Как и Денис, Наташа носила очки, но сегодня ради случая была в контактных линзах. Ей удалось весьма мило накраситься, но вот густая пышная чёлка ей совершенно не шла. От неё веяло домашней скукой и кухней. Брат неплохо зарабатывал, и Наташа могла позволить себе сидеть дома и заниматься ребёнком, готовя мужу вкусные обеды. На этих-то обедах, как я подозреваю, Денис и раздобрел.
Ну, как я выгляжу?спросил отец, красуясь передо мной.
Его седые волосы были причёсаны на косой пробор, а усы молодцевато топорщились. В отличие от головы, в них серебрилось всего несколько седых ниточек. Новый чёрный костюм на нём сидел чуть мешковато.
Отлично выглядишь,сказала я, заставив себя улыбнуться.
Увы, внутренне я не могла разделить с ним его радость.
В одиннадцать мне позвонила Александра.
Ну, ты готова?
Я покосилась на отца, взволнованно приглаживавшего перед зеркалом усы. Вчера я заикнулась, что не смогу пойти на регистрацию, потому что у Риты в это же времяоглашение приговора, чем вызвала у него бурю раздражения. Для него моя подруга была уже конченным человеком, убийцей, причём обстоятельства дела его не интересовали. Он не желал ничего слышать. Я промолчала, но решение мной было уже принято.
Да,ответила я Александре.
Через двадцать минут буду у тебя,сказала она.
Весеннее солнце в чистом небе кололо глаза лучиками-иголками, под ногами хлюпала каша из подтаявшего снега и грязи, а в воздухе пахло тревогой и тоской. Улететь бы к этому небу, прихватив с собой Риту, унести бы её подальше от злых людей... Но у меня не было крыльев.
Передо мной стоял выбор: если я еду в загс, я должна сесть в белую "волгу", украшенную лентами, а если в судто в чёрный джип Александры. Впрочем, выбор я сделала ещё вчера, но шагнуть в нужную сторону было непросто. Отец, увидев моё движение, окликнул:
Ты куда это?
Его слова хлестнули меня по спине, как бич. Вздрогнув, я обернулась.
Пап, я же вчера тебя предупредила, что на регистрацию поехать не смогу. Як Рите, на приговор.Вышло робко, тихо и виновато.
У него тут же сердито встопорщились усы:
Не может быть и речи! Садись в машину и едем!
Он, похоже, не понимал, что я не могла веселиться на его свадьбе, в то время как перед Ритой, возможно, откроются железные ворота тюрьмы. А если и понимал, то мои чувства его не волновали: как он сказал, так и должно быть.
Пап, извини,твёрдо сказала я.Я должна быть рядом с Ритой в этот момент. Если там всё не слишком затянется, возможно, я успею на банкет.
Александра тем временем вышла из машины и позвала:
Лёня, ты едешь? Опоздаем!
Отец напустился на неё:
А вы кто такая?! По какому праву вы тут всё решаете?
Но с Александрой такой тон не "прокатывал". В элегантном чёрном пальто, шляпе и своих любимых высоких сапогах, она подошла к свадебной "волге" и шлёпнула на её крышу визитку.
Меня зовут Александра Евгеньевна, и в моём салоне были заказаны цветы для вашей свадьбы,сказала она, колюче поблёскивая серыми льдинками глаз.Но это неважно. Пожалуйста, отнеситесь с пониманием к решению вашей дочери поддержать свою подругу в нелёгкий момент и не будьте столь авторитарны и категоричны.
Может, на банкет я ещё успею,повторила я, ободренная её поддержкой.
Отец махнул рукой.
А, да как хотите...И добавил упрямо:Если не поедешь сейчас с нами, можешь не утруждаться приходить на банкет.
Как скажешь,пожала я плечами.
Я села в машину к Александре. На душе у меня выли волки... Так погано мне давно не было. Щёки горели, будто их отхлестали чьи-то злые и жёсткие ладони, а пальцы заледенели и дрожали. Хотелось разреветься, но слёзы высохли на раскалённом от горечи сердце. Я безуспешно тёрла уголки глаз в надежде хотя бы на пару солёных капель.
