Ладно. А тебе что-нибудь принести?спрашиваю я.Может, у тебя и нет аппетита, но всё равно надо есть, а то сил выздоравливать не будет.
Ты морщишься, но я заставляю тебя съесть полтарелки куриного супа с вермишелью и выпить чай с засахаренной малиной. У нас всегда стоит баночка в холодильникедля лечебных целей.
Птенчик, ты бы слишком близко около меня не тёрлась,говоришь ты еле слышным и совсем севшим голосом.А то ещё не хватало тебе тоже захворать...
Ничего, всё будет нормально,заверяю я.Для профилактики я тоже принимаю анаферон.
Измеряем температуру сноватридцать восемь и пять. Это уже серьёзно. Пора снижать, и я даю тебе ещё малины и аспирина, тепло укутываю одеялом.
Совсем как мама,улыбаешься ты.
Я готова быть тебе кем угодномамой, папой, женой, сестрой, сиделкой, другом, донором... Если у тебя откажет сердцея отдам тебе своё. Если бы можно было пересаживать глазая бы не задумываясь пожертвовала своим зрением для тебя. Отдать тебе всю кровь до капли, всю жизнь до последнего вздохана всё это я готова, вот только примешь ли ты?
Ты засыпаешь. Я осторожно, чтобы не разбудить, ложусь рядом.
Утром у тебя нормальная температура, и ты решаешь всё-таки пойти на работу. Я считаю, что лучше бы тебе остаться дома и полечиться как следует, потому что это может быть только начало болезни, но для тебя единственная уважительная причина прогуласмерть.
Да нормально я себя чувствую,убеждаешь меня ты.Более или менее. Не переживай, птенчик.
Вздохнув, я даю тебе с собой анальгин и анаферон и с тяжёлой душой иду на работу... Приходится пожертвовать частью обеденного перерыва, чтобы сходить в аптечный пункт на первом этаже и купить там всё необходимое для лечения простуды: липовый цвет, ромашку и ноготки, пихтовое масло, капли в нос, спрэй для горла и бальзам "Витаон".
Вечером ты опять лежишь пластом, а температурауже тридцать девять.
Анаферон принимала?спрашиваю расстроенно.
Принимала, принимала,еле слышно стонешь ты.Голова опять трещит... И насморк, кажется, начался.
Твой носик и правда хлюпает и заложен.
Ничего, сейчас будем тебя лечить.
После всех лечебных процедуррастираний, полосканий и капелья пою тебя отваром липового цвета и укладываю в постель. Утром встаю в пять часов, чтобы взять тебе талон к врачу: если уж хворать, так на официальном больничном.
Оба моих выходных посвящены твоему лечению. У тебя открывается жуткий насморк, а непереносимую головную боль приходится глушить таблетками. В ночь с четверга на пятницу мне снятся дикие и странные сны. Сначала я как будто на работесгребаю граблями книги и жгу их на костре, потом отпиливаю ножку стула, потому что она якобы засохла и больше не даст листьев; потом появляется начальница, вся покрытая бородавками... Я их с неё ощипываю и кидаю в костёр. Попрыскать её инсектицидом я не успеваю: в реальность меня выдёргивает твой стон.
Ты сидишь в постели, обхватив руками голову и постанывая. Я обнимаю тебя, глажу по волосам. Жар у тебя спал, футболка прилипла к вспотевшему телу.
Утён, что такое?
Птенчик... Я разбудила тебя,стонешь ты.Прости... Голова просто дико болит. И правый глаз... Внутри. Больно двигать.
Моё нутро сжимается в один судорожный холодный комок. Что-то подсказывает мне, что у тебя уже не простуда: при обычной простуде таких сильных болей в глазах не бывает. Это что-то серьёзное, но я не знаю, что именно, а значит, не могу тебе помочь... От этого хочется плакать.
Дай мне ещё обезболивающего, Лёнь,просишь ты жалобно.
Это всё, что я могу для тебя сделать. Но обезболивающее только снимает боль, а её причину не устраняет. Что же делать? Куда бежать, кого звать? У меня трясутся пальцы, я вся холодею от страха и тревоги. Два часа ночи...
