Куда нам теперь?спросил Дорн.
К эшелонам, пока не начались построение и поверка, скорее Скорее!
Они быстро протискивались сквозь толпу Внимания на них не обращалитолкались все, все куда-то рвались, лишь бы найти своих и сказать, может быть, последние слова, передать, может быть, последний привет
Вам еще не выдали обмундирование? Почему в штатском?строго окликнул их капрал, стоящий у эшелона.
Дорн выступил вперед:
Извините, мсье, но мы уже сдали приписное свидетельство. Нам приказали идти сюда.
Хорошо, черт бы побрал эту неразбериху, получите форму Если не здесь, то там. Проходите к пятому вагону, к пятому
Мы покурим?просяще крикнул капралу Фернандес, остановившись перед пятым вагоном. Тот согласно кивнул.
Наша задача,быстро заговорил Фернандес, когда они остановились,как угодно, но добраться до границы. Там мы выберемся и хоть пешком, но должны попасть в Брюссель.
Дальше что?нетерпеливо спросил Дорн.Зачем нам в Брюссель? Самое необходимое для меня сейчас оказаться либо в Лондоне, либо в Берлине.
Ты окажешься в Москве.
Меня отзывают?у Дорна упало сердце.В такое время?
Сейчас самое важноеоторваться от Коленчука и Доста.
Я Я провален?
Балда! Вот-вот начнется война. Оставить тебя в лапах этих мясников в такое время? За кого ты нас принимаешь? Ты нам нужен живым.
Лиханов смотрел непонимающе. Слова с трудом доходили до его сознания. И наконец появилась смутная догадка, все объясняющая, ставящая все на место: он среди своих, родных, русских людей, и Дорн тот русский человек, который, жертвуя судьбой и жизнью Он схватился за сердцетак оно забилось.
Мы и делаем все, чтобы ты не провалился,говорил Фернандес.У меня бельгийские паспорта. Мы должны попасть на рейс БрюссельКопенгагенРига, а они только по четным числам
Значит, послезавтра, двадцать восьмого?
Или тридцатого, если замешкаемся в дороге. Нашим я телеграфирую из Брюсселя, в Риге нас встретят. А вы, Лиханов, осторожнее с вашим гимназическим французским, лучше больше помалкивайте, прошу вас.
По вагонам!закричал капрал.
Из вагона Дорн видел только руки, протянутые к окнам и дверям, над головами плыли корзины, свертки, мешки
Франсуа, там табак и кофе, слышишь, табак и кофе!громко кричала немолодая женщина.
Старик посадил на плечи маленькую, плачущую от ужаса девочку:
Смотри, смотри, там твой отец, запомни его лицо, Мари
Дедушка, мне холодно
Амели, береги себя!донеслось из открытого окна вагона.
Где-то захрустело стекло, где-то хлопнула железная дверца, резкий гудок паровоза отбросил толпу в сторону.
Это пятый вагон?спросил Фернандес у молодого мужчины с промасленным свертком.Советую держать подальше от себя вашу пулярку, но и наши костюмы не украсят масляные пятна
Благодарю, мсье, извините,ответил мужчина,не знаю, куда ее девать, увы Да, пятый вагон, мсье, и, кстати, там еще есть места
Они устроились у самого тамбура. Нестерпимо несло из клозета, но выбирать не приходилось.
Где мой любимый лосьон «Цветы Луары»?усмехнулся Фернандес.
Лиханов присел на жесткую скамью, закрыл глаза и перекрестился.
Двумя пальцами, двумя, и слева направо,прошипел Фернандес.Если вам так важно именно сейчас поблагодарить пресвятую деву
Дорн улыбнулся. Вряд ли в этой сутолоке кто-то обратил внимание на Лихановавсе заняты собой.
На противоположной скамье сидели два представительных господина, очень похожие друг на другаочевидно, братья. Третий, совсем юноша, прижал лицо к оконному стеклу и жадно смотрел на уходящие назад парижские улицы. Тоннель окутал вагон мраком, потом на несколько минут опять появилось небо, снова тоннельи остановка. Эшелон подошел к перрону Восточного вокзала. Дальше остановок не будет. Опять все бросились к дверям и окнам. Но капралы не открыли двери вагонов. На перронешеренга национальной гвардии, оркестр, исполняющий «Марсельезу», знамена.
Так Франция всегда провожала своих солдат,восторженно прошептал юноша у окна.