Тяжело тебе с таким папой,проговорила между тем Александра.Упёртый он... Непробиваемый.
Уж какой есть,буркнула я. И вздохнула:Такого Бог дал...
В глазах твоей сестры уже растаяли серые льдинки, и её взгляд, обращённый на меня, снова согрелся.
Ты умничка. Всё правильно сделала.
Солнце светило невыносимо ярко, так что я пожалела, что не надела тёмных очков... Хм, тогда бы я стала похожа на тебя.
Входя в зал суда, я пошатнулась: пол поплыл из-под ног. Но Александра была рядом, её рука аккуратно и крепко подхватила меня под локоть.
Тихонько... Не волнуйся.
Народу было немного: только семья Риты и семья убитого парня, да ещё Лариса с Олей пришли поддержать подругу и участницу их теперь уже распавшегося трио. Риту ввели под конвоем и усадили на скамью, огороженную решёткой. Она была ещё в своей обычной одежде, и от приговора зависело, останется ли она в своём или же ей скоро выдадут казённое...
Наши взгляды встретились, и... Рита улыбнулась. Я пришла поддержать её, но получалось так, что это она подбадривала меня. А я чувствовала себя так, будто это мне должны были вынести приговор, а не Рите.
Родные убитого смотрели на Риту, и в их взглядах читалось пожелание ей самого большого срока, какой только был возможен. Полная женщина с квадратной фигурой и светлыми седеющими волосамивидимо, его матьвсё время щурилась и прикладывала платочек к припухшим векам.
Мама Риты, маленькая и коротко подстриженная, держалась непроницаемо. Её глаза за стёклами очков смотрели сосредоточенно и строго. Отец, лысеющий и весь какой-то мятый, выглядел словно с похмелья. Он даже не побрился сегоднятак и пришёл с покрытым седой щетиной подбородком.
Судья была женщинойгрузной, одышливой, с глубоким грудным голосом. В своей чёрной мантии с широкими плечами она напоминала уличную тумбу для афиш. Её монотонное, скучное бубнение доносилось до меня, будто сквозь глухую пелену:
...приговаривается к двум годам лишения свободы с отбыванием срока в колонии общего режима.
Больше я ничего не слышала. Все звуки в моих ушах слились в это монотонное "бу-бу-бу", а тело растворялось в этом невыносимо тошнотворном звуке.
К реальности меня вернул холодный аромат туалетной воды Александрыкак нить Ариадны, вытянул меня в яркий весенний день, к солнцу и небу. Её плечо, шляпа, серебро седины на стриженом виске... Кажется, она несла меня на руках к машине, а рядом по ступенькам спускалась адвокат Риты, Елена Сергеевнашикарная женщина в светло-бежевом пальто. Один рыжевато-каштановый плащ волос чего стоил... А глазаголубой огонь. Александра, кажется, говорила, что онаеё хорошая приятельница. Я бы не удивилась, впрочем, если бы они оказались больше чем просто подругами.
Ну вот, выдумала ещёв обмороки падать,укоряла она, пока Александра усаживала меня в машину.Риту напугала и расстроила... Неужели нельзя было без этого обойтись?
Лен, ну ладно тебе,мягко защитила меня Александра.Ты же понимаешь, что она это не нарочно.
Сердце сжалось озябшим комочком. Расстроила Риту... Наверно, она хотела броситься ко мне, но её не пустил конвой.
Александра достала из аптечки нашатырь, дала мне понюхать. Весенний воздух привёл меня в чувство, но слабость ещё не хотела отступать.
Так, ну, куда тебя везти?спросила Александра.Домой, наверно? Тебе сейчас надо бы отлежаться.
Меньше всего на свете я сейчас хотела оставаться одна. Нет, нет, только не это. Я просто сойду с ума, разобью голову о стену. Мне отчаянно хотелось прильнуть к тебе, но ты была сегодня на работе. И твоей сестре, как оказалось, тоже приходилось вернуться к делам.
Лёсик, малыш, я б с тобой посидела, но сегодня, как назло, дел дофига... Еле выкроила время, чтоб на суд тебя свозить.Её тёплые ладони осторожно коснулись моих холодных щёк.Давай как-нибудь... держись, а? Ну, не раскисай. Блин... Лен, ну что мне делать-то? Я не могу её в таком состоянии оставить.