В комнате прохладно, и я, ёжась, сажусь в кресло. Ты лежишь одна в спальне, а я включаю компьютер, жмурясь от света настольной лампы. Захожу в Интернет, забиваю в поисковик запрос: "Боль при движении глазами". Яндекс сообщает мне возможные причины: излишнее зрительное напряжение, инфекционные заболевания придаточных пазух носа, мигрень, внутричерепное давление, воспалительные заболевания глазного яблока, воспаление зрительного нерва, повышенная температура...
Конечно, диагноз должен ставить врач, а я могу только гадать, но меня просто трясёт от желания что-то сделать, что-нибудь выяснить, помочь тебе хоть чем-то. Твоя больмоя боль, и это не образное выражение, а на самом деле так. Кликая мышью, перебираю страницы, читаю про заболевания глаз. Этим я только взвинчиваю свои нервы, но остановиться не могу. Три часа ночи, на работу вставатьв полвосьмого, хотя... Какая к чёрту работа, возьму отгул и снова поведу тебя к врачу.
От переживаний за тебя мне и самой становится плохо. Пью свои лекарства, выключаю компьютер и забираюсь на кровать. Ты сонно дышишь в темноте: видимо, обезболивающее помогло. Ну, можно тогда и мне, наверно, чуть вздремнуть... Ставлю будильник на пять утра: нужно сходить в поликлинику и взять для тебя талон к окулисту.
...Слава Богу, за время моего отсутствия с тобой ничего не случилось. Из ванной доносятся булькающие звуки и покашливание: это ты промываешь нос отваром ромашки и ноготков с двадцатью каплями "Витаона".
Тьфу, едрён батон,хрипло ворчишь ты, когда я заглядываю.Лёнь, может, как-нибудь по-другому можно нос лечить? Это ж пытка времён инквизиции. Ужас...
Да ладно тебе, какой там ужас?смеюсь я.Ничего страшного, я себе так делалаи ничего, жива. А насморк прошёл за три дня. Только почаще надо полоскать. Раз пять-шесть в день.
Пять-шесть?! Охренеть...Ты склоняешься над раковиной, сплёвываешь желтоватую от отвара слюну.
К половине одиннадцатого идём к окулисту,сообщаю я.Очередюку отстояла, но талон добыла.
Но сначала я звоню на работу. Администратор Марина спрашивает:
Чего там у тебя случилось-то?
Она в курсе, что я живу с тобой, и относится к этому спокойно. По моей просьбе, однако, она держит рот на замке: в толерантности нашей начальницы мы не уверены.
Моя "половина" заболела,признаюсь я.Отмажь там меня перед хозяйкой, если что.
Пропущу описание наших кабинетно-очередных мытарств в поликлинике: думаю, читателю и так хорошо известно, как мало в этом приятного и какой нервотрёпки стоит даже один поход к врачу. Предварительно тебе ставят диагноз "неврит зрительного нерва" и направляют на обследование в стационарев глазном отделении областной больницы.
Чуть переведя дух после всей этой изматывающей беготни, я еду на работу, чтобы оформить отпуск: у меня как раз есть неиспользованные две недели.
В течение нескольких дней мы с тобой бегаем по врачам, собирая необходимые анализы. Мои нервырастрёпанное мочало, давление зашкаливает, как стрелка спидометра на максимальной скорости, в глазах то и дело темнеет, да ещё ко всему добавляется насморк: видно, анаферон профилактически не помог. Я валюсь с ног, но продолжаю держаться. "Бак пробит, хвост горит, и машина летит на честном слове и на одном крыле",эта песня как раз про меня.
Когда я собираю тебе в больницу вещи, укладывая в сумку спортивный костюм, футболку, бельё, тапки и всё прочее, звонит Александра.
Лёнь, привет... Прости, что так долго не звонила: запарка была с делами. Ну, как вы там?
Нормально, Саш,машинально отвечаю я. И тут же признаюсь:То есть, не совсем... Яну в больницу кладут, у неё зрительный нерв воспалился.
Ну, ни фига себе, пироги с котятами!Тон у твоей сестрыозабоченный и огорчённый.Когда кладут?
Да вот, завтра утром повезу её,отвечаю я, сжимая в руке твои белые носочки... а на глаза наворачиваются слёзы. Душу буравит тоска, будто не в больницу тебя отправляю, а прощаюсь навсегда. Носочки чистые, ещё пахнут "Ленором".