Лиханов опустил голову, чтобы не видеть его слез. Вспомнил себя в четырнадцатом году, вот такого же, полного патриотического порыва и желания отдать жизнь во имя защиты Родины. Стало жаль парня.
И долго мы будем стоять, Серж?вдруг спросил один из братьев.
«Они, наверное, помнят Марну,подумал о братьях Лиханов.Их патриотизм другой. Они выполняют долг, и никаких чувств, кроме горечи разлуки с мирной жизнью и близкими» Эшелон тронулся, постепенно набирая скорость. За окном замелькали названия пригородных платформ, потом они стали попадаться все реже и реже. К вечеру мимо окон вагона проплыла надпись на фронтоне вокзала в готическом стиле: «Реймс». Старый город французских королей.
«Куда мы отсюда? Очевидно, на Мец. Значит, уходить нужно после Меца, на первой же платформе ждать поезда на Тионвиль, там до люксембургской и бельгийской границы рукой подать. Когда это может быть?»Фернандес посмотрел на часы.
Куда вы торопитесь, мсье?с легкой насмешкой спросил один из братьев.На войну солдаты прибывают вовремя.
Так, привычка,бросил ему Фернандес,но разве вы солдат? Думаю, вас ждут офицерские погоны.
Я дорожный инженер. Очевидно, буду командовать саперами. Как и мой брат Сержон специалист по мостостроению,представительный господин тяжело вздохнул.Обычно в это время мы с братом раздумываем, где бы поужинать. Мы живем вдвоем, холостяки. Но провизией запаслись. Я смотрю, вы совсем налегке. Разделите нашу трапезу, не откажите!
Благодарю,улыбнулся Фернандес,командование уверило, что на довольствие
Командование слишком во многом нас уверяет,усмехнулся второй брат,слишком во многом, чтобы ему верить. Неужели вы верите, что мы сможем отстоять чехов, если все газеты разом твердят, что чехи и словаки, вместе взятые, не стоят одного французского солдата? Кто захочет после этого честно воевать? Однако командование нас уверяет, что эта война будет увеселительной прогулкой. Гитлер свернется в клубок, окруженный четырьмя армиями, и больше не высунет носа из Берлина, Мюнхена или где он там сидит. Но все это пропаганда,он замолк и снял с полки увесистый саквояж, закрыться которому мешало длинное горлышко бутылки.Юношаокликнул соседа по лавке.За окном вы не увидите уже даже звезд.
Фернандес, Лиханов и Дорн от вина отказались. Они знали, что их ждет ночьютолько не сон под перестук вагонных колес.
Поезд подошел к Мецу в три часа ночи.
Когда редкие ночные огни города совсем потерялись из виду, Фернандес поднялся, разминая затекшие ноги,он притворялся спящим на плече у Лиханова.
Я всегда курю в это время, привычка, прошу простить,громким шепотом извинился перед Лихановым, и тот тоже встал, чтобы дать ему дорогу. Дорн полусонно пробормотал:
Я с удовольствием составлю вам компанию, мсье,для своих попутчиков они не были знакомы между собой.
Тогда и я,вздохнул нехотя Лиханов.
Вышли в тамбур все вместе. Дорн предусмотрительно оставил на лавке пиджак.
В тамбуре прохладно, мсье,остановил его Фернандес.
«Да, действительно,подумал Дорн.Я рассчитал неверно, оставляя пиджак в надежде, что нас здесь никто не хватится хотя бы до утра. Раз брошен пиджак, его владелец рядом. Фернандесу сейчас эта предосторожность кажется лишней. Дезертиров ищут, когда в руках у капрала оказываются лишние приписные свидетельства»,и накинул пиджак на плечи.
Ждем первого семафора,сказал Фернандес,дверь открывается, я уже проверял!
Потекли минутыдлинные и тяжелые. Лиханов просматривал коридорлишь бы капралу не пришло в голову посетить клозет или тоже перекурить. Наконец они почувствовали, как снижается скорость, впереди разъезд, он указан на карте, значит, там есть и семафор.
Чтобы не попасть под колеса, Лиханов, нужно прыгать, как в воду с вышки, но боком, не то сломаете голову. Подождем еще, когда он пойдет помедленнее.
Но поезд вдруг остановился. Фернандес рванул на себя чугунную скобу, дверь распахнулась, свет семафора перекрыли на секунду три тени, еще через минуту вспыхнул зеленый сигнал. Дорн, Лиханов и Фернандес что было сил бежали к лесу. Пузырем раздувалась за спиной Лиханова его незастегнутая парусиновая куртка.