Я попыталась взять себя в руки. В самом деле, ведь твоя сестраочень занятой человек, мы и так по максимуму воспользовались и её временем, и связями, и деньгами... наверное. Мне не хотелось, чтобы она беспокоилась из-за меня. Из-за моей дурацкой слабости.
Всё нормально,глухо прозвучал мой голостихий, неузнаваемый.Я буду в порядке.
Конечно, я не могла быть ни в каком порядке, но я должна была успокоить Александру. Я обняла её и прошептала:
Спасибо вам большое... Не знаю, как вас благодарить за всё, что вы сделали.
Глаза Александры тепло заискрились улыбкой.
А я знаю, как,сказала она.Переходи уже наконец на "ты". И зови меня просто Саша.
Меня отвезли домой. Александра уехала на работу, а великолепная Елена Сергеевна около часа побыла со мной. Каблуки её чёрных лакированных сапог постукивали по полу кухни, когда она заваривала чай. Я хотела сделать это самавсё-таки, она была гостьей, но Елена Сергеевна отмахнулась:
Да сиди ты.
Я млела в волнах свежего аромата её духов, ненавязчивого и элегантного. Не только профессионал, каких поискать, но ещё и красавица. Пусть ей и не удалось полностью выцарапать Риту из когтей правосудия, но, по крайней мере, она уберегла её от дикого и абсурдного произволапятнадцати лет за убийство при самозащите.
Ересь, конечно, полнейшая,сказала она, потягивая несладкий чай маленькими глоточками.Но, к сожалению, у нас такое возможно.
Конечно, Елена Сергеевна тоже была занятым человеком, и я неизбежно осталась дома одна. Впрочем, вскоре позвонила Александра:
Ну, как ты там?
Моё сердце невольно согрелось от такой заботы. Всё-таки повезло тебе с сестрой. Хотела б я такую же... Но у меня был только братв очках, с круглым пузцом и женой-наседкой, готовящей вкусные обеды. С понедельника по пятницу, а также иногда и по субботам он протирал штаны на работе, вечером приходил домой, сытно кушал иза компьютер либо к телевизору. Время от времени его донимал отпрыск: "Папа, ну поиграй со мной!", а его половина пекла пирожки и смотрела сериалы. Вот такая царила у моего брата семейная идиллия, в которой он был, судя по лоснящейся круглой физиономии, вполне счастлив и доволен. Звонил раз в месяц: "Привет-пока". Иногда консультировал меня по компьютерным вопросам и ставил мне антивирус.
Счастья примерно по такому же сценарию желали и мне. Но вместо того чтобы выйти замуж, нарожать детей и растолстеть, я осмелилась полюбить тебя.
Я приняла душ, выпила ещё чаю и улеглась в постель, когда позвонила ты.
Птенчик, ну что там?
Вдыхая запах чистоты от свежей наволочки, я сказала:
Два года.
Что?не поняла ты.
Дали Рите,пояснила я.
Помолчав, ты пробормотала:
Ну, хорошо, хоть не пятнадцать. Как ты, Лёнь?
Да ничего... Жива вроде,усмехнулась я.Правда, из-за всего этого я на свадьбу отца не пошла... Наверно, он жутко сердится на меня.
Ох, ё-моё,вздохнула ты.Бедный ты мой птенец. Надо же было так совпасть...
И не говори.Нет, на самом деле я хотела, чтоб ты говорилачтобы слушать твой голос и умываться тёплыми слезами, рваться к тебе всем сердцем, душой и телом. Желать тебя каждой клеточкой, каждым нервом, мечтать о твоих губах и пальцах.
Когда увидимся?хотела ты знать.
Я бы с радостьюпрямо сейчас,призналась я.Но это вряд ли получится. Давай завтра. Завтра у нас что? Суббота? У тебя до полпятого, а у меня выходной. Безумно хочу вырваться отсюда... Тем более, что здесь теперь поселится моя дражайшая маман.