В общем, так,решительно заявляет Александра.Я завтра заеду за вами и сама отвезу. Во сколько к вам подъехать?
Нам в больницу к восьми утра, так что...Горло невыносимо сжимается, в носу у меня щиплет от слёз.
Значит, в полвосьмого буду у вас.
Слово Александры всегда сопровождается делом. Ровно в полвосьмого она переступает наш порог, как всегда, элегантнаяв неизменной шляпе, лихо заломленной набекрень, и коротком двубортном плаще с поясом. Одной рукой обняв меня, а другойтебя, она поочерёдно чмокает нас в губы:
Чижики вы мои бедные.Потом, взяв твоё лицо в свои ладони, с нежной жалостью заглядывает тебе в незрячие глаза:Ну, как же тебя угораздило-то, Ясик?
Пока мы спускаемся по лестнице к машине, я рассказываю о наших злоключениях. В больнице Александра с присущим ей напором развивает такую бурную и энергичную организационную деятельность, что кажется, будто весь персонал начинает вращаться вокруг неё. Её респектабельный, а главное, платежеспособный вид сразу заставляет всех относиться к нам с повышенным вниманием и вежливостью. Тебе выделяется одноместная палата (естественно, за плату), а несколько купюр, с обворожительной улыбкой сунутые в кармашек симпатичной большеглазой медсестрички-блондиночки, обеспечивают тебе её персональный уход и присмотр сверх обычного. Ещё б она отказалась, когда в её кармане единовременно очутилась половина месячной зарплаты! Уж она расстарается, будьте спокойны. Особенно если через некоторое время ей сунут ещё столько же.
Больницаогромная, с множеством отделений, состоит из нескольких корпусов и окружена чистеньким красивым сквером с цветочными клумбами и скамейками. Часы посещений здесьс полпятого до семи, и в первый же день я прихожу к тебе, не выдержав домашнего одиночества. В палате только мы вдвоём, и можно миловаться сколько угодно без опасений. Теребя твои уши, вороша волосы и покрывая всё твоё лицо короткими быстрыми поцелуями, я шепчу:
Яська, Утёночек мой маленький...
Палата вполне уютная и выглядит прилично: бежевые стены с двойной горизонтальной полосой "вкусного" цвета какао, пластиковое окно с двойным стеклопакетом, вертикальные жалюзи, кожаный диванчик. Впрочем, интерьер палаты тебе безразличен: ты всё равно его не видишь, главное для насто, что она только твоя. Нет никаких неудобств, сопутствующих наличию соседей, и можно целоваться без стеснения.
Чтобы тебе не было так скучно здесь, я принесла тебе плеер и флэшку с аудиокнигами. Увидев тебя на больничной койке, я вновь ощущаю страх тебя потерять, а дома мои глаза всё время на мокром месте. Всё осиротело без тебятвоя студия, твоя кофейная кружка, твоё полотенце в ванной. И я.
Ну, чего ты опять раскисла?смеёшься ты.Нормально всё будет.
Уткнувшись своим лбом в твой, я говорю:
Господи, Утёнок, как же я тебя люблю.
Когда же я в последний раз говорила тебе эти слова? Не помню... Ужас.
Да, мне дико не хватает тебяхоть волком вой, особенно ночью, но для тщательного обследования и лечения здесь действительно есть все возможностиразнообразная сложная аппаратура и квалифицированные врачи. Медикаменты и палату повышенной комфортности в лучшей больнице области приходится оплачивать из своего кармана, и если бы не Александра, я бы ни за что не потянула таких расходов...
На пятый день мы узнаём новость, от которой меня поначалу охватывает ледяной паралич. Тебя обследуют по поводу воспаления зрительного нерва, а обнаруживают ещё и опухоль его оболочкименингиому.
Я сижу на кухне, пытаясь согреть руки о кружку с чаем. Твой отец умер от рака, вспоминается мне. Неужели наследственность? Если бы не это воспаление, опухоль могли бы ещё долго не обнаружить...
Успокойся, это доброкачественное образование,объясняет мне Александра, которая уже, конечно, поговорила с врачами и в курсе всех тонкостей.Довольно редко встречается, но хорошо поддаётся лечению.
