- Вы готовы кардинально поменять жизнь и опекать свою дочь, если она разведется с мужем?
- Готов. - Улыбнулся мужчина. - Я очень виноват перед ними обеими. И если она меня не оттолкнет...
- А Вы постарайтесь доказать, что Вам можно доверять. Иначе она останется совсем одна.
- Вы мне тогда поможете? Скажете, когда можно будет с ней поговорить? - Заволновался он.
- Обязательно. А сейчас нам надо ехать. Ей и ее мужу грозит опасность. Если кто-то будет спрашивать, дома ли Панкратовы, говорите, что нет. Уехали. Понятно?
- Да. - Мужчина выпрямился и посуровел. А потом зашел в будку и поднял шлагбаум. - Доброй дороги!
И мы снова въехали в наступившую ночь.
- Борь, мы снова в ресторан? Ты понял, кто взял шубу? - Обреченно сказала я. Мама звонила через каждые пятнадцать минут, но я поставила телефон в беззвучный режим.
- Да, Леночка!
- Но, может, ты меня все же отпустишь? Моей маме нечем кормить Сережку.
- Давай телефон, я сам ей позвоню!
- У тебя совесть есть?
- А ты хочешь спокойной жизни для себя и своего сына?
- И зачем я устроилась к твоему брату работать? - Задала я сама себе вопрос и протянула Борису телефон с набранным номером.
- Марина Сергеевна! Добрый вечер! Да, это Борис. Обстоятельства складываются так, что мы приедем где-то к одиннадцати вечера. Да, серьезные проблемы и их надо как можно быстрее решить. Да, Леночку они тоже затрагивают. Спасибо, что потерпите! До встречи.
И он передал телефон мне.
- И что мне придумывать для мамы, когда вся эта кутерьма закончится?
Борис с улыбкой посмотрел на меня:
- Придумаешь! Ты же умница!
И я сразу вспомнила: 'когда мужчина называет женщину умницей, значит, что она круглая дура...'
И мы снова подъехали к ресторану. Охранник, узнавая, проводил нас внимательным и настороженным взглядом.
- Менеджер здесь? - на ходу бросил Борис.
- Да, в кабинете.
Теперь моего спутника здесь встречали, словно неизбежное зло, или дорогого гостя. То есть, все улыбались, но тут же бежали прятаться.
- Добрый вечер! - Борис без стука вломился в кабинет менеджера или, по-старому, управляющего, рестораном.
- А, Борис Александрович! - Поднялся ему навстречу сам Лев Семенович, настоящий хозяин сего чревоугодного заведения.
- Как приятно, что не надо представляться и что-то растолковывать! - Тут же разулыбался Борис. Однако глаза его оставались ледяными.
- Вроде ми с Вашим братом утрясли эту проблемку, а Ви опять нюхаете, ищете... Знаете, господин Панкратов, бизнес не любит огорчений. Ему праздник, удовольствие нужно, а не еврейский погром!
- Лев Семенович, простите за навязчивость, но, думаю, мы пришли сюда в последний раз и все будет тихо и гладко. Тем более, что нам нужен всего один человек: ваша уборщица.
- Тамила? Эта убогая? Зачем?
- К моему глубочайшему прискорбию, она украла сумочку невинно убиенной секретарши моего брата. А там был телефон. И в нем - контакты, личная и деловая переписка. Вы же понимаете, что нам не нужна огласка?
- А ви уверены, что ридикюль стянула она?
- Скажем так, на девяносто восемь и восемь десятых процентов.
- Я хочу присутствовать.
- Конечно.
- Моня, - поднял Гройсман трубку стилизованного под старину телефона, - найди поломойку и ко мне в кабинет!
Я зажалась в темный угол между одежной стойкой и стеной. Настольная лампа ярко освещала место в центре комнаты, сразу ослепляя глаза вошедшему. Гройсман сел за стол, а Борис встал рядом с входной дверью, но в тени.
Раздался робкий стук, а потом медленно открылась небольшая шель. И в ней заблестел глаз.
- Лев Семеныч! - позвал негромкий женский голос. - Можно войти?
- Входи, Тамила, да живее, - отозвался директор, - иначе твоя хроническая вежливость перейдет в мой хронический ринит.
Женщина тихо хихикнула и зашла внутрь, сморгнув от бьющего в глаза света. Борис бесшумно встал к двери.
- Тамила, а скажи-ка мне, дорогая, где сумочка, которую ты увела у разбившей голову клиентки?
- Я не брала! - Подпрыгнула женщина. - Не брала! Не было возле нее сумочки!
- А белая норковая шубка? - Ласково спросил сзади Борис. - От крови отстирала?