Тогда до завтра,улыбнулась ты.Целую, моя птаха.
Сна не былоя просто лежала в постели, думая о Рите. Наверно, она уже ехала в поезде к месту отбывания срока... А может, ещё только ждала отправки. Я не представляла себе, как она там выдержит эти два года. Останется ли она собой, или же её научат "уму-разуму"? Она всегда была ведомой, подчиняющейся чужой воле. Во что её там превратят? Сломают? Растопчут?
Невыносимо больно.
А в дверном замке поворачивался ключ. Какие-то голоса на лестничной площадке... Тревога царапнула мне сердце, пощекотала холодком нутро. Ну, видимо, отгуляли свадьбу. Благополучно ли, ладно ли?
Как оказалось, не совсем ладно.
Пьяного в стельку отца завели в квартиру под руки. Рубашка, которую я сегодня наглаживала в шесть утра, выбилась из брюк, бутоньерка оторвалась, галстук висел на шее развязанный. Наступив на мои сапоги, отец споткнулся и пробормотал-прошипел что-то нечленораздельное.
Тихонько, тихонько,сказал Денис, поддерживая его с одной стороны.
Осторожно,вторил ему с другой стороны Дима, лопоухий бойфренд рыженькой Ларисы. Тот самый, который пренебрежительно сказал про тебя: "Онанетрадиционной ориентации", и который был свидетелем моего каминг-аута в тот злополучный день рождения.
Стоп! А он откуда здесь? Какого чёрта?
Моя новоприобретённая маман вошла следом за нимипышноволосая крашеная блондинка в голубом платье со стразами. Впрочем, пышность её причёске придавала перманентная завивка. К своему возрасту она сохранила изящную фигуру, и со спины ей можно было дать максимум лет тридцать пять, но с фасада иллюзия рассеивалась. Постбальзаковский возраст был налицо.
Димасик, не надрывайся, пусти его,сказала она с беспокойством.Ничего, Денис справится сам... Уложит его как-нибудь. Ох, ну надо ж было ему так нахрюкаться, а?!
Мам, да нормально всё,ответил Дима.Проспится, завтра человеком будет.
Денис временно усадил отца в кресло, а Дима раздвинул диван и постелил постель. Светлана же не пошевелила и пальцемтолько отдавала ценные указания, руководя погрузкой полубесчувственного тела на диван. Когда отца под белы рученьки водворили на брачное ложе, она поморщилась:
Я с ним, пьяным, не лягу... Денис, это кресло тоже раскладывается?
Да-да,пропыхтел мой брат, укладывая свесившиеся ноги отца на диван.
Ну, вот на него и лягу,решила Светлана.А то он беспокойный. Димасик, за такси рассчитался?
Рассчитался, рассчитался,ответил тот.
Я стояла, прислонившись к косяку и скрестив на груди руки. Вот оно что... Значит, Димасик. Я не удосужилась познакомиться с семьёй моей тогда ещё будущей мачехи, и вотсюрприз. Признаться, меня охватили недобрые предчувствия.
Увидев и узнав меня, Дима, по-видимому, испытал похожие чувства.
Ну, привет, брателло,усмехнулась я.
Привет,ответил он как-то настороженно, оттопырив карманы кулаками.
Что, тоже к нам переезжаешь?
К счастью, Димасик жил у бабушки, после смерти которой ему должна была достаться её квартира, а вот его сестра, как выяснилось, намеревалась вместе с мужем и ребёнком вернуться домойв квартиру матери. Живя с родителями мужа, она плохо ладила со свекровью, и молодой семье был нужен свой дом. Светлана переселялась к нам с отцом, освобождая для них жилплощадь.
Ночь прошла беспокойно. Отец стонал и метался, скрипел зубами, а потом что-то глухо бухнуло, будто упал мешок с картошкой: это отец скатился с дивана на пол. Я из своей комнаты слышала, как Светлана, кряхтя, пыталась затащить его обратно, но и пальцем не двинула, чтоб ей помочь. Пусть сама теперь с ним надрывается. Хотела мужа? Получите, распишитесь.