Её тёплые руки накрывают мои, а кажетсябудто моё сердце попадает в их ласковый плен. А тебе нужна операция по удалению зрительного нерва, причём вместе с глазом, так как опухоль достигает его задней стороны, а зрение всё равно восстановлению уже не подлежит, и терять тебе нечего.
Они могут сделать эту операцию?Мой голос звучит глухо и измученно.
Они там делают операции любой сложности,говорит Александра.После надо будет ещё обратиться в центр глазного протезирования. Там Яське вставят стеклянный глази будет как новенькая.Ободряюще улыбнувшись, твоя сестра заправляет прядки волос мне за уши.
Но это же опятьденьжищи... Так и разориться недолго.Устало застонав, я подпираю гудящую от боли голову руками.Может, не надо? Яна и так почти всё время в очках ходит.
Но иногда она ходит и без них,мягко возражает Александра.Чтобы она не стеснялась их снимать, лучше, если у неё будут два глаза, а не один. Не бойся, не разорюсь,добавляет она с усмешкой.Я узнавала ценынормально.
Для тебя ей не жаль никаких денег, и мне становится стыдно за мой приступ скупости. Разумеется, с двумя глазами ты будешь чувствовать себя психологически комфортнее: когда увечья не видно окружающим, это всегда лучше.
Операция назначена через десять дней: сначала нужно долечить носовые пазухи, а пока тебе обкалывают глаз противовоспалительными препаратами. Мой отпуск кончается, и я уже не могу приходить к тебе каждый день, но когда прихожу, всегда приношу что-нибудь вкусненькое: хоть это и лучшая больница, но еда в ней всё-таки больничная. Светловолосая сестричка Юля проявляет к тебе повышенную заботу: то ли потому что Александра ей втихаря приплачивает, то ли из личной симпатии. Она собственноручно приносит тебе еду, следит за твоими вещамителефоном и плеером, сопровождает тебя на процедуры и в туалет. То она помогает тебе скачать с флэшки файл с книгой, то поправляет постель, то отчитывает меня за то, что приношу тебе "неположенные" продуктысловом, или усердно отрабатывает взятку, или... Даже не знаю. Предположить, что ты ей нравишься, я не решаюсь. Хотя по мне тоже, например, сразу и не скажешь, что я"не как все".
А однажды она говорит мне, смущённо улыбаясь:
Знаете, вы похожи на одну актрису... Джованну Антонелли. Особенно глазами и улыбкой. И ресницами...
Мне стыдно признаться, но я впервые слышу это имя. Впрочем, неудивительно: оказывается, это звезда бразильских сериалов, и самая знаменитая её рольроль красотки с трудной судьбой, Жади, в серале "Клон". Значит, Юлялюбительница мыльных опер... А вот ясовсем нет, потому и не подозревала, что я, оказывается, похожа на эту Джованну.
Дома я из любопытства залезаю в Интернет и ищу там её фотографии. Черты её лица не вполне идеальные, но вот глазапросто обалденные. Мне кажется, что Юля малость перегнула. Япохожа на эту красотку?.. Ну, может, и есть какое-то отдалённое сходство, но я далеко не такая шикарная. Рассматриваю многочисленные фото с кадрами из фильмов, потом пробую нарисовать себе такие же яркие восточные глаза, какими актриса щеголяет в упомянутом сериале. Стрелки и ресницы... Да, что-то есть, но на конкурсе двойников этой актрисы я вряд ли победила бы.
Мне неожиданно нравится такой стиль макияжа, и в следующий раз я прихожу так к тебе в больницу. Увидев меня, Юля замирает с раскрытым ртом.
Слушайтену вылитая Жади! Вам бы сейчас костюм для танца живота, покрывало, украшенияи вообще было бы не отличить!
Увы, ты не можешь оценить мой новый имидж, но мне достаточно тепла твоих пальцев, переплетённых с моими. Это значит для меня гораздо больше, чем восхищение всех на свете людей, одобрение родных, уважение коллег по работе и дажеда простит меня литературная Муза!мнение читателей моей писанины.
Час близится, и вотоперация уже завтра. У меня вдруг начинается такой жуткий мандраж, что тебе приходится меня долго меня успокаивать в палате. Твой глаз уже закрыт повязкой, и я испуганно пытаюсь туда заглянуть.
