнуйтесьснимать копии не придется. Репортер совсем успокоился и говорил деловито и уверенно. А нужно вот что. Если попадутся письма, в которых поминается мистер Сидней Рейли, надобно запомнить, где его содержат в заключении, каковы условия содержаниясловом, все, что имеет к нему отношение.
И во что ваши господа оценят мои услуги?
Глеб чудом догадался, что о деньгах следует поторговатьсядля иллюзии полного правдоподобия. Торговаться он не умел вообщене так был воспитан.
Я уполномочен предложить пятьсот рублей! гордо заявил репортер, но, видя, какую гримасу скроил Глеб, торопливо воскликнул: Однако торг уместен, разумеется!
Сошлись на тысяче. И Гусеву пришлось буквально зажимать себе рот рукой, чтобы не подсказывать Ивановичу, как лучше устроить следующую встречу, где удобнее оставлять записки и как выглядит в подобных случаях конспирация.
Потом они вернулись в ресторанный зал и съели заказанные блюда.
Иванович хотел уйти первым, но Глеб не позволил: ему не хотелось, чтобы проныра снова его выследил. Даже наоборотхотелось самому выследить проныру.
Но господа, подославшие этого горе-вербовщика, позаботились о его безопасности. Репортера у крыльца ждал автомобиль, который и унес его вдаль по Владимирскому проспекту. А на извозчике, как известно, за этим адским изобретением не угонишься
Запомнив марку автомобиля (черный «Руссо-Балт» К-1220), Глеб остановил «лихача» и велел везти себя на телеграф. Там он отправил отцу в Сибирь такую телеграмму: «Требуются сведения пехотном офицере Ивановиче зпт это фамилия тчк почтительный сын глеб тчк».
Тот же «лихач» доставил поручика в бастрыгинский особняк на Шестой линии, и, минуя собственное начальство, Глеб поспешил в пятое управление, к подполковнику Вяземскому. То, что случилось в ресторане, было как раз по его части.
Разговор получился долгий, Гусев даже получил устное взысканиеза честное описание драки в клозете. Вяземский вызвал в кабинет капитана Голицына и поручил ему подключить поручика к оперативной разработке репортера. Потом дал задание молодым «совятам», чтобы занялись писаками, поставляющими статейки в «Вестник Европы».
Уже ближе к вечеру пришла телеграмма из Сибириу Гусева-старшего хватило соображения отправить ее в бастрыгинский особняк.
Глеб вскрыл телеграмму в присутствии Голицына и прочитал: «штабе капитан люйшуньского пехотного полка Константин Иванович предал отечество зпт сотрудничал японцами зпт возможно передал им планы укреплений люйшуня тчк кары избежал недостатком доказательств тчк подал отставку тчк я убежден его вине тчк командир тридцать четвертой бригады гусев».
Глава 4
1913 год. Февраль. Санкт-Петербург
Голицын проснулся внезапнопоказалось, будто услышал зычный голос дневального по казарме, кадета Бузанова.
Этот пузатый верзила вечно приставал к Андрею по самым незначительным поводам, начиная от внешнего вида (ремень плохо затянут, сапоги не блестят, медная бляха на ремне скособочилась) и заканчивая привычками в еде (почему кашу не солишь? почему компот не пьешь? почему свинину не любишь?). Голицын терпел долго, принимая во внимание разницу в весовой категории. Но когда распоясавшийся Бузанов стал при всех в спортивном зале насмехаться над его, Андрея, якобы хилым сложением, Голицын не выдержал. Подошел к свисавшему с потолочной балки канату и стремительно забрался по нему под самый потолок, используя только руки. А потом также быстро, на одних руках спустился. Все отделение восхищенно замерло и с интересом уставилось на Бузанова. Тот же поначалу попытался проигнорировать явный вызов, однако кадеты окружили его плотным кольцом, и старший отделения, Максим Мошков, с суровым видом молча указал зачинщику «дуэли» на канат. История закончилась смешно и грустно. Забраться-то пузатый Бузанов наверх смог, хотя и с трудом, а вот спуститься не получилосьсорвался и с большим шумом шлепнулся на предусмотрительно подставленный мат. Результатвывихнутая лодыжка и всеобщий смех. Но приставать к Андрею Бузанов перестал.
Сейчас же, вынырнув из сонного морока, Голицын по укоренившейся привычке принялся прокручивать в уме предстоящие на день дела, выстраивая их в порядке важности и срочности. Одновременно проделывал дыхательные упражнения, которым его научил еще в кадетском корпусе наставник по физической подготовке, капитан Сероштанов, в молодости служивший на маньчжурской границе и увлекшийся там восточной системой оздоровления.