Утром у отца был отходняк. Светлана вилась вокруг него, слащаво щебеча, сюсюкая и предлагая чай с мятой и чабрецом, но он упорно требовал пива. Маман обратилась ко мне, но я, не отрываясь от компьютера, ответила:
Извините, мне сейчас немного некогда. Да и покупать пиво страдающему с похмелья мужчинеобязанность жены.
Светлана возмущённо фыркнула:
Вот ещё! Я не девочка на побегушках. Соизволь оторваться от своего интернета, никуда он от тебя не денется!
Но я не собиралась сдавать позиции. В итоге отец со стонами и кряхтением засобирался в магазин:
Етить-колотить, две бабы в домеа всё равно всё приходится делать самому! Тьфу!
Чай с травами Светлана выпила сама, а к нему ещё и две таблетки анальгина. Этой ночью ей было, разумеется, не очень-то до сна. Я тоже не слишком выспалась, но меня грело предвкушение встречи с тобой.
Оставив молодожёнов наслаждаться обществом друг друга, я вышла на улицу и вдохнула весеннюю свежесть. В сердце тупо пульсировала боль: Рита... Но я больше ничем не могла помочь.
И вот, твои тёплые руки завладели моими озябшими пальцами, а губы пылко и жадно прильнули к моим. С наслаждением отвечая на поцелуй, я обняла тебя за шею и не обращала внимания на прохожих... К чёрту всё и всех. И отца, и маман, и Димасика... Были только мы, одна большая кружка кофе на двоих и твоя гитара.
9. Операция
Я снова включаю машину времени и перемещаюсь чуть вперёд, оставив ненадолго Риту и семейные неурядицы в прошлом.
Всё начинается с обычной простуды. Коварная весна то пригревает, заставляя одеться полегче, то бьёт внезапным холодом, а солнце лишь притворяется ласковым: за его спиной орудует пронизывающий до костей ветер.
Всё воскресенье с раннего утра мы проводим на даче: настала пора весенней уборки. Нужно сгрести и сжечь прошлогодние листья, вырезать в малиннике сухие и старые ветки, то же самоесо смородиной и крыжовником. Основную работу делаю, конечно, я, а ты помогаешь в меру своих возможностей.
День яркий и солнечный, на небени облачка, и кажется, что уже совсем тепло. Утром зябко, и у меня мёрзнет нос, но к полудню, поработав, я разогреваюсь и даже потею. Деревья ещё голые, но в почках пульсирует молодая жизнь... Смородиновые почкивосхитительно ароматные, но в некоторыхнеестественно раздутых и круглыхзимует клещ. Их нужно ощипать, и эта задача как раз тебе по силам. Твои зрячие пальцы скользят по веточкам и безошибочно находят поражённые почки.
У меня уже скопилась целая куча малиновых веток, но ты занята смородиной, и я тащу их сама. Проходя мимо тебя, легонько шлёпаю по твоей обтянутой старыми рабочими джинсами попе: стоя у куста, ты загородила всю дорожку, по которой мне надо пройти.
Ну-ка, пропусти.
Нет, я могла бы, конечно, пройти и другой дорогойместа много, но я делаю это нарочно, просто чтобы потискать тебя. Ты реагируешь моментальноловишь и крепко прижимаешь меня к себе. Твои пахнущие смородиной пальцы касаются моей щеки, улыбающиеся губы приближаются...
Тьфу ты!
Обниматься вместе с охапкой сухих малиновых ветоквесьма рискованное занятие: можно выколоть ненароком глаз.
Подожди, пусти... Я брошу их в кучу.
Ты выпускаешь меня, но напряжённая струнка желания просыпается и начинает настойчиво петь. Сухие ветки с треском превращаются в пепел, полыхая на костре, туда же я бросаю и листья. Но они сыроваты, от них валит густой грязновато-белый дым, который ест глаза. Мне больше нравится нюхать пальцы, пропахшие тёплым, терпко-летним запахом смородины.
Не обходится и без происшествий. Сгребая листья из-под вишни, я умудряюсь запнуться о трубу и растянуться. Ты далекоощипываешь смородиновые почки, но треск моего падения заставляет тебя насторожиться.
Лёнь?
Да ничего, всё нормально,пыхчу я, поднимаясь.