Что там? Тебе уже что-то сделали?
Ничего пока,смеёшься ты.Только бровь сбрили и ресницы обрезали.
Я бы переживала в десять раз меньше, если бы через это предстояло пройти мне, но мысль о том, что операцию будут делать тебе, невыносима. Куча страхов выползает из углов, щекоча меня холодными усиками, как призрачные тараканы: а если что-то пойдёт не так? Вдруг у тебя остановится под наркозом сердце или дыхание? И прочие ужасы, от которых я не могу ни есть, ни пить, ни спать. Ночь перед твоей операциейодна из самых трудных.
Когда Александра заезжает за мной утром, я лежу пластом с жуткими цифрами давления. Открыв ей дверь и впустив в квартиру, я теряю ощущение пола под ногами.
Только руки Александры, поглаживающие моё лицо, говорят о том, что я жива. Всем остальным телом, да и душой тоже, я нахожусь в аду.
Лёнечка, ты что же, лекарство забыла выпить?
Я пила его, но меня вырвало. Ничто не держалось в желудке, всё выворачивалось наружу.
Александра вызывает "скорую", а я всей душой рвусь к тебе. Если б я могла, я бы вылетела из тела, прикованного к постели, и помчалась бы туда, в больницу, чтобы охранять тебя невидимым призраком. Пытаюсь взлететь, выпростать из кокона крылья, но... не могу. По щекам катятся слёзы.
Александра в светло-сером брючном костюме с длинным жакетом расхаживает по комнате:
Ну где же эта "скорая", будь она неладна!
Похоже, не приедет.Каждое произнесённое слово раскачивает меня, как штормовой ветер.Езжай, опоздаешь...
Лицо Александры расплывается в моих глазах овальным пятном, только взволнованный блеск глаз пробивается, как далёкий свет звёзд.
Угу. И оставлю тебя тут в таком состоянии?
Езжай... Яне нужно... будь рядом.
Мы уже опоздали, Лёнечка. Уже восемь часов. Операция началась.
Началась... Опоздали. Не приехали, не поддержали, ты там одна. Пальцы Александры вытирают с моего мертвенно-белого лица слёзы:
Ш-ш... Тихо, солнышко, не переживай. Всё будет нормально.
Я вижу себя как будто со стороны и сверху. Мне легко, боли уже нет, и меня переполняет нежностьк тебе, к Александре, к врачам "скорой", которые вошли в квартиру. Мятая постель, моё тело на ней... Нос заострился, губы посерели, и рот приоткрыт тёмной щелью, волосы размётаны по подушке. А ведь действительно, похожа на эту актрису. Глаза очень большие. Глядя на себя в зеркало каждый день, я никогда не видела того, что вижу сейчас. Совершенно другими глазами я с удивлением рассматриваю себя и даже себе нравлюсь.
Иглы вонзаются в вены, и я снова чувствую мучения. Боль означает, что я жива. Но она постепенно отступает.
Через два часа я уже пью смородиновый чай с мелиссой, сидя в постели. Остаётся лишь слабость и тупая, затихающая, как уходящая вдаль гроза, головная боль. И давящее чувство вины перед тобойза то, что оставили тебя одну.
Ничего,утешает Александра.Яська в надёжных руках.
Да уж... Юля там, конечно, вовсю старается в наше отсутствие.
Вечером мы всё-таки едем к тебе. Я уже сносно себя чувствую, хотя Александра и хотела оставить меня дома. Но я так рвусь в больницу, что ей проще мне уступить, чем спорить и пререкаться.
Мы думали, что после операции тебя поместят в реанимацию, но ты уже в своей палате и даже очнулась от наркоза. На правом глазу у тебя толстая повязка, головной конец кровати приподнят под небольшим углом, и ты, прикрытая по грудь одеялом, с улыбкой слушаешь Юлю. Та, сидя на табуретке рядом с тобой, рассказывает анекдот.
Заходит девушка в парикмахерскую. Просит: "Мне что-нибудь покороче". Мастер спрашивает: "Каре, под мальчика?""Под машинку". Ну, парикмахер бреет её налысо. Она такая смотрит на себя в зеркало и говорит: "Нет, не то. Давайте каре попробуем".