Она резко обернулась, прикусывая костяшки пальцев. Маленькие темные глаза растерянно бегали по лицу высокого неизвестного человека. Седые волосы выбились из-под сползшей набок косынки.
- Так она все равно ее бы выбросила! А я подкладку выпорола, испачканный край срезала, теперь дочка моя ходит...
- А теперь скажи мне, голубушка, - махнув Гройсману ладонью, чтобы не лез, Борис продолжил расспрос. - Кто вышел из туалета перед тем, как ты в него вошла?
- Так женщина. Не мужик же! Туалет-то женский!
- Опиши ее.
- Выше меня ростом. - Осознав, что шуба никому не интересна, Тамила успокоилась и уверенно продолжила: - Волосы черные, короткие, так, шапочкой. Лет за пятьдесят. Полная.
Она описала вокруг себя руками этакую бочечку.
- Платье черное с блестками. На руках - перчатки в сеточку. И большое кольцо с бриллиантом. И на шее тоже бриллианты. Так это она?! - Маленькая Тамила прикрыла руками рот. - Может, она и сумочку... того?
- Может. Садись-ка за стол и подробно все опиши, что видела. Тогда, возможно, Лев Семенович сможет забыть про шубу и еще кое-какие прегрешения... Да, Лев Семенович?
Директор закашлял.
Маленькая уборщица, кое-где коверкая русские слова, быстро исписала целый лист, поставила число и фамилию.
- Молодец, иди работай. - Выслал ее директор. - И смотри у меня!
Та испарилась.
- Значит, убийца найден? И что ви с ней будете делать?
- На войне, как на войне, мон шер. - Улыбнулся Борис, бережно складывая листочек, завизированный еще и Гройсманом. - А могу я попросить Вашего повара сделать горячий ужин с собой на пятерых очень голодных людей? А у вас есть в чем забрать?
- Да, Борис Александрович. Сделаем. Может, пока посидите в зале и покушаете?
- Леночка! - Извлек меня Боря из-за вешалки. - Кушать будем?
Я молча и с признательностью посмотрела на него.
- Вот теперь у нас есть то, чем можно припереть к стенке Татьяну Петровну, а там и Синельникова!
Мы, затоварившись в магазине продуктами на год вперед, а также горячими ужинами из ресторана, ехали по лесной дороге к нам в деревню. Борис позвонил своему брату и порадовал положительными находками, еще раз попросив сидеть тихо. Думаю, Александр достаточно умен для того, чтобы обеспокоиться целостностью своей шкуры.
Наша деревенька, своей единственной улицей уходя от проезжей дороги в сторону, блестела нечищеными сугробами, единственным фонарем на всю округу и теплым светом в нескольких домах, куда со своими детьми приехали на зимние каникулы дачники, и согревала морозный воздух белыми дымками печей. На душе сразу стало умиротворенно и радостно, как будто я снова вернулась в детство, в котором добрая и улыбчивая бабушка Глаша пекла в русской печке румяные пироги и варила вкуснейшие щи. Так жаль, что мои бабушка и дедушка, жившие в этом доме и обожающие свою единственную внучку, умерли один за другим. 'Сердце', - говорила мама, а отец плакал.
Перед нашими воротами был расчищен от снега не только заезд, но и приличный кусок дороги. Борин мерседес, спокойно справившись с сугробами, замер на широком мостике через сточную канаву, идущую вдоль всего посада. Окна в избе ярко светились, и через легкие тюлевые занавески я разглядела отца, застывшего с книжкой у телевизора и мать, хлопочущую на кухне. Но вот она увидела свет фар, всплеснула руками, и весь дом пришел в движение. Захлопали внутренние двери, затопали шаги. А мы с Борисом уже доставали сумки с продовольствием.
И все-таки, я люблю приезжать сюда одна. Тогда мы остаемся здесь вдвоем: старый дом и я. Гладя его теплые стены, извиняюсь, что бываю слишком редко. Рассказываю, что люблю его. А он отвечает мне молчаливой и печальной нежностью. А глубинами моей памяти скользят призрачные силуэты моих дорогих бабушки и дедушки.
Сережка и Вероника выскочили на крыльцо первыми. В одних свитерах, но в валенках.
- Мам! Дядь Борь!
Сережка чмокнул меня в шеку и протянул ладонь Борису. А тот на секунду прижал мальчишку к себе. Вероничка приподнялась на мысочках и обняла меня за шею.
- Здесь теплый ужин. Только из ресторана. - Предупредил Борис Сережку и осторожно передал тяжелые судки, поставленные один на другой. - Неси бабушке!
- Вероника, здесь фрукты и хлеб. - Нагрузил мою будущую невестку.
Мама в дверях, ахая и суетясь вокруг счастливого Сережки, пошла с ним в дом. Подошедший отец взял сумки в обе руки.