Но небольшое головокружение и тупая, ноющая боль в затылке подсказывают, что пора принимать лекарства. Не то чтобы я любила глотать таблетки, но без них я не могу: когда зашкаливает давление, это не даёт нормально жить. Гипертония почечного происхождениясамая гадкая и тяжёлая, она может настигнуть тех, кому нет ещё и тридцати лет, но я пока справляюсьради тебя. Когда ты рядом, я летаю, как на крыльях, и сам чёрт мне не брат. Я живу, работаю и люблю.
Но ты чувствуешь меня порой лучше, чем я сама.
Лёнь, ты не устала?беспокоишься ты.Может, отдохнём, перекусим?
Это хорошая и своевременная мысль: иногда я так увлекаюсь чем-то, что меня надо притормаживать принудительно. Ты тонко чувствуешь момент, когда пора сказать "стоп". Мы идём в дом.
Увы, мой любимый напиток, кофе, мне противопоказан, и теперь я пью только слабенький чай или травяные отвары. Я завариваю чай из смородины, мелиссы, ромашки и малины, действительно понемногу начиная ощущать усталость. Ноги подрагивают в коленях, руки всё роняют, а между тем, день ещё в самом разгаре, а делморе. Надо дожечь листья, довырезать сухостой в малиннике... Много чего ещё. Мне нельзя расклеиваться и падать без сил, поэтомуперерыв.
Я люблю дачу. Не могу простить Денису продажи нашего сада... Хотя, конечно, в том, чтобы ютиться с семьёй в однокомнатной квартире, тоже мало весёлого, но иногда я очень скучаю. Новые хозяева выкорчевали половину всего, что у нас росло, чтобы отгрохать двухэтажный коттедж... Хоть ты и сказала: "Всё моё принадлежит и тебе",но на твоей даче я чувствую себя лишь гостьей, а не хозяйкой. Но всё равно я её очень люблю: онамой райский уголок покоя и отдохновения.
Пахнущие смородиной пальцы расстёгивают пуговицу на моих джинсах, тянут вниз молнию. Плевать на шум в голове: струнка желания поёт на самой высокой ноте, требуя нашего соединения. Мы молоды, и мы любим наслаждаться жизнью и друг другом.
Твои пальцы играют на мне так же искусно, как на струнах, и моё тело отзывается симфонией блаженства. Я хочу доставить немного удовольствия и тебе, но ты, щадя меня, делаешь всё самана моём колене.
Костёр, наверно, уже погас...
Но вставать прямо сейчас у меня нет сил, а в голове звенит до тошноты. Это пройдёт, скоро мне станет лучше, но в ближайшие несколько минут я ни на что не способна. Широкий диван даже в сложенном виде вмещает нас двоихесли прижаться друг к другу потеснее. Мы лежим с переплетёнными ногами и пальцами рук, и срывающееся с приоткрытых губ дыхание тепло смешивается в уютном тесном пространстве между нашими лицами. А солнце льётся в окна, весна предупреждает: любовьсладкий яд в крови.
Разомлевшая от этого яда, я дышу на твои губы. Они приоткрываются и щекочут мои. Я глотаю твои поцелуи, как самое лучшее и действенное лекарство, упиваюсь ими, как самым вкусным лакомством, и время тянется солнечно-медовой нитью. Баловство твоих пальцев под моим свитером заставляет меня захихикать от щекотки и соскользнуть с дивана.
Ой, Утён, всё... Там пора подбросить.
Но работать уже неохота. Я сажусь на самом солнцепёке и млею, как кошка, пока в костре дотлевают угольки. Моя одежда и волосы пропахли дымом и нагрелись, и мне кажется, будто так пахнет само солнце.... Но куча веток ещё ожидает сожжения, и я кое-как заставляю себя встать и пойти за ними. Едва малиновый сушняк касается раскалённых головешек, как сразупых!воспламеняется, и умерший было огонь воскресает, как Феникс. Я бросаю в костёр и ощипанные почки смородины. Потом надо будет побрызгать кусты средством от вредителей.