В общем, я зря беспокоилась: судя по твоей улыбкеещё слабоватой и усталойтебе совсем не скучно. Увидев нас с Александрой, Юля замолкает и встаёт. Её светлые волосы, завитые и уложенные с "мокрым эффектом", чуть выглядывают из-под белой шапочки, в розовых мочках ушей блестят маленькие золотые серёжки.
Операция прошла успешно, всё в порядке,спешит доложить она, радостно сияя глазами, будто сама лично тебя прооперировала, а не хирурги.
Перед твоей сестрой она лебезит, будто перед непосредственным начальством. Александра, завораживающе улыбнувшись, галантно-изящным, по-кошачьи мягким жестом приглашает её в коридор.
Замечательно, Юленька, мы вам очень благодарны за заботу. Идёмте, я вас ещё раз поблагодарю.
Мы с тобой остаёмся наедине. Вечернее солнце несмело просачивается сквозь жалюзи, и полоски его света лежат на бежевой стене. На тумбочке стоят цветыне знаю, от кого. Может, Александра принесла, хотя зачем они тебе? Ты их всё равно не видишь. Впрочем, любой зрячий, вошедший сюда, увидит их, и его глазу будет приятно. Сев на место Юли, я дотрагиваюсь до твоей руки. Ты сразу сжимаешь мои пальцы.
Привет, птенчик... Ты чего утром не пришла?
Говорить мне мешает ком в горле. С повязкой почти в пол-лица ты выглядишь, как тяжелораненая. Надо ли тебе знать, как я сегодня утром видела себя со стороны?
Да ночью переволновалась немного,со смущённым смешком оправдываюсь я.Ну, и давление чуть-чуть поднялось. Но сейчас уже всё в норме.
По правде сказать, я и сейчас ещё не вполне уверена, на том я свете или пока на этом: временами меня начинает куда-то уноситьв какую-то гулкую пропасть, но я усилием воли возвращаюсь обратно к тебе.
Ну вот,огорчаешься ты.Зачем было?.. Я ж тебе сто раз повторила, что всё будет путём, а ты... Беда мне с тобой.Твои руки приподнимаются с одеяла в движении ко мне:Ну-ка, живо иди сюда, поцелуй меня.
Я целую тебя много раз подряд, крепко и долго, и твои суховатые после наркоза и полынно-горькие губы едва успевают отвечать. Тымоя. Живая, тёплая, дышащая и роднаяты.
10. Семейные связи. Роковой август
Одни связи рвутся, другие образовываютсяэто всем известно. Перелистывая страницы памяти вновь к началу наших с тобой отношений, я не могу не ощутить между их строчек и боль, и счастье. Одновременно. Вот так у нас с тобой получилосьсчастье с горьким привкусом и горечь с оттенком надежды.
Август для менянепростой месяц. Месяц потрясений, кризисов и трудностей. Именно в августе, незадолго до второй нашей годовщины, почти одновременно произошли два события, которые врезались мне в душу и память.
После того случая, когда нас чуть не застукали "на месте преступления", на даче мы с тобой встречались, предварительно выяснив планы твоей мамы. Впрочем, некоторый риск оставался, потому что Наталья Борисовна могла внезапно свои планы изменить. В июле, месяце ягод, мы вообще почти не могли воспользоваться дачей как местом для нежных свиданий: в тот год твоя мама вышла на пенсию и буквально не вылезала с участка. В июле она каждый день собирала ягоды и варила варенье, джемы и компоты. Иногда у нас из-за этого всё срывалось в самый последний момент, а порой даже уже в процессе: Наталья Борисовна так и норовила "впрячь" нас в садовые дела. Однажды, когда она как будто решила устроить себе выходной и посидеть дома (так она тебе сказала), мы, конечно же, поспешили воспользоваться свободной дачей, чтобы оттянуться по полной.