- Все в порядке? Как дорога? - поинтересовался он.
- Хорошая. Зимняя. Елочки, сосенки. - Беззаботно ответил Борис. - Там, в синей сумке мясо, рыба и сосиски. Их надо бы в морозильник.
Я отдала Борису свою сумочку и попросила:
- Отнеси домой, я хочу прогуляться.
- Может, вместе после ужина?
- Да, конечно. Но сейчас хочу одна. Я недолго, минут десять-пятнадцать. Не переживай, иди в дом. Здесь все тебе рады.
Он кивнул. А я, засунув руки в куртку, медленно побрела в другой конец деревни. Туда, где начинается длинный и пологий спуск к реке, заросший молодыми сосенками и кустами ирги. Здесь в домах света не было. И я медленно шла по заметенной дороге, аккуратно проверяя ногами твердость грунта. Остановившись у крайнего дома, я полюбовалась на поле и далекий, темнеющий на фоне белых снегов, лес.
'Здравствуй, лес!' - тихонечко сказала ему. - 'Я скучала по твоим пушистым сосновым веточкам и корявым березам. Ты помнишь меня?'
И мне вдруг показалось, что оттуда, издалека, ко мне прилетела мощная и светлая волна любви и грусти. 'Забыла меня...' - шепнул лес мне на ухо. - 'Приходи, у меня хорошо: снег на ветках, молодые шишечки и толстые снегири, розовыми стайками чирикающие на елках. А лоси доходят почти до деревни. Они такие любопытные! А у рыси, там, в чаще, подрастает толстолапый котенок... Приходи...'
'Спасибо, лес! Если получится побыть здесь хоть немного, приду. Надену лыжи...И что для нас с тобой какая-то пара километров?'
'Завтра будет солнышко. Вспыхнет радугой слетающий с елок снег. На припеке запахнет сосновой корой. А у темного ствола появится первая крохотная проталинка...'
'Спасибо, лес! Я люблю тебя!'
'И я...' - прозвучало дальним эхом.
Я улыбнулась и по своим следам медленно пошла домой. Самое главное я сделала.
Говорят, многие люди замечательно чувствуют воду. У нас речка течет прямо за крайними избами, и когда я была маленькой, часто бегала с друзьями купаться. Но разговаривать я могу только с ветром и лесом. Я их как-то ощущаю, вижу: свободную независимость ветра и ласковую улыбку доброго и щедрого леса. И в любое, даже не грибное и не ягодное лето я всегда приношу из его кущей подарки. Причем, лес ведет меня именно в те места, где растет самая крупная черника и брусника. Не жадничая, я спокойно набираю три литра часика за два и еще час гуляю, разговаривая с этим мудрым существом о своих житейских пустяках. А он слушает и никак не хочет отпускать, бросая мне под ноги самые спелые и крупные ягоды или подставляя крепкие, упругие боровички, так сытно пахнущие в корзине...
Дойдя до своего дома, я погладила крыло мерседеса и вошла в калитку. На террасе ярко горел свет. На крылечке, освещая вычищенную тропку, светил фонарь. Вершинки кустов едва виднелись из снежного плена. На самой макушке старой яблони висели три мороженых коричневых яблочка. Я счастливо рассмеялась: как же здесь хорошо!
В избе уже накрыли стол. Ресторанная еда дымилась на тарелочках, а вокруг источали одуряющие ароматы кислая капуста и соленые огурцы с помидорами.
Я улыбнулась:
- Мам, ты говоришь, еды нет. Да на одной капусте можно месяц жить! И картошка в подвале.
- Это не еда! - Авторитетно сказала мама. - А легкий перекус. Мой руки и садись.
За столом уже сидели отец, Сережка и Вероника. Мама взяла чистую тарелочку и поставила ее рядом с Борисом. Перед мужчинами стояли рюмки, а в центре стола совершенно нахальным образом возвышалась бутылка водки.
- Это что? - Удивилась я, когда поняла, что по первой уже выпили. - Разве мы не едем в город?
- Ну дочка, у мужчин был трудный день. Боря сказал, вы целый день на колесах. Так надо немного расслабиться. Видишь, я тоже за компанию!
На донышке маминой рюмки плескалось две невыпитые капли. А Борис состроил невинные глаза и пожал плечами, нацеливаясь на крошечный огурчик.
- Мам, им обоим хватит. У папы, да и у Бори больное сердце.
- Да?! - Обрадовался отец. - А что ты принимаешь? О... А ты пробовал...
Короче, мужчины нашли интересную для них обоих тему.
Сережка с Вероникой быстро поели и вышли из-за стола.