Я устала, и ты сама собираешь вырезанные мной ветки. У тебя это получается не так быстро, но вполне ловко: каждый сантиметр участка ты знаешь наизусть. В вишне тоже много сушняка, но там нужно поработать пилой, а я сегодня уже что-то выдохлась.
Я спилю,предлагаешь ты.Только подсказывай мне, что и где.
Я беру твою руку и кладу на сухой вишнёвый ствол толщиной в два пальца. Ты ощупываешь его, примеряешься, встаёшь поудобнее, и пила вгрызается в сухую древесину.
Уфф... Готово,ты распрямляешься и утираешь пот со лба.
Вечером мы с тобой, обе уставшие как собаки, пропахшие дымом и чумазые, пьём на веранде чай и едим жареную колбасу (да, знаю, мне её нельзя, но... иногда так хочется!). Всё, что было запланировано на сегодня, сделано. Ах да, ещё надо закидать землёй кострище, чтобы ветром снова не раздуло огоньпротивопожарная мера.
Наутро болят мышцы, и мы с кряхтением кое-как поднимаемся с постели. Застилая кровать, я охаю, а ты посмеиваешься.
Ничего смешного,бурчу я.Спина не сгибается...
Зарядку надо регулярно делать,подтруниваешь ты.
Когда я возвращаюсь вечером с работы, дома стоит подозрительная тишина. Обычно из твоей студии приглушённо слышится музыка, но сегодня меня встречает молчание. Покряхтывая, я разуваюсь (ещё побаливает поясница), всовываю ноги в тапки и иду на поиски тебя.
Сжавшись под пледом в комочек на диване, ты лежишь с таким усталым, бледным и грустным лицом, что мне на плечи сразу ложится холодный груз тревоги. Присев рядом, я ворошу и перебираю твои волосы.
Утён, маленький, ты чего?
Веки твоих невидящих глаз вздрагивают и приоткрываются.
Привет, птенчик... Да что-то голова разболелась и познабливает слегка.
Ну вот, ещё не хватало,огорчаюсь я.
Я ставлю тебе градусник и даю таблетку анальгина. Далеко не всегда на упаковках лекарств есть маркировка брайлевским шрифтом, и если ты заболеешь, без моей помощи тебе не обойтись. Не рискнув искать в аптечке лекарства сама, ты ждала меня и мучилась.
Бедный мой Утёночек.Я целую тебя в лоб, и ты отвечаешь усталой улыбкой.
На градусникетридцать семь и восемь. Я озадаченно чешу затылок: где же ты могла подцепить хворь? Может, вчера на даче? Когда активно двигаешься и работаешь на воздухе, можно простыть, и не заметив этого, особенно в обманчивую весеннюю погоду. Озабоченно спрашиваю:
Сопли, кашель есть?
Да пока не чувствую,отвечаешь ты, потирая пальцами лоб. Твои веки дрожат, а слепые глаза закатываются куда-то вверх и в сторону.В целомтерпимо, вот только голова сильно болит, особенно над глазами. Ими даже двигать больно.
Наверно, ты вчера на даче простыла,вздыхаю я.
Не знаю... У меня в группе одна девочка сопливит и кашляет, а всё равно приходит на занятия,говоришь ты.Может, от неё подцепила...
Безобразие,возмущаюсь я.Куда родители смотрят? Если ребёнок болеетнечего его в школу отпускать, чтоб он других заражал.
Как бы то ни было, нужно принимать меры по твоему лечению. Тымужественный и стойкий человечек, склонный преуменьшать свои жалобы, поэтому не всегда можно сразу понять, насколько всё серьёзно.
Порывшись в аптечке, я достаю анаферондля иммунитета. Освежаю в памяти инструкцию: первые пять таблетокчерез каждые полчаса, потомпо одной три раза в день... До половины двенадцатого я сижу с тобой, давая тебе таблетки строго по часам.
Ты хоть поужинала бы, птенчик,говоришь ты.Вовсе не надо возле меня дежурить... Со мной ничего не случится. Иди, покушай.
Я и правда забыла обо всём на свете. Ты заболелаэта беда заслонила собой всё остальное. В голове крутится песня Цоя "Когда твоя девушка больна". Вот уж правдав тему...