Несмотря на то, что встречались мы уже почти два года, мы по-прежнему оставались друг другу желанны. Казалось бы, люди знают друг друга давно, прелесть новизны утрачена, страсть остывает, отношения становятся обыденными... Не знаю, как тебе, но мне со временем отнюдь не стало скучнее. Да и в категориях "скучноинтересно" нельзя говорить о родном человеке, ставшем частью души и сердца, половинкой, без которой задыхаешься в этом мире и умираешь. Я не мыслила своего существования без тебя, вот и всё. Ты второй раз за лето коротко подстриглась, и меня безумно заводил твой ёжикрука так и тянулась погладить тебя по голове. В этот великолепный, но жаркий день мы с тобой обе были в каком-то приподнято-возбуждённом настроении: по дороге на дачу то беспричинно хохотали над каждым словом, то так же беспричинно замолкали, прислушиваясь к струнке желания, которая натянулась между нами и пела всё громче. За высоким забором, окружавшим участок, можно было хоть голышом ходитьникто не увидит. Так мы и сделали. Раздевшись догола, постелили на травку под вишней покрывало с кровати и улеглись рядышком... Жевали бутерброды и пили пиво, рассказывая друг другу свои новости: кто что делал, что чувствовал, о чём думал. Мне были интересны твои мысли, а тебемои. Удивительно, но стоило нам начать разговаривать, как темы возникали сами собой.
Солнечные зайчики, пробиваясь сквозь вишнёвую крону, плясали на твоей коже, в разогретом воздухе пахло мятой (кустик рос как раз у нашего изголовья), стрекотали кузнечики. Сорвав несколько листиков мяты, я растёрла их в ладонях, так что они превратились в зелёные катышки, и стала натирать тебе плечи, руки, грудь, живот. Несколько раз скользнув ладонью по твоей пушистой голове, я ощутила властный, неумолимый и сладкий спазм желания. Кроме твоего голоса и высоких людей у меня есть ещё один фетишзапахи. Наверно, это что-то первобытное, животное и естественное. Аромат твоего тела, смешиваясь в жарком воздухе с запахом мяты, возбуждал во мне невыносимое желание затискать, зацеловать, защекотать, залюбить тебя... до писка, до стона, до стиснутых в экстазе зубов.
Сначала было нежно, воздушно-пушисто, на кончиках пальцев, как чтение брайлевского шрифтапианиссимо; потом горячо, влажно и сильно, напряжённомеццо-форте; затем мучительно и безумно сладко, до болифорте; мега-взрыв и извержение вулканафортиссимо.
...И отступление щекотно-тёплыми шажочками, дорожками из поцелуев, ласковыми дуновениями ветерка по кожедиминуэндо... до тишины, al niente.
Солнечные зайчики плясали на твоих широко раскрытых глазах, но ты даже не жмурилась: твоей реальностью давно стала полная тьма. Лучики-иголочки были не в силах проколоть эту чёрную пелену.
Браво, маэстро,выдохнула я тебе на ухо.
Букашки ползли по своим делам, вишня блестела глянцем тёмно-зелёных листьев и гроздьями спелых ягод, просвечивающих на солнце, а мята пахла отрезвляюще и горько, напоминая нам в нашем сладком ничегонеделании, что идиллиякратка...
Потому что мама изменила свои планы.
Загромыхал ключ в замке ворот, и у нас было всего несколько секунд, чтобы натянуть хотя бы бельё.
Нам повезло: место, где мы расположились, нельзя было увидеть от входа. Нас загораживали дом и теплица, и мы успели сделать вид, что просто загораем. Я отодвинула покрывало из тени на солнышко, надела панамку и лениво разлеглась, в то время как ты достала из корзинки новую банку пива. Смачный чпок и шипение при её открытии как раз совпали с появлением твоей мамы. Шагая по дорожке и щурясь на солнце, она воскликнула:
А, девочки! Вы тут?
Привет, мам,как ни в чём не бывало отозвалась ты.
Здрасьте, Наталья Борисовна,сказала я.Вот, загораем немножко.
Наталья Борисовна была в светло-бежевой летней юбке и белой футболке с треугольным вырезом, а на голове её красовалась широкополая соломенная шляпка. Склонившись над тобой, она энергично потрепала твою стриженую голову ладонью:
Ты чего без головного убора? Напечёт...И пробурчала недовольно:Опять оболванилась, как... Как не знаю кто.
В отличие от меня, ей не нравилась твоя стрижкаслишком короткая для девушки.
Мам, ну жарко же,сказала ты в своё оправдание.
Алёне тоже жарко, но она же не стрижётся так,возразила Наталья Борисовна.Ты б ещё под ноль побрилась.