- Ба, будете пить чай, позовете. Мы - в мамину комнату. Кино посмотрим.
Сын на секунду притормозил и спросил, глядя то на меня, то на Бориса:
- А после ужина пойдем на санках кататься?
Где бы мы с ним зимой ни отдыхали, у нас была традиция, заведенная еще в далеком Сережкином детстве: после ужина кататься на санках. Тем более, здесь, в сарае, стояли здоровые, деревянные, подбитые железной полосой, сани, которым годков было больше, чем моему отцу, поскольку они еще в детстве с братом возили на них воду с речки. Колодец-то сделали только в семидесятых...
- Да, сынок. Если хочешь, пойдем. - Улыбнулась я. - А вы горку раскатали?
- Целый день трамбовали: Ник, Дэн и мы с Вероникой!
- Тогда, конечно!
Мама все-таки выпила свои две капли и начала уговаривать Бориса остаться погостить до девятого.
- Все равно в этой вашей Москве отдохнуть совершенно невозможно! Гарь, машины, реагент. А у нас - река, снег, воздух!
- И с утра до вечера очистка снега! - Ввернул папа. - Мать, у них - дворники, а у нас - лопата и полтора землекопа!
- Да какой из тебя чистильщик! - Махнула рукой мама. - Картошечки? Горяченькая!
- Вот и я о том же. За единицу у нас теперь Сережка.
Папа встал и подложил в печь дрова. Батареи были огненными, и в доме царило умиротворяющее тепло. Меня потянуло в сон и, откинувшись на спинку дивана, я начала клевать носом, краем уха слушая доносящийся, как сквозь вату, разговор.
- Я бы с удовольствием принял ваше любезное приглашение, - говорил Борис, - но...
- Вы не волнуйтесь, у нас есть отдельная комнатка! Там тепло, батареи! Отец, - мама кивнула на моего папу, - когда пять лет назад перекрывал крышу, сломал мост и светелку. А потом сделал дом короче, но пристроил к избе комнатку. Вы, наверное, когда заходили, внимания не обратили? Теперь у нас вместо большого и неудобного сарая - маленькая терраска и комнатка для Леночки. Но сейчас там больше Сережка обитает. Ведь им вдвоем с Вероникой удобнее без посторонних! И окошко прямо в сад. А Леночке, когда она приезжает, тоже очень нравится там жить!
- Спасибо! - Наконец, смог вставить свое слово Борис. - Но мне надо закончить дело, ради которого я приехал. Думаю, если завтра мы уедем пораньше, то возможно, уложимся за один день. И я, наконец, отпущу вашу дочь отдыхать.
- Ну а сами? - Мама никак не хотела выпускать из своих рук 'приличного' мужчину.
- А у самого десять дней отпуска в начале февраля. Хотел слетать на неделю в Альпы.
- У нас горки лучше! - Авторитетно заявила мама. - Даже Сережка подтвердил. А они с Леночкой где только не бывали!
- Мать, давай чайку попьем. Ребята нам тортик привезли. - Перебил отец упертую мамину настойчивость.
- Ой, конечно!
И она ушла на кухню ставить чайник и доставать чашки.
- Извините, Борис. Просто мать очень любит нашу деревню и считает, что на земле красивей места не существует. - Неловко попытался нейтрализовать ее напористость отец.
- Я понял. - Усмехнулся Борис и предложил: - Может, еще по одной? Пока одна из женщин на кухне, а вторая спит?
- Точно, спит? - Отец не переносил моих укоризненных взглядов.
- Точнее не бывает.
Я не стала их разочаровывать, поскольку никак не могла открыть глаза, постепенно проваливаясь в сон все глубже. Но тут в избу ворвался мой сын и с разбегу обнял меня за шею. Сон слетел, словно его и не бывало.
- Ма-ам! Ну ты скоро?
Похлопав глазами, я улыбнулась ему и потянулась.
- Да хоть сейчас. Скажи бабушке, что чай мы будем пить позже.
- Мама устала... - Начал было дед...
Но резвый внук уже объяснял бабушке, что наступило самое время для ночных покатушек.
- Михаил Викторович, а валенки сорок четвертого размера у Вас не найдутся? - Поинтересовался Борис. - Хочу проконтролировать процесс. Не дай Бог, Ваша дочь заснет где-нибудь в сугробе, а невнимательная молодежь забудет откопать?
Борю тут же упаковали в высокие валенки, дедову телогрейку и вязаную шапку с миленькими рыженькими ушками. Вероничка хихикнула: красавец-мужчина превратился в деревенского ваньку. Но военную выправку не спрячешь даже за мешковатой одеждой... Я надела старый лыжный комбинезон и легкие сапоги-дутики. И тепло, и идти через сугробы не тяжело.