XXI
После встречи с Коленчуком стало ясноРоберта подставили. И именно те силы, что подставили Роберта, умышленно теперь уводят его, Фрица Доста, с верного пути. Почему венгерский немец Ракоши из Ужгорода уклонился дать рекомендательное письмо Коленчуку? Почему напыщенный поп Волошин даже не пожелал познакомиться с приехавшим из Берлина бароном Крюндером? От людей полковника де ля Рокка тоже было немного проку. Они даже не сумели перехватить этот проклятый фургон «Хлеб из Нанта», разбежались, стоило появиться полицейской машине. Даже Коленчука не смогли найти. Даже письмо от неизвестного доброжелателяи оно куда-то исчезло! Верно, тут замешан абвер. Коленчука абвер завербовал еще в тридцатом году, у оуновцев в Закарпатье полно агентов Канариса в инструкторах, а уж полковник де ля Роккчто о нем скажешь, совершенно свой человек
«Гизевиус с Канарисом вроде ладят,размышлял Дост, прикидывая, как ему теперь выгоднее поступить,поэтому жаловаться на происки абвера мне пока не стоит. Да и прямых улик нет. Гизевиус еще и спросите меня, почему не справился, как смел упустить Дорна. Так что нечего время терять. В письмишке было сказано, что Роберту устраивают очную ставку с Дворником. Дворника ни в Париже, ни в Лондоне нет,уточнить эти обстоятельства Фриц поторопился, едва получил письмо, вот и потерял его, видно, в суматохе.Значит, Роберта повезли в Прагу. Так это или нет, прояснить невозможно. Коленчук, видимо, тоже уехал из Парижа. И конечно, тоже в Прагу. Вот и мне нужно в Прагу. Но прежде следует заехать в Червоный Градек, да поскорееуж там, в штабе Генлейна, ясвой человек. Генлейн и Краух мне помогут обязательно. Дадут людей, и как только Дорн появится у Дворника»
В Червоном Градеке, родовом замке князей Гогенлоэ, Дост узнал, что принц Макс-Эгон с принцессой Марией отбыли в Люксембург. Тем лучше Значит, Конрад Генлейн здесь сейчас полный хозяин. Он и держаться стал соответственно. Еще недавно это был мечущийся между Лондоном и Берлином подобострастный приживал, раболепно заглядывающий в глаза последнему инструктору из рейха. Сейчас Генлейн принимал Доста, подчеркивая свою значимость каждым словом и движением. Отрывистая речь сменилась вдруг вальяжной манерой тянуть слова, покровительственно интонировать, поглядывая на собеседника хладнокровно и барственно.
Все правильно, впрочем. Пара днейи Генлейнпремьер. Неважно, что премьер государства-карлика, государства-марионетки. Все равно«ваше превосходительство».
На Доста опять накатила злоба. Какой-то судетский немец, удачно вписавшийся в ситуацию, станет значимой фигурой. А он, Фриц Дост, столько отдавший движению, никак не получит следующий чин! Что уж говорить о бедняге Роберте! А все вот эти, эта грязь, всплывшая на гребне их борьбы, топит и его самого, и Роберта, чтобы занять их законные места!
Дело в том, дорогой барон, что обстоятельства вынуждают повременить. Три-четыре дня Не волнуйтесь, я дам вам людей, мы поможем герру Дорну. Клянусь вам честью. Все кончится хорошо. Нужно только подождать.
О чем мы говорим!опять всколыхнулись подозрения Доста, что все тут повязаны одной веревочкой, все крутят-вертят, выслуживаясь перед абвером в его темных делишках, вот и этот норовит подставить ножку.Вы отказываете мне в помощи, в то время как операция по спасению Дорна поручена мне штабом связи?жестко в лоб спросил Дост.
Ну что вы Я лишь призываю вас подождать. Пока не поставлены точки над i, мы рискуем. Вы ведь хотите ехать не в Карлови Варив Прагу! Там я пока не хозяин Пока
За эти три-четыре дняДост хрустнул пальцами, сжал кулаки.Я не могу ждать. Мне нужны надежные документы, чтобы чехи меня впустили в Прагу, надежные люди, способные выдержать схватку с полицией, и Тюммель.
Документы будут,кивнул Генлейн,но Тюммель Извините, вашим резидентом я не руковожу. А зачем он вам нужен?
Мне необходимо встретиться в Праге с профессором Карлова университета Дворником, более того, установить за этим человеком постоянное наблюдение.
Зачем он вам?непонимающе скривил губы Генлейн.Я встречался с ним в Лондоне. Он вне хода событий И кстати, разве вы не знаете, что из Берлина сегодня должен приехать лейтенант абвера, который давно ведет профессора? Я понял из шифрограммы, вас предупреждали. Он вполне заменит Тюммеля в ваших заботах.
Дост чертыхнулся. Опять абвер перебегает дорогу! И пошел спать в покои дедушки принца Мапля.
XXII
Невысокий коренастый человек в коричневом реглане прохаживался вокруг центральной клумбы скверика, что примыкает к Парижской улице. Вьющиеся темные волосы трепал ветер, и человек то и дело приглаживал шевелюру. Изредка он бросал взгляд на здание синагоги, что возвышалось напротив, и думал, не зря многие проживающие в Праге евреи спешат под любым предлогом покинуть странуеще один симптом, что президент Бенеш не выдерживает нажима западных стран. Евреи обычно хорошо осведомленылобби работает не хуже отделов Генерального штаба. Рядом упал каштан, человек поднял его, повертел в пальцах, не спеша почистил и сунул в карман. Снова начал шагать вокруг клумбы, покрытой пестрым ковром турецких георгинов. Невольно подумал, что в сквере почти не видно молодежимобилизация. С сочувствием посмотрел на молодых женщин с коляскамилица встревоженные.
Все ждут войну. В народе упорно говорят, что война начнется в назначенные Гитлером днискорее всего, 29-го числа. Человек в коричневом реглане подумал, что объявленная мобилизация, конечно, успокоила людей. И слава богу. Неизвестно, во что бы вылилось людское возмущение пять дней назад, 22 сентября, когда у стен Града стояла толпа возмущенных людей, скандируя: «Позор!», «Измена!» Массивные чугунные ворота Градчан тряслись тогда под напором толпы, как деревенский частокол. Полиция ничего не могла сделать. Мобилизация стала тем открытым клапаном, сквозь который выпускают пар из перегретого котла. Но мобилизация и поставила мир на грань новой войны.
Что сегодня скажет Ворал? Воралне настоящее имя человека, которого ждал брюнет в коричневом реглане. Он это знал, но был вынужден во всем остальном верить ему, потому что сведения, которые Ворал продавал по твердой таксе в 10 тысяч крон, всегда оказывались точными и своевременными, даже тогда, когда сильно смахивали на шоковую дезинформацию.
Почему Ворал запаздывает? Уж не связана ли его задержка с чрезвычайным положением? Вдруг ему не удалось проехать в Прагу или вообщевдруг он арестован? Впрочем, нетуж об этом брюнет знал бы одним из первых.
За столиком открытого кафе в глубине сквера, у стены старинного дома в стиле ампир, сидели три старушки и обреченно двигали спицами. Брюнет занял столик неподалеку от них.
Кофе по-венски,сказал официанту.
Тот смущенно улыбнулся:
Мы больше не готовим кофе по-венски и изъяли из меню сосиски по-гамбургски. Кофе по-варшавски теперь называется просто кофе с молоком. Что пан прикажет?
Кофе с молоком и кремовое пирожное, пожалуйста.
Выпил кофе, съел пирожное, расплатился, а Ворал все не шел. И человек в коричневом реглане снова принялся описывать круги вокруг цветочной клумбы. Только через пятьдесят минут от назначенного времени, когда он уже собрался уходить, появился Ворал. Ни тени озабоченности в лице, улыбается. «Хороший кадр сделает Густав,подумал человек в реглане,Ворал как раз стоит лицом к синагоге».
День добрый, пан Ворал,первым шагнул навстречу.
День добрый, пан Франтишек,ответил Ворал, высокий широкоплечий блондин с таким бесцветным лицом, что всякий раз, встречаясь с ним, брюнет испытывал желание взять краски и исправить просчет природы.
Вы слышали, совсем плох Карел Чапек, жаль
Я мало интересуюсь литературой, но действительно жаль. Присядем?
Пройдемся.
Они пошли рядом, без видимого интереса поддерживая какой-то необязательный разговор,так, во всяком случае, могло показаться со стороны. Брюнет в реглане свернул в аллею, хорошо просматриваемую из окон синагоги, но его спутник не обратил на это никакого внимания.
Мужчины обменивались редкими репликами, за которыми следовали длинные паузы. Пожалуй, так при случайной встрече могут разговаривать некогда знакомые, но давно не встречавшиеся люди: сказать можно много, но время притупило взаимный